Колбаса

Владимир Дэс

Колбаса

(моменты нашего времени)

Комическая трагедия

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ХУДОЖНИК.

ЕВА

, женщина без пупка.

СУМАСШЕДШИЙ

.

ЧИЖИКОВ

, сотрудник аппарата Пал Палыча.

ФИКУС

.

ДВА ПРОЛЕТАРИЯ

.

ПАЛ ПАЛЫЧ

, крупный административный деятель.

ЗОЯ

, его секретарша.

СЕМЕН МИХАЛЫЧ

, друг Пал Палыча, его предшественник на должности, кавалер редкого ордена.

ПЯТЕРО СОВРЕМЕННЫХ ЛЮДЕЙ

.

БАРМЕН

.

ПОДРУГА ЗОИ

, красивая женщина, в которую влюблен Убийца.

ВЛЮБЛЕННЫЙ УБИЙЦА

МАТРЕНА ИВАНОВНА

, работник музея.

МАЛЕНЬКИЕ ЛЮДИ С ЖЕЛТЫМИ ЛИЦАМИ

.

До

действия при закрытой сцене висит большой квадратный плакат:

«Колбаса – один из самых дефицитных продуктов в эпоху развитого социализма».

Действие первое

Сцена первая

Плакат уходит вверх. Сцена раскрывается. Открывается квартира Художника, она же мастерская. Позднее утро. Кругом картины на разных стадиях завершенности.

В углу – небольшая пальмочка. Слева и чуть впереди стоит мольберт, а на нем – огромная картина с одним-единственным деревом. Вверху – скошенные рамы, через них на не совсем чистый пол падает солнечный свет. Справа – стол, заставленный пустыми бутылками.

Из репродуктора звучит песня «Как прекрасен этот мир».

Квартиру прибирает молодая девушка, на ней короткая юбка и небольшой топик. Она негромко напевает, вторя мелодии. Это Ева.

На приставном столике у дивана стоит телефон.

Слева открывается дверь и из проема выходит, потягиваясь, заспанный и помятый Художник, одетый в стеганый халат.

ХУДОЖНИК

(оглядев мастерскую),

 Да-а… погуляли.

Замечает Еву, застывшую при виде Художника в немом благоговении.

ХУДОЖНИК

. A-а… ты. Уже прибираешь? Ну, молодец. Иди поцелую.

Она подходит. Делает книксен. Он целует ее в темечко и опять оглядывает мастерскую.

ХУДОЖНИК

. Да… погуляли. (

Он подходит к огромной картине с одиноким деревом, рассматривает ее с интересом и удивлением.)

 Что-то больно много тут нарисовано.

(И задумчиво.)

 Всего нового…

Ева подходит и тоже смотрит на картину.

ЕВА

. Так на ней же все вчера рисовали.

Художник вопросительно смотрит на Еву.

ЕВА

. Вы же сами разрешили. Сказали, что каждый человек в душе художник, надо только разбудить его.

ХУДОЖНИК

. Кого?

ЕВА

. Художника.

ХУДОЖНИК

. Какого еще художника?

ЕВА

 (

терпеливо

). Художника, который у каждого в душе.

ХУДОЖНИК

. И чего?

ЕВА

. Ничего. Вот ваши гости и будили. Дорисовывали вашу картину.

Художник, отойдя шагов на пять, принимается рассматривать картину с новым интересом. Потом пару минут ходит вдоль картины, словно меряет ее шагами.

ХУДОЖНИК

. А вообще-то в этом что-то есть. Я ее, пожалуй, выставлю…

ЕВА

. Куда?

ХУДОЖНИК

. Не куда, а где!

ЕВА

. И где?

ХУДОЖНИК

. На моей персональной выставке. Купить такую громилу вряд ли кто купит, значит и гонорар делить не придется. А смотреться она будет, особенно если повесить прямо у входа. Авангард, причем больших размеров.

(Вдруг он, как будто вспомнив о чем-то важном, бьет себя ладонью по лбу.)

 Чижиков не приходил?

ЕВА

. Никого не было.

ХУДОЖНИК

(глянув на часы).

 Обещал договориться насчет выставочного зала.

ЕВА

. Он вчера еще обещал вам фикус.

ХУДОЖНИК

. Какой еще фикус? Зачем?

ЕВА

. А вы договорились с ним поменять меня на фикус.

ХУДОЖНИК

(явно ошарашенный очередной новостью).

 Тебя – на фикус?

ЕВА

. Да.

