Глава 14. Пробуждение
Когда просыпаюсь утром, ничего не помню из того, что мне приснилось. Только отрывочные образы бродят в голове, изредка выползая наружу. Но тут всё было не так – я сразу сел за компьютер и стал писать. И снова тот, уже давно забытый призрак начал диктовать, только успевай записывать. То ли призрак, то ли alter ego… Да я и прежде не задумывался о том, кто это – он есть, и будь доволен! И вот передо мной почти готовый текст, нужно только кое-что подправить, но это после завтрака.
Уже потом задумался – зачем я это написал? Вроде бы накануне пришёл к выводу, что Анна совсем не тот человек, который заслуживает моего внимания. Но вот, поди ж ты, есть и другое мнение, хотя речь идёт всего лишь о портрете. Но ведь портрет – это отражение реальности! Так что же, был не прав? Вполне возможно. А вдруг есть в ней, что называется, второе дно, до которого так и не добрался?
Я стал перебирать в памяти подробности нашего разговора. Положим, смутили меня её литературные пристрастия. Но почему же сразу сделал такой вывод, словно бы вынес суровый приговор? И тут я вспомнил…
Было это много лет назад, когда после окончания первого курса Физтеха мы с друзьями отправились на юг, к Чёрному морю. На поезде добрались до Феодосии, а потом на такси через Коктебель в Судак дальше, в Новый Свет. И вот едем по узкой дороге вдоль моря – слева пропасть, а справа огромная гора. Вдруг после очередного поворота перед собою вижу рай! Иначе и не скажешь – живописная бухта полукругом и песчаный пляж. И глянцевая, совершенно неподвижная вода – сине-зелёная, тёмная вдали от берега и светлая, прозрачная там, где небольшая глубина. Такой красоты прежде я не видел.
Компания наша была сборная, разных возрастов. «Стариков» представляли Бен , Боб и Сандро, недавние выпускники МЭИ, ну а младшенькие – это Алекс, Майкл и я, три будущих физика, только что закончившие первый курс МФТИ. Чем был хорош Новый Свет в те времена? Середина июля, а на пляже только мы, да ещё четверо девиц, студентки театрального училища. Понятно, что в первый же день мы образовали одну дружную компанию. Сразу распределились «по ранжиру» – трон Цезаря, римского императора, достался представительному Бену, Клеопатрой числилась Наталья, а Боб исполнял роль придворного шута. Бритые наголо, в соломенных брылях, физтехи были зачислены в императорскую стражу.
Девицы снимали комнату в одной из башен Голицынского замка, а наша мужская компания размещалась неподалёку, в такой же башне и на том же этаже. Мне, Алексу и Майклу достались раскладушки, но, помучавшись немного, мы с разрешения хозяев перебрались на крышу. От соседей это приходилось тщательно скрывать, поскольку крышу не ремонтировали с голицынских времён. Впрочем, возможность провалиться на головы Бена или Сандро нас, по молодости лет, не очень-то смущала. Над головой Большая Медведица во всём её великолепии, рядом верные друзья, ну и, разумеется, ватный матрац и ватное же одеяло – по ночам всё-таки бывало холодно, особенно, когда дул ветер с гор. Поэтому место для ночлега мы выбирали так, чтобы от ветра закрывал один из зубцов этой будто бы средневековой башни.
В ту пору помимо физики я был увлечён кино, поэтому сразу же подыскал девчонкам прототипы. Вера чем-то напоминала Джульетту Мазину, правда была намного привлекательней. Кира своею статью и формами походила на Софи Лорен, даже походка у неё была почти софилореновская. Ну а Лена была вылитая Марина Влади! Это действительно было так, правда, с поправкой на то, что Лене немного не хватало, как бы это сказать, парижского лоска, что ли. Кстати, я не исключаю, что Лена с Мариной могли быть дальними родственницами.
Понятно, что «старики» сразу же решили приударить за девчонками, и мы им не препятствовали – куда нам против этих «прожжённых» дон жуанов! Только Лена осталась как бы не у дел – видимо, сказались неведомые мне черты её характера. Впрочем, Боб положил на неё глаз, он так мне и сказал: «Меня, по большому счёту, не волнует, что с Леной будет здесь, а вот в Москве я ею займусь основательно, всерьёз». Боб был душой нашей компании – довольно остроумен, производил впечатление опытного человека в амурных делах, однако в Москве у него так и не сбылось – этой его неудаче я по мере сил старался поспособствовать.
