От «А» до «Я»

Дома-корабли

 
Среди черной ночи, среди голой земли
Вдруг поплыли в поля без эскорта,
Свет окошек своих на полнеба разлив,
Великаны дома, не дома – корабли,
От окраины города-порта.
 
 
Величавы, громадны, в сиянье огней
Среди ночи плывут молчаливо,
Словно статью любуясь и мощью своей,
Будто нет их на свете стройней и сильней,
Потому каждый рейс их счастливый.
 
 
Нет. Дома-корабли никуда не плывут,
Хоть набиты квартиры-каюты,
В них обычные скучные люди живут,
У кого-то из них есть домашний уют,
У кого-то и нету уюта.
 
 
И никто не спешит по солёным морям
Открывать Новый Свет и Дакоту —
Чуть продравши глаза, все встают по утрам,
Оставляют извечный домашний бедлам
И привычно спешат на работу.
 
 
Даже в мыслях своих, даже в простеньких снах
Против жизни такой не бунтуя,
Увязают в заботах, в житейских делах,
Рассыпаются заживо в пепел и прах,
В узколобом мирке существуя.
 
 
И уже не понять, кто живой, а кто нет,
Каждый – робот из плоти и кожи,
Заводной манекен, на пружинках скелет,
Даже лица, как лики со стёртых монет,
Друг на друга уныло похожи.
 
 
И летит день за днём, а за месяцем – год,
Всё черствей и мертвей наши души.
Кто хламьё тащит в дом, набивает живот,
Кто копейки с рублями в кубышку кладёт,
А кто водку по-чёрному глушит.
 
 
Но внезапно поймёшь, душу выжав из жил,
Может, даже в преддверии гроба,
Что не так ты прожил, не тому ты служил,
Даже песни своей ты и то не сложил,
И вообще ты – дрянная особа.
 
 
И рванётся душа, в глупой злобе кляня
Неустроенность этого мира.
На исходе унылого тусклого дня
В ночь глухая тоска прочь погонит меня
Из привычной убогой квартиры.
 
 
Нет, дома-корабли никуда не плывут.
Им и плыть никуда неохота.
Может быть, хорошо, если дома уют,
Может быть, хорошо, если любят и ждут
И не в тягость простая работа.
 
 
Может быть, может быть. И не мне их судить.
Я и сам никогда не матросил.
Я всего лишь пытаюсь куда-то уплыть,
Только вряд ли когда-нибудь этому быть,
Видно, намертво якорь я бросил.
 
 
Потому-то в ночи среди чёрной земли
Мне всего лишь на миг показалось,
Что поплыли куда-то дома-корабли…
Может, это мечты мои плоть обрели,
Может, это лишь просто усталость…
 

«Вновь вагон подо мною качается…»

Н. М.

 
Вновь вагон подо мною качается,
И штрихуют закат провода.
Ощущенье, что что-то кончается…
Одинокая кружит звезда.
 
 
Жизнь сплелась неразрывно с дорогою,
С перестуком вагонных колёс.
Я под тот перестук вновь потрогаю
Прядь твоих светло-русых волос.
 
 
Вновь возьму твою руку в ладони я,
Долгим взглядом себя напою,
И последнего взгляда агония
Всколыхнёт снова душу мою.
 
 
Знаю сам, что я всё только выдумал —
Среди сосен меня и тебя
Ветер песнею высвистел, выдунул
Тихим плачем ночного дождя.
 
 
Вновь пойдут чередой дни и месяцы…
Разговора колёс рвётся нить…
Мы, быть может, с тобой ещё встретимся…
Может быть…
  Может быть…
    Может…
      Быть…
 

«Вернусь домой и лягу спать…»

…не исчезай…

Е. Евтушенко

 
Вернусь домой и лягу спать.
Твоё лицо в такси ночном
Не буду больше вспоминать,
Не стану грезить о былом.
 
 
И вновь спокойно буду жить
В делах серьёзных и пустых,
Не будет зря в ночи грустить
И вспоминать тебя мой стих.
 
 
И ты не вспомнишь обо мне.
Среди дождей, среди снегов
В вечерней чуткой тишине
Растает звук моих шагов.
 
