– Здесь хорошо продуманная система вентиляции, − сказал управляющий, открывая одну из дверей ключом, который выбрал из связки висевшей у него на руке. − Вы постойте здесь, а я сейчас зажгу факелы в проходе к камере с грузом.
С этими словами он взял один из горящих факелов и скрылся в темном проеме открытой двери. По мере того, как он зажигал расположенные по стенам светильники, подземелье как бы оживало, наполняясь чуть желтоватым мерцающим светом. На стене, прямо передо мной стал появляться какой-то рисунок из квадратов и треугольников, которые разделяли стилизованные фигурки бегущих человечков, стреляющих из луков и бросающих копья в эти геометрические фигуры. Я стал внимательно их рассматривать.
За этим занятием меня застал управляющий. Подойдя ко мне поближе и став за моей спиной он сказал:
– Это план подземелья, а фигурки указывают направление подземных ходов и выходов на поверхность. Этот план сделан специально в виде древнего письма по всем стенам. Надо читать не слева направо, а справа налево. Сначала правый рисунок, затем − левый, а потом по порядку. А наверху, − и он поднял глаза на потолок, где я увидел сложный орнамент арабской вязи, − изображена система запоров всех ходов и выходов. Встаньте вот сюда, − и он подвел меня к правовму факелу, − и поднимите глаза вверх, − что я и сделал.
– Видите стилизованный подсвечник, тот, который я сейчас держу в руках? Его разной длины подставки для свечей являются ключом для центрального входа, а вон стилизованные волны − это наш выход к морю; видите кружочки с точкой чуть правее − это место, где расположен рычаг для открытия выхода, а справа изображение скалы – место, где этот вход открывается со стороны моря.
Постепенно я стал различать основную схему, которая была спрятана внутри арабской росписи.
– Я уже там все подготовил, − сказал управляющий.
И я, оторвавшись от изучения схемы, вместе с ним взял первый ящик и стал его тащить по довольно широкому проходу, постепенно уходящему вниз. Минут через пять мы достигли достаточно широкой комнаты, вырубленной в скале, где лежали прикрытые брезентом ящики с грузом. Поставив рядом с ними первый ящик, мы вернулиь за вторым и так по очереди перенесли их все. Запыхавшиеся, мы поднялись наверх. Управляющий потушил все факелы. Со свечою в руке он подошел к камину, постоял немного, прислушался и, взявшись рукой за выступающий из стены небольшой рычаг, принялся вдавливать его. Когда он достиг своего нижнего положения, камин чуть вздрогнул, но не отошел в сторону. Управляющий удивленно посмотрел на меня. Я подошел к нему, однако он махнул рукой и, упершись двумя руками в камин, чуть сдвинул его. Затем, взявшись за две медные ручки, специально приделанные по бокам, и поднатужившись, попытался сдвинуть его влево для того, чтобы открыть проход. Однако камин упорно стоял на месте.
– Не изволите ли мне помочь? − наконец обратился ко мне управляющий, уступая место с правой от себя стороны.
Я молча подошел на освободившееся пространство и втиснулся между управляющим и стеной. Взявшись за ручку, я стал помогать ему разворачивать камин. Несмотря на то, что он чуть-чуть продвинулся влево, однако открываться не хотел. Так мы толкали его минут десять то в одну, то в другую сторону, стараясь сдвинуть с места. Наконец, устав и обливаясь потом, управляющий предложил отдохнуть. Сев на корточки, мы молча смотрели друг на друга. Затем я закрыл глаза и попытался включить свое внутреннее зрение, с тем, чтобы определить в чем дело и почему камин, несмотря на наши усилия, не открывается.
