Гармоничная экономика, или Новый миропорядок. Изд. 2-е дополненное

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

§1.2. РОССИЯ И ЕВРОПА, СТОЛКНОВЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Для вас – века, для нас – единый час. Мы, как послушные холопы, держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы!

Александр Блок

1.2.1. Особенности культуры России

Встреча Востока и Запада на просторах России породила тенденцию к взаимодополнению противоположностей, воплощённых в их культурах. В результате Россия явилась естественным связующим звеном между Западной и Восточной цивилизациями, поскольку она не могла не унаследовать ни одну из них, ни другую. «Россия – это мост между безбожным человеком Запада и бесчеловечным Богом Востока» (В. С. Соловьёв). «Именно в России сталкиваются и вступают во взаимодействие Запад и Восток – не только как географические понятия, но и как два историко-культурных начала, два потока всемирной истории – западной и восточной» (Н. Бердяев [163]). И одновременно породило невиданное противостояние Европы и России, продолжающееся многие века. В чём заключаются коренные отличия данных цивилизаций?

Западный мир образовался на существенно не различающихся между собой территориях, в целом плодородных и богатых, с хорошим климатом, с обилием морей и рек, способствующих перемещению людей и грузов, обмену информацией. Поэтому, благодаря постоянно протекающим миграциям населения и войнам, образы жизни европейских народов не могли в большой степени разниться между собой. Они перемешивались друг с другом, формируя, таким образом, близкие вкусы и культуру, идеологические и религиозные догмы, принципы поведения, материальные и духовные ценности.

Российская ментальность сформировалась под влиянием других условий. Они характеризовались громадными просторами, равнинным характером местности, суровым климатом. И тяжёлая среда обитания привела к естественной селекции людских характеров. В результате на бескрайних просторах Восточной Европы образовался особый мир, трудом и потом, а иногда и кровью строивший своё благополучие. И умение бороться с трудностями, довольствоваться немногим при богатстве окружающего ландшафта породили щедрость и широту души русской.

Это раздвинуло взгляд проживающих в ней людей на жизнь и на окружающую их действительность, явило иллюзорность материальности и беспредельность духовности. Позволило осознать единство Вселенной и определить истинное место в ней Человека и Бога. Пробудило уверенность в своих силах, явило инициативу и стремление к безграничной Воле. Появилась не боящаяся новизны личность, умеющая постоять и за себя, и за любезный её сердцу Мир.

Сила славян заключалась в родовом строе, который обеспечивал их единение, способствовал дружескому отношению друг к другу, формировал высокие моральные и боевые качества воинов, сплочённость и взаимную выручку в бою. Тактика воинов-славян проявлялась не в изобретении форм построения боевых порядков, как в Греции, в Риме и в других современных им государствах, а в многообразии приёмов нападения на врага при наступлении и обороне. Как пример, вспомним воинов князя Олега при осаде Царьграда в 907 году, которые поставили свои ладьи на колёса и стали их перемещать по суше с помощью парусов [157]. Поражённые этим греки сдались.

Отсюда, как писал арабский писатель Абу-Обеид-Аль-Бекри, если бы славяне, «этот могущественный и страшный народ», не были разделены на множество объединений и родов, никто в мире не смог бы им противостоять. Воинственность славянских племён отмечали многие византийские писатели. В этой связи восточно-римские политики боялись крупных политических объединений славян. И поэтому для борьбы с ними Маврикий, константинопольский стратег и писатель VIвека, рекомендовал пользоваться их межплеменной рознью, натравливать одни племена на другие и этим ослаблять их. Следует отметить, что эта рекомендация используется до настоящего времени, формируя особое отношение Европы к славянам.

Своеобразным было и внутреннее их устройство. Так, по сообщению Прокопия Кесарийского, греческого историка VI в. [158]], «…эти племена, склавин и антов, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим». В результате этих процессов возникло могущество, способное в любых невзгодах защищать своё единство: «Не наступите на Русь, ˂…˃ зань же нам пособляется, ˂…˃ а кто наступит, на того и Бог, и огонь, и вода» (Рукописание Магнуса, короля Свейского (Шведского) [159]).

