В Америку с черного входа… Приключенческо-криминальная повесть

***

Надо сказать, что по жизни я авантюрист. Не в том, искаженном в СССР значении этого слова, а в правильном его понимании.

Авантюрист – изначально, это веселый, жизнерадостный человек, обожающий приключения. И вообще хорошие перемены в жизни. Я ведь и в Афган попал не только по дурости своей. Было в душе желание чего-то нового, неизведанного. Вот и получил приключений на свою пятую точку по полной мерке. Но, вот желание съездить в Америку и поглядеть на все своими глазами, приятно щекотало нервы. И я решил – еду…

Не буду утомлять читателя полным списком проблем, которые появились на моем пути. Скажу одно – я их решил достойно.

И помогли мне в этом мои родные – сестра с мужем, маменька и друзья. Я слетал в Москву в американское посольство, где мне назначили время на собеседование. А случиться сия радость должна была только через неделю. Пришлось опять лететь домой, дабы вернуться через семь дней назад.

Я всегда знал, что тот, кто владеет информацией, будет в выигрыше. Ожидая своей очереди на собеседование, внимательно разглядывал толпу, желающих поехать в США. Среди претендентов на вояж, шныряли темные личности, продавая напечатанную на принтере брошюрку, с захватывающим названием «Как уехать в Америку». Я же, благодаря Деме, был в курсе дел и на попытки всучить мне эту белиберду, отвечал презрительной улыбкой. А вообще торговля шла бойко. Народ хотел знать, как обойти все препоны и рвануть в страну равных возможностей. И посему раскупал брошюрку со свистом.

Когда подошла моя очередь, я подобрался аки гончая и стал ждать гадостей. Нас запускали по пять человек и рассаживали на скамейки. Такие обычно стоят на вокзалах. Напротив, была белая стена и в ней пять окошек. Что опять же наводило на мысль о вокзальных кассах. Испытуемых вызывали по микрофону, называя имя, фамилию и номер окошка. И пока он шел к этому окну, его внимательно рассматривал сотрудник посольства, сидящий за стеклом. И оценивал внешность, одежду и прочее. Вот выкликнули и меня. Не спеша, с достоинством, я побрел к окошку, радостно скалясь. За стеклом сидел обыкновенный мужчина лет 35 и строго рассматривал меня. Я поздоровался и произнес заготовленную речь.

– Здравствуйте сэр! Я хотел бы поехать на Новогодние каникулы во Флориду, половить рыбу. Вот альбом с фотографиями жены, детей, моего дома, моей машины. Я бизнесмен и хотел бы отдохнуть…

– Что у вас за бизнес – перебил меня сотрудник.

– Мое небольшое предприятие выпускает металлические ограждения… для балконов, для могил на кладбище – и я сунул в щель под стеклом свою визитку с адресом предприятия и номерами несуществующих телефонов.

Мужчина быстро просмотрел альбом. Если бы он знал, сколько времени я потратил на составление оного. Взяв у друга фотоаппарат «Кэнон», я бродил по Калининграду в поисках нужной натуры, прося прохожих сфотать меня то у шикарной машины, то на фоне только что отстроенного особняка из красного кирпича. А увидев красивую женщину с двумя детьми – мальчиком и девочкой лет 8—10, упросил сфотографироваться со мной. И нас щелкнул проходящий мимо мужчина. Так у меня в альбоме появился мой дом, моя машина и моя семья.

– А если мы вам откажем? – вдруг спросил сотрудник.

Мне стоило большого труда не перекосить морду лица, и я небрежно ответил – А ничего страшного… Поеду еще куда – то. Главное – это теплый океан и хорошая рыбалка…

И сунул под стекло все свои документы об образовании.

Тут пришла пора удивляться мужчине. – А зачем вам диплом судоводителя?

– А, я яхту строю в Польше – придумал я на ходу.

– Большую? – заинтересовался вдруг сотрудник.

Да нет – махнул я рукой- Водоизмещением в 100 тонн.

Видно, это успокоило америкоса. И он стал рассматривать документы. А я все ждал, когда же начнутся хитрости и гадости. Ведь не зря же Игорёк предупреждал.

– А, почему вы едете рыбачить именно сейчас? Летом во Флориде еще лучше – кинул «наживку» сотрудник.