Минуты через две я вошел в нужное состояние и, настроившись мыслевзглядом, проник через стену и оказался в гостиной. Там царил все тот же полумрак, и изображение явно страдало искажениями. Нас учили, как гармонично разбираться в этой архитектуре видов, направляя свои чувственные мысли сверху вниз или наоборот, в зависимости от обстоятельств, применяя метод коррекции и пространственного восприятия. Кроме того, нестандартность возникшей ситуации говорила о возможных опасностях, которые грозят в таких переходах от неизвестных сил, стоящих на твоем пути. Поэтому, учитывая все это, я послал вперед блок защиты в виде сложенных на груди рук, обозначавших энергетический щит, который мог меня хоть ненадолго защитить от возможных нападений, и обвел вокруг себя мысленный защитный круг. Вошедшему в зал случайному, постороннему человеку представилась бы картина в виде белого прозрачного облака, из которого пытливо смотрели глаза, окруженные мерцающей аурой. Разобравшись в архитектуре увиденной мной картины, я отрегулировал взгляд и стал медленно изучать комнату, обращая внимание на темные углы. Все казалось нормальным. Тогда я подплыл к той стороне, в которую должен был открываться камин. Увиденная картина поразила меня. В небольшом пространстве между правым боком камина и стеной лежало неизвестно откуда взявшийся подсвечник, нижней частью застрявший между двумя сторонами так, что это наводило на мысль о преднамеренности чьих-то действий. Одной стороной своего литого медного подножья он упирался в мраморную стенку камина, другой, чуть выдвинутой вперед, врезался в орехового дерева лутку двери и разрезал ее пополам. Очевидно, это было следствием наших усилий по передвижению камина. Внезапно мой щит издал характерный звук энергоудара. Я мгновенно повернулся и увидел летящую на меня темную массу, которая вырвавшейся кометой из зеркальной части буфета, стоявшего в дальнем конце комнаты напротив камина, неслась на меня. Мгновенно отскочив поближе к окну, я перебросил все свои силы на энергетическую защиту, и мой щит выгнулся в сторону кометы и принял весь удар на себя. Сгусток темной энергии, не выдержав удара, раскололся надвое и стал на глазах рассыпаться на мелкие грязные хлопья, которые опадали на пол, сгорая от энергетического столкновения. Вполне очевидно, что энергетический потенциал заряда был не очень большим, малая величина зеркальной поверхности не дала ему возможность накопить больше отрицательной энергии и это спасло меня от больших неприятностей. Меня охватила дрожь и вспухло правое плечо, которое в момент удара было направлено в сторону щита. Мое сознание мгновенно раскололось надвое. Одной частью я был еще в комнате, а второй я видел себя в подземелье вместе с управляющим.
Очевидно, увидев мое состояние, он стал меня звать, а затем, подойдя поближе, стал теребить за плечо. Это заставило меня собраться и быстро войти в нормальное состояние.
– Все в порядке, − сказал я, хотя плечо начинало ныть все сильнее. − Сейчас я еще минут пять посижу, и мы продолжим.
Чтобы нейтрализовать сложившуюся ситуацию, я решил эти пять минут посвятить беседе.
– Можем ли мы выйти через другой выход? − я поднял глаза на моего визави.
Сев снова на корточки, он ответил:
– Теоретически − да. А практически… Дело в том, что мы открыли только один вход. Остальные заблокированы. И для того, чтобы работали другие ходы, надо привести в действие всю систему, которая замаскирована в саду в гроте. Тогда начинают работать все входы и выходы. Учитывая, что никто, очевидно, не думал о постоянном использовании этого подземелья, придумали эту систему, чтобы случайно кто-нибудь не наткнулся на один из входов.
– Так что же нам делать? − я снова подал свой голос.
– Ну попробуем еще несколько раз. Если не получится, подождем, пока не придут убирать покои, и тогда позовем на помощь. Конечно, в этом случае откроется тайна входа. Ну что же, прийдется его заблокировать и пользоваться другими.
Беседуя с управляющим, я мысленно анализировал ситуацию, пытаясь найти свою ошибку и выяснить, откуда узнали мой маршрут и мои действия. Кто постоянно идет за мной по пятам? Однако пока ничего конкретного мне на ум не приходило.