Однако в более поздние времена эта традиция была ослаблена. Достаточно крупные территориальные образования были экономически слабо связаны между собой, а поэтому их автономия легко приводила к усобицам. Что и наблюдалось на всём протяжении славянской истории. И тогда в России, начиная с Московской Руси, самой распространённой формой правления стала диктатура административного аппарата, нередко пренебрегающего народными и государственными интересами, подчиняющего их своим личностным, идеологическим и клановым амбициям. Тем не менее, именно данное управление в условиях постоянной агрессии соседей с Запада и с Востока, а также сложные природные условия позволило России выжить.

При защите среды своего обитания русские не могли опираться на трудно доступные естественные преграды, моря и горы, а значит им предстояло либо погибнуть под натиском окружающих хищных орд, либо научиться давать им отпор. Но очевидно, что только военными мерами тут было не обойтись. Поэтому русские изначально учились находить общий язык с соседями, замирять их и расширять, таким образом, границы своего влияния. Не навязывать собственный порядок жизни, не посягать на их уклад, но сглаживать межплеменные разногласия. Синтезировать, таким образом, новую общность, включающую в себя всё наиболее ценное из обычаев и трудовых навыков соседей.

И таким образом возникло уникальное сообщество разных народов, всегда открытое к новым знаниям, к культурным веяниям и к хозяйственным приёмам, в основе которых лежали принципы равноправия и народовластия. И сложившийся таким образом союз доказал свою прочность в непростой истории русского государства. Так, в летописи 859 года говорится о том, как русские совместно с племенами меря и кривичей изгнали варягов, не дали им дани, «начали сами собой владеть и города ставить». В объединении русских племён, совместно выступавших в Х – XI веках против иноземцев, кроме новгородцев входили эсты (чудь), восточно-угро-финские племена – меря, ижора, водь, весь и др. При этом все они пользовались одинаковыми правами.

В этой связи на Руси не возникало национального чванства, приветствовались межэтнические браки, не было культурного унижения кого-либо. Любой человек, к какой бы нации или народности он ни принадлежал, какого бы вероисповедания ни придерживался, на каком языке бы не говорил, мог жить в России и пользоваться заслуженным уважением вне зависимости от его этнической или культурной принадлежности. Национальные различия не препятствовали занятию самых высоких должностей. Как пример, Семён Емин, избранный новгородским тысяцким в 1218 году, происходил из племени еми. Татарская знать, перешедшая на службу к русским князьям, сохраняла свои титулы и получала те же привилегии, что и русская. Грузинский князь П. И. Багратион дослужился до чина генерала от инфантерии и был смертельно ранен в Бородинском сражении.

Поэтому инородцы, жившие на территории Руси, всемерно оправдывали такое к ним отношение. Так, татарские и башкирские отряды составляли иррегулярную конницу и принимали активнейшее участие во всех войнах русских царей. Личная охрана царя Ивана IV (Грозного) формировалась из татар за их верность и неподкупность. В самом деле, когда в царской России собиралась артель на заработки, она не трогалась в путь, пока не находила подходящего татарина. Вручала ему артельные деньги и знала, что в любом случае с ними ничего не случится: ни украдёт, ни пропьёт, ни растратит.

Русские князья считали для себя честью жениться на иностранных княгинях, принимавших христианство. В частности, князь Всеволод Ярославович был женат на родной сестре Шарукана, половецкого хана. Московский князь Юрий Данилович женился на сестре хана Узбека Кончаке (в крещении Агафье). Юрий Долгорукий был женат на дочери половецкого хана Аепы Осеневича, родившей ему знаменитого князя Андрея Боголюбского. Царь Иван Грозный не скрывал своего родства с чингизидами, а напротив, широко им пользовался в политических целях. Царь Борис Годунов вёл свой род от татарского мурзы Чета (в крещении Хазарии), поступившего на службу к московскому князю Ивану Калите и др.

Отношение к человеку на Руси определялось не его национальностью, а личными качествами. Так, автор «Слова о полку Игореве» с почтением описывает быт и нравы, благородство половцев, злейших врагов Руси. Русский летописец, составлявший «Казанскую историю», отдаёт дань уважения мужеству татар, оборонявших от русских Казань, и с лирическим чувством пишет о переживаниях царицы Сумбеки. Поэтому в освобождении общей Родины от польских завоевателей в 1612 году принимали участие не только русские, но и татары (в частности, один из руководителей ополчения Кузьма Минин), башкиры, мордва, чуваши, украинцы, казаки и др. И так было на всем протяжении российской истории.