ХУДОЖНИК

. А зачем мне фикус?

ЕВА

. Не знаю.

ХУДОЖНИК

. А ты ему зачем?

Ева удивленно смотрит на художника, потом со значением оглядывает себя, медленно оглаживает свое тело руками.

ЕВА

. Он сказал, что любит меня.

ХУДОЖНИК

. Вот идиот!

Ева надувается.

ХУДОЖНИК

. Ну полный идиот! Тебя же любить нельзя. Как можно любить кухонную машину? Лучше бы насчет зала договорился. А то выставка на носу, а разрешения на зал до сих пор нет.

Звонит телефон. Ева берет трубку. Слушает. Говорит «да» и кладет трубку.

ЕВА

. Чижиков звонил. Сказал, что сейчас фикус привезет.

ХУДОЖНИК

. Только фикусов мне сегодня не хватает.

(одной рукой держится за голову, другой хватается за сердце.)

В дверь стучат. Потом она со скрапом открывается.

В нее заглядывает взлохмаченная голова с пенсне на носу и с большими тенями под глазами.

ХУДОЖНИК

. Ну вот, пожалуйста, полный набор – уже психи в гости ломятся.

СУМАСШЕДШИЙ

. Я уже не псих, я ваш сосед. Или не узнали?

ХУДОЖНИК

. Узнали-узнали. Заходи, не стой в дверях, а то сейчас еще один ненормальный фикус втаскивать будет.

Сумасшедший робко входит. На нем пиджак на голое тело, но на шее бабочка. А еще – шорты и наколенники.

СУМАСШЕДШИЙ

 (робко). Можно?

ЕВА

. Да можно, можно. Входите.

Сумасшедший подходит к Еве, трепетно целует ей руку.

Ева нежно гладит его всклокоченную шевелюру.

СУМАСШЕДШИЙ

. Я тут немножко постою у вас? (С

опаской косится на Художника.)

Тот машет рукой – стой, мол.

Сумасшедший тут же бухается на колени и, упершись локтями в пол, застывает в весьма недвусмысленной позе. Ева испуганно отскакивает от него.

ХУДОЖНИК

. Ты чего? Просился постоять, а сам чего вытворяешь?

СУМАСШЕДШИЙ

(выворачивая голову в сторону Художника).

 Так я и стою. Я же теперь стул. Прошу садиться.

Он на карачках, по-крабьи движется в сторону Художника. Тот прячется за огромную картину с деревом.

ХУДОЖНИК

. Спасибо. Я лучше постою.

Тогда Сумасшедший таким же ходом подползает к Еве и просительно смотрит на нее.

Ева, застывшая было со шваброй в руках, осторожно присаживается на его спину. Тот закатывает глаза и блаженно мычит. Художник, видя эту идиллическую картину, выходит, оправляя халат, из-за картины и как ни в чем не бывало подходит к ним, хотя останавливается все же чуть поодаль.

ХУДОЖНИК

. Так ты ведь еще неделю назад был премьер-министром.

СУМАСШЕДШИЙ

. Да ну его! Надоело. Куда ни приду, как скажу, что я премьер, так сразу бить начинают. Даже в родном сумасшедшем доме мордовать стали. И ладно бы только санитары, это дело давно привычное, а то ведь и свой брат-сумасшедший норовит по морде врезать. Я главврачу пожаловался. Какое у этих идиотов право бить меня, министра? Раньше же министров не били… А он говорит, будто у нас, в нашем сумасшедшем доме, как и по всей стране, теперь воцарилась демократия, поэтому каждый может врезать кому угодно, чем угодно и по чему угодно, в том числе и по министрам.

А почему же тогда, я спрашиваю главврача, того идиота, который уверен, что он молоток, никто не бьет, даже санитары. Так ведь он, отвечает мне главный, пользу приносит: гвозди головой заколачивает, а от твоей премьерской головы что за толк? Вот тебя и лупят. Тогда я и решил стать стулом, хоть какую-то пользу людям приносить. Надоело быть битым министром.

Сумасшедший пружинисто подымается и опускается на коленях и локтях, плавно покачивая Еву.

ХУДОЖНИК

. Так бы сразу и объяснил, а то раньше: «Я министр, я премьер!» Ну, думаю, сосед окончательно с ума сошел, раз в министры подался. В наше время не то чтобы министром, даже мэром-то только самый отчаянный согласится стать. А стулом – это хорошо.

(Подходит к Сумасшедшему и тоже присаживается на него.)