– Да не могу в другое время. Бизнес не дает. А тут все на Рождественских каникулах. Вот и я свободен 10 дней- ответил я.

– Ну, что ж, пожалуй, визу мы вам откроем – захлопывая папку с моими документами, сказал сотрудник посольства.

И-е-с-с-с! —мелькнуло у меня в голове. —Объегорил глупого америкоса!

– А что вы визу то одноразовую берете, за 20 долларов- вдруг предложил подлый америкос – Возьмите многоразовую. Она всего —то 50 долларов стоит, деньги небольшие…

Я уже открыл рот чтобы радостно гаркнуть: «Давай!!!», как в башке зазвонил колокольчик тревоги. Ну, сука пиндосовская!

– Никак не могу – вздохнул я – Работы – непочатый край. Тут не в деньгах дело, а во времени. Я же говорил – бизнес не пускает.

– Ну, что ж- не моргнув глазом кивнул сотрудник – Вот вам печать, идите вон туда, оплачивайте…

Но я, обнаглевший до предела не сдвинулся с места.

– А скажите мне сэр-заулыбался я прямо в ряшку америкосу – Как правильно говорить – ФлорИда или ФлОрида?

В глазах посольского работника заплясали огоньки, и он ответил с кислой рожей – И так верно, и так…

– Ага – сказал я – Ну, тогда бай-бай!

И пошел оплачивать визу.

***

Я не буду описывать как я искал денежки на билет в США, как увольнялся с работы (я работал старшим помощником капитана на гидрографическом катере), как прощался с родными. За окошком стоял конец декабря 1999 года. И я был готов лететь навстречу своей судьбе. Вот такие уж мы загадочные – авантюристы.

Билет у меня был взят на 25 декабря. И вылетал я рейсом Вильнюс – Орландо, с промежуточной посадкой в Англии. И все эти 14 часов я ел, спал, читал и улыбался проходящим стюардессам. От избытка чувств я даже написал небольшое стихотворение что говорится – в тему:

 
Гул турбин самолетных, над аэродромом.
Разогнал потихоньку пелену облаков,
По какому же праву, по какому же блату,
Покидаю я нынче Страну Дураков…
Я бегу не от тех, кто любил или любит,
Я бегу не от снега, не от русских берез,
Я бегу от печали, которая губит,
Я бегу от обиды, что ранит до слез…
В воздухе повис самолетный гул,
И меня несет, к чёрту на рога,
Через океан, через много миль,
Вновь меня влечет, хрен знает куда…
 

Потом повздыхал, подумал немножко и приписал ниже:

 
И пусть меня простят все мои друзья,
Что другой дорогой, я теперь иду,
Песни и стихи, что я написал,
Вам, мои друзья, я еще спою!
 

При подлете к американским берегам пассажирам роздали анкеты, которые надлежало заполнить. Анкеты были на английском языке, которого я не знал. Поэтому, ничтоже сумняшеся, я сдул все ответы у соседки слева, пухлой американке в очках. А, чё там списывать то? Ставь Йес и Ноу в нужных местах и будет тебе счастье… Приземлились в Орландо мы в пять часов вечера и всем гуртом поперли проходить таможню. И все прошли нормально. Кроме меня. Подвела меня моя хитрожопость и желание сэкономить на билетах. Я возомнил себя шибко умным и взял билет только в одну сторону. Не, а на фига 500 долларов переплачивать то? Но толстый коротышка- негр был видимо другого мнения, которое он мне и высказал, в приватной беседе. В ответ на его грязные инсинуации, я ему объяснил на чисто русском языке, с примесью народного фольклора, что ни хрена его не понимаю. И посоветовал учить красивый и могучий… ну, вы понимаете. И как это не покажется странным, он меня понял. Потому как, пока его черномазые братаны таможенники ковырялись в моем чемодане, он, схватив меня за рукав, потащил в отдельно стоящую будочку. Там был стул, стол и телефон на нем. Негр взял трубку, что- то вякнул в нее и передал мне, включив громкую связь. В трубке что- то зашуршало, потом брякнуло и кто-то сказал на чисто русском —Твою то мать!