Таким образом, русская, вернеероссийская культура ориентированана единство, кооперацию, а не на конкуренцию, противостояние. В этой связи «русская общность позволила сохранить пронизывающую Новый Завет идею равенства народов и людей вообще, противостоящую идеологии господства и подчинения» (В. И. Сигов, Г. А. Карпова, С. И. Пинцов). И явило Миру пример того, как должны сосуществовать разные нации, народы и государства, чтобы не было между ними распри и раздора. Показало, по каким принципам будет организовано человеческое сообщество после того, как переживёт стадию дикости и противоборства.

 

Всё это не могло не сформировать нацию самобытную и доброжелательную, скреплённую, несмотря на широчайшую палитру образующих её народов, единой, синтезированной таким образом культурой. Она проявляется как уникальная в мировой истории уживчивость, расовая, религиозная и человеческая терпимость, соединённые с объединительным инстинктом, позволившим раздвинуть границы страны на шестую часть планеты.

Отсюда следует, что «Дух России – вселенский дух. Национален в России именно её сверхнационализм ˂…˃ в этом самобытна Россия и не похожа ни на одну страну мира» (Н. Бердяев [163]). «Я говорю про неустанную жажду в народе русском, всегда в нём присущую, великого, всеобщего, всенародного, всебратского единения во имя Христово» (Ф. М. Достоевский [21]). Поэтому «Россия не есть случайное нагромождение территорий и племён, и не искусственно слаженный механизм „областей“, но живой, исторически выросший и культурно оправдавшийся организм, не подлежащий произвольному расчленению» (философ И. Ильин [162]). Из-за этого центростремительные тенденции до сих пор сильнее центробежных. Более того, «Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведёт к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах русских. ˂…˃ Эти последние, даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединяются друг с другом, как частицы разрезанного кусочка ртути…» (Отто фон Бисмарк).

В этом – коренное отличие российской и западной культур, разное видениеими Мира, запретного и дозволенного. Поэтому большая часть учёных, писателей, интеллектуалов, активно работавших в своей стране, утрачивают продуктивность, оторвавшись от родной почвы. Не исключено, что «и в самом деле есть какое-то химическое соединение человеческого духа с родной землёй, (в силу чего) оторваться от неё ни за что нельзя, и хоть и оторвёшься, всё-таки назад воротишься» (Ф. М. Достоевский [21]).

Именно этим объясняется столь непонятная многим былина о приглашении славянами варягов на княжение: «Земля наша велика и обильна, да порядка в ней нет, поидите княжить и владеть нами» [157]. В действительности если бы начал княжить кто-либо из своих, такое племя стало бы главным. А в данном решении все оказывались в одинаковым положении. При этом варяги нанималисьдля наведения порядка, а не для господства на Руси (!), поэтому быстро растворились в ней. И православную религию славяне приняли по своему выбору, без неволи, самостоятельно, а не под воздействием угроз или насилия.

Указанная традиция сохранялась веками. Так, Князь Владимир Мономах, фактически правящий страной, отказался от Киевского престола и пригласил на Великое княжение ничтожного Святополка потому лишь, что, согласно закону наследования, введённому Ярославом Мудрым, тот имел больше на него прав. Руководитель победоносного ополчения Д. Пожарский в 1612 году, как следовало из западных традиций, должен был бы занять пустующее место главы государства: и чин позволял, и заслуги, и происхождение. Но он добровольно уступил этот пост, а на должность царя всенародным одобрением был избран не принимавший никакого участия в борьбе, но примиривший всех Михаил Романов. Таким образом, в России исполнялись древнейшие демократические традиции, но не как механизмы всеобщего участия в выборах, а как инструмент общественного согласия.

В этой связи в Руси не пользовалась уважением эксплуатация, люди умели сообразовывать свои цели с чаяниями других. И рабство на Руси было не таким, как в Европе: «А кто холопку любострастию своему подвергнуть захочет – ей за обиду гривну. Если же добьётся своего – обесчестит – ничего более хозяину не должна: свободна она» (Из «Русской Правды» Ярослава Мудрого [160]). Для сравнения вспомним «право первой ночи», распространённое на Западе.