Окончательно придя в себя, я встал, и мы с управляющим снова взялись за дело. Раскачивая основу камина в разные стороны мы пытались сдвинуть его с мертвой точки. Постепенно камин стал поддаваться нашим усилиям. Наконец, когда я чуть подвинул в сторону управляющего и уперся ногой в стенку входа, мы, еще раз поднатужившись, дернули камин. Он вздрогнул и резко ушел влево. Одновременно что-то упало и с металическим звуком загремело по паркету. Выбравшись наверх, мы увидели на полу деформированный подсвечник и свежий разрез на чуть выгнутой ореховой лутке двери. Оглядевшись вокруг и подняв подсвечник с паркета, управляющий хмыкнул и удивленно посмотрел на меня.
– Ведь на камине не было второго подсвечника и он упасть сюда сам просто не мог, − сказал он, вопросительно глядя на меня.
Я лишь пожал плечами, оставив его реплику без ответа.
Увидев мою безразличную реакцию, управляющий подошел ко входу, вытащил оттуда первый подсвечник и, взявшись руками за камин, поставил его на место. Затем, вернув подсвечник на стойку камина, он взял деформированный, и мы быстрым шагом, пройдя через комнаты, вышли во двор. Было уже под утро. Стояли светлые сумерки, и луна постепенно заходила куда-то за горизонт, прячась в горах, уступая место уже нарождавшемуся солнцу. Распрощавшись и пожелав друг другу «спокойной ночи», мы разошлись. Я отправился к себе в комнату. Войдя в нее, я быстро разделся, умылся и, сделав холодный компресс из мокрого полотенца на распухшее колено, сел в кресло и задремал. Поспать хорошо у меня не было возможности. Необходимо было спешить.
Дорога на Симферополь
Разбудили меня яркие лучи солнца, пробивавшиеся сквозь неплотно задернутые шторы и падавшие мне на лицо. Все свидетельствовало о том, что новый день уже был в полном разгаре. Я взглянул на часы − было почти восемь часов утра. Значит я поспал около трех часов. Ну что же и на том спасибо. Сняв полотенце с колена, я потянулся, пробуя его на прочность. Вроде бы все нормально, болит, но терпимо. Умывшись и побрившись, я оделся и вышел во двор. Стояло яркое солнечное утро. Со стороны конюшен слышалось ржание и какой-то деловой гул. Глубоко вдохнув свежий прохладный воздух, я сбежал со ступенек крыльца и направился на хозяйственный двор в сторону конюшен. Управляющий уже был здесь, и наблюдал за работой конюхов и прислуги. Несмотря на наше ночное приключение он выглядел очень бодро. Пахло душистым сеном и конским потом. Этот запах смешивался с ароматом сада и уносился теплым ветерком вверх за горы. Вокруг разливались нега и покой, и мне вдруг захотелось плюнуть на все и уйти вслед за ветерком в этот сад, найти то место, откуда ветер черпал этот непередаваемый цветочный аромат, сесть на скамейку и отдаться под ласковыми лучами солнца природе, чтобы немножко расслабиться в этом бодрящем и ароматном рае. Однако дела требовали быстрых действий. Я стал в сторонке, чтобы не мешать управляющему, и принялся рассматривать великолепных коней в стойлах конюшни, освещенных поднимающимся солнцем.
Увидев меня, управляющий быстро закончил свои дела, повернулся и, подойдя ко мне, пожал руку с пожеланиями доброго утра. В ответ я сказал, что утро прекрасное, спору нет, но надо что-то срочно предпринимать, чтобы решать возникшие проблемы. Отведя его немного в тень большого дерева, растущего возле конюшен, я попросил его выделить мне транспорт для поездки в Симферополь, чтобы подготовиться к приему оставшегося груза, едущего сюда в санитарном вагоне. По моим расчетам, он должен прибыть завтра утром. Не задумываясь ни секунды, управляющий ответил согласием.
– Я вам дам фаэтон и надежного кучера, своего, которому я доверяю, − ответил он.
