Пройдя внутрь третьего вагона, я расположился в углу на деревянной скамейке, стараясь быть не сильно замеченным. Это целая наука. Когда специально прячешься, то, наоборот, становишься заметным, а когда крутишься пред глазами, не слишком назойливо и с внутренней готовностью к взятой на себя роли, то взгляд постороннего человека вроде бы отмечает тебя как данность, но не фиксирует как предмет, представляющий интерес. И если потом, в случае необходимости, приходится что-то восстанавливать в памяти, то она отказывается выдавать детали, а дает какой-то расплывчатый образ, который трудно с чем-то сравнить. Вот был кто-то, да ехал, а какой он − трудно вспомнить.
Это такой своего рода внутренний дар, который отрабатывается годами. И я могу подойти к человеку, достаточно долго беседовать с ним, но потом он все равно не сможет вспомнить, как я выгляжу.
В данном случае это мне было необходимо, так как сидячий вагон постепенно наполнялся людьми. Вот трое рабочих с завода, после смены, вот женщина с детьми расположилась недалеко. Это хороший фактор, так как внимание людей всегда фиксируется на детях, потому что их непосредственное поведение отвлекает от всего остального и его мы воспринимаем каждый по-своему.
Наконец народ заполнил вагон, и пришло время отправления. Ударил станционный колокол, паровоз прокричал «привет» своей трубой и дернул состав. Постепенно набирая скорость, мы помчались к Бахмуту. По пути мы высаживали и набирали пассажиров. И когда мы прибыли в город, их состав претерпел коренное изменение. Теперь большинство в вагоне составляли крестьяне и ремесленники. За все время поездки никаких подозрительных личностей я не зафиксировал.
В Бахмут мы прибыли часам к одиннадцати. До встречи с управляющим у меня оставалось еще достаточно много времени. Я решил пройтись по городу, чтобы изучить обстановку и потолкаться в людных местах с целью сбора слухов о банде. Кроме того, следовало зайти к полицейскому исправнику, чтобы хоть что-то узнать о самом атамане.
На станционной площади активно функционировал небольшой рынок, предлагавший разнообразные изделия из глины. А глины, оказывается, здесь были отменными. Народ покупал в первую очередь товар, который был нужен в повседневной жизни: макитры, кувшины, тарелки, кружки. Все это было сделано качественно и с любовью.
Рядом продавался красный кирпич различных мелких купеческих заводиков. На каждом кирпиче стояло клеймо производителя. И если какой-нибудь из кирпичей, не дай Бог, в ходе кладки вдруг треснул, моментально менялась вся партия с извинениями. Тут же располагались представители страховых компаний, старейшей из них была компания «Саламандра». Если кто-то собирался строить дом, то он страховал его и в фундамент закладывалась чугунная плита с номером страхового полиса, которую трудно было уничтожить, в то время как бумаги имели тенденцию сгорать и потом трудно было восстанавливать документы. Кроме того, здесь торговали всякой снедью, поэтому я решил совместить приятное с полезным.
Подойдя к лотку, торгуещему горячими пирожками с требухой, картошкой, капустой, я взял несколько штук, заказал чашку чая из горячего самовара и, пристроившись, стал прислушиваться и удовлетворять свое чувство голода, которое начинало давать знать о себе деликатным бурчанием в желудке. Из общего базарного шума постепенно стали выделяться нужные мне сведения, которые могли быть полезными в дальнейшем. Один крестьянин другому доверительно сообщал:
– Так вот, я тебе и говорю, кум, вчера налетели на хутор Калиновский, пожгли, забрали все припасы, да еще плетьми отпороли, хорошо, что еще не постреляли. А власти нет, она ничего не может. Вот мужики, говорят, сами стали вооружаться, чтобы, значит, того, от бандитов отбиться. А то житья от них нету. Пьянствуют там в лесу и грабят, вот и все, на что они способны.