Так, в Уложении царя Алексея Михайловича воскресные работы крепостных запрещались. Указом Петра I от 1719 года было предписано смотреть, чтобы помещики не разоряли своих крестьян, а разорители отрешались от управления имениями. Манифест Павла I от 5 апреля 1797 г. устанавливал норму барщины в размере трех дней. В 1721 году один помещик был сослан на 10 лет на каторгу за то, что прибил до смерти своего человека.

Разумеется, отклонения были, но образ Д. Н. Салтычихи, помещицы 18 века, прославившейся своей жестокостью к крепостным, именно потому и сохранился в памяти народной, что она была исключением. Осуждение её было всеобщим, отчего она, несмотря на своё высокое происхождение, закончила свои дни на каторге. Поэтому жизненный уровень, социальная защищённость крепостных были значительно выше, чем у наёмных работников при капитализме.

Кстати, история не сохранила имени ни одного капиталиста, который был бы осуждён за жестокое обращение со своими рабочими, поскольку это явление было всеобщим.

В связи с этим колониальная политика, проводимая Россией, принципиально отличалась от таковой, реализуемой западными странами: она больше помогала другим нациям и народностям, чем пользовалась ими. В самом деле, вопреки утверждению западников, царская Россия никогда не была тюрьмой народов, ни одна самая малая нация или народность не исчезли в ней. Так, русским царём Василием II Тёмным был принят на службу казанский царевич Касим-хан, в результате чего на реке Оке, исконно русской территории, было образовано удельное Касимово царство. Как описывал генерал И. Ф. Бларамберг [161], известный путешественник и государственный деятель царской России середины XIX века, когда племена, измученные междоусобными войнами и произволом среднеазиатских правителей, устремлялись «под руку белого царя», им отводились для заселения обширные угодья, оказывалась безвозмездная материальная помощь. Они на 20 лет освобождались от податей и, естественно, становились верными российскими подданными.

Именно так сын хана киргизской орды Нурали-Султан Букей с 22 775 душ населения в 1801 году с позволения императора Павла I перешёл через Урал на русскую территорию. И, благодаря проводимой царским правительством гуманной политике, к 40-м годам того же столетия количество людей указанной орды увеличилось до 80 тыс., а жизнь их стала безопасной и размеренной.

Аналогичным образом в середине XVIII в. Джунгария, расположенная на границах Цинской империи (Китай), Российской империи и Персией, ослабла из-за постоянных междоусобиц местных феодалов и военных поражений, наносимыми ей маньчжурскими войсками. Спасаясь от их преследования, подвластные Джунгарии алтайцы и часть джунгарского населения прикочевали к русским пограничным крепостям и обрели там защиту. Так же в 1756 г. 12 алтайских зайсанов обратились к царскому правительству с просьбой принять их в русское подданство. Просьба была удовлетворена, в результате чего жители 13 тысяч кибиток добровольно приняли гражданство России. Поэтому и была столь легко завоёвана Средняя Азия: русских там ждали. А с каким уважением до сих пор относятся потомки аборигенов Аляски, некогда российской колонии, к осваивающим их территорию русским первопроходцам!

Как утверждал генерал М. Д. Скобелев, выдающийся военачальник и стратег 19-го века, Россия – единственная страна в мире, которая позволяет себе воевать из чувства сострадания к другим. Но не всегда от этого получает благо для себя. Так Болгария, освобождённая кровопролитной русско-турецкой войной 1877 – 1878 годов, во всех последующих войнах выступала на стороне врагов России. И сейчас ведёт себя подобным образом. Польша, спасенная от полного уничтожения гитлеровцами, сносит памятники и оскверняет могилы павших во имя ее возрождения 640 тыс. советских солдат. Понятно, с мертвыми воевать легче, чем с живыми.