 
Нам больше песен не споют
Средь сосен шалые ветра,
И твоего тепла уют —
Он был вчера, уже вчера…
 
 
Нет! Я не верю, не хочу,
Чтоб ты исчезла навсегда!
«Не исчезай! – тебе кричу, —
Пусть сотни вёрст и пусть года
 
 
Меж нами, снег и листопад,
Но из ушедших наших дней
Верну я вновь тебя назад
Всесильной памятью своей,
 
 
Верну себе твоё лицо,
Плач полуночного дождя,
Мне всё равно, в конце концов,
Что лишь придумал я тебя!
 
 
Не исчезай! С моей судьбой
Свяжи хоть тоненькую нить!
Быть может, встречусь я с тобой…
Я повторяю: может быть…
Не исчезай…»
 

24.12.86

IX. Путешествие. I

Февраль 1987 – апрель 1987

Н. М.

«Ах, путешествие! Прекрасны снова дали…»

 
Ах, путешествие! Прекрасны снова дали,
И безмятежно тих и ясен новый день!
Я в этих стенах славно поскандалил,
Давно наскучила мне эта дребедень.
 
 
Пусть старым хламом горькой памяти нагружен
По ватерлинию фрегат давным-давно,
О всех, забывших нас, молебен мы отслужим
И камнем пустим груз души своей на дно.
 
 
Я снова жизнь свою волнам слепым вверяю,
Ветрам надежд, штормам желаний и измен,
Мне только кажется, что я всегда теряю, —
Гораздо больше получаю я взамен.
 
 
И жизнь не кончена, мой век ещё не прожит —
Пускай не молод я уже, но и не стар,
И мне не раз ещё судьба к ногам положит
Дороги к новым, неизведанным местам.
 
 
Ах, путешествие! Я снова воскресаю!
Лишь только б сделать первый шаг через порог,
Лишь только б верить мне, что я не зря бросаю
Себя навстречу неизвестности дорог…
 

«Мой милый друг, слова прощанья…»

 
Мой милый друг, слова прощанья
Порой так трудно нам сказать,
И может вдруг воспоминанье
Нежданной болью наказать.
 
 
Я новой встречи ждал напрасно
Среди привычно серых дней —
Ты так спокойно-безучастна,
Ну что же, мир душе твоей.
 
 
Надежды парус одинокий
Тобою смят и в волны сбит,
Вновь приземлённо-невысоким
И прозаичным стал мой быт.
 
 
Мне снова некуда стремиться,
Никто меня нигде не ждёт.
Так опускает крылья птица,
Прервав бессмысленный полёт.
 
 
И лишь строка к строке ложится,
Привычно ритмикой дыша…
А за окошком ночь змеится,
И волком воет в ночь душа…
 
 
Но никого не потревожит
Душа, познавшая узду,
Я не скажу тебе: «Быть может…»
И новых встреч, увы, не жду.
 
 
Лежат снега в пустыне белой,
И холодна моя рука,
С души, немного помертвелой,
Летит прощальная строка.
 
 
Какое грустное прощанье,
Хоть и не видно глупых слёз.
И нет ни тени обещанья,
Осталось лишь воспоминанье
Да стук колёс…
Да стук колёс…
 

Трава забвения. II

Посвящение ко дню рождения

 
Я о прошлом, право, не грущу,
Всё уйдёт – печали и смятенье…
Я на волю птицу отпущу,
В памяти взойдёт трава забвенья.
 
 
Грустных слов простой речитатив
В душу мне прольёт успокоенье,
Давних снов навязчивый мотив
Порастёт травой – травой забвенья.
 
 
Ничего, что пусто стало вдруг, —
Жизнь сама нам дарит утешенья…
И с улыбкой, как и все вокруг,
Я тебя поздравлю с днём рожденья.
 
 
Пожелаю счастья, долгих дней,
Без печалей жить и без волненья
И пойду дорогою своей
В поисках травы – травы забвенья.
 
 
Всё пройдет. И новые мечты
К нам придут, и новые сомненья,
Но однажды вдруг вернёшься ты
Из густой травы – травы забвенья.
 