А рядом стоящая женщина, выбиравшая себе на кухню глечики, говорила своей товарке:
– А глаз свой поганый эта Маруська ложит на молодых и красивых мужиков. Вон у Катьки из Ивановки забрала мужа и целую неделю не выпускала его. Насилу сбег. Страсти рассказывает, жуть. Будто в банде одни разбойники, воруют девок и забавляются с ними, голыми на лошадях заставляют скакать и танцевать перед ними, когда они пьют и жрут. А Варька, как узнала об этом, так сама побежала к ним. А они ее прогнали, говорят, старая карга, кому ты нужна, а какая она карга − ей и тридцати годков еще нет. Я и спрашиваю ее, а где ж они обитают. Так она мне по секрету поведала, что на Семеновском хуторе, это там, за излучиной реки они находятся, − и посмотрев по сторонам и как бы выдавая страшную тайну, добавила, − а Варька сказала, что еще раз к ним пойдет, и будет ходить, пока не примут. Да ведь и понятно, мужика-то у нее давно нет, − и тяжело вздохнув, как бы сочувствуя своей знакомой, она выбрала два глечика и положила их в свою корзину.
Так по крупицам я узнал достаточно ценную для меня информацию о месте расположения банды, ее составе и нравах, царящих в ней.
Доев оставшийся пирожок, я решил направиться к полицейскому исправнику. Но не хотелось идти к нему в участок, это могло вызвать подозрения. Надо было где-то перехватить его в не очень людном месте. Как раз наступало обеденное время. И наверняка он как служивый человек придерживается четкого расписания приема пищи. Надо воспользоваться этой ситуацией. И я, покончив со своим перекусом, стал потихоньку дрейфовать в центр города.
Пройдя по центральной улице, я миновал гостиницу «Бристоль» и вышел на Малую Харьковскую улицу к двухэтажному зданию Азово-Коммерческого банка. Здесь Свицын должен был получать свой кредит. Осмотрев здание со всех сторон и изучив подходы к нему, я чуть наискосок заметил вывеску полицейского участка. Обеденное время уже заканчивалось, и у меня было два варианта: или исправник не выходил на обед и находится в участке , или он вот-вот должен вернуться с обеда. И в том и в другом случае мне были нужны терпение и выдержка.
У меня в этом плане в свое время были серьезные тренировки. Ставили нас в муравейник голыми ногами с полным стаканом воды на голове. И ты должен был там простоять минимум час, не разлив ни капли, и запомнить наизусть какой-нибудь текст, который в письменном виде размещался перед тобой или определенные предметы и дать им потом соответствующую характеристику. Это было ужасно, так как муравьи полчищами ползали по твоему телу, забираясь во все мыслимые и немыслимые места, непрерывно кусая, взбираясь на твое лицо и норовя попасть в глаза, рот, уши. А ты должен стоять смирно, не шелохнувшись, ибо если ты только начинал двигаться, то вода расплескивалась и все начиналось сначала. Только научившись абстрагироваться от действительности, как бы подниматься над собой, превратив себя в бесчувственное тело, можно было выдержать это испытание. И как ни странно, когда ты научился впадать в такое состояние, муравьи, как бы чувствуя перемену переставали жалить тебя и мирно ползали по всему телу. Такие тренировки проводились не только с муравьями, но и с другими всякими насекомыми и животными, которые в конечном итоге подчинялись тебе.
Но как показала жизнь, самое трудное − это приручить эмансипированную женщину. Тут все наработки оказывались бессильными, и в дело вступал индивидуальный опыт.
Я решил подождать исправника в расположенном поблизости с банком скверике. Купив газету у мальчишки-разносчика, я уютно пристроился на скамейке и стал читать бахмутские новости, периодически поглядывая в сторону полицейского участка. Минут через тридцать на противоположной от меня улице нарисовался белый мундир полицейского исправника. Был он достаточно упитанным, невысокого роста и шел вперевалку, держа руку на эфесе шашки, которая болталась сбоку. Дойдя примерно до уровня банка, он неожиданно, словно вспомнив что-то, резко развернулся и направился в здание.