Неудивительно поэтому, что русские воспринимают себя не обособленными индивидуалистами, а частью чего-то целого: общины, общества, государства, народа, человечества. В этой связи русская философская и экономическая мысль рассматривает человека не как самостоятельную субстанцию, а как органичную часть Вселенной, ответственную как за себя, так и за становление мировой гармонии Бога, Природы и Человека. «Сознание всепроникающей связанности и единства вселенной, достигаемое через „живое и цельное зрение ума“ – принцип равновесия в русской философии» (И. В. Киреевский).

Поэтому лучшие русские философы (А. Хомяков, И. Киреевский, В. Соловьёв, Н. Бердяев, С. Булгаков, братья князья Трубецкие и др.) были доверчивыми идеалистами и считали Россию ответственной за судьбу человечества. Именно чувство сопричастности со всей Вселенной позволило великим русским мыслителям вносить весомый вклад в мировую культуру, достигать высочайшего уровня наблюдательности, входить в иные сферы чувствования и мышления, открывать их людям как изнутри, так и извне.

Поэтому уже в 19 веке русский ученый-философ Николай Федоров начал разрабатывать понятие русского космизма как идею объединения всех людей, основываясь не столько на территориальных, политических и идеологических принципах, сколько на моральных и нравственных. А. С. Пушкин раздвинул границы созвучности и придал поразительную музыкальность русскому языку. М. Мусоргский перестроил оперу в соответствии с мелодией человеческой речи, Л. Н. Толстой изучал объективные законы человеческого поведения, Ф. М. Достоевский – связь психологии человека с общественными явлениями. Н. Н. Миклухо-Маклай выдвинул теорию общности человеческих рас, Л. Н. Гумилёв связал этногенез с биосферой Земли и т. д.

К. Э. Циолковский смело заглянул за пределы ограниченного мира Земли, А. А. Богданов сформулировал общие законы взаимодействия Человека и Природы. П. А. Флоренский утверждал, что восприятие космической симфонии заключается в признании целостности Мира, в одушевлённости и взаимной сопряжённости его частей. А. В. Хомяков ввёл принцип соборности как основу устройства бытия, описывающего множество, собранное силой любви в свободное и органичное целое. И проч., и проч.

Е. П. Блаватская раскрыла истоки мировых философий и религий, связала их с Всемирными Законами Мироздания и синтезировала, таким образом, глубинное видение Мира. Её работы, несмотря на всю неоднозначность автора, до сих пор популярны не только на Западе, но и на Востоке, традиционно считающем западных людей дикарями. Как признавал Браман Раи Б. К. Лахири, который «никогда, ни перед кем не склонял головы, кроме Высшего Существа», он, тем не менее, «складывает руки перед этой белой йогиней, как послушное дитя ˂˃То, что в наших глазах она более не женщина варваров; она переступила порог, и каждый Индус, даже чистейший из чистейших Браманов, сочтёт для себя честью и радостью называть её матерью».

В этой связи русские считают себя органичной частью Природы, а не самостоятельным субъектом, живущим по собственной прихоти, по своим законам и правилам. Отсюда если западный человек отстаивает свою индивидуальность, обособленность, то русский – принадлежность к чему-то большему. Из-за этого русской повседневностью стала не победа одного мнения, толка или термина над другими, а их многообразие, уживчивость, взаимное дополнение и обогащение. Поэтому если основные проблемы Запад старается разрешать силой, то Россия – компромиссом, достижением согласия. Они тяготеют к праву, к личной собственности, к суду человеческому, а россияне – к справедливости, к общественному благу и к суду Божьему. Если на Западе критерием уважения служит богатство, то в России – общественное признание. В ней считается, что «Трудом праведным не построишь палат каменных», и в большинстве случаев так оно и есть.

Иррациональность и романтизм русских трудно, а иногда невозможно понять. Зачастую они не умеют выразить свои чувства, мысли. Не пытаются состязаться в уловках с людьми, убеждёнными в своём праве попирать остальных. Не станут презирать другие народы, возомнив себя превыше всех. Не умеют восхищаться собою и не считают, что уже достигли своих пределов, сколько бы ни познали они – всё им мало. Вечно голодные душой, они живут стремлением к высшему, к недостижимому, а поэтому всегда собою не удовлетворены. И чем большего достигают они, тем сильнее это неудовлетворение. Взявшись не за своё дело мелкой, личной наживы, русский всегда бывает и обманут, и предан. На самого себя он работает плохо. Именно поэтому в большинстве своём столь уродливо выглядят «новые русские» с их стяжательством, чванством и разухабистостью.