 
Будет дождь стучать в моё окно
Иль метель вершить своё круженье,
Но, пока я жив, мне не дано
Отыскать траву – траву забвенья.
 
 
И пойму я, на исходе лет
Вновь прося у памяти прощенья,
Что такой травы на свете нет,
Горестной травы – травы забвенья.
 
 
Может быть, захочешь ты не раз
Отыскать сама траву забвенья,
Не ищи. Не надо.
А сейчас
Я тебя поздравлю с днём рожденья.
 

2.3.87

«Ты, мне так мало давшая взамен…»

Я помню чудное мгновенье…

А. Пушкин

 
Ты, мне так мало давшая взамен,
Невольно мне так много подарила.
И не коснутся ветры перемен
Того, что муза в строки воплотила.
 
 
Пройдут года. И время вновь сотрёт
С лица земли всё наше поколенье.
И лишь творенье музы не умрёт,
Плод наших мук, любви и вдохновенья.
 
 
Мы постареем, в ворохе имён,
Событий, дел угаснут все стремленья,
И только строки из иных времён
Вернут тебе вновь чудное мгновенье.
 
 
И грустный иней нашей седины
Растает вдруг пред ясным нежным словом,
И в старом зеркале себя увидим мы
Из тех времён вернувшимися снова.
 
 
И день сегодняшний тебе через года
Я подарю послушною строкою —
Ты вновь воскреснешь, так же молода,
Моим воссозданная сердцем и рукою…
 

«Глухой порой ночною…»

 
Глухой порой ночною
Молчание мне в тягость…
С беспечной болтовнёю
Давно ушли друзья.
Исчезла без возврата
Моя шальная радость,
Шальная чья-то, чья-то,
Но только не моя.
 
 
И больше нет причины
Для грустных ожиданий,
Огнём одной лучины
Не осветить пути.
Её сжигает пламя
Всех наших несвиданий,
Минутами чеканя
Печаль в моей груди.
 
 
Едва соприкоснувшись,
Уж разошлись дороги.
Лицом к лицу столкнувшись,
Мы разлетелись прочь.
Опять моё терпенье
Испытывают боги
В мой грустный день рожденья,
Точнее – в эту ночь…
 
 
Как ночь пуста и злобна,
Лишь за окошком ветер
Надсадно и утробно
Гундосит столько лет
Напев свой бесконечный
О том, что всё на свете,
Увы, так быстротечно
И продолженья нет.
 
 
Как в камушки, играя
В свои воспоминанья,
Напрасно собираю
Из них цветной узор —
Вновь милые предметы
Теряют очертанья,
Как пепел сигареты,
Упавший на ковёр…
 
 
И все ж своей судьбе я
Не брошу зря упрёка,
И вновь скажу тебе я —
И ты мне не перечь —
Мы встретимся, быть может,
Невольно, ненароком,
И сердце растревожит
Случайность этих встреч.
 
 
Но мало ль, что захочет
Оно в слепом упрямстве, —
Свечи во мраке ночи
Уже не различишь.
Мы в новой встрече будем
Разделены в пространстве —
Совсем чужие люди,
Едва знакомы лишь…
 

3.3.87

Муза

Как и жить мне с этой обузой,

А еще называют Музой…

А. Ахматова

 
Моя муза – проститутка старая,
Только притворилась, что усталая,
Ей не зря грожу небесной карой я,
Музу низвожу вон с пьедестала я.
 
 
Как хочу, я эту тварь использую, —
С терпким самогоном, под «Посольскую»,
Мне она поёт порою с пользою,
Но ведёт меня тропою скользкою.
 
 
То грустна, нежна, яснее месяца,
То она со мной как будто взбесится —
На чердак ведёт по чёрной лестнице,
Веревьё суёт, чтоб мне повеситься.
 
 
Моя муза – стерва нагло дошлая,
Все поёт моё больное прошлое…
Вырву ей язык, собакам брошу я,
Выверну нутро банально пошлое.
 