Обрадованный услышанным, я культурно поздоровался. В ответ хриплый мужской голос сказал:

– Таможня желает знать, почему вы приехали с билетом в один конец, цель вашего визита и вообще…

Особенно мне понравилось последнее слово, и я стал вдохновенно врать в трубку. Мол так и так, я моряк, прилетел в Америку в порт Тампа. Туда через четыре дня придет и встанет под разгрузку мое судно. А я пока должен купить два автомобиля – себе и капитану. Мы их погрузим себе в трюм и тихо-тихо уйдем… к такой -то матери. На другом конце провода опять что-то брякнуло, и мужик стал переводить для негритоса ту хрень, что я ему наплел. Негритос почесал кучерявую макушку и что-то буркнул в трубку. Мужик перевел:

– Они хотят видеть ваши морские документы.

Ну, это всегда пожалуйста, благо во внутреннем кармане лежит рабочий диплом штурмана. А он написан на английском языке. Я показал диплом негру. Он быстро его пролистал. Специалист, сразу видно. Затем что-то еще сказал в трубку. Мужик послушно перевел:

– Они желают знать сколько у вас при себе денег?

– Семнадцать тысяч- соврал я. Дело в том, что Игорек мне сказал, что никто никогда не может потребовать от тебя показать, сколько у тебя в кармане денег. Закон не позволяет. Ну, я и брякнул первое, что пришло в голову. Из трубки донеслись звуки, смахивающие на хрип умирающего, от перелома позвоночника. Похоже мужик в телефоне был шибко рад моему финансовому благополучию. Он перевел мой ответ и в глазах таможенника появилась искра уважения. Мы вышли из будки и подошли к стойке регистрации. Там три брата моего негритоса, вовсю шурудили в моем чемодане. Особое внимание они проявили к четырем банкам тушенки, которые мне подарил знакомый морпех, служивший начальником продуктового склада. Полукилограммовые банки, щедро обмазанные пушечным салом, привлекли внимание представителей негроидной расы. Тыча в банки пальцами, они что-то у меня спрашивали. Нетрудно было догадаться что именно. Я сделал рукой жест, обозначающий поднос еды ко рту и сказал —Биф. То бишь говядина. Черномазые таможенники исполнили танец «Вечер на реке Зимбабве» и собравшись в кучу, стали решать, съесть меня или отпустить. Но, потом решили не пачкаться и отпустили меня с миром. Вместе с чемоданом и тушенкой. Я взял свое барахло и побрел на выход из аэропорта, где меня должен был дожидаться встречающий. Здравствуй Америка! Твою то мать…

***

Встречающим оказался довольно молодой, лет 30—35 поляк Тадеуш. Он прекрасно говорил по- русски, и в пять минут объяснил мне нашу диспозицию. То есть, где я буду жить, где работать, где хранить деньги и проча, и проча. Он посадил меня на видавший виды «Шевроле» и повез «до дому, до хаты». Рассказывая по пути про город Орландо и его примечательностях. Ехали мы минут 25 и приехали в жилой район под названием Монтерей. Там большим квадратом стояли трехэтажные дома-апартаменты. То есть для сдачи внаем. Квартиры были разные и по метражу, и по количеству комнат. При строительстве домов существовало правило – если в квартире больше двух комнат, то должны быть два туалета, с расположенными тут же душевыми. Больше пяти комнат – три туалета. Пустячок – а приятно… А внутри квадрата находился двор, засаженный пальмами, небольшое озерцо с рыбками, большой бассейн, баскетбольная и волейбольные площадки, джакузи под открытым небом, вместимостью человек в 7—8 с бурлящей горячей водой и стоянки для автомобилей. Все было красиво и ухожено. Тадеуш еще в пути спросил меня, хочу ли я жить один (и оплачивать всю квартиру) или согласен жить с двумя сожителями в двухкомнатной хате. Меня больше устраивал второй вариант. И поляк решил подселить меня к двум девчонкам, проживающих в этой самой квартире. Нас встретили две симпатичные дамы. Одну, из Киева звали Алла, вторая была русская из Риги. Звали её Ирина. Алла была стройной и красивой рыжей фурией, а Ирина вальяжной симпатичной дамой в теле и очках. И к тому же блондинкой. Обе были очень даже ничего, поэтому я радостно скалился, раздавая комплименты.

Дамы французского не знали и искренне им радовались. Они понятия не имели, что старофранцузское выражение ком пли мент, обозначает в переводе – То, чего нет… или то, что не существует. Я французского тоже не учил, но благодаря любви к чтению перевод знал.