 Это ты вовремя решил стулом заделаться, а то вчера у меня гости опять расспорились, кто из них самый гениальный, и, как всегда, все стулья поломали.

Ева возвращается к уборке. Художник поудобнее устраивается на Сумасшедшем, пододвигает к себе столик с телефоном и набирает номер.

За дверью слышится страшный грохот, будто тащат волоком огромный шкаф.

ЕВА

. Ой, это он!

ХУДОЖНИК

 (

вскакивая

). Кто «он»?

Сумасшедший уползает под стол.

ЕВА

. Чижиков.

Открывается дверь, и два Пролетария втаскивают огромную кадку с Фикусом, затянутым марлей. Следом, вьтирая пот и отряхиваясь, входит Чижиков. На нем темный костюм, кроссовки и яркий галстук. Пролетарии вытаскивают Фикус на середину сцены и, опасливо озираясь по сторонам, пятятся к двери.

ПРОЛЕТАРИЙ

(Чижикову).

 Ну, так мы зайдем… как договаривались?

ЧИЖИКОВ

(нетерпеливо машет им рукой: идите, идите, мол).

 Зайдете, зайдете.

Пролетарии уходят.

ЧИЖИКОВ

(патетически выкидывая руку в сторону Фикуса).

 Вот! Вчера обещал – сегодня выполнил.

Все медленно подтягиваются к Фикусу, окружая его. Сумасшедший вылезает из-под стола и тоже подходит.

Чижиков жестом фокусника сдергивает с фикуса марлю и все, отпрянув на шаг, застывают.

Фикус, раскачиваясь из стороны в сторону, держит в листьях, как в руках, бутылку и стакан, наполняет стакан и медленно выливает из него в кадку. Тишина, слышны только бульканье и журчанье.

Все поражены, кроме Чижикова.

ЧИЖИКОВ

. Это мы его в управлении приучили. Вначале мы выливали остатки от банкетов в кадку. А потом он и сам насобачился. Стащит бутылку – и в кадку. Но когда банкетов нет, сильно с похмелья болеет.

При слове «похмелье» Фикус вздрагивает и весь как бы сжимается.

ЧИЖИКОВ

. Вот видите, его даже от слова этого корчит.

ХУДОЖНИК

 (

оглядывая Фикус).

 А что, он и слова понимает?

ЧИЖИКОВ

. Не все, конечно.

(Потом, как бы вспомнив, добавляет.)

 В основном неприличные.

Ева, повернувшись к Фикусу спиной, наклоняется, чтобы поднять стул. Фикус быстро повертывается в ее сторону и смачно хлопает ее листом по заду.

ЕВА

. Ой!

ЧИЖИКОВ

(Фикусу, агрессивно).

 Ну, ты, придержи лапы, это тебе не на банкете!

ХУДОЖНИК

. Дела-а… (

Качает головой и не спеша закуривает сигару).

СУМАСШЕДШИИ

. Какой-то ненормальный фикус.

ЧИЖИКОВ

. Нормальный он. Просто когда переберет за воротник, то есть в кадку, начинает к дамам приставать, как наш Пал Палыч. (Он

оглядывает мастерскую и, заметив пальмочку, показывает на нее и на Фикус.)

 Ты его подальше от пальмочки ставь. Она у тебя, я смотрю, совсем еще ребенок. А этот старый пень, стыди его не стыди, все к молодым лезет. Все маргаритки у нас в конторе загубил.

Фикус смущенно ежится.

ХУДОЖНИК

 (

отходя от Фикуса).

 В вашей конторе и саксаул завянет. А с чего ты, Чижиков, взял, что я его у себя оставлю?

ЧИЖИКОВ

 (

удивленно

). Как с чего? Ты же вчера ночью в ногах у меня валялся, Фикус выпрашивал. Плакал, кричал, будто все тебя продали, что друзей нет, одни собутыльники. А Фикус, мол, это круто, это самое то, что тебе нужно. Даже Еву обещал мне за него отдать.

При этих словах Фикус распрямляется, а Ева замирает.

ХУДОЖНИК

(вопросительно глядя на Еву).

 Правда?..

ЕВА

(кивает).

 Да, так все и было.

ХУДОЖНИК

(смущенно).

 «Обещал, обещал»…

(Впрочем, смущение его быстро проходит, и он обращается к Чижикову уже с напором.)

 Ты тоже мне выставочный зал обещал пробить, я ведь помню. А то «обещал-обеща