 
Чтоб в грязи крутилась пьяным поползом,
Чтоб завыла, сволочь, тонким голосом,
По снегу визжала ржавым полозом,
Удавлю её её же волосом…
 
 
А она в ответ лишь мерзко скалится:
«Хочешь быть как все и тихо стариться?»
Поднимает слов дубину-палицу
И наотмашь, в кровь! Аж зубы валятся…
 
 
Я утрусь куском её материи
И заткну платком фонтан истерии.
Видно, зря затеял с нею свару я,
Моя муза – проститутка старая.
 

7.3.87

«Я с тобой сегодня попрощаюсь…»

Ночные размышления в номере гостиницы перед отъездом…

 
Я с тобой сегодня попрощаюсь,
В сердце снова уношу я грусть.
Вечно я куда-то возвращаюсь,
Может быть, я и сюда вернусь.
 
 
Может быть, ах, может быть, быть может…
Так неясен путь мой, а пока,
Может быть, перо своё отложит
Так легко писавшая рука.
 
 
Спрячу я бумагу в долгий ящик
И туда же душу на покой,
Буду жить днём только настоящим,
Так же, как живёт любой другой.
 
 
Пусть порою в долгом разговоре
Со мной муза так была нежна —
Я сегодня с глупой музой в ссоре,
Никому та муза не нужна.
 
 
Ну а сам кому я в жизни нужен?
Кто мне дал тепло души своей?
Вроде бы считаюсь чьим-то мужем,
И вокруг полным-полно друзей.
 
 
Только у друзей тепла не ищут,
И не могут дать они тепла.
Потому в душе моей и свищут
Ветры от угла и до угла.
 
 
Ну а тем, с кем я искал союза,
Одинокой боли не тая,
Тем была нужна лишь только муза
Иль ни муза не нужна, ни я.
 
 
Горек плод моих раздумий трезвых
Без огня в полуночной тиши.
Толку что в исканьях бесполезных?
Толку что в метаниях души?
 
 
Тих и пуст мой неуютный номер,
И ни звука в мире за стеной.
Будто здесь сегодня кто-то помер —
Был задушен этой тишиной.
 
 
Но о том молчат глухие стены,
Что им в прошлом видеть довелось…
Будь же проклято и вновь благословенно
Всё, что в этих стенах родилось.
 
 
Всё уйдёт, назад не возвращаясь,
Так зачем же спорить мне с судьбой?
Я с тобой сегодня попрощаюсь,
И не только, может быть, с тобой.
 
 
Снова буду на вагонной полке
Слушать я колёс ритмичный бег,
Путь мой в Нижний будет долгий, долгий,
Может быть, длиною в целый век.
 
 
Может быть, ах, может быть, быть может…
Только я пришпорю вновь коней!
В жизни день последний мой не прожит,
Пройдены не все дороги в ней!
 
 
Нахлебавшись вволю зимней стужи,
Верю, что капели я дождусь,
Верю, что кому-то буду нужен
И когда-нибудь, к кому-нибудь вернусь.
 
 
Пусть наивен я порой без меры,
Но корабль лишь к берегу плывёт.
Нужен берег! Или просто вера
В то, что этот берег где-то ждёт.
 
 
Так и я, презрев свои потери,
Сбросив тяжесть всех ушедших лет,
Отправляюсь в путь, и новый берег
Мне подарит сумрачный рассвет.
 
 
Созданный моим воображеньем
И душевным каторжным трудом,
Берег будет жизни продолженьем!
Только это будет всё потом…
 
 
А сейчас в преддверье расставанья
Горькой чашей сердце полнит грусть.
Я нашёл свои слова прощанья,
И навряд ли я сюда вернусь.
 
 
Может быть, другой сюда вернётся,
Тем же обликом и именем прикрыт,
Но руки твоей он не коснётся,
Строк своих тебе не посвятит.
 
 
Твоего покоя не нарушит,
Как пытался сделать я порой,
Будет деловит и равнодушен,
Сберегая собственный покой.
 
 
Не отметит наши дни рожденья
Позабытым праздником души
И найдёт свою траву забвенья,
Боль воспоминаний заглушив.
 
 
Может быть, ах, может быть, быть может…
Предсказать судьбу нам не дано.
Просто я в тиши ночной итожу,
Что недавно было, что давно.
 
