Он здесь! – В средину цепи горной
Вступил, и, дав ему простор,
Вокруг почтительно, покорно
Раздвинулись громады гор.
Своим величьем им неравный,
Он стал – один и, в небосклон
Вперя свой взор полудержавный,
Сановник гор – из Крыма он,
Как из роскошного чертога,
Оставив мир дремать в пыли,
Приподнялся – и в царство бога
Пошел посланником земли.
Зеленый плащ вкруг плеч расправил
И, выся темя наголо,
Под гром и молнию подставил
Свое открытое чело.
И там, воинственный, могучий,
За Крым он растет с грозой,
Под мышцы схватывает тучи
И блещет светлой головой.
И вот я стою на холодной вершине.
Все тихо, все глухо и темно в долине.
Лежит подо мною во мраке земля,
А с солнцем давно переведался я, —
Мне первому луч его утренний выпал,
И выказал пурпур, и злато рассыпал.
Таврида-красавица вся предо мной.
Стыдливо крадется к ней луч золотой
И гонит слегка ее сон чародейный,
Завесу тумана, как полог кисейный,
Отдернул и перлы восточные ей
Роняет на пряди зеленых кудрей.
Вздохнула, проснулась прелестница мира,
Свой стан опоясала лентой Салгира,
Цветами украсилась, грудь подняла
И в зеркало моря глядится: мила!
Роскошна! Полна красотою и благом!
И смотрит невестой!.. А мы с Чатырдагом
Глядим на красу из отчизны громов
И держим над нею венец облаков.
Разом здесь из жаркой сферы
В резкий холод я вошел.
Здесь на дне полупещеры —
Снега вечного престол;
А над ним немые стены,
Плотно затканные мхом,
Вечной стражею без смены
Возвышаются кругом.
Чрез отвёрстый зев утёсов
Сверху в сей заклеп земной
Робко входит свет дневной,
Будто он лишь для расспросов:
Что творится над землёй? —
Послан твердью световой.
Будто ринувшись с разбега
По стенам на бездну снега,
Мох развесился над ней
Целой рощей нисходящей,
Опрокинутою чащей
Нитей, прядей и кистей.
Что ж? До сердца ль здесь расколот
Чатырдаг? – Сказать ли: вот
Это сердце – снег и лёд?
Нет бесстрастный этот холод
Сдержан крымскою горой
Под наружной лишь корой.
Но и здесь не без участья
К вам природа, и бесстрастья
В ней законченного нет:
Здесь на тяжкий стон не счастья
Эхо стонет нам в ответ;
Словно другом быть вам хочет,
С вашим смехом захохочет,
С вашим криком закричит,
Вместе с вами замолчит,
Сердцу в муках злополучья
Шлёт созвучья и отзвучья:
Вздох ваш скажет – ох, беда! —
И оно вам скажет – да!
Так глубоко, так сердечно!
Этот воздух ледяной
Прохладит так человечно
Жгучий жар в груди больной;
Он дыханье ваше схватит
И над этим ледником
Тихо, бережно покатит
Пара дымчатым клубком.
Этот мох цвести не станет,
До цветов ему – куда?
До зато он и не вянет
И не блекнет никогда.
А к тому ж в иные годы
Здесь, под солнечным огнём,
Бал таврической природы
Слишком жарок: чтоб на нём
Сладко грудь свежилась ваша,
Здесь мороженного чаша
Для гостей припасена
И природой подана.
И запас другого блага
Скрыт здесь – в рёбрах Чатырдага:
Тех ключей, потоков, рек
Не отсюда ль прыщет влага?
Пей во здравье, человек!
В этой груде снежных складов
Лишь во времени тверда
Тех клокочущих каскадов
Серебристая руда;
Но тепло её затронет,
Перетрёт между теснин,
Умягчит, и со стремнин
Подтолкнёт её, уронит
И струистую погонит
В область дремлющих долин.