Я понял, что как раз наступил мой момент. Быстро вскочив со скамейки, я словно куда-то спеша, бросился ему навстречу. В это время он замедлил ход, приостановился и, сняв свою форменную фуражку, начал платком вытирать вспотевший от быстрой ходьбы внутренний ободок. Я, проходя мимо него, словно споткнувшись, выбил его фуражку из рук, которая покатилась в сторону. От неожиданности он оторопел. Не давая ему опомниться, я подхватил фуражку и с тысячами извинений протянул ему ее. Он закрыл рот, видимо придя в себя от неожиданности, взял фуражку и, отряхивая ее, с укоризной произнес:
– Надо бы поосторожнее, молодой человек, а то ведь так ненароком и зашибить можно.
– Простите, господин исправник, замечтался, − и тут я снова привел его в состояние прострации, произнеся пароль доступа.
Дело в том, что по роду службы, связаной с обеспечением безопасности царской семьи, мы периодически имели дело с жандармерией. И она давала нам коды доступа к различным должностным лицам и тайным агентам. Они были разными в зависимости от уровня посвящения. У меня он был высший, и поэтому пароли, которыми я обладал, нацеливали партнеров на беспрекословное подчинение и неукоснительное выполнение моих распоряжений.
Услышав пароль, исправник сначала не понял, о чем идет речь. Очевидно, в его голове прозвучало что-то знакомое, но редко используемое в жизни значение. И он сразу не определил, что это за сочетание слов. Но по мере узнавания этих значений выражение лица его менялось от удивления до понимания значительности событий, которые с ним будут происходить сейчас. Он еще раз машинально протер фуражку и, решительным жестом водрузив ее на голову, спросил:
– Чем могу служить?
– У вас, господин исправник, нет случайно сведений о банде атамана Маруськи и о ней самой?
Лицо его приняло выражение преданного служаки.
– Кое-какие данные есть. Вам как − в письменном виде или на словах?
– Давайте договормся так, господин исправник. Вы, пожалуйста, подготовьте мне это в письменном виде, заверните в газету и через полчаса пусть ваш человек в гражданской одежде оставит эту газету вон на той скамейке, − и я показал на нее рукой, − ну а дальше мои проблемы.
– Слушаюсь, − сказал исправник, и на этом мы расстались.
Со стороны, если кто и заинтересовался этой встречей, казалось, что исправник отчитывает молодого инженера, который ненароком налетел на него на улице. А тот смущенно оправдывается и извиняется перед ним.
Я пошел дальше вниз по улице, а исправник, воровато оглянувшись, засеменил в банк.
Погуляв оговоренное время и посетив несколько встреченных по пути лавок, я приобрел в скобяной небольшой нож, который можно было спрятать в моей одежде, и кусок крепкой бечевки. На обратном пути, проследив за собой и не обнаружив ничего подозрительного, я стал потихоньку подбираться к скамейке. Она была пуста. Однако минут через пять с противоположной стороны улицы показался ничем не примечательный мужчина в скромном костюме, который, подойдя к скамье, огляделся по стронам, сел на нее, вытащил из кармана газету и, быстро просмотрев ее, свернул и оставил на лавочке. Посидев еще минут пять, он поднялся, и не оглядываясь, отправился в ту сторону, откуда пришел.
Выждав минут десять и убедившись в отсутствии какой-либо опасности, я вышел из лавки, из которой наблюдал за обстановкой, подошел к скамейке и забрал лежащую на ней газету. Между газетных разворотов лежали две страницы конторской бумаги, исписанные мелким каллиграфическим письмом.
Пересев в совершенно другую сторону, я продолжил наблюдение за банком, одновременно изучая полученную мною информацию. Она была достаточно обширной. Очевидно, исправник не терял время даром, особенно после того, как банда подожгла его дом.