– А то вы знаете наши горные дороги, крутые, с частыми обвалами, поэтому надо быть очень осторожным. Я думаю, часа за три, четыре вы доберетесь до Симферополя. Часа два будете решать свои проблемы, а к вечеру ждем вас на ужин. Я же здесь постараюсь проследить за тем, чтобы у нас не было ничего необычного, наподобие того, что давече произошло ночью.
– Благодарю вас, − ответил я. − Надеюсь, что такого больше не случится. Извольте отдать распоряжение по поводу фаэтона, − и я повернулся чтобы идти.
– Одну минуточку. Прошу вас пройтись со мной, − остановил меня управляющий.
И мы отправились к конюшне. Войдя в нее, управляющий громко крикнул: «Федор, Федор..!». Из дальнего стойла в левом углу конюшни откликнулся густым басом «Сей момент» чей-то голос. И к нам стал приближаться здоровый мужик, с окладистой бородой, в руках которого были остро блестевшие вилы, которыми он ворошил сено для коней.
– Чего изволите, Николай Петрович?
– Вот что, дружок, запрягай-ка вороного и отвези их благородие на станцию в Симферополь. Там подождешь, а затем вернетесь обратно.
– А какой фаэтон запрягать? − спросил Федор
– Возьми тот, зеленый. И посмотри, чтобы крыша нормально открывалась, а то дождь может застать в дороге, да и чтобы не протекала. Ну и в дороге там смотри, чтобы все было нормально, не лихачь.
– Слушаюсь, − ответил Федор, повернувшись ко мне и осмотрев меня с ног до головы, сказал:
– Ваше благородие, извольте отдохнуть малость, а я быстро тут подсуечусь и где-то через полчасика соберу фаэтон. Если изволите, то я буду ждать вас у ворот при выезде из сада, чтобы мы кратчайшей дорогой сразу изволили выехать.
– Хорошо, − ответил я, кивнув управляющему, развернулся и пошел к выходу, чтобы собраться в дорогу.
По пути я отказался от завтрака, который мне предложила горничная, и направился в свою комнату. Пройдя через зал, я заметил, что следов ночных «боевых» действий ни на двери, ни на камине видно не было. «Ай да управляющий!» − с одобрением подумал я.
Войдя в свою комнату, я стал прикидывать, в каком качестве мне лучше всего появиться в комендатуре вокзала, и решил, что роль интенданта, занимающегося развертыванием госпиталя для раненых солдат и матросов, будет наиболее подходящей. Приведя себя в порядок, я надел мундир и портупею, проверил револьвер, взял шинель и направился к выходу.Перед этим я тщательно расставил свои вещи в определенном порядке и сделал на саквояже едва заметную метку. По дороге к выходу из сада я с удовольствием рассматривал садовые сооружения и скульптуры, которые были органически вплетены в структуру сада, создавая единый неповторимый ансамбль. Наконец я подошел к кованым воротам, которые были открыты, и буквально через минуту раздался цокот копыт, ко мне лихо подъехал фаэтон, сверкающий лаком зеленоватого цвета. На козлах его сидел Федор, одетый в ямщицкий сермяк, подпоясанный кушаком, который давал возможность ему вполне комфортно чувствовать себя на горном ветру. На голове у него лихо набекрень сидела шапка, из-под которой выбивались седоватые кудри, а в руках находился длинный кнут.
– Прошу садиться, ваше благородие, − сказал он, быстро глянув на мою форму и жестом показывая на великолепное кожаное сиденье, скромно выглядывающее из-под тени поднятого козырька фаэтона.
Рядом на сиденье лежало шерстяное одеяло из овечьей шкуры, которым в случае необходимости можно было прикрыть ноги. Я встал на подножку фаэтона, который прогнулся под моей тяжестью, и сел на прохладное кожаное сиденье.
– Но, милай, − крикнул Федор и щелкнул кнутом.