Долго шёл между горами
И с раската на раскат…
Горы! тесно между вами;
Между вами смертный сжат;
Тесно, сердце воли просит,
И от гор, от их цепей,
Лёгкий конь меня уносит
В необъятный мир степей.
Зеленеет бархат дерна —
Чисто; гладко; ровен путь;
Вдоволь воздуха; просторно:
Есть, где мчаться, чем дохнуть.
Грудь свободна – сердце шире!
Есть, где горе разнести!
Здесь не то, что в душном мире:
Есть, чем вздох перевести!
Бездна пажитей пространных
Мелким стелется ковром;
Море трав благоуханных
Блещет радужно кругом.
Удалой бурно – крылатый
Вер летит: куда лететь?
Вольный носит ароматы:
Не найдёт, куда их деть.
Вот он. Вот он – полн веселья —
Прах взвивает и бурлит
И, кочуя, от безделья
Свадьбу чёртову крутит.
Не жалеет конской мочи
Добрый конь мой: исполать!
О, как весело скакать
Вдаль, куда смотрят очи,
И пространство поглощать!
Ветер вольный! брат! – поспорим!
Кто достойнее венка?
Полетим безводным морем!
Нам арена широка.
Виден холм из – за тумана,
На безхолмьи великан;
Видишь ветер – вон курган —
И орёл летит с кургана:
Там ристалищу конец;
Там узнаем, чей венец:
Конь иль ветр – кто обгонит?
Мчимся: степь дрожит и стонет;
Тот и этот, как огонь,
И лишь ветр у кургана
Зашумел в листах бурьяна —
У кургана фыркнул конь.
Я видел: бережно, за рамой, под стеклом,
Хранились древности остатки дорогие —
Венцы блестящие, запястья золотые
И вазы чудные уставлены кругом,
И всё, что отдали курганы и гробницы —
Амфоры пирные и скорбные слезницы,
И всё была свежа их редкая краса;
Но средь венцов и чаш, в роскошном их собранье,
Влекла к себе моё несытое вниманье
От женской головы отъятая коса,
Достойная любви, восторгов и стенаний,
Густая, чёрная, сплетённая в три грани,
Из страшной тьмы могил исшедшая на свет
И неизмятая под тысячами лет,
Меж тем как столько кос и с царственной красою
Иссеклось времени нещадною косою.
Нетленный блеск венцов меня не изумлял;
Не диво было мне, что эти диадимы
Прошли ряды веков, все в целости хранимы.
В них рдело золото – прельстительный металл!
Он время соблазнит, и вечность он подкупит,
И та ему удел нетления уступит.
Но эта прядь волос… Ужели и она
Всевластной прелестью над временем сильна?
И вечность жадная на этот дар прекрасной
Глядела издали с улыбкой сладострастной?
Где ж светлые глаза той дивной головы,
С которой волосы остались нам?.. Увы!
Глаза… они весь мир, быть может, обольщали,
Диктаторов, царей и консулов смущали,
Огни кровавых войн вздувая и туша,
Глаза, где было всё: свет, жизнь, любовь, душа,
Где лик небес сверкал, бессмертье пировало, —
О, дайте мне узреть хоть их волшебный след!
И тихо высказал осклабленный скелет
На жёлтом черепе два страшные провала.
Прости, волшебный край, прости!
На кратком жизненном пути
Едва ль тебя я снова встречу,
Да и зачем?.. я не замечу
И не найду в тебе тогда
Того, что видел ныне – да!
Ты будешь цвесть, ты вечно молод,
А мне вторично – не цвести:
Тогда в тебя вознёс бы холод…
Прости, волшебный край, прости!
Лёгкий сумрак. Сень акаций.
Берег моря, плеск волны;
И с лазурной вышины
Свет лампады муз и граций —
Упоительной луны.
Там, чернея над заливом,
Мачт подъемлются леса;
На земли ж – земли ж краса —
Тополь ростом горделивым
Измеряет небеса.
