Казалось, катастрофа неминуема, времени для маневра у шхуны уже не было. Как раз в это время подул очень сильный ветер, и на моих глазах шхуна в тот момент, когда кит ушел в очередной раз под воду, поднялась в воздух и пролетела над чудовищем, приводнившись с другой стороны. Кит, казалось, не заметил этого и упорно мчался вперед к ему одному известной цели.
Что дальше произошло, мне не удалось узнать, так как я внезапно снова попал в туман и ощутил себя сидящим на скамейке. Очевидно, сказались треволнения последних дней, и я, еще полностью не отошедший от них, не смог удержаться в этом пространстве. Не хватило энергии, но и того, что я увидел, было достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы. Тем не менее все должно закончиться нормально, за исключением каких-то мелких препятствий или происшествий, которые будут не в состоянии помешать мне осуществить задуманное.
Проходя мимо гостиной в свою комнату, я заглянул туда с тем, чтобы еще раз напомнить Чарльзу о завтрашнем дне, но увидев его в образе джентльмена, сыпавшего комплименты графине, не решился сделать это. А графиня, вся раскрасневшаяся, томно внимала его словам и смотрела на него с вожделением. Это придавало ему силы и означало негласное разрешение на более близкое общение, что он и делал, периодически вскакивая и целуя ручки графине.
«Не буду мешать», − подумал я и тихонько закрыл дверь, намереваясь отправиться в свою комнату и хорошенько выспаться. Глянув на брегет, я понял, что это естественное желание придется оставить на потом. На часах было уже начало десятого.
Взяв у управляющего ключ от башни, я открыл заскрипевшие двери и, тщательно закрыв их за собою, поднялся по винтовой крутой лестнице наверх. На смотровой площадке я открыл окно и выглянул наружу, чтобы убедиться в отсутствии каких-либо неожиданностей. Но все было спокойно, волны тихо плескались внизу, словно переговариваясь друг с другом, а над ними на иссиня-черноватом небе поблескивали яркие звезды, изредка поглядывающие на свое отражение в морской воде. В природе чувствовалась какая-то умиротворенность и нега. Но мне нельзя было поддаваться этому очарованию: стрелка часов − на цифре десять.
Я повернулся в сторону моря, чуть приподнял голову и, сжав виски своими руками, начал ментальный сеанс обмена паролями. Мои мысли уходили в пространство и искали контактера на пути следования. Не зная точно координат крейсера, я менял направление мыслепотока до тех пор, пока не начало покалывать в голове и не появилось ощущение, что кто-то чужой пытается войти туда. Проверив пароли, я узнал мыслепочерк моего контактера.
Оказалось, что они поменяли дислокацию по каким-то причинам и стали на якорь южнее Алупки. Завтра ночью намечено отплытие эскадры по команде из адмиралтейства, и поэтому он очень рад, что у нас все в порядке, и готов эвакуировать нас с девяти до десяти вечера. Учитывая, что нас немного, мы будем вывезены на мотоботе, который подойдет к причалу около девяти часов. Желательно, чтобы мы были уже готовы: пока погрузим вещи, доплывем до крейсера, как раз будет десять часов.
В заключение он сообщил, что по прибытии на корабль он приглашает меня и Чарльза Гарольда в кают-компанию на рюмку настоящего шотландского виски. Я поблагодарил его за четкую работу и приглашение и сообщил, что доведу это до сведения Чарльза.