Мы стали медленно подниматься по дороге, ведущей вверх, выезжая на основную магистраль к Симферополю. Поднявшись на гору, лошадь, тяжело вздохнув, потихоньку пошла рысью. Дорога была не очень широкой, но вполне достаточной, чтобы разъехались два возка. С горной вершины открылся великолепный вид на море, которое искрилось и играло серебряными бликами в лучах поднимающегося солнца. Вскоре мы выбрались на основную дорогу, и сразу подул сорвавшийся с гор легкий ветерок, достаточно прохладный, чтобы ощутить его «дружеское» прикосновение. Пришлось накинуть шинель. По дороге вскоре стали встречаться крестьянские возы и двухколесные арбы, перевозившие всякую всячину. Разминаясь с ними, порой было жутко смотреть вниз на открывающуюся панораму крутизны, так как фаэтон почти вплотную прижимался к обрыву. На дороге периодически встречались следы обвалов и оползней. Спустившись к подножию горного хребта, дорога выпрямилась и лошадь пошла ровнее, так как кучер перестал сдерживать ее вожжами. Интересно, что на фаэтоне было ручное приспособление в виде тормоза, которое Федор периодически использовал на крутых спусках, подкручивая ручку тормоза левой рукой. Через какое-то время по дороге стали попадаться не только телеги, но и фаэтоны с дамами и военными. А ближе к середине дороги до Симферополя я увидел военные грузовые машины, легковые и тяжелые армейские фуры, перевозившие раненых и военные грузы.
Дорога была утомительной и сложной: то резко поднималась вверх, то, падая вниз, петляла либо влево, либо вправо. Наконец мы спустились в Алушту. Вдоль дороги стояли ряды трактиров и чайных. В воздухе плавал запах жареной баранины, шашлыков, чебуреков и другой снеди, которая готовилась тут же щедро, сдабриваясь разичного рода приправами.
– Надо бы, барин, передохнуть, − прервал мое созерцание Федор, обернувшись ко мне запыленным лицом. − Лошадь устала, ее напоить надобно.
– Надо, так надо. Ты займись лошадью, а я пойду в чайхану. Когда ее напоишь, заходи туда же, бери что хочешь. Я угощаю.
– Благодарствую, − ответил Федор, хмыкнув в свою бороду.
Я легко соскочил с фаэтона, разминая отекшие ноги, а он направился с лошадью к куче телег, пролеток и фаэтонов, которые сгрудились вокруг искусственного корыта с питьевой водой для лошадей.
В чайхане меня окружил шум и стойкий запах острой пищи. Привыкнув к полумраку, я обвел глазами зал и увидел свободный столик возле небольшого окошка, прятавшегося за углом. Пройдя через зал мимо посетителей, я сел за этот столик. Тотчас возле меня вырос молодой татарин с полотенцем на плече и с поклоном спросил, что я буду заказывать.
– Шурпу, баранью голень и чай, − сказал я. − Да, братец, тут зайдет мой кучер, такой с бородой, будь добр, обслужи его, а счет выставишь мне.
– Будет исполнено, барин, − ответил он и в мгновение ока испарился.
Я пристроил свою шинель на рядом стоящий стул и занялся изучением посетителей. В дальнем углу от меня сидела группа крестьян, гонявшая чай за самоваром. Чуть наискось от них сидела группа интендантов, очевидно, сопровождавшая какой-то военный груз. По их лицам было видно, что они пили не только чай, но и более «горячие» напитки. Ближе к центру зала расположились два прапорщика, по всей видимости направляющиеся на службу после училища. Это было понятно по их новеньким мундирам и поведению. Дальше к выходу сидела группа из трех человек, по одежде и манере поведения они походили на купцов, поставлявших продовольствие воинским частям. Вскоре мой взгляд наткнулся на стойку, за которой стоял старый татарин, скорее всего, хозяин заведения и следил за порядком в зале. Именно в это мгновение он внимательно смотрел на меня, очевидно, изучая, так как всех остальных он наверное уже знал. Поймав мой взгляд, он сразу преобразился: лицо расплылось в улыбке, и он приветливо поклонился, однако его глаза оставались достаточно холодными.