В досье отмечалось, что атаманша была из семейства потомственных циркачей, гастролировавших по всей стране. По профессии – воздушный гимнаст, так что высоты не боится. Хорошая наездница. Импульсивная, экзальтированная особа со взрывным характером, который достался ей в наследство от отца. Неравнодушна к мужчинам. Властолюбива, любит лесть. Бывает жестока не только к захваченным пленникам, но и к своим подчиненным. Под лозунгом свободы и братства сформировала небольшую банду, костяк которой составили ее коллеги по профессии и к которым позднее примкнули разного рода проходимцы. Главная цель − обогащение. Совершают налеты на села, банки, похищают людей и требуют за них деньги якобы на мировую революцию. Особого учета людей в банде нет. Народ приходит, повоюет и уходит к другим атаманам, с которыми она периодически поддерживает связь, совершая совместные налеты на крупные железнодорожные станции и другие представляющие интерес объекты.
Такое положение дел меня вполне устраивало. Моим людям можно было без особых сложностей просочиться в банду, а там по плану мы должны были объединить наши усилия по организации спасательной операции.
Пока я размышлял и взвешивал все за и против, продолжая наблюдать за банком, я увидел, как к нему подъехал фаэтон со Свицыным и моими ребятами. Они остались на месте, а Свицын зашел в банк. Одновременно с этим я зафиксировал, как на соседней улице остановилась какая то телега и два субъекта неопределенной внешности, словно нехотя, принялись лузгать семечки, зыркая вокруг и в сторону банка. Была в их поведении какая то небрежность, в том числе и в одежде, которая говорила о том , что они явно не относятся к числу добропорядочных граждан. Вполне возможно, у них на телеге под сеном могли лежать и обрезы. Значит, сделал я вывод, информация дошла до адресата. Мои усилия не пропали даром, теперь надо было очень осторожно приступать ко второй, самой сложной части нашего плана.
До встречи оставалось еще два часа, и я решил заранее подойти в условленное место, чтобы меня не зафиксировали наблюдатели. Я двинулся в сторону банка и, проходя мимо ребят, подал им условный знак о том, что за ними идет наблюдение. Они сразу поняли ситуацию, подобрались и приготовились к возможным неожиданностям.
Подойдя к гостинице, я сторговался с дремавшим возле нее извозчиком и поехал в строну трактира, на место нашей встречи. Прибыл я туда за полчаса до назначенного срока. Расплатившись и отпустив извозчика, я прикинул, где остановится наш фаэтон и как я буду пробираться в него, я зашел в трактир.
Народу здесь было не очень много, кто чаевал с удовольствием, втягивая в себя из блюдца горячий чай, кто пил беленькую, закусывая ее луком, ну а кто лакомился ароматно пахнущими варениками. Пройдя в затемненный зал, расположенный за углом от входа, я сел так, чтобы свет освещал не меня, а собеседника, если таковой появится здесь. Подбежавшему половому я заказал две порции вареников, решив перекусить перед дорогой. Пока готовились вареники с сыром, я поглядывал на входную дверь, ожидая моего партнера. Дверь открывалась и закрывалась, впуская и выпуская посетителей, но управляющего пока не было.
Я уже стал переживать и подумывать о том, не решились ли бандиты на нападение среди бела дня, когда в очередной раз дверь открылась и в ее проеме показался Свицын. Задержавшись на секунду, он быстро сорентировался в обстановке и прямиком направился ко мне. Я встал, уступая ему место. Он быстро сел за стол, произнеся впопыхах:
– Все в порядке.
Я в ответ кивнул головой, надел фуражку и подмигнул ему, показывая на стол:
– Приятного аппетита, я не знал, что вы любите вареники с сыром, − и быстро выскочил во двор.
Краем глаза я заметил, как сзади меня половой понес мой заказ в дымящейся глубокой глиняной миске. «Вот и славненько, − подумал я, − в самый раз».
Выскочив во двор, я прыгнул в фаэтон, и мы помчались прочь от трактира на поиски «новых приключений». По дороге ребята рассказали, что Свицын сделал все, как надо, и вынес из банка большой баул, который лежит сейчас у меня под ногами. Наблюдавшие за этим бандиты сразу разделились, и один из них исчез, а второй незаметно пытается сопровождать наш экипаж, держась на почтительном расстоянии.