Окончив сеанс, я немного постоял, приходя в себя от напряжения. Дело в том, что чем дальше расстояние до нужного вам объекта, тем больше приходится тратить энргии на переговоры. Сложность заключается в том, что по пути наших мыслей возникает всегда очень много препятствий. Если это в населенном пункте, то препятствием являются мысли других людей, общающихся между собой, думающих, страдающих. Все это создает такой мысленный туман, который обволакивает всех. Я уже не говорю об энергетических вампирах, которые так и выжидают, где бы чем поживиться, и иногда перехватывают нашу почту. Но принять ее еще можно, а прочесть − нет. Нужна специальная программа, которая закладывается в каждого из нас. Ну а если где-то по пути идут словесные баталии, то там появляются энергетические воронки, и при прохождении ментограмм они просто засасываются безвозвратно туда. Короче говоря, препятствий много, и поэтому приходится напрягаться очень сильно, когда хочешь качественно доставить сообщение по адресу. Хорошо, что здесь у меня чистый морской воздух, и мне не пришлось очень сильно напрягаться, но все равно голова очень болела.
Выждав еще минут пять, я потихоньку спустился с лестницы, закрыл башню на ключ и отправился в свою комнату в надежде, что в этот раз мне никто не помешает выспаться. Но, как понимаете, «Надежда юношей питает…».
Только я намеревался принять горизонтальное положение, как раздался стук в дверь. Ничему не удивляясь, я снова быстро оделся и, взведя курок револьвера, резко открыл дверь. За дверью, не устояв на ногах, на меня сразу свалился сэр Гарольд собственной персоной. Хорошо, что реакция у меня доведена до автоматизма и я не угасил его из своего нагана, моментально вникнув в ситуацию. Он был хорошо под шафе. В одной руке держал бутылку шампанского, в другой − два фужера из богемского стекла.
– Мой дорогой друг, − сразу заявил он, ввалившись ко мне в комнату. − Не изволите ли поддержать компанию пожилому ловеласу?
– Да полноте вам, − ответил я, незаметно пряча револьвер. − Какой же вы пожилой? Были бы пожилым, так дамы на вас не цеплялись бы.
– Вы так думаете? − ответил он, пялясь на себя в зеркало. − Я вот, что хотел спросить у вас, − и он начал откупоривать бутылку, поставив фужеры на столик для игры в карты.
Бутылка долго не открывалась и, когда наконец это произошло, раздался выстрел, и пробка, вылетев из бутылки и стукнувшись в стенку, закрутилась на полу. Шампанское пенной струей ударило вверх и оттуда, не достигнув потолка, вернулось шипящим потоком на его костюм и мои сапоги. Ничуть не смутившись содеянным, он разлил оставшееся в бутылке по фужерам и, взяв один в руку, второй пододвинул мне.
– Если я скажу в Англии, что я у графа Воронцова купался в шампанском, мне никто не поверит. Так пускай этот костюм будет моим доказательством, – и он поднял фужер. − Мой дорогой друг, позвольте вас так называть, я хотел бы поднять этот бокал прекрасного шампанского за вас, за вашу храбрость, доблесть, ваше умение всегда найти приемлемое решение возникающей проблемы. Мне очень приятно, что случай познакомил нас, и я был приятно удивлен, что еще имеются такие молодые люди. Короче говоря, за вас, – и он залпом выпил шампанское.
Затем поставил фужер на столик и уселся в стоящее рядом кресло.
– Как вы думаете, молодой человек, вам бы не хотелось продолжить службу в армии Его Величества, учитывая ту ситуацию которая сложилась в вашей стране? Нам такие люди нужны. Я сразу определил, что вы по воспитанию и поведению истинный джентльмен. Вы проповедуете те же идеалы, что и мы, так почему бы нам не играть в одной команде?
«О, − подумал я, − начинается…». А сам ему ответил:
–Мы и так уже играем в одной команде, да и простите, сэр, ваша должность, насколько я знаю, не предполагает раздавать такие предложения.
– Как знать, как знать, − и он хитро улыбнулся. − Но все это в будущем, а сейчас я хотел вас спросить, как джентльмен джентльмена, может ли такой старый рыдван как я, понравиться графине? Чудесная женщина и собирается жить в Англии. И я, признаюсь честно, уже давно не связан брачными узами. И вот вроде бы появляется шанс изменить эту ситуацию, если я, конечно, завоюю ее сердце.