Мы с Тадеушом приехали вовремя. В этот день в Америке отмечали Рождество, со всеми вытекающими отсюда… ну, вы понимаете. Поляк представил меня, извинился и уехал, а девчонки потащили меня за стол. На нем стояла огромная запечённая в духовке индейка, символ американского Рождества. А еще бутылка водки, бутылка коньяка и бутылка виски «Джек Дениэлс». В общем пей – не хочу. О чем я и сообщил разочарованным наядам. Но, компанию я поддержал и без спиртного, с «Фантой». И мы стали праздновать, с шутками, прибаутками и анекдотами. В общем было весело.

А ночью ко мне пришла Алла, ткнула кулаком под рёбра и сказала ласково:

– Не хрен спать! Видишь девушка бессонницей мается?

Пришлось доказать ей, что я в свои годы ещё ого-го! Где-то через час Алла отдышалась, потянулась и промурлыкала:

– К Ирке не ходи! Она как корова, до неё всё доходит только через два часа. Оно тебе нужно?

Мне конечно же это было ненужно. Даже в голову закралась мысль, что меня банально использовали. Но, чаровница развеяла все мои сомнения:

– Как захочется ласки – приходи. А Ирку не стесняйся. Тут все в труселях ходят. А иногда и без оных.

Чмокнула смачно меня в губы и отправилась восвояси, потягиваясь и зевая.

***

На следующий день я проснулся весьма поздно. Сказывалась усталость от перелёта. Всё- таки 14 часов, это вам не поросёнок чихнул!

Я поднялся и помня Алкины наставления, пошёл в душ прямо в труселях. И ничего страшного. Вышедшая из душа Ирина была только в кружевных прозрачных панталонах и по пояс голая. Как говорится топлес. У Ирки была большая, красивая грудь с торчащими сосками. Она мне ласково улыбнулась и не думая прикрывать свою красоту, томно покачивая бёдрами, побрела на кухню. А я остался стоять, открыв рот и размышляя, а не намёк ли это на некие обстоятельства, мне доселе неведомые. Или просто я ей похрен и не видит она во мне того самого самца, по кличке мужчина?

Из состояния задумчивости меня вывела Алка. Она указательным пальцем захлопнула мою нижнюю челюсть, от души чмокнула в губы и отодвинув плечом, проскользнула в душевую, где спустив ниже колен красные узорчатые стринги, уселась на унитаз.

– Заходи Вовчик, будь как дома! – ласково поманила меня пальцем и зажурчала.

Я сплюнул, зашёл в душевую и полез под душ. Рыжая бестия с интересом наблюдала за моими телодвижениями. Я повернулся к ней спиной, снял свои семейные «шорты» и задвинув шторку, включил воду. За шторкой зашумел унитаз и наступила тишина. Я яростно намыливал мочалку, как вдруг шторка отодвинулась и показалась ухмыляющаяся мордаха Аллы:

– А, ну, двигай жопой, сокращай линию фронта, пузанчик!

Я не успел ещё возмутиться по поводу пузанчика, как она проскользнула в кабинку, повернулась ко мне, прижалась к моей груди и приказала: – Мой!

Ну, я стал мыть…

Минут через 20 мы вылезли из душа. Нахалка хлопнула меня по спине узкой ладонью, набросила на голову полотенце и поплыла на выход. Я правда успел хлопнуть её по упругой попке и начал вытираться. Быстренько постирал свои труселя и носки и развесил их на натянутой верёвке. Привычка у меня такая появилась ещё в Афгане. С водой там было туго, поэтому стирался при каждом удобном случае. Затем, завернувшись в полотенце, пошёл одеваться, но был остановлен радостными криками из кухни, громко сообщавших, что кофий готов. Посмотрел на себя, сплюнул, махнул рукой и побрёл на кухню. Две русалки пили чёрный кофе с тостами. Одеты они были весьма фривольно, Ирка всё в тех же кружевных «галифе» и с голым торсом. Алка тоже с голым торсом, но ниже замотана полотенцем. Чувствовалось, что по здешним меркам это была весьма пуританская картина. Я тут же присоединился к пирующим, но к кофею потребовал молочка. Потом согласился на сливки и дальше мы пили волшебный напиток в полном молчании.