Была и ещё одна причина неудачи Боба. Сандро поговаривал, что у Лены далеко идущие планы – вроде бы рассчитывала женить на себе одного весьма популярного в те времена актёра, бесспорную кинозвезду, хоть и мужского рода. Лена составила план, как после окончания училища попасть в тот самый театр, где он тащил на себе весь репертуар. При обаянии и красоте, которые достались Лене от рождения, реализации этого плана можно было добиться без проблем.
Вот поэтому наша троица физтехов большую часть времени проводила в обществе Елены, как бы исполняя роль охраны, ну а всем составом компания собирались поздним вечером на пляже, где пили игристое вино, пели под гитару и травили анекдоты. Иногда мне удавалось «пошептаться» с Леной – либо провожал её до дома, либо она сама отводила меня в сторону, чтобы поговорить на какую-то серьёзную тему. Не всё же слушать анекдоты, многие из которых ей не нравились из-за обилия матерных слов. Ну что поделаешь, если не так воспитана?
Как-то Лена поведала мне о своей семье. Отец, главный конструктор солидного НИИ, получив Сталинскую премию, нашёл себе подругу помоложе, хотя мать Лены, несмотря на возраст, была очень хороша – уже позже я побывал у них в гостях и имел возможность в этом убедиться. Лена пыталась оправдать отца – считала, что его захомутала какая-то охотница за богатыми мужиками, заявив, что забеременела от него. Ну а он, испугавшись «строгача» по партийной линии, вынужден был на ней жениться. Слабенькая версия, но кто знает, может, так оно и было.
Однажды Лена рассказала мне о спектакле по роману Достоевского «Идиот» – её мать исполняла в нём роль Настасьи Филипповны. Лена была в полном восторге – спектакль смотрела не один раз. Под этим впечатлением она увлеклась Достоевским – осилила и «Братьев Карамазовых», что совсем непросто. Особенно её восхищала страсть, свойственная героям романов великого писателя. Попыталась прочитать «Преступление и наказание», но на этом романе споткнулась – там всё несколько иначе, как бы из другой оперы. Честно говоря, я был удивлён – никак не ожидал такой увлечённости серьёзной литературой от хорошенькой девицы.
Увы, наши отношения не имели продолжения по изложенным выше причинам – только раз я навестил её, поздравив с днём рождения. Крохотная квартира на Кутузовском проспекте производила грустное впечатление, никак не соответствующее моим представлениям о вполне обеспеченной жизни. Однако вскоре Лена добилась своего – вышла замуж за ту самую кинозвезду, и её жизнь преобразилась. Через два года она родила дочь, а ещё через два года всё рухнуло – муж ушёл к другой. Это уже походило на какое-то проклятье – второй раз получить такую «оплеуху» от судьбы. Сначала подлость совершил отец, ну а теперь… Да сколько можно издеваться?!
Не мудрено, что Лена заболела, даже была на грани помешательства. Наверняка могла свести счёты с жизнью, если бы не дочь. Об этом я случайно узнал уже гораздо позже от её подруг-актрис, когда в театре репетировали мою пьесу. Но и кинозвезду судьба не пощадила – он умер в расцвете сил вроде бы от наследственной болезни. Так бывает, если человек где-то согрешил, поступил аморально или нарушил клятву верности до гробовой доски. И вот ты строишь планы на оставшуюся жизнь, а судьба… Нет, скорее уж это Провидение – оно всё видит, всё анализирует, и вот неожиданно, когда совсем не ожидаешь, выносит свой суровый приговор.
А что же Анна? Уверен, что с ней ничего подобного не произойдёт – не потому, что заранее способна просчитать все варианты, и не потому, что не тратит время на чтение романов Достоевского. Видимо, врождённая интуиция способна оградить от неприятностей. И всё же, была бы у меня возможность выбирать себе подругу из этих двух актрис… Нет, рано делать выводы, однако увлечённость Анны такими персонажами, как Гарри Поттер и Эраст Фандорин, не соответствует с моим преставлениям об умной женщине. Попробовал представить себе князя Мышкина в компании с Фандориным… Не получается. Может, Порфирий Петрович подойдёт? Да нет, куда там!