 
К прошлому невольно обращаясь,
Разговор веду я сам с собой.
Я с тобой сегодня попрощаюсь,
И не только, может быть, с тобой.
 
 
Вот и всё. Ну что же, до свиданья.
В соснах дождь ночной отговорил.
Нашептал мне он слова прощанья,
Я ж, увы, тебе их подарил…
 

18.3.87

«Ну, вот и конец моего заточенья…»

 
Ну, вот и конец моего заточенья,
Тебе я последние песни пою.
Иные ветра и иные теченья
Теперь понесут моей музы ладью.
 
 
Я всё только выдумал в номере скучном,
Где ветра привычен мне вой за окном,
Я в нём отыскал все слова и созвучья
И ими заполнил листок за листом.
 
 
Как рыцарь Ламанчи свою Дульсинею
Создал из печальных романов и снов,
Вот так же и я сотворил, как умею,
Возлюбленной образ из звуков и слов.
 
 
Но образ растаял и кончился вечер,
Рука замерла над последней строкой…
Ну что ж, Дульсинея, до встречи, до встречи…
Мятущему сердцу неведом покой.
 

«Не надо спорить вам с судьбою…»

Я люблю жизнь такою,

какая она есть…

(Из итальянской песни)

 
Не надо спорить вам с судьбою,
Ах, ваша честь,
Я жизнь люблю всегда такою,
Какая есть.
 
 
И я судьбы не выбираю —
Что дал мне рок,
С тем я живу и умираю
Среди дорог.
 
 
Но прах мой пылью не затопчет
Чужой сапог,
Взойдёт над пылью у обочин
И мой цветок.
 
 
И дочь моя, в начала лета
Плетя венок,
Среди других вплетёт и этот
Простой цветок.
 
 
И всех цветов вдохнув настоя
Густую смесь,
Она полюбит жизнь такою,
Какая есть…
 

X. Последыши

Сентябрь 1986 – июнь 1987

Болезнь… Предчувствия…

«Вот и всё. Отпели соловьи…»

 
Вот и всё. Отпели соловьи,
Отзвенела роща золотая.
О тебе, о счастье, о любви
Оборвалась песнь моя простая.
 
 
Оборвалась… Так и не успел
Долюбить, допеть о том, что мило.
Песни лучшей я своей не спел —
Что же делать? Жизни не хватило.
 
 
Гаснут угли. На исходе силы.
Остаётся только прах, зола.
Милая, недолго своим милым
В нашей жизни ты меня звала.
 
 
Ну так что же? Значит, не судьба.
Жизнь, как песня, так же не сложилась.
Но ведь это всё же жизнь была,
И в груди живое сердце билось.
 
 
Жёлтый лист губами теребя,
Осенью бродить средь листопада,
Слушать шелест синего дождя —
Ах, как мало человеку надо!
 
 
Милое лицо в ладони взять,
Утонуть в прозрачной ласке взгляда,
Дочке сказку на ночь рассказать —
Ах, как много человеку надо!
 
 
Много… Мало… Всё теперь одно.
Зря пустых надежд я не лелею.
Ничего мне больше не дано.
Жизнь кончается. И всё уходит с нею.
 
 
Синий дождик… Пляшущий вагон…
Жёлтый лист… Твой грустный взгляд далёкий…
Стук колёс… В пути тревожный сон…
Свет звезды, печально одинокий…
 

«Я своё оттосковал…»

 
Я своё оттосковал,
Отбродил,
Беды все отбедовал,
Отлюбил.
 
 
Отгулял, отцвёл, отпел,
Отплясал,
Моей жизни отшумел
Карнавал.
 
 
Только снег лежит в полях
За окном,
Жизнь промчалась на рысях
Колесом.
 
 
И остался я во всём
Не у дел,
Даже свой построить дом
Не сумел.
 
 
Не достиг того, что мог
И хотел,
А теперь подвёл итог,
Песню спел.
 
 
Не нашёл путей своих
И дорог,
Горький вымученный стих —
Мой итог.
 
 
Эпилог под жизнью всей
И черта,
Видно, я не понял в ней
Ни черта.
 