Осмотрев видимое мне пространство, я перевел взгляд на дальний столик, стоявший вправо от входа, но из-за освещения ( свет от окна падал прямо мне в лицо) и от того, что он находился как бы в тени, я плохо рассмотрел сидящих там людей, тем более, что они сидели как бы спиной ко мне. Но по силуэтам их фигур я предположил, что я где-то уже их встречал. Во-всяком случае, кого-то из них.
В этот момент половой принес мне вкусно дымящуюся шурпу в глиняной миске, хлеб и деревянную ложку. Положив все это передо мною, он поклонился и снова исчез. Отломив от огромного ломтя хлеба кусочек, я предался чревоугодию, поглощая обжигающую шурпу. В этот момент открылась дверь и в чайхану с шумом вошел Федор. Половой тотчас подскочил к нему и повел усаживать за столик, из-за которого уже поднималась чаевавшая ранее группа крестьян. Усевшись, Федор снял шапку, перекрестился и стал делать заказ. В этот момент крестьяне, открыв дверь, стали выходить на улицу. Переместившееся солнце осветило из приоткрытой двери столик в затемненном углу, который снова попал в поле моего зрения. Один из посетителей автоматически повернулся лицом в сторону яркого света, и я узнал его. Это был мой старый «знакомый», одноглазый бандит, встреченный мною в Царском Селе, а рядом с ним за столом сидели, скорее всего, его подельники.
«Что он здесь делает? Не меня ли выжидает на этой горной дороге? Это уже в третий раз он попадается на моем пути. Неспроста это, ох неспроста. Информации обо мне минимум, значит работает совершенно другое информационное поле, на более высоком уровне контакта. И наверняка это связано с янтарной комнатой!»
Эти мысли промелькнули у меня мгновенно, и я автоматически спрятался за полуизгиб стены возле столика. Во мне сработали навыки, полученные при обучении относительно расположения себя в новой среде, светоощущению и светоосвещению и снятию первых визуальных слепков с лица сидевших здесь посетителей.
Необходимо было найти выход из сложившейся ситуации. Не то, чтобы я боялся, но затевать здесь конфликт и привлекать к себе лишнее внимание мне не хотелось. Продолжая наблюдать, я дождался момента, когда ко мне снова подошел половой, и попросил его пригласить ко мне Федора. Закончив свою трапезу, тот степенно перекрестился и подошел ко мне.
– Чего изволите, барин?
– Друг мой, ни о чем не спрашивай, а ответь мне на вопрос: сколько тебе надо времени, чтобы подогнать коляску ко входу?
– Ну, дак минут пятнадцать, двадцать, пока я …
– Все ясно, − прервал я его, − давай договоримся так: через двадцать минут я выхожу, сажусь в коляску, и мы галопом летим отсюда. Тебе все понятно?
Федор внимательно посмотрел на меня, но лишних вопросов задавать не стал, сказалась выучка.
– Да, я сей момент, − и он, нахлобучив шапку на голову, быстро пошел к выходу.
Расплатившись и выждав оговоренное время, я тоже двинулся к выходу, надев шинель и подняв воротник так, чтобы он закрывал часть лица. Столик моих «старых знакомых» я миновал благополучно, но когда подошел к входной двери, она неожиданно открылась и яркий солнечный свет ворвался в чайхану, что вызвало соответствующую реакцию посетителей. Все обернулись к вновь входящим, и я, пропуская их, вынужден был развернуться. Этого оказалось достаточно, чтобы меня узнали. Сначала на лице одноглазого возникло удивление, затем по мере узнавания его глаз стал наливаться кровью и ненавистью. Не дожидаясь его дальнейшей реакции, я выскочил во двор. К счастью Федор, был наготове, и я еще не успел сесть в коляску, как он, гикнув, хлопнул кнутом, и лошади галопом с места рванули вперед, чуть не опрокинув встречный тарантас. Меня кинуло на сиденье и, обернувшись, я увидел, как вся компания моих «старинных приятелей» буквально вылетелала из чайханы и заметалась по двору, что-то крича мне вслед.