И тут возникло подозрение – можно даже сказать, что внезапно осенило… Американский джаз, затем герой американского бестселлера, а в дополнение к этому восторженное отношение к творчеству ярого противника нынешней российской власти. Какой же следует отсюда вывод? А вот какой. Если целью вхождения Коко́ во власть была поддержка оппозиции, Анна вполне могла оказаться той самой Аннушкой, которую Коко́ использовал в своих аферах, ну а в награду она получала роли и в театре, и в кино. Всё это пока из области фантазий, однако самая нелепая на первый взгляд догадка может стать основой для решения проблемы.
Да, с Анной пока всё непросто, придётся поработать с Лиз. Возможно, встреча с подругой Неваляева что-то объяснит.
Глава 15. Визит к даме
Ляля подсказала, где её искать. С трудом нашёл дом в арбатских переулках. Звоню в дверь. Выходит вся такая томная, словно бы только что из ванны. На голове то ли полотенце, то ли чалма, или что-то вроде этого. В руке сигарета на длинном чёрном мундштуке. Стоит, поглядывая с явной издевкой на меня. Спрашивает:
– Ну, и зачем припёрся?
Честно говорю – я попросту опешил. Вроде бы тогда, на пляже, между нами возникла взаимная симпатия, а тут… Всякое приходилось слышать, но чтобы подобным образом встречали гостя, для этого должны быть основания. Вот потому и говорю:
– Лиз, ты что? Я к тебе с открытым сердцем и с бутылкой хорошего вина, а ты вон что вытворяешь!
– Не нравится, тогда обращайся к девочкам по вызову.
– Да я вовсе не за тем пришёл.
– Так нужно что?
А я молчу. Ну словно бы язык проглотил или в рот воды набрал. Потому что нечего сказать, когда так спрашивают.
– Руки убери! – это опять она.
Да я тут вовсе ни при чём. Вот только, может быть, слегка покачивает, что не удивительно, поскольку пешком пришлось подниматься на шестой этаж. Лифт, видите ли, на ремонте.
– Надо сказать, манеры у тебя ещё те, – Лиз морщится и словно бы даже нос от меня воротит. – Ну ладно, заходи.
Квартира так себе, хотя иной согласился бы жить на Арбате даже в шалаше, только бы стать частью этого заповедного уголка Москвы.
– А дети где?
– На лето отправила к родне, в деревню, – и снова смотрит с подозрением. – Так ты к ним пришёл или ко мне?
– К тебе, к тебе. Только позволь немного отдышаться.
Только после того, как выпили по глотку вина, вроде бы пришёл в себя. А коли так, пора бы приступать к дознанию. Решил использовать тот приём, который опробовал, общаясь с Дубовицким.
– Видишь ли, подрядился написать сценарий, даже аванс приличный получил, но вот беда, пока ничего не получается.
– Я-то тут причём?
– Дело в том, что в основе сценария события недавних лет, когда в Москве проходили акции протеста. Ну помнишь, на Сахарова, на Болотной…
– Как не помнить? Леня глотку надрывал, и я всё время с ним, с утра до вечера.
– Так, может быть, расскажешь, как всё было? Из интернета я нужную информацию скачал, но хотелось бы услышать мнение человека как бы изнутри…
Тут Лиз до неприличия вытаращила глаза, разинула рот:
– Ты за кого меня принимаешь? – дальше следует и вовсе нецензурное.
Само собой, я промолчал – не для того пришёл, чтобы в остроумии с ней состязаться. А Лиз взглядом уже продырявила меня.
– Ну, признавайся! Кто тебя прислал?
Нет, ну что за дела, в сексоты записала!
– Лиз, ты что? Ну как ты можешь такое говорить?! Просто уши вянут! С чего вдруг эти подозрения?
– Будешь в несознанку играть? Всё равно узнаю. И не таким развязывала язык.
– Откуда у тебя такие нравы?
– Нравы, не нравы… Признавайся, если собираешься уйти живой.