– Я вам честно скажу: такой джентльмен, как вы, не может не нравиться дамам. Они очень четко различают кто есть кто. И по тому впечатлению, которое, как я видел, вы произвели на нее, у вас впереди открывается много перспектив. Так что, все зависит от вас.
– Правда, вы так считаете? − и он обрадовался, как мальчик. − Вы извините меня за вторжение, − и он, откланявшись, быстро побежал в свою комнату.
Закрыв за ним дверь, я без лишних слов рухнул на постель и улетел сразу в поднебесье.
Утром просыпаться не хотелось. Но слуга по английским традициям настойчиво приглашал на завтрак. Учитывая присутствие сэра Гарольда, пришлось подчиниться. Мы мило поболтали за столом о чудесной погоде, о предстоящей поездке и разошлись каждый по своим интересам. Он пошел совершать утренний променад с графиней, а я пошел к своей команде, чтобы подготовить ее к нашим дальнейшим действиям.
Ребята уже позавтракали и бездельничали под ярким и теплым крымским солнцем. Мы вышли в парк и, прогуливаясь по нему, говорили и прикидывали наши будущие действия. Я сообщил им, что вечером состоится эвакуация и я уезжаю в Англию. Сколько я там пробуду − неизвестно, но постараюсь как можно скорее решить все вопросы и вернуться сюда. Им, чтобы не вызывать лишнего любопытства, предстоит сегодня побездельничать, помочь с отъездом, а завтра самостоятельно отправиться в Петроград, где они должны будут контролировать ситуацию вокруг царской семьи и готовиться к возможным действиям по их переезду в Англию или любую другую страну. Лишний раз не высовываться, вести себя тихо и постараться завести знакомых и друзей во всех властных структурах, как Временного правительства, так и Советов и вообще, где можно. Денег на контакты не жалеть, потому что сегодня не знаешь, что тебе может пригодиться в будущем. Накапливать любые данные, которые нам могут быть на пользу, снять несколько квартир для всяких нужд в разных концах города. И самое главное, что происходит в Царском Селе! Фиксировать письменно все события. Ребята поняли все без лишних слов и не задали ни одного вопроса. В заключение я дал им номер счета в банке и пароль, а также адрес квартиры, где лежали наличные средства на всякий экстренный случай.
Отпустив их, я посмотрел на часы: было уже начало двенадцатого. Я решил пропустить обязательный чай, который подавался здесь в двенадцать часов по английской традиции, а просто посидеть в тишине и отдохнуть внутренне. Это очень сложная задача. Даже если мы расслабляемся физически, то наше внутреннее сотояние привести в соответствие с физическим бывает тяжело. Обязательно нас постоянно точит какой-то червь сомнения, какая-то мысль, которая не дает нам покоя. Бывает, ее порой трудно уловить, и мы, тщетно напрягая лоб и свое внутреннее состояние, пытаемся разобраться, чего же мы хотим, чего же мы не спим. Порой бывает, что вот − все нашел, сбалансировал, выяснил и теперь можно расслабиться, но нет! Через некоторое время к нам внезапно приходит что-то новое, которое пугает нас или требует разрешения. Поэтому внутреннее расслабление − это целая наука. Необходимо правильно расположить себя по отношению к окружению, где вы хотите это сделать. Надо расслабить не только организм, но и мысли, замедлить их бурное течение, сделать так, чтобы они мягко омывали ваше внутреннее сознание, убаюкивая и укачивая, словно на лодке, плавно колышущейся в воде, увитой гирляндой цветов с неземным ароматом. Это просто один из образов, который можно себе представить. А их в принципе большое количество. Здесь главное − поймать гармонию, гармонию не только души и тела, но гармонию Вселенной, которая вечно призывает нас быть с ней в единстве, а мы все пытаемся сопротивляться и придумываем всякие гадости, которые, наоборот, отдаляют нас от этого.