Наконец мы выехали из города. Темнело, и дураку было понятно, что с такими деньгами ехать вечером было опасно. Но учитывая сложившиеся обстоятельства, мы пытались донести бандитам, что Свицын решил рискнуть и помчался в Юзовку, пренебрегая опасностью. Именно на этом мы и пытались их подловить.
По дороге я предупредил ребят, чтобы они не геройствовали и при малейшей опасности сразу поднимали руки.
Пока было все спокойно. Вскоре мы выехали на пригорок, с которого дорога катилась вниз под балку, а затем круто уходила вверх, вплотную приближаясь к лесу, видневшемуся с правой стороны. В воздухе почувствовалась какая-то настороженность, которая заставила нас всех внутренне собраться. Интуиция подсказывала, что это именно то место, где все может произойти. Так оно и получилось.
Пока мы спускались медленно под уклон, все было спокойно, но когда, разогнав лошадь, мы поднялись наверх и она, пофыркивая, вытащила нас на гору, нас уже поджидали человек десять бандитов на лошадях с винтовками наизготовку. Впереди всей этой одетой во что попало компании на вороной лошади сидела девица и попыхивала сигаретой, играя плетью в руке.
Увидя остановившийся фаэтон, она подъехала к нам поближе и, пыхнув дымом произнесла:
– Добро пожаловать, господа.
Мы все трое медленно подняли руки. Двое бандитов, соскочив со своих лошадей быстренько обыскали нас, забрав у ребят револьверы, взвесили радостно в руке баул с деньгами и, завязав нам глаза, на нашем же фаэтоне повезли в неизвестность. Ехали мы около часа, скорее всего по лесу, по известным только им тропинкам. Сзади на лошадях скакали бандиты. Разговоров между собою они почти не вели. Единственное, хвалили какого-то Степку, который так удачно вычислил нас по подслушанному в одном из трактиров разговору. Теперь они надеялись, что при дележе добычи им попадется по жирному куску.
Фаэтон то кренило в сторону, то подбрасывало на кочках, и мы, связанные веревками, периодически падали друг на друга. Вскоре послышалось ржание лошадей, потянуло запахом костра и жареного мяса. Фаэтон последний раз качнулся на рессорах и остановился. Нас стащили на землю и, поставив на ноги, сорвали повязки с глаз.
Когда глаза мои привыкли к сумрачному освещению, я увидел, что мы находимся в начале большой поляны, которую окружали три деревянных дома и сарай для сена. Посредине поляны горел костер, на котором жарилась свиная туша. Увидев пленников, бандиты, стоявшие возле костра, оставили свое занятие и подошли поближе, чтобы рассмотреть нас. Возница, забрав из фаэтона наш баул, вслед за атаманшей пошел в дом, а нас бандиты подвели к сараю, открыли дверь и впихнули вовнутрь.
От толчка в спину я пролетел вперед, чуть не наступив на лежащих на полу людей. Очутившись у стены сарая, я присел на корточки и, подождав пока глаза привыкнут к темноте, стал изучать обстановку. На полу, притрушенном сеном, сидели прапорщик, жандармский офицер, солидного вида мужик, скорее всего купец, и еще один мужчина в возрасте, по одежде и выражению лица похожий на иностранца. «Очевидно, это тот, кто нам нужен», -подумал я. Необходимо было выяснить, кто же это, и приготовить его к дальнейшим действиям. Ребята тоже притихли и смотрели на меня, ожидая моей команды. Не разведав обстановку, предпринимать ничего было нельзя. Необходима была рекогносцировка на местности и определение способов и путей безопасного отхода и вывода нашего подопечного отсюда. Это можно было определить только завтра. Поэтому я дал команду ребятам снять веревки, что они с ловкостью и сделали.
– Ну что, голубчики, попались, туды вас в качель, − раздался пьяный голос жандармского ротмистра.
Оказывается, он шел с дружеской попойки и случайно попался вечером на глаза бандитов, они и загребли его на всякий случай, вдруг пригодится. Он еще не успел протрезветь и мучился от того, что случилось с ним.