Я на всякий случай направо-налево оглянулся, прикидывая пути отхода. А она снова давит на меня:
– Бежать хочешь? И не думай! Костей не соберёшь, если свалишься с шестого этажа.
Вот ведь, не могла подобрать себе жилплощадь чуть пониже. Вскоре немного успокоилась и говорит словно бы сама с собой:
– Ну вот зачем свалилась не меня этакая срань? Влад, похоже, ты совсем пропащий!
Ещё чуть-чуть и пущу обильную слезу… Лиз смотрит на меня с укором, словно изучает. А я прикидываю, как бы подобраться к нужной теме и не нарваться на скандал.
– Ладно, извини. Если неприятен этот разговор, я не настаиваю. Ты хотя бы про Лёню расскажи. Как он поживает?
– Да мы расстались…
Лиз погрустнела, что-то бормочет про себя. Я бы её расстраивать не стал, но что поделаешь, если очень нужно.
– Детям хотя бы помогает? Впрочем, что я говорю? Он же безработный.
– Да у него денег куры не клюют!
Вижу, прорвало. Наверняка, обиду затаила – на этом и следует сыграть.
– Вот как! Тебе перепадает?
– Куда там! У него новая пассия, она им и крутит. Да мне, по большому счёту, всё равно. – Вот прикусила губу, в глазах зажёгся какой-то нехороший огонёк. – Мне за ребят обидно. Они же пашут на него от зари и до зари, а он большую часть того, что переводят на счёт фонда, кладёт к себе в карман. Гнида! Наживается на благородном деле.
– Спонсорам не пробовала сообщить?
– А кто их знает? Там хитро всё устроено, не понять, откуда деньги поступают.
Чувствую, она в сомнении. Что-то знает, но пока не решила, стоит ли говорить. Что ж, попробуем вот так:
– Не посоветуешь, за кого мне голосовать на ближайших выборах?
Лиз щурится сквозь дым и тупо молчит.
Я опять за своё:
– Хоть бы какую-то брошюрку написала про те события. Правду сказать, даже не знаю, кто из них есть кто.
А Лиз только похихикивает. Знал бы, что такая упёртая, не стал бы тратить время попусту. От неё, как с похмелья – ни вразумления тебе и ни малейшей радости.
– За бутылкой, что ли, сбегать?
– Там, в комоде возьми.
Выпили ещё.
– Так тебе что ж, совсем неинтересно, что со мною будет? Ведь придётся возвращать аванс, да ещё немалую неустойку выплатить.
Вижу, что-то готова рассказать – то ли запах денег повлиял, то ли обида не даёт покоя. Наверное, всё вместе.
– Пойми же, наконец, хочется тебе помочь, но я против принуждения, – вот-вот от моих вопросов Лиз зарыдает.
– Принуждения к чему? Лиз! Да откуда у тебя такие гнусные мысли про меня? Вроде повода я не давал. То в сексуальных домогательствах обвиняла, когда стояли у двери, а теперь…
Ну вот! Смеётся. А ведь несколько минут назад расправой угрожала. Странные они, эти кинодивы!
– Что-то я не врублюсь никак. Вроде бы ни к чему особенному тебя не склоняю. Ты только прямо мне скажи, что не желаешь оказать посильную услугу.
Посмотреть на неё, так она вроде даже смилостивилась, слушая меня. Чем чёрт не шутит, а вдруг от неё всё же будет толк.
Вот снова говорит:
– Опять ты меня за кого-то принимаешь. Мне на твои заморочки наплевать, но вот сволочей на дух не выношу! Хочу, чтобы всё было по-честному. Если уж присягнул на верность, так стой на этом до конца и не виляй из стороны в сторону. – Ещё чуть-чуть и опять заплачет. – Ну вот представь, служит человек в одном солидном ведомстве, а работает против него. Это же чисто гэбэшные замашки!
– Неужели такие ещё есть?
– Когда Лёня рассказал, я тоже не поверила. А он мне: если бы не Коко́, я бы давно на зоне сгнил.
– Ох, Лиз, раскопать бы, кто он такой, классный получится сценарий. Тогда можно даже рассчитывать на Оскара.