По этой причине всё непонятное, что встречается у других народов, представляется русскому интересным, а европейцу – уродливым, плохим. «Кто думает, учит, желает иначе, чем человек Запада, он грешник, враг, отщепенец. С ним борются без пощады» (О. Шпенглер [175]). Более того, «У Британии нет постоянныхврагов и постоянных друзей, а есть только постоянные интересы» (У. Черчилль). Поэтому западная деловая этика не знает такого понятия, как «благодарность». «В политике Европы тщетно было бы искать высших моральных побуждений. Этой политикой руководит исключительно нажива <…> сведущие люди утверждают, что в наше время долги чести платят лишь чудаки с устаревшими взглядами, а не просвещённые нации» (П. Н. Врангель, Главнокомандующий Белыми силами на юге России [162]).

 

Причем если европеец стремится решать собственные проблемы, то русский – общемировые. Они тяготеют к конкретности, а русские – к абстракции. В отличие от западного человека, которым движут преимущественно повседневные, прагматичные заботы, русского больше привлекает даль, перспектива, всеобщность. В самом деле, «Всё здешнее, местное, косное существует только предварительно, только так, до времени и между прочим, в душе же живёт и ширится одна мечта – о Будущем» (С. Булгаков).

Из-за этого русский не похож на других, среди них нередко кажется и глупым, и жалким. Но удивляться этому не приходится: мы приняли чуждые нашей ментальности ценности, молимся не своим богам, подражаем чужим вкусам. Внедрили рождённую на Западе уродливую административную систему управления, передачу власти по наследству, а не по достоинству. Приняли западную концепцию налогов, податей, существуем в искусственных условиях управляемой не пользой, а деньгамиэкономики. То есть живём не своей жизнью. Вместе с тем играть по чужим правилам с теми, которые эти правила придумали, значит заведомо обрекать себя на проигрыш. Следует ли в этих условиях удивляться нашей противоречивости?!

В отличие от других, русского в меньшей степени привлекают действия, но всегда волнуют лежащие в их основе причины, цели. Насколько они соответствуют его пониманию совести, справедливости и правды жизни. В этом заключаются истоки всего его поведения, истории, культуры, искусства, духовности. Сравним российские фильмы, книги, музыку, иконы с подавляющим большинством зарубежных, и тогда такое утверждение уже не потребует дополнительных подтверждений. В самом деле, в иностранных произведениях, как правило, фигурирует динамика: «пошёл», «сделал», «ударил», «взял». А у нас – «почувствовал», «страдал», «думал», «мечтал», «искал».

При этом русские не любят проявлять себя в обыденном, зато живут полнокровной жизнью, когда требуется совершить невозможное. Они не любят размениваться по мелочам, им подавай нечто могучее, с чем никто другой не справится. И тогда они покажут себя. «Россию малыми делами не спасёшь!» (Н. Бердяев). Но как только русский сбрасывает с себя чужое обличие, приобретает уверенность в своей правоте, откуда только берутся у него и умение, и мудрость, и сила, и красота. Тут уж сторонись все, не становись у него на пути. Сомнёт, и не заметит.

В самом деле, как ни удивляться нашим предкам начала XVIII века при Петре I, когда фактически из небытия всего за 25 лет возникла могучая держава, разгромившая Швецию – самое мощное из тогдашних государств Европы. Построившая за это время промышленность, армию и флот, заставившая уважать себя весь мир. Вспомним осень и зиму 1941 года, когда во имя защиты своей чести и свободы наш народ («страна рабов…») совершил немыслимое: в условиях тяжелейшей войны, в жестокие морозы всего за 2 месяца переместил 2/3 всех предприятий страны в необжитые районы Сибири и наладил на них военное производство (!). Несмотря на умопомрачительные потери, разгромил опытнейшего врага, на которого работала вся Европа. И, как в сказке П. П. Ершова «Конёк-Горбунок» про Ивана-царевича, нырявшего в чан с кипятком, страна после этого стала более могучей, чем была прежде.