Как бы то ни было мне надо было сбалансировать свое внутреннее состояние. И я занялся этой проблемой, присев на скамейку возле сказочно красивого пруда, где плавала пара белых лебедей. Именно глядя на них, я через белый цвет, как символ чистоты, сумел найти подход к себе и внутренне уединиться, выбросив оттуда всю негативную энергию, которая скопилась во мне в результате действий извне, да что греха таить − и своих действий, и мыслей тоже. Мне это удалось, и когда я, собравшись, единым вздохом выбросил все наружу, то лебеди испуганно бросились прочь от меня, клекоча возмущенно что-то на своем языке. Проведя эту процедуру, я почувствовал облегчение. И мир как бы изменился вокруг, стал добрее, и солнышко стало светить ярче, и воздух стал чище. Естественно, такое самолечение несет положительный эффект, что не раз я испытал на себе. Со стороны, если наблюдать за мной, можно было увидеть, что я сидел молча в течение около часа, как бы наслаждаясь окружающей природой. Единственное, что выдавало, что я сидел не просто так − это вращение зрачков и мимика лица, которые реагировали на мое внутреннее состояние. Встав со скамейки, я извинился перед лебедями, которые накручивали круги подальше от меня, и направился во дворец.
В два часа подали обед, состоявший из десяти блюд. Больше всего мне понравился луковый суп и отличная отбивная, приправленная зеленью с жареной картошкой. Все были в сборе и мило болтали, запивая мясные деликатесы великолепным крымским вином. Гарольд все так же был без ума от графини и рассказывал с юмором о тех приключениях, которые ему недавно пришлось пережить. Естественно, это все приукрашивалось, отдельные детали ретушировались, и на свет появлялась совешенно новая версия происходивших событий. Графиня охала и ахала, махая платочком в интересных местах, порой закрывая от ужаса глаза. Я сидел и подыгрывал Гарольду, помогая ему произвести достойное впечатление на даму. Судя по поведению графини, это нам удавалось. Допив бокал вина после третьей перемены блюд, я извинился и, поцеловав графине ручку, вышел из гостиной. Обед занял два часа. Время близилось к вечеру, а мне нужно было собрать свои вещи. Их было не очень много, и я быстро справился с этой задачей.
Особых дел больше не наблюдалось и я пошел к управляющему с тем, чтобы оговорить дальнейшие наши действия по отъезду. Он только что отобедал в своем кабинете и сидел, попивая белое терпкое вино с виноградников имения. Предложив мне сесть, он налил полный фужер и, подняв свой на уровень глаз, произнес:
– Люблю это вино, в нем такой букет и непревзойденный аромат. Этот сорт винограда граф в свое время привез из Италии. Трудно он приживался здесь. Долго не могли подобрать технологию, но когда приноровились, то дело пошло на лад. Используем его для внутреннего потребления, хотя желающих среди гурманов из высшего света − хоть отбавляй. Когда приезжают в гости, то требуют это вино. А оказалось все просто, надо было дать винограду чуть повянуть на солнце, и тогда он дает отличное вино. Но то, что вы пьете, отличается от того, которое мы подаем гостям. Этого делается еще меньше, потому, что технология его приготовления очень необычная. Когда мы собираем этот виноград, то не сразу его давим, а пару дней держим в холодном подвале, чтобы законсервировать то, что дало ему солнце. Ну а затем выносим во двор, высыпаем в дубовые кадки, и девушки, я подчеркиваю, девушки, а не женщины и не пресс, давят его три дня подряд, ну а потом обычные процедуры. И оказывается, недаром говорят, что иное вино очень сильно бьет в голову, почти как молодая девушка. Вот то, что вы сейчас пьете, выдержано пять лет, есть и более старые, но мы их держим для особых случаев, так что не обессудьте.