Выскочив на основную дорогу, мы сбавили скорость. Дорога шла под уклон, и поэтому Федору приходилось сдерживать лошадей, особенно на крутых поворотах, когда не видно, кто может вынырнуть тебе навстречу. Преодолевая очередной поворот, мы вдруг услышали наверху какой-то грохот. Инстинктивно подняв головы, мы замерли от удивления. На нас, подпрыгивая и разваливаясь, неслась старая арба, пущенная кем-то сверху и нацеленная на самое опасное место, которое мы должны были проезжать. Федор,мгновенно среагировав, мощным рывком натянул вожжи, и лошадь, заржав от боли и несущегося грохота, встала на дыбы. Арба, подпрыгнув и ударившись об защитную каменную стенку, развалилась на куски и с грохотом мимо нас умчалась в пропасть. За ней пронеслось несколько камней, которые врезались в защитную стенку и остались за ней. К счастью, дорога не пострадала, и Федор как можно быстрее постарался проскочить это место. Дальше мы ехали молча, переживая это происшествие и думая каждый о своем.
Крымская столица
Приближение к Симферополю ознаменовалось более оживленным движением автомобилей. Солнце уже поднялось во весь свой громадный рост и стало припекать более интенсивно. Поблуждав по проулкам, едва разминаясь со встречным транспортом, мы наконец выехали на привокзальную площадь. Здесь наблюдалось усиленное движение в связи с военными действиями, стершими грань между пассажирским и товарным вокзалом. Все шло так, как получалось, поэтому все смешалось: и отдыхающие, и солдаты, и грузы, которые на гужевом и автомобильном транспорте доставлялись с привокзальной площади по назначению. Оставив на стоянке Федора с экипажем и разрешив ему погулять немного, я направился в комендатуру, чтобы выяснить положение дел с составом, в котором должен был приехать мой груз. По мере моего приближения к зданию вокзала навстречу мне стали попадаться иностранные офицеры, которые служили всякими советниками при военных миссиях союзников, а проще говоря, были наблюдателями за теми событиями, которые происходили в стране, и регулярно докладывали об этом по инстанции.
Сейчас они почему-то стали мигрировать в Крым, подумал я. На солнышко, к теплу потянуло их, нет, чтобы сидеть на фронте и помогать, чем можно, а то как же, устали, надо отдохнуть. Вон идет, оживленно жестикулируя, группа французов, а чуть в стороне – чопорный англичанин движется размеренной походкой так, словно проглотил палку. И все в предвкушении хорошего отдыха. Проходя мимо дру друга, мы обменялись приветствиями, и я вошел в здание комендатуры. После вокзального муравейника и приглушенного шума на меня обрушился сплошной гам. Стрекотали во всю телеграфы, передающие под диктовку всякую информацию и принимающие ее; звенели и брякали полевые телефоны, по которым от барышень телефонисток кто-то что-то требовал: кто-то не понимал, а кто-то честно признавался, что он не слышит. Вбегали и выбегали посыльные и вестовые, принося всякие приказы и распоряжения; и плюс ко всему, дым стоял столбом, поднимаясь клубами к расписному потолку и там оставался, придавая росписи совершенно новое качество. Найти нужного мне человека было довольно сложно, так как на посетителей никто не обращал внимания. Но мне надо было это сделать во что бы то ни стало. И я, став в сторонке, начал изучать обстановку, стараясь по едва заметным признакам выявить, кто здесь командует. Наконец я увидел за одним столом подполковника с большой окладистой бородой, который курил трубку и периодически подписывал бумаги, подаваемые ему на рассмотрение различными офицерами. Пробравшись к нему, я отрекомендовался представителем Красного Креста и изложил свою просьбу. Внимательно посмотрев на меня и на мои бумаги, он попросил сидевшего за соседним столом поручика железнодорожного ведомства посмотреть, есть ли какие сведения о запрашиваемом мною подвижном составе. Тот, покопавшись в ворохе телеграфных лент, лежащих в беспорядке на столе, нашел нужную и сообщил, что мой литерный поезд прибудет завтра в 8 утра в Симферополь. Поблагодарив офицеров за справку, я вышел из комендатуры.