Понятно, что никакие репрессии не смогли бы сподвигнуть на это людей, если бы они всем существом своим не были подготовлены к этому подвигу. Как после этого не бояться нас тем, у кого нечистые помыслы, не ожидать от нас всякой непредсказуемости, не стремиться уничтожить этот «самый непокорный на земле народ» (директор ЦРУ США А. Даллес)?

Огромные расстояния, которые приходится преодолевать русским, приучили их к величию помыслов: «Русская душа ушиблена ширью» (Н. Бердяев). Поэтому высокое русские ищут вне себя, находя радость только в совместном благополучии с окружающими. Данное обстоятельство наглядно проявилось в пословице: «Чужой беды не бывает!». В отличие от неё на Западе бытует формула: «It’syourproblems!» («Это твои проблемы!» – даже перевод этой фразы звучит не по-русски). Поэтому «Русские люди никогда не будут счастливы, зная, что где-то творится несправедливость» (Шарль де Голль). От этого и победил социализм в России, в которой стремление к справедливости было большим, чем к рациональности и к собственной безопасности.

Эти черты наложили отпечаток на все качества народа русского, которые отмечают многие авторитеты: «Русская душа – это щедрость, не знающая границ» (Далай-лама, духовный лидер Тибета). «Русские люди добросовестно и безвозмездно трудятся, если в обществе есть нравственная идея, праведная цель» (Ф. Гегель). «Концепция добронравия – жить по совести – это по-русски» (У. Черчилль). «Я предвижу громадную будущность России. Конечно, и ей придётся пройти через известные встряски и, может быть, тяжёлые потрясения, но всё это пройдёт, и после того Россия воспрянет и сделается оплотом всей Европы, самой могущественной, может быть, во всём мире державой» (Теодор Рузвельт, американский Президент).

И это неслучайно: «И спросил Андрей Иоанн, ученик его: «Равий! Каким народам нести благую весть отца своего небесного?» И ответил ему Иешуа (Христос): «Идите к народам восточным, к народам западным, к народам южным. <…> К язычникам севера не ходите. Ибо безгрешны они и не знают грехов и пороков дома Израилева» (Андрей Первозванный, апокриф, гл. А.5 «Евангелие от Андрея»). Однако «Когда ониобратились в христианство, вера их притупила их мечи, двери добычи закрылись перед ними, и они вернулись к нужде и бедности, сократились у них средства к существованию» (Аль Марвази). Зато Византия смогла вздохнуть облегчённо.

Во всём этом и заключается основа многоликости русской культуры, нестандартности её форм и образов. В ней понимается ценность многогранности, ограниченность и невыразительность шаблонов. Вспомним Храм Василия Блаженного с его буйством красок, асимметрией образов, неповторимостью куполов. Это и есть символ самой России, могучей и нестандартной, ни на кого не похожей. Что и восхищает, и раздражает в нас превыше всего. Поистине, «Умом Россию не понять. Аршином общим не измерить…» (Ф. Тютчев).

При этом русские не просто перенимают чужое, но во всё стараются внести что-то своё, собственное. Так, православная религия греческого толка, пришедшая на русские просторы в конце Х века, преобразилась в русский толк, до сих пор сохраняющий элементы язычества. Демонстрируя, таким образом, преемственность религий, почитание своей истории, предков и оберегая ярко выраженные национальные черты. Сохранила присущую русскому духу тягу к взаимодополнению, к уважению других мнений и верований.

Так, одновременно с верой в Христа русские продолжали верить в Деда Мороза, Снегурочку, в домового, в ведьм и чертей, в духа домашнего очага чура, в кикимор, русалок, в лешего и водяного, почитали души предков навы, уважали покровительствующих влюблённым Леля и Ладу. Наряду с христианскими молитвами колядовали, обращались к Богу не только в храмах, но и у рек, в рощах и в дубравах. Языческий Перун-громовержец у них без труда преобразился в православного Илью-пророка; богиня материнства Роженица – в Богородицу; вместо покровителя стад Волоса стали чтить святого Власия. Ночь Карачуна, самую длинную в году, заменили примерно в то же время празднуемым Рождеством, ночь языческого Ивана Купала преобразовали в ночь Иоанна Крестителя. В христианском пантеоне языческую богиню Мокошь заместила святая великомученица Параскева.