Заинтригованный, я взял бокал, повертел в нем вино и понюхал. Букет был необычен. Затем я сделал пару маленьких глотков, наблюдая, как вино постепенно входит в меня. Вкус был изумительный, и описать его довольно сложно. Но главное то, что это вино давало тебе сразу те живительные силы, которые так необходимы нашему организму. Недаром с древности хорошее вино считалось лекарством, и древние греки и римляне всегда его имели при себе. Если человек уставал или у него снижался тонус, то только вино, в разумных пределах, ставило его на ноги.
– Да, − сказал я, продолжая смаковать вино, − вы меня приятно удивили. Чувствуется, как оно сразу поднимает тонус, вот так бы в этой сырой Англии сидеть возле камина и попивать такое вино, прелесть!
– Я вам презентую несколько бутылок и вдобавок еще нашу особую водку. Тут у нас в Крыму каждый помещик имеет свой рецепт приготовления этого традиционного напитка. Так вот, наш рецепт будет почище шотландского виски и смирновской водки. Вы потом меня вспомните.
И он громко позвал слугу, который отвечал за винные подвалы. Отдав ему распоряжение доставить в мою комнату эти презенты, он вернулся к разговору.
– Изменений никаких нет в вашем расписании?
– Нет, все как запланировали.
– Графиня уже почти готова, остались кое-какие детали, ну вы знаете, как всякая женщина, она по двадцать раз перебирает то, что ей надо взять, а что оставить, а потом вспоминает, что она забыла что-то, и начинает перебирать опять. Но это все мелочи. И как мы определились, мы будем готовы к девяти часам.
– Я знал, что вы человек слова и на вас можно будет положиться, − отвесил я ему комплимент.
И это было действительно так. Мы мило поболтали с ним пару часов, и я отправился готовиться к отъезду.
Нас ждет туманный Альбион
В назначенное время все отъезжающие собрались на пирсе. Чарльз Гарольд попыхивал трубкой, графиня уютно устроилась в плетеном кресле, кутаясь в шерстяную шаль оринбургской работы, и я, вглядывающийся вдаль, ища признаки приближения обещанной нам лодки. Но пока все было тихо. На море поднялся легкий бриз, заметно увеличились волны, которые стали более беспорядочно биться о причал. Контрольное время было на исходе.
Неужели что-то опять случилось? Эта мысль все настойчивее стала посещать меня. Наконец, где-то без двадцати минут десять со стороны моря послышался легкий гул, который затем перешел в характерное тарахтение бензинового мотора, и без пяти десять уже знакомый нам катер причалил к пирсу. Матрос, ловко соскочив с него, примайновал к причалу и перебросил на него трап, по которому сошел мичман и, представившись, извинился за опоздание и пригласил нас на борт. Первой взошла графиня, поддерживаемая матросами, затем погрузился со своими вещами Гарольд и, наконец, дошла очередь до меня. Попрощавшись с управляющим и обнявшись с ребятами, я взошел на борт мотобота, и он, сделав разворот, направился в открытое море.
Нас разместили в каюте, где мы просидели около часа. Наконец двигатель мотобота замолк, и он остановился, покачиваясь на все увеличивающихся волнах. Нас пригласили на выход. Для графини спустили лебедку, на которой была приделана скамейка, бережно усадили туда ее и подняли на палубу. Нам же с Гарольдом пришлось добираться туда по плетеному веревочному трапу, спущенному сверху по борту корабля. Затем подняли мотобот. На палубе нам представился командир корабля и его помощник. Они пожелали нам приятной поездки и после небольшого отдыха пригласили нас с Гарольдом в кают-компанию. По морской традиции, женщин туда не пускают, поэтому извинившись перед графиней, он предложил отужинать ей в своей каюте.
Вообще необходимо отметить, что все моряки независимо от национальности очень настороженно относятся к женщине на корабле, тем более здесь, учитывая английские традиции.
Затем при помощи стюарда нас разместили по каютам. Мне попалась довольно миленькая и уютная, несмотря на габариты. Здесь кроме откидывающейся кровати был приставной столик и умывальник, то есть все, что необходимо. Не упел я распаковать свои вещи, как на корабле пробили склянки, затем заиграла боцманская дудка, перебиваемая топотом башмаков, и минут через десять корабль, вздрогнув, потихоньку двинулся вперед. Начался новый этап путешествия навстречу поставленной передо мною цели.