Горячей дыханья девы,
Меж землёй и небом сжат,
Сладкий воздух; в нём дрожат
Итальянские напевы;
В нём трепещет аромат.
А луна? – Луна здесь греет,
Хочет солнцем быть луна;
Соблазнительно – пышна
Грудь томит и чары деет
Блеском сладостным она.
Злая ночь златого юга!
Блещешь лютой ты красой:
Ты сменила холод мой
Жаром страшного недуга —
Одиночества тоской.
Сердце, вспомнив сон заветной,
Жаждешь вновь – кого-нибудь…
Тщетно! Не о ком вздохнуть!
И любовью беспредметной
Высоко взметалась грудь.
Прочь, томительная нега!
Там – целебный север мой
Возвратит душе больной
В лоне вьюг, на глыбах снега
Силу мыслей и покой.
В стране, где ясными лучами
Живее плещут небеса,
Есть между морем и горами
Земли роскошной полоса.
Я там бродил, и дум порывы
Невольно к вам я устремлял,
Когда под лавры и оливы
Главу тревожную склонял.
Там, часто я в разгуле диком,
Широко плавая в мечтах,
Вас призывал безумным криком, —
И эхо вторило в горах.
О вас я думах там, где влага
Фонтанов сладостных шумит,
Там, где гиганта – Чатырдага
Глава над тучами парит,
Там, где по яхонту эфира
Гуляют вольные орлы,
Где путь себе хрусталь Салгира
Прошиб из мраморной скалы; —
Там, средь природы колоссальной,
На высях гор, на рёбрах скал,
Оставил я свой след печальной
И ваше имя начертал;
И после – из долин метались
Мои глаза на высоты,
Где мною врезаны остались
Те драгоценные черты:
Они в лазури утопали,
А я смотрел издалека,
Как солнца там лучи играли
Или свивались облака.
Блеснёт весна иного года,
И может быть в счастливый час
Тавриды смелая природа
В свои объятья примет вас.
Привычный к высям и оврагам,
Над дольней бездной, в свой черёд,
Татарский конь надёжным шагом
Вас в область молний вознесёт —
И вы найдёте те скрижали,
Где, проясняя свой удел
И сердца тайные печали,
Я ваше имя впечатлел.
Быть может, это начертанье —
Скалам мной вверенный залог —
Пробудит в вас воспоминанье
О том, кто вас забыть не мог…
Но я боюсь: тех высей темя
Обвалом в бездну упадёт,
Или завистливое время
Черты заветные сотрёт,
Иль, кроя мраком свет лазури
И раздирая облака,
Изгладит их ревнивой бури
Неотразимая рука, —
И не избегну я забвенья,
И, скрыта в прахе разрушенья,
Заветной надписи лишась,
Порой под вашими стопами
Мелькнёт не узнанная вами
Могила дум моих об вас.
Пируя праздник возвращенья,
Обет мой выполнить спешу,
И юга светлого растенья
Я вам сердечно приношу.
Там флора пышная предстала
Мне в блеске новой красоты;
Я рвал цветы – рука дрожала
И их застенчиво срывала:
Я не привык срывать цветы.
Они пред вами, где ж приветный,
Чудесный запах южных роз?
Увы! Безжизненный, безцветный
Я только прах их вам привез:
Отрыв от почвы им смертелен,
И вот из скудных сих даров
Лишь мох остался свеж и зелен
От чатырдагских ледников —
Затем, что с ним не зналась нега;
Где солнца луч не забегал,
Он там над бездной льдов и снега
Утёсов рёбра пеленал;
Да моря чудные растенья,
Как вживе, странный образ свой
Хранят – затем, что с дня рожденья
Они средь влаги и волненья
Знакомы с мрачной глубиной.
О, как быстра твоих очей
Огнём напитанная влага!
В них всё – и тысячи смертей
И море жизненного блага.
Они, одетые черно,
Горят во мраке сей одежды;
Сей траур им носить дано
По тем, которым суждено
От их погибнуть без надежды.