– Прекратите, ротмистр, − просяще выдавил из себя прапорщик, − не злите их.
– А то, что будет? − вызывающе ответил ротмистр.
– Хуже того, что уже есть, ничего не будет.
– Вон купец и счетовод, − и он кивнул в сторону рядом сидевших штатских, − уже второй день здесь −− и ничего. Даже пожрать один раз дали. Валить надо отсюда. Если только вырвусь, я их всех достану, или всех вместе, или по одному.
– А ты заводской, − обратил внимание он на меня, − как попался?
– Да по глупости, хотел пораньше добраться домой!
– Жена штоль молодая, что поперся на ночь глядя? Ведь лихих людей на Руси всегда хватало, а сейчас так особенно их много развелось. Прям не знаешь и куда деться.
– А никуда не денешься. Лихие времена всегда соответствовали лихим делам. Сами видите. А власть всегда была слаба у нас, а теперь тем более. Срам какой-то среди бела дня, в уездном центре… − и купец безнадежно махнул рукою.
– Россия всегда славилась отсутствием порядка. И у нас в Англии были, как вы говорите «дикие времена», но король и парламент приняли закон и стали его выполнять. И теперь каждый понимает, что без закона не может быть никакого порядка, − вступил в разговор англичанин. − Этого разбойника у нас давно бы поймали и повесили, чтоб все видели. Я, конечно, все понимаю, много уже видел, но чтобы женщина − бандит, этого я никак не могу понять, − и он в недоумении развел руками.
Затем они сцепились в словесной дуэли о законе и порядке, которая закончилась тем, что бандит, стоявший на охране сарая, заколотил в дверь и заорал, чтобы прекратили всякие разговоры, не то он будет стрелять и мнгозначительно клацнул затвором винтовки. Все сразу, как по команде, замолчали.
Постепенно за стенами сарая усилился шум, стали слышны пьяные крики, женский визг, заиграла гармошка. Очевидно, бандиты подошли к самому ожидаемому действию в их жизни. Стали поглощать жареную свинину, запивая ее ядреным самогоном. Начавшееся веселье стало набирать обороты. К гармошке присоединился бубен, начались пляски со свистом и матом. Как ни странно, за нами никто не приходил для выяснения ситуации, поэтому я решил, что пришло время и мне вступать в игру.
Я тихонько подошел к англичанину и присел рядом с ним. Он вопросительно посмотрел на меня. Я сделал вид, что просто нашел удобное мне для ночлега место и, глядя в сторону, произнес:
– Мистер Чарльз Гарольд?
От неожиданности он чуть не подскочил и, вопросительно посмотрев на меня, ответил:
– Да, но я не помню, молодой человек, чтобы нас представляли когда-нибудь друг другу.
– Естественно, нет, − ответил я, − да это и не важно сейчас. − Вам привет от одной монаршей особы, о которой вы имеете честь знать и которая сверяет время по брегету с изображением императрицы. Естественно, учитывая ситуацию, я предьявлю вам его позднее.
До него сразу дошел весь смысл нашего разговора. Оглянувшись по сторонам, он сказал:
– Так вы тот самый молодой человек…
– Да тот самый, о котором вы были предупреждены заранее.
– Да, да, так что ж теперь нам делать?
– Учитывая, что мы специально прибыли сюда за вами, я бы настоятельно просил вас делать то, что я буду вам рекомендовать.
– Да, конечно, я все понимаю, но как мы выберемся отсюда?
– Это уже наши проблемы, а ваша задача − не отходить от рекомендаций. Они знают, кто вы такой?
– Конечно. И напали на нас целенапраленно. Кто-то донес им, что мы будем получать зарплату для рабочих. Вот они и решили получить ее всю сразу.
– Что они еще хотят от вас?
– Вроде бы так особо ничего, но думаю, они еще потребуют выкуп за меня.
– Вполне возможно. Их атаман-женщина, палец в рот не клади, свою выгоду не упустит. Ну, как говорят, утро вечера мудренее, поэтому давайте, насколько это возможно, хорошо отдохнем, а завтра уже определим наши дальнейшие действия.