 
А что понял – всё уже
Ни к чему
И не нужно ни душе,
Ни уму.
 
 
Одиночество в ночи,
Тишина…
Даже боль, и та молчит,
Сатана.
 
 
Я своё оттосковал,
Отлюбил,
Чей-то шумный карнавал
Мне не мил.
 
 
Больше мне не суждено
Песен петь,
Мне осталось лишь одно —
Доболеть…
 

«Я беглый волк в бескрайнем поле…»

 
Я беглый волк в бескрайнем поле,
Мои ввалилися бока.
На что свобода мне и воля,
Когда кругом одни снега?
 
 
Когда кругом гола пустыня,
И только ветер в ней сквозит,
И в жилах кровь сильнее стынет,
И всё лишь гибелью грозит.
 
 
На что свобода мне в пространстве,
Где нечем жить, нельзя дышать
И где в безумном постоянстве
Я должен лишь бежать, бежать…
 
 
И нету сил уж сердцу биться,
И всё бессмысленней мой бег…
Упасть бы наземь и забыться,
Уткнувшись носом в мокрый снег.
 
 
Меня никто искать не будет
В цепочках путаных следов,
Волков отстреливают люди,
От стай отбившихся волков.
 
 
Давно ушел и я из стаи,
Голодной, злобной и большой.
Что будет дальше?
Я не знаю.
И только поле за душой…
 

26.12.86

«Тянет к последнему шагу…»

 
Тянет к последнему шагу.
Тянет на гибельный край.
Боже! Прими доходягу!
Реквием, Моцарт, играй!
 
 
Пой мне, орган, напоследок,
Выверни душу, орган!
Кто ты, безумный мой предок,
Мне свой отдавший изъян?
 
 
Кто ты, в мой разум вложивший
Чёрный безудержный бред,
Чёрту на Пасху пропивший
Души идущих вослед?
 
 
Кто ты, меня подводящий
К горькой последней черте,
Страшной черте, не щадящей
В жуткой своей пустоте?
 
 
Ну же! Лишь шаг! И исчезну!
Кончится бремя моё.
Бездна для тех только бездна,
Кто не сорвался в неё.
 
 
Грех вам о падших молиться,
Глуп и бессмысленнен плач —
Я же единый в двух лицах:
Жертва и сам же палач.
 
 
Сам я всё выбрал и сделал,
Свой приговор соверша,
И надругалась над телом
Гнусного предка душа.
 
 
Глупый – тот мне не поверит,
Умный – меня не поймёт.
Только упавший измерит
В бездне паденья полёт.
 
 
Только бездомный и нищий
С горькой заплечной сумой
Капельку смысла отыщет
Даже и в смерти самой.
 
 
Я не шучу, не играю,
В здравом уме и не пьян.
Тянет к последнему краю
Страшного предка изъян.
 

Мой мир

1

 
Весь пьяный бред моих стихов
И все свои шальные страсти
Я променять без слов готов
На маленький кусочек счастья.
 
 
На светлый дом и в нём очаг
С теплом семейного уюта…
Ах, сколько лет промчалось так,
В напрасном ожиданье чуда.
 
 
Но чуда нет и дома нет,
А очага-то уж – тем боле.
Есть горький след ушедших лет,
Душа, уставшая от боли.
 
 
Есть одиночество – канва
Всех дней труда и дней разгула,
Есть просто грустные слова,
Что в утешенье я придумал.
 
 
И даже в смутных грёзах снов
Мне не найти кусочка счастья…
Лишь только пьяный бред стихов
И мир, разорванный на части.
 

2

 
Стол металлический, краской окрашенный,
Лампа над ним – край плафона отбит —
Существованья убогого нашего
Символ мой стол да поломанный быт.
 
 
Рай мой панельный в домишке заплёванном
В микрорайоне, что Богом забыт,
В этом мирке, мне судьбой уготованном,
Замкнут, как круг, весь убогий мой быт.
 
 
В нём ни любви, ни тепла, ни взаимности —
Вход в наши души крест-накрест зашит,
И к отношеньям простым до наивности
Свёл нашу жизнь раздавивший нас быт.
 