Где-то через час в каюту постучали. Это был стюард, пришедший сопроводить меня в кают-компанию. Открыв дверь и пропустив меня туда, он сразу ретировался, а я остался стоять в небольшом помещении, где за круглым столом сидели офицеры корабля и Чарльз Гарольд. Увидев меня, капитан корабля встал, подошел ко мне и, дружески приобняв за плечи, произнес:
– Господа офицеры, разрешите представить вам поручика Потемкина, который, скажем так, выполняет деликатную миссию на нашем корабле, а мы указом Его Королевского Величества призваны содействовать ему в этом. Я надеюсь, что больше рассказывать не надо, сэр Гарольд уже дал исчерпывающую характеристику этому молодому дарованию. Так что прошу любить и жаловать, − и он указал мне на свободное место, рядом со старшим помощником.
Подождав пока я размещусь и передо мной поставят прибор, капитан привстал и заявил:
– А теперь, господин поручик, разрешите мне представить вам офицеров корабля «Кардифф», − и стал называть их по званию.
Каждый офицер вставал и молча наклонял голову, глядя на меня. Я был приятно удивлен элитным офицерским составом этого корабля. Здесь были и сэры, и лорды, и даже пэры, прямые потомки знаменитой английской аристократии, которые решили посвятить свою жизнь королевскому флоту. Когда представление закончилось, капитан подал знак и стюарды разнесли присутствующим толстые стаканы, на четверть заполненные виски. Капитан встал:
– Я предлагаю выпить за присутствующего здесь со стороны наших союзников молодого офицера знатного рода, который доказал верность идеалам чести, дружбы и взаимопомощи не на словах, но и на деле.
И с этими словами он отпил из стакана глоток виски. Остальные последовали его примеру. Я тоже пригубил и убедился, что виски был отменного качества. Это послужило сигналом к тому, что стюарды начали накладывать в тарелки присутствующим закуску.
Второй тост по старшинству произнес старший помощник капитана, который предложил выпить за победу над общим врагом. Это не встретило возражений, и стаканы достаточно заметно опустели. Перед третьим тостом, который был предоставлен сэру Гарольду, стюарты быстренько долили стаканы. Он также прошелся по некоторым чертам моего характера и высказал уверенность, что моя миссия закончится успехом на благо наших двух стран.
Затем очередь дошла до всех желающих высказаться. К счастью таких много не оказалось, и постепенно все перешли к дружеской беседе, запивая свои разговоры крепким виски. Это дружеское застолье продолжалось часа два. За это время я успел перезнакомиться почти со всеми и получить кучу приглашений на ужин или обед, или посетить родовой замок по приезде в Англию.
Наконец капитан встал, что послужило командой к окончанию ужина. Все встали и, пожелав друг другу спокойной ночи, удалились из кают-компании. Чарльз вышел вместе с капитаном, а я, пожав руки присутствовавшим, отправился в свою каюту, перед этим спустившись в трюм и в присутствии дежурного офицера проверив пломбы на грузе. Вроде все было в порядке. Можно было и немного вздремнуть, тем более, что дорога до Англии займет не один день. С этими мыслями я под мерный плеск волн потихоньку заснул.
В Черном море ничего не приключилось, все шло в штатном режиме. Так же спокойно прошли и через канал, поглазев с борта корабля на турецкий берег, и затем вышли на океанский простор. Здесь крейсер прибавил скорость, и корабль, зарываясь своим носом в гуляющие волны, резво пошел вперед.
На палубу лишний раз не хотелось выходить, слишком уж она качалась, а волны своими брызгами пытались достать тебя и как можно быстрее окатить ледяной водой. Так что время мы проводили то в кают-компании, то в гостях друг у друга, то по разрешению капитана на капитанском мостике, наблюдая за игрой волн. А они резвились, как хотели, порой накрывая весь корабль и пропуская его через себя. Иной раз становилось страшновато от этой игры, и внутренности подкатывали к самому горлу, пытаясь порой вырваться наружу.