Теперь мне необходимо было организовать встречу моего груза и транспортировку его в Алупку. Рассчитывать на помощь управляющего имением не приходилось, у него не было достаточного количества транспортных средств, пригодных преодолеть такое длительное расстояние. Нужно искать что-то здесь. Поразмыслив, я решил направиться в ближайший госпиталь, так как мне все равно предстояло разгрузить раненых солдат из вагона, прежде чем достать груз. Благо, далеко ехать не пришлось. Как раз прибыл состав с ранеными, и они на подводах потихоньку доставлялись на соседнюю улицу, где в доме купца Рагилова был организован госпиталь. Найдя его, я справился у санитара, где находится патронесса, и поднялся на второй этаж по широкой белокаменной лестнице мимо сновавших взад и вперед медиков и раненых. Симпатичные сестры милосердия, пролетая мимо, строили мне глазки, а некоторые просто подмигивали, приглашая к знакомству. Конечно, можно было бы и познакомиться, тем более, что очень уж миловидные были эти прелестницы в белых косынках и широких платьях с красным крестом на груди, но, увы, поджимало время. Постучав в кабинет и услышав разрешение войти, я переступил порог и оказался в светлой, залитой солнцем комнате, в которой за письменным столом сидела знакомая мне графиня Флитчер-Гаевская собственной персоной. Одетая в костюм сестры милосердия, она курила в длинном мундштуке папиросу, одновремнно вычитывая стоящую рядом санитарку.
Увидев меня, она удивленно подняла свои длинные ресницы к потолку, взмахом руки отпустила санитарку и, положив папиросу в пепельницу, медленно и томно выплыла из-за стола мне навстречу.
– Вольдемар, дорогой, какими судьбами? − заворковала она, протягивая мне руку для поцелуя.
– Засвидетельствовать вам свое почтение, мадам, со всем уважением к вашему гражданскому подвигу, − польстил я ей, целуя руку.
– Да полноте вам, − томно проговорила она, − все мы по мере сил своих и возможностей делаем для страны все, что можем, поэтому я решила организовать госпиталь для наших солдатиков, арендовала дом, в котором принимаем и лечим раненых.
– Вот я как раз к вам по этому поводу, − вступил в разговор я. − Не будете ли вы так любезны разместить у себя десятка два раненых, которые прибывают утренним поедом из Петрограда?
– Сложный вопрос, Вольдемар, все переполнено, но для вас что-нибудь придумаем, в крайнем случае пока разместим их на полу и в моем кабинете, а потом переселим. Вы что, теперь тоже занимаетесь этим?
– Да, мадам, и этим тоже. Сейчас вся страна занимается этим. Да еще, мадам, не будете ли вы так любезны, завтра, после того, как мы перевезем раненых, выделить мне семь подвод для перевозки лекарства в имение князя Воронцова, мы там планируем тоже открыть госпиталь.
– Ну вы все такой же, вам одного одолжения мало, пользуетесь слабостью беззащитной женщины, которая не может вам отказать, хотя наверное стоило бы, − и она шутливо махнула рукой в мою сторону.
И пока мы продолжали наш светский разговор, у меня созрела мысль, почему бы не переночевать в Симферополе, тем более, что завтра следует организовать прием груза и все равно необходимо будет ехать сюда снова. А так я пристрою где-то переночевать Федора, а сам хоть отдохну немного, пригласив мою старую знакомую в ресторан.
Слушая краем уха графиню, перечислявшую наших общих знакомых, которые сейчас находились в Крыму, я выбрал момент и вклинился в разговор:
– Мадам, еще две нижайшие просьбы. Первая − это пристроить на ночлег моего кучера, так как я не намерен возвращаться сегодня в Алупку, а вторая ваше сиятельство − не откажите отужинать сегодня с влюбленным поручиком!
У нее перехватило дыхание, такого предложения она не ожидала, хотя давно строила мне глазки. И тут вдруг «нате вам».