Девчонки работали в отеле, находившимся недалеко от дома. Работа называлась хаускипинг и состояла из уборки освободившихся номеров. У нас в России это делают дамы, которые называются горничными. Разница была только в том, что мои соседки получали 50 баксов в день, не считая чаевых. А чаевые здесь были от 1 доллара до 5.

Алла прибыла в Штаты, чтобы банально заработать. В Киеве у неё остались отец с матерью и взрослая дочь, которая училась на платном факультете какого-то престижного универа. Батя Алки оказался настоящим офицером, в звании майора. Он отказался приносить присягу Украинскому флагу, говоря, что настоящий офицер не может приносить присягу дважды. Я, послуживший и прошедший Афган, его понял. А вот хохлятское начальство – нет. Его просто вышвырнули из армии, как ненужный балласт, без пенсии, без льгот, без звания. Самое интересное что его жена, мать Аллы, полностью была согласна с мужем и стойко переносила все тяготы и лишения. Она была домохозяйкой и пенсии не имела. Вот Алка и пахала как папа Карло, не отказываясь ни от каких подработок. А они бывали часто. Обычно в выходные, звонил Тадеуш или литовец Гарольд, которые предлагали подработку. В основном это была работа в больших ресторанах, где справлялись свадьбы или иные торжества. Там чистая посуда требовалась постоянно и поэтому вместо 2—3 человек постоянных рабочих, набирались ещё 5—6 человек. В дальнейшем я сам часто соглашался на незапланированную подработку. Платили 50 баксов за 8 часов грязной работы, но мне, прошедшему и Крым, и Рым, это было не в новинку. Бывало, знаете ли и похуже…

***

Три дня я кайфовал, валяясь возле бассейна и загорая. А на четвёртый позвонил Тадеуш и сказал, что есть работа в ресторане «Виндоуз». Правда почему-то требовался не директор, а обыкновенный мойщик посуды. Но, решать надо было быстро – или- или. Я согласился, резонно рассудив, что уйти никогда не поздно, а деньги есть деньги. Как везде за 8 часов – 50 долларов. Правда в дальнейшем оказалось, что это в этом богоугодном заведении, посудомойщики работают в две смены. Первая с 8 утра до 17, а вторая с 17 до 01 часа ночи. А мне предстояло работать во вторую. И всё бы ничего, но от дома, где я имел честь проживать, нужно было ехать до работы автобусом, платя 1,5 доллара в одну сторону. И Бог бы с этими долларами, но как оказалось в воскресение эти автобусы ходили только до 22 часов, а как добираться до дому, я не имел никакого представления. Правда Тадеуш пообещал, что эта работа будет для меня временной и недолгой, но и сроки не уточнил. Так что я пошел на эту работу шипя и брызгая слюной. В кармане лежал русско – английский разговорник. Подразумевалось, что, пользуясь оным, я вскоре начну сначала понимать, а затем и болтать по- английски. Мечты, мечты, где ваша сладость…

В общем я вставил в уши наушники, от маленького карманного кассетника, включил кассету Михаила Круга и поехал на работу. На часах было 16—25 местного времени. Автобус останавливался прямо напротив ресторана, поэтому уже без пяти минут пять, меня встретил какой-то мужичок, который согласно заверениям Тадеуша меня ознакомит с местными обычаями. Вся встреча свелась к тому, что меня проводили на камбуз местной харчевни, одобрительно похлопав по плечу, и перепоручив меня двум черномазым работникам общепита.

– Здорово обезьяны! —поприветствовал я местных укротителей злых посудомоечных машин.

– И тебе не хворать! – радостно скалясь, протянул мне ладошку для пожатия, тот что повыше и потолще. Ладошка была сверху чёрная, а внутри розовая, как и положено иметь обезьянам.

– Да ты брателло никак по -нашему шпрехаешь? – восхитился я.

– А, то! – сказал неправильный негр и оскалился.

– Учился в России что ли? – полюбопытствовал я

– Не, я там родился! – заржал черномазый и сбацал на мокрой рифлёной плитке чечётку.

– Уважаю! – порадовался я за талантливого негра. – Как сейчас помню – Хижина дяди Тома! Это про твоего деда?

– Не, это про его! – прыснул юморист, указав на второго черномазого и сказал: – А, меня зовут Иван.

Ну, после его выступления на чисто русском языке, ожидать, что его зовут как-то иначе, было бы глупо.