Графиня совсем занемогла, отказывалась есть, и постоянно делала примочки, которые снимали с нее напряжение. А мы с Гарольдом лечились отменным шотландским виски и порой ромом, который также был отличного качества. Мы с ним сошлись достаточно близко, и он намекнул, что является доверенным лицом очень высоких государственных лиц. Именно такое длительное общение начинает вызывать доверие, когда человеку бывает просто необходимо разрядиться, оторваться от повседневности, что он и делает доверительно, а особенно со стаканом спиртного в руках, порой рассказывая довольно интересные вещи. И как бы вы ни контролировали себя, все равно есть предел и этому. И вы волею или неволею сбалтываете некоторые вещи, о которых было бы лучше молчать.
Я намотал это себе на ус и решил подождать результата. Это было сказано специально или ненароком. Отсюда, соответственно, вытекали и мои действия, ведь самое трудное для человека − это ждать. Надо научиться ждать. Это не каждому дано. Мы порой пытаемся форсировать события, а они, хотим мы этого или не хотим, имеют свой ритм и последовательность. И когда мы вмешиваемся непрофессионально в это действие, то не способствуем улучшению, а наоборот, ухудшаем сложившуюся ситуацию. Так и здесь: я решил подождать, во что это выльется. У меня в Англии было к кому обратиться за помощью и поддержкой на достаточно высоком уровне.
Наконец наступил день, когда капитан объявил, что до Англии осталось дня три хода. Штормовая погода прекратилась, и наш корабль прибавил ходу, плывя в сопровождении трех других кораблей, которые присоединились к нам в районе Севастополя. Мы вышли на палубу полюбоваться закатом, когда огромное багровое солнце начало медленно садиться за горизонтом, как бы окунаясь в океан, чтобы завтра возродиться с другой стороны. Дул свежий морской ветер, соленый на вкус и пытающийся найти щель в твоей одежде, чтобы играя залезть туда и своими холодными руками пощекотать твое тело. Пришлось накинуть шинель и застегнуть ее на все пуговицы. Графиня также смотрела в компании с Гарольдом на закат, кутаясь в меховое манто из шиншиллы. Они вполголоса беседовали о чем-то. Чудесный вечер подходил к концу, и пора было отправляться спать.
Я повернулся в сторону входа, решив оставить парочку наедине, и в одиночестве стал спускаться в каюту, как раздался звук тревоги. Его подхватили боцманские дудки, и через какое-то время десятки матросов выскочили на палубу, занимая там места согласно боевому расписанию. Напуганные этим действием, мои друзья быстренько подбежали ко мне и стали очень ловко спускаться в свои каюты, спрашивая, что могло такое случиться. Я не мог сказать им ничего вразумительного и порекомендовал закрыться в каюте и тихонечко сидеть там. Графиня взвыла и вцепилась в Гарольда, умоляя его не оставлять ее одну в каюте и побыть с ней, пока все не успокоится. Естественно, он не смог отказать даме, и они пошли вниз.
Я же решил выяснить, что происходит, и, приметив офицера, задал ему этот вопрос.
– Видите ли, сэр, замечен перископ немецкой подводной лодки, поэтому объявлена боевая тревога. Эти лодки обычно пасутся возле нашего берега, поджидая транспортные корабли и пуская их на дно. Сейчас нам необходимо засечь ее координаты и не дать атаковать себя.