Я жестом подозвал к себе одного из ребят, представил англичанину и поручил охранять его, а сам пошел осматривать сарай. Ведь никогда не знаешь, что может пригодиться. Изучая его и ощупывая стены, в свете изредка пробивающихся сквозь щели бликов костра я в дальнем углу нащупал в венце бревен, опоясывающих сарай, одно, которое шаталось из-за подгнивших стыковочных деревянных шипов. При определенных усилиях его можно было вывернуть, а учитывая, что оно находилось почти на земле, появлялась возможность немного расширить проход и выбраться наружу. Зафиксировав это в своей памяти, я продолжил обход, но ничего более значительного не нашел, кроме пары крупных щелей в крыше сарая. Закончив это занятие, я подложив себе побольше сена, тоже решил отдохнуть перед неизвестностью, которая ожидала нас завтра.
Хоть мы и проснулись очень рано (как-то не спалось в плену), о нас вспомнили где-то в девятом часу утра. Бандиты только начинали отходить от ночной попойки и потихоньку заниматься делами.
Дверь сарая резко распахнулась, и в нее зашел один из сопровождавших нас вчера охранников с маузером в руке. Оглядев нас снисходительно, он, сплюнув на пол и повернувшись ко мне, произнес:
– Ну, ты, заводской, выходи, пойдем погутарим, − и повернулся на выход.
Я последовал за ним. Пока мы подходили к домику, я при дневном свете потихоньку стал изучать поляну, на которой были видны следы вчерашней попойки. Вон на земле валяется бандит в обнимку с полупустой четвертью самогона, а вон стоит тачанка с пулеметом, из которой свесилась рука спящего там человека, слева − чадящий костер с остатками пиршества. Попадавшиеся навстречу бандиты имели опухшие лица и рыскали в поисках самогона, чтобы опохмелиться. Ни часовых, никакой охраны нигде не было видно.
Меня завели в горницу, посередине которой стоял стол, полный всякой еды. За столом сидела сама атаманша, в галифе с подтяжками и в распахнутой бязевой рубашке, сквозь которую просвечивалась ее плотная грудь. В одной руке у нее был стакан с простоквашей, в другой она держала вилку с куском мяса. Рядом сидели ее приближенные, громко чавкая набитыми ртами и хватая руками все, что лежало на столе.
Я подошел и молча встал возле стола. Она залпом выпила простоквашу и с интересом посмотрела на меня, затем перевела взгляд на сидевшего рядом и обгладывающего большую мясную кость бандита. Поймав ее взгляд, он поперхнулся, отбросил кость в сторону и, вытерев жирные руки о свои казацкие штаны с лампасами, встал и подошел ко мне.
– Ну, шо, голубь мой, как так оказалось, шо в бауле нема денег, куды ты их дел?
– Какие деньги, откуда, я ничего о них не знаю, − почти искренне удивился я.
– Ты мне егозу здеся не строй, − заявил он с другого бока, заставив меня повернуться.
– Да я, право, не знаю, о чем вы говорите. Да, действительно, управляющий поехал в банк за кредитом на зарплату, потому что деньги, которые были получены ранее, куда-то делись.
Услышав эти слова, бандиты ехидно ухмыльнулись от удовольствия.
– А я должен был договориться здесь об оборудовании для завода, поэтому приехал сюда заранее. Ну и позже увидел Свицына и учитывая, что все свои вопросы я здесь уже решил, то попросил его взять меня с собой. Но в самый последний момент управляющий передумал: то ли не было денег, то ли проблема с оформлением кредита − и решил остаться в Бахмуте, а я поехал в его фаэтоне в Юзовку. Да вот не доехал, − и я смущенно развел руками. – Так что с ним никаких разговоров о деньгах не было.
– Так я тебе и поверил, − и, развернувшись, он со всей силой он ударил меня в подбородок.