Быть может, в сумраке земном
Их пламя для того явилось,
Чтоб небо звёзд твоих огнём
Перед землёю не гордилось,
Или оттоль, где звёзд ряды
Крестят эфир лучей браздами,
Упали белых две звезды
И стали чёрными звездами.
Порой, в таинственной тени,
Слегка склонённые, они,
Роняя трепетные взгляды,
Сияньем теплятся святым,
Как две глубокие лампады,
Елеем полные густым, —
И укротив желаний битву
И бурю помыслов земных,
Поклонник в трепете при них
Становит сердце на молитву.
Порой в них страсть: ограждены
Двойными иглами ресницы,
Они на мир наведены
И смотрят ужасом темницы,
Где через эти два окна
Чернеет страшно глубина, —
И поглотить мир целый хочет
Та всеобъемлющая мгла,
И там кипящая клокочет
Густая, чёрная смола;
Там ад; – но муки роковые
Рад каждый взять себе на часть,
Чтоб только этот ад попасть,
Проникнуть в бездны огневые,
Отдаться демонам во власть,
Истратить разом жизни силы,
Перекипеть, перегореть,
Кончаясь, трепетать и млеть,
И, как в бездонных две могилы,
Всё в те глаза смотреть – смотреть.
Летом протёкшим, при всходе румяного солнца,
Я удалился к холмам благодатным. Селенье
Мирно, гляжу, почиваю над озером ясным.
Дай, посещу рыбарей простодушных обитель!
Вижу, пуста одинокая хижина. – «Где же,
Жильцы этой хаты пустынной?» —
Там, – отвечали мне, – там! – И рукой указали
Путь к светловодному озеру. Тихо спустился
К берегу злачному я и узрел там Николая —
Рыбаря мирного: в мокрой одежде у брега
Плот он сколачивал, тяжкие брёвна ворочал;
Ветром власы его были размётаны; лёсы,
Крючья и гибкие трости – орудия ловли —
Возле покоились. Тут его юные чада
Одаль недвижно стояли и удили рыбу,
Оком прилежным судя, в созерцаньи глубоком,
Лёгкий, живой поплавок и движение зыби.
Знал я их: все они в старое время, бывало,
С высшим художеством знались, талантливы были,
Ведали книжное дело и всякую мудрость, —
Бросили всё – и забавы, и жизнь городскую,
Утро и полдень и вечер проводят на ловле.
Странное дело! – помыслил я – что за причина?
Только помыслил – челнок, погляжу, уж, отчалил,
Влажным лобзанием целуются с озеров вёсла:
Сам я не ведаю, как в челноке очутился.
Стали на якоре; дали мне уду; закинул:
Бич власяной расхлестнул рябоватые струйки,
Груз побежал в глубину, поплавок закачался,
Словно малютка в люльке хрустальной; невольно
Я загляделся на влагу струистую: сверху
Искры, а глубже – так тёмно, таинственно, чудно,
Точно, как в очи красавицы смотришь, и взору
Взором любви глубина отвечает, скрывая
Уды зубристое жало в загадочных персях.
Вдруг – задрожала рука – поплавок окунулся,
Стукнуло сердце и замерло… Выдернул: окунь!
Бьётся, трепещет на верном крючке и, сверкая,
Брызжет мне в лицо студёными перлами влаги.
Снова закинул… Уж солнце давно закатилось,
Лес потемнел, и затеплились божьи лампады —
Звёзды небесные, – ловля ещё продолжалась.
«Ваш я отныне, – сказал рыбакам я любезным, —
Брошу неверную лиру и деву забуду —
Петую мной чернокудрую светлую деву,
Или – быть может… опять проглянула надежда!..
Удой поймаю её вероломное сердце —
Знаю: она их огня его бросила в воду.
Ваш я отныне – смиренный сотрудник – ваш рыбарь».
Эта и ещё 2 книги за 34,99 zł