В этот момент раздался крик матроса, стоявшего по левому борту. Он заметил пенный след, который несся наперерез нашему кораблю. Это была торпеда. Капитан сумел положить корабль в крен, и она буквально в миллиметре проскочила мимо нас. Следом шла вторая торпеда, времени на маневр не было, и тогда капитан отдал приказ открыть по ней огонь. От прямого попадания снаряда она взорвалась метрах в двадцати от корабля, обдав нас каскадом брызг. Ее осколки пробарабанили по броне линкора, но никакого ущерба не нанесли. Третьей торпеды по какой-то причине не было, а впередсмотрящий заметил перископ и сообщил об этом капитану. И хотя лодка попыталась срочно уйти под воду, на нее сразу накинулись корабли сопровождения, которые оказались над ней буквально через пять минут. Они встали друг за другом и начали баранжировать это место, сбрасывая туда глубинные бомбы, которые, взрываясь на дне, выбрасывали наверх кучу ила и грязи. Так продолжалось около часа.
Наконец все затихло, и мы стали ждать результата. Постепенно вода приобрела нормальный цвет, и на ее поверхности появились масляные пятна и какие-то мелкие предметы, бескозырки. Матросы спустили шлюпку, чтобы рассмотреть все это поближе. Когда на палубу подняли все собранные на поверхности воды предметы, то на матросской бескозырке увидели надпись «Бремен». Как мне сказали офицеры, это свидетельствовало о том, что подводная лодка прекратила свое существование. Казалось бы, все завершилось благополучно, но меня долго мучил вопрос: случайно ли из всех кораблей подводная лодка для своей атаки выбрала наш?
Я спустился вниз, чтобы сообщить моим спутникам, что все закончилось благополучно и опасность миновала. Постучавшись, я вошел в каюту и увидел живописную картину: графиня лежала в обмороке на кровати, а Гарольд бегал вокруг нее и ставил примочки. Везде плавал запах нашатырного спирта и лекарств. Я помог Чарльзу привести графиню в порядок, затем налил из стоящей рядом бутылки виски и заставил ее выпить.Она залпом осилила этот напиток и, широко раскрыв глаза, стала кашлять. Когда кашель прошел, на ее щеках стал появляться румянец и она срочно потребовала зеркало. Мы с Гарольдом поняли, что все пошло на лад, и, извинившись оставили ее одну заниматься своим внешним видом.
Вкратце рассказав Гарольду о происшествии, я откланялся и пошел к себе в каюту, чтобы сменить свой гардероб, который промок во время военных действий. Пришлось вместо мундира надевать гимнастерку, а мокрое платье и шинель я, вызвав стюарда и отдав их ему, попросил привести в порядок. Мне не хотелось ни думать, ни анализировать эту череду событий. Я и так понимал, что они на этом не закончатся, будет еще что-то такое, чего я сейчас еще не могу себе представить. Главное для меня на данный момент − доставить груз по назначению. Только сдав его с рук на руки, я могу идти дальше и уже что-то прогнозировать и предпринимать из того арсенала действий, которыми я располагаю. С этими мыслями я завалился спать и, на удивление, сразу уснул.
Остальные дни прошли, как ни странно, спокойно. Графиня оправилась от своего шока и не расставалась с Гарольдом. Они регулярно совершали моционы на палубе, к которым изредка присоединялся и я. Буквально через два дня на горизонте показался материк туманного Альбиона. И правда, туманного, так как стал моросить дождь, и все покрылось какой-то дымкой.
Английские страдания
Часа через четыре наш крейсер пришвартовался к причалу главного порта острова. На землю спустили широкий трап, по которому на корабль взошли представители портовых служб, пограничники, таможенники. Они проверили у нас документы и, осмотрев трюмы корабля и соответствующие документы сопровождения, в том числе личное распоряжение короля, вежливо откланялись и удалились, разрешив нам спуститься вниз.
Гарольда уже ждало авто. Он погрузил туда свои вещи и галантно предложил графине доставить ее на место. Она благосклонно согласилась, и он, подав ей ручку, усадил в авто. Затем подошел ко мне, и мы договорились с ним о встрече завтра в одиннадцать часов в его офисе на Ломбард стрит. Крепко пожав друг другу руки, мы расстались.