Я предугадывал его действия, и поэтому в момент удара чуть ушел в сторону, чтобы ослабить его, потому что пропустить его мне никак было нельзя. Подыграв ему, я, оттолкнувшись от пола, как бы впечатался в противоположную стенку, осев возле нее. Все засмеялись. Он, довольный произведенным эффектом, подошел ко мне и пнул пару раз сапогом по спине, довольно чувствительно, затем повернулся и посмотрел на свою начальницу.
Я понял, что мне нужно стабилизировать ситуацию, пока она не решила, как поступить со мною дальше, и я, изобразив на лице плаксивое выражение, всхлипывая начал быстро говорить:
– Ну посудите сами, если бы были какие – то деньги, то они были бы со мной, а так вы проверяли и ничего ведь не нашли. Я даже не заглядывал в этот баул, он ведь не мой. У нас не принято копаться в чужих вещах.
Мой истязатель снова повернулся ко мне и занес над моей головой свою пятку, намереваясь ударить меня, однако его остановил резкий окрик атаманши:
– Хватит, а то испортишь его, а он мне еще может пригодиться, − и многозначительно посмотрела на меня. −Давай сюда тех двоих.
Мой охранник рывком поднял меня с пола и пинком отправил на выход, подталкивая сзади маузером. Я, как бы с трудом переставляя ноги, двинулся через поляну к сараю. Здесь стало более оживленно.
Дойдя до середины дороги, я услышал топот копыт и скрип приближающейся телеги. На поляну выскочил всадник, а чуть позже влетела телега, на которой сидело несколько человек. Всадник, соскочив с лошади, побежал в дом атамана, а приехавший народ стал разминать затекшие от сидения ноги. Увидев мое окровавленное лицо и заплетающуюся походку, они, как по команде, повернулись ко мне, и среди этой толпы я узнал своих ребят. Сделав им условный знак, обозначающий, что все в порядке, я прошел мимо них, зашел в сарай и растянулся на полу. Мой сопровождающий, забрав двоих моих соратников, повел их на допрос.
Когда дверь закрылась, все бросились ко мне, пытаясь узнать, что же произошло. Я отмахнулся от них, сославшись на то, что мне надо прийти в себя, и забился в угол, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию.
Итак, начинался новый этап операции. Вся команда в сборе. Теперь им необходимо как можно быстрее внедриться здесь, чтобы выяснить положение вещей и помочь нам в побеге. Путь только один − по лесу. Но пешком далеко не убежишь, нужна телега. А даже не телега, а тот фаэтон с пулеметом, который я видел на поляне. И скорость, и защита тогда будут обеспечены. Обязательно будет погоня, поэтому надо определиться, как от нее уйти. Бандиты лес знают лучше нас, ведь многие из них местные, поэтому в этом случае преимущество будет на их стороне. Но несмотря на это операцию по спасению надо проводить завтра и лучше всего днем. Здесь может сработать эффект неожиданности, а ночью, хочешь не хочешь, человек более насторожен, а тем более бандит.
Вскоре с улицы послышались шаги, дверь открылась, и вошли мои ребята без единого синяка на лице. Подмигнув мне, они заявили остальным, что решили добровольно вступить в банду и пришли забрать свои вещи. Подняв с пола плащ и пальто, они вышли на улицу, оставив нас, четверых, со своими мыслями. Остальных на допрос не вызывали. И эта неизвестность действовала нам на нервы.
Ротмистр вскочил и стал шагами мерять сарай, то по прямой, то по диагонали, пытаясь привести в порядок свои нервы. Прапорщик подбрасывал вверх сено и ловил его ладонями. Купец молча затих, очевидно, пытаясь заснуть, а англичанин в упор смотрел на меня. Я ему доверительно сообщил, что все находится в стадии решения и попросил не волноваться зря. На это, конечно, была слабая надежда. Откуда он знает наши методы работы и то, что мое избиение − это запрограммированный фактор? И если бы оно не произошло, его надо бы было спровоцировать. При использовании этого метода более широко раскрываются замыслы и намерения противника, его приемы работы и возможности, которыми он располагает.