 
Днями недель, друг на друга похожими,
Время из жизни бесстрастно бежит,
Теми ж заботами, теми же рожами
Нас окружает сожравший всех быт.
 
 
В этом мирке, крышей к полу придавленном,
Я, словно гвоздик, по шляпку забит,
И озираюсь я волком затравленным
В красных флажках, что развесил мой быт.
 
 
Злобой напрасной белки мои зырятся,
Мыслью одной, словно током, прошит:
«Вырваться! Вырваться! Вырваться! Вырваться!!!»
И не могу.
Держит намертво быт.
 

3

 
Мир мой неустроенный,
Странный, глупый мир.
Из углов построенный
Брошенных квартир,
Из осколков памяти
И обрывков снов,
Зыбкий, на фундаменте
Стынущих песков.
Мир мой, мною созданный
Из туманных грёз,
Весь по слову розданный
Шелесту берёз,
Весь по капле пролитый
В сереньких дождях,
В песнях, в рощах, в боли ты,
С радугой в полях.
Весь неладно скроенный
И нескладно сшит,
Мир мой неустроенный
На ветрах дрожит.
В бурях сотрясается,
Рушится во мгле,
Но не рассыпается
И живёт во мне
То песчинкой малою,
То звезды огнём,
То водою талою,
То ночным дождём.
Гнутый, мятый, молотый,
Катанный, как блин,
На куски расколотый,
Но во мне един.
Бог и царь в том мире я
И его же раб,
В беспредельной силе я
И безмерно слаб.
Что хочу с ним сделаю —
В пряные луга
Простынёю белою
Расстелю снега
И в полночной ярости
Погоню метель,
На пороге старости
Зазвоню в капель.
Дождь пущу по свету я,
Грустный листопад,
И устрою лето я
Так же невпопад.
Но ни в яром августе,
Ни в метельном сне
Нет на сердце радости,
Нет покоя мне.
Скучным мелким дождичком
Сеют облака,
Режет острым ножичком
Душу мне тоска.
Держит мёртвой хваткою,
Тянет сок из жил
Мир мой, чтоб украдкою
Я ему служил.
Чтоб псалмы и пения
Волком выл во тьму,
Чтоб ночные бдения
Посвящал ему.
Жрёт голодным поедом,
Только хруст в костях,
Не умчаться поездом,
Тройкой на рысях.
И живу я узником
Средь его снегов,
Нет иных союзников,
Нет иных врагов.
В полном одиночестве —
Я и весь мой мир.
Я умру, и кончится
Его гнусный пир.
Друг на друга скалимся,
Мы – враги-друзья,
Вместе мы преставимся:
Весь мой мир…
И я.
 

4

 
Ты не меня, грустя в воспоминаньях,
Зовёшь в ночи из памяти своей,
И не имеет больше содержанья
Тот мир твоих давно ушедших дней.
 
 
И я живу, былого не тревожа,
И возвращаюсь молча столько лет
В свой мёртвый дом, где сотни жизней прожил
Я за одну. И где меня уж нет.
 
 
Нет, мне не сорок, мне давно за двести,
Я два столетья бросил на весы,
И, просыпаясь где-то в новом месте,
Я запускаю заново часы.
 
 
Размытый временем, растерзанный пространством,
Теряю связь событий и времён,
Как будто злою волей иль шаманством
Я из иного мира принесён.
 
 
Там было поле, роща, зелень лета,
Закат в окошках деревенских хат…
А здесь снега, и холодом одеты,
Пусты глазницы каменных громад.
 
 
В том мире я босой ходил по травам,
И плыл в закаты белый теплоход,
Принадлежали мне тогда по праву
Твоя любовь, тепло твоих забот.
 
 
Но как в кино, где смена эпизода
Вдруг обрывает временную нить,
Исчез тот мир… Иное время года
Спешит снегами мир тот заслонить.
 
 
Я знаю: ты ни в чём не виновата.
И нет на мне, увы, большой вины.
Виновных нет. Есть только боль утраты
И мёртвый холод вечной тишины.
 
 
Есть этот мир, где так светло и пусто,
Где всё как будто снится наяву,
И где со всем своим большим искусством
Я только притворяюсь, что живу…