– Давай брат работать! «Не то придёт шеф-повар и нам с тобой надерёт задницу», – сказал озабоченно Ваня и стал меня обучать великому искусству мытья тарелок.

Вообще-то сие было не сложно. С тележек, которые привозили официанты из зала, мы с Ваней снимали стопки тарелок, руками в резиновых перчатках скидывали остатки еды в большой бак и расставляли по пластмассовым ящикам. А второй негритос, которого звали Юта, эти ящики запихивал в посудомоечную машину и принимал, с другой стороны, чистыми и сухими. Вообще-то, его звали хрен знает как, а в штате Юта он только родился, но коли Иван называл его так, то и я не стал возражать, против такого погоняла. Юта был заядлым курильщиком и как только заканчивалась очередная партия посуды, уходил во внутренний дворик ресторана пыхнуть. А мы с Иваном присаживались на узкую скамеечку и начинали болтать, как говориться, за жизнь.

Иван действительно родился в России. Вернее, на Украине, в славном городе Одесса. Он говорил на русском, английском, украинском и греческом языках.

В 1998 году, его родители погибли в автокатастрофе, сестёр и братьев, как и прочей родни не наблюдалось и Ванька пустился во все тяжкие. Связался с нехорошей компанией, начал приторговывать наркотой и даже как-то участвовал в налёте на пункт обмена валюты. Но, пункт оказался не совсем государственный, а под крылом какого-то крутого мэна. Поэтому налётчиков в момент вычислили и объявили на них охоту. Ванёк продал что мог, быстро назанимал денег и свалил, причём вовремя, в страну великих возможностей. Потому как всех его подельников просто утопили в самом красивом из всех морей – Чёрном. И вот он уже год как находится здесь и ждёт что ему дадут «грин карту», мечту всех сваливших за бугор. А пока доказывает свою лояльность, ударной работой, на благо развивающегося капитализма. Я, в свою очередь поделился фрагментами своей личной жизни, на что неправильный негр махнул рукой и сказал, как и я, сначала – Уважаю! А затем: -Не ссы в компот, прорвёмся! И я его зауважал ещё больше.

А работа наша продолжалась и скоро все эти тарелки – кастрюли – блюдца, зарябили в моих глазах. К вечеру поток посетителей увеличился и посуды стало значительно больше. Нам с Иваном стало не до разговоров, надо было крутиться быстрее. Я снова воткнул себе в уши наушники, врубил Розенбаума и продолжал изображать Ихтиандра, обдаваемый изредка горячими брызгами пенистой воды. Но, вот кто-то положил мне на плечо руку. Я обернулся. Предо мною стоял полный светлый мужчина в ослепительной белой поварской куртке и в не менее ослепительном колпаке. Он что-то говорил по-английски, тыкая пальцами в мои наушники. Я снял перчатки, вынул наушники и спросил непрошенного гостя: -Чо надо?!

И опешил, когда в ответ прилетело по-русски: – Шоколада! Во время работы я запрещаю слушать здесь музыку!

– Да ты кто такой, чепушило несчастное? А ну, обзовись?! – гаркнул я, примериваясь, как бы вломить ему по ушам.

– Я шеф-повар Клаус Геринг! И я здесь главный! – ответствовал толстяк на весьма хорошем русском языке, но с немецким акцентом.

– А, ху-ху не хо-хо? – не успев врубиться в ситуацию, гаркнул я.

– Не хо-хо! – рявкнул потомок рейхсмаршала. – И не смейте мне перечить!

Оп-паньки, приехали! – мелькнуло в голове, и я понизил голос до очень нормального. – Так я же это… английский изучаю.

– Английский будете изучать в нерабочее время – буркнул Геринг и чинно развернувшись, поплыл к выходу. М-да, бюрократы американские ничем не отличались от русских.

Ко мне подошёл Иван: – Извини Володя, забыл тебе сказать, что шеф по -русски говорит. Он нас всех тут ненавидит, особенно негров. Мы же его прозвали Наци.

– Эх, Ваня – вздохнул я. – Кажись Нюрнбергский суд, маленько опоздал и семя, посеянное Герингом, пышно расцвело.

И глядя на удивлённые Ванькины глаза, буркнул: – Это я так… о своём, о девичьем!

Остаток рабочего времени был проведён в занимательной, творческой работе среди грязной посуды, и я еле успел на последний автобус.