Ей и хочется, и колется. Вижу, что уже готова, но что-то её сдерживает.
– Ну как ты не поймёшь! Я хоть и рассталась с Лёней, но не могу его предать.
– При чём тут Лёня? Ты выгораживаешь этого Коко́. А на меня тебе плевать, и на Лёню тоже!
Лиз в шоке! Растопырив пальцы, попыталась ногтями выцарапать мне глаз. Ну, не знаю, как здесь, а у нас подобная аргументация точно не проходит.
Впрочем, только погрозилась и опять молчит. Не пытать же её горячим утюгом, чтобы сделала признание! Может, с мыслями снова собирается?
– Ты не представляешь себе, до чего иногда хочется напиться!
Как не понять!
– Так мерзко бывает на душе, что хоть от злобы вой.
– Неужели совсем невмоготу?
Выпили. Жаль, что закусить нечем.
– Нет, что-то здесь не так, – Лиз засмолила сигаретку и вроде бы ушла в себя.
А я гляжу, как мучается, и до того мне жалко её стало! Дело у меня, а то я разве б её так терзал?
В сущности, ничего не остаётся, как подвести промежуточный итог. А почему нет? Вроде бы ясно, что из неё уже ничего вытащить нельзя. Опять же нервная система у Лиз не та, да и у меня аргументов кот наплакал. Потому и считаю – сплоховал! Вроде бы этажом ошибся – так бывает. Будто шёл к врачу, а попал к ветеринару на приём…
Однако случаются в нашей жизни чудеса, особенно, если их уже не ждёшь… В общем, под самое утро я от неё ушёл. Что и говорить, полезным оказалось наше с ней знакомство, много чего интересного узнал. Только об одном забыл спросить – об Анне? Её роль в этом деле по-прежнему мне не ясна.
Глава 16. Что делать?
И вот что рассказала мне Лиз – это уже после того, как я достал бутылку коньяка. Захватил с собой на всякий случай, и оказалось, что не зря, поскольку речь зашла о Коко́, том самом, из откровений адвоката Дубовицкого.
Неваляев частенько упоминал Коко́ в разговорах с Лиз – жаловался, что тот не смог защитить от уголовного преследования или не предоставил компромат на министра, которого Неваляев намеревался разоблачить. Кто скрывается за этим псевдонимом, Лиз понятия не имела, ей это было ни к чему. Но вот как-то поехали отдохнуть в Италию, и там произошла якобы случайная встреча с Константином Докутовичем, одним из советников президента. О чём они там говорили, Лиз не знала – пришлось битый час слушать болтовню Нелли, супруги Костика. Однако на следующий день, после очередной встречи с Докутовичем, Неваляев не на шутку разошёлся, стал ругать Коко́ последними словами, мол, вроде вчера всё обсудили, ну а сегодня этот засранец упирается, говорит, что его возможности не безграничны. Тогда-то Лиз и поняла, кто есть кто.
Подобные ситуации известны – вот так неконтролируемый всплеск эмоций может привести к провалу ценного агента. Понятно, что Лиз никого не собиралась выдавать, и если бы не удалось мне кинодиву раскрутить, наверно, так бы и унесла этот секрет в могилу. Но тут другое интересно – кто на кого работает? То ли Коко́ на Неваляева, то ли совсем наоборот… Да по большому счёту мне без разницы, вот только хотелось бы понять, как связана с этим гибель мужа Карины и какова в этом деле роль Анны.
Среди прочего Лиз сообщила мне о том, что у Неваляева есть компромат на Докутовича – якобы записал их весьма откровенный разговор. Будь это в России, там такое невозможно – наверняка перед каждой встречей спецы проверяли помещение на наличие «прослушки» и т.п. А тут закрепил крохотную видеокамеру на ветке олеандра, под которым они сидели, и все дела. Ну кому в голову придёт, что такую «свинью» могут подложить в цивилизованной Италии? Что ж, наличие компромата на Коко́ – это аргумент в пользу первой версии, то есть Коко́ на крючке у Неваляева. Хотя, если оценить интеллектуальные и прочие возможности Лёни, это вряд ли. Скорее всего, есть более опытная рука, но это уже за пределами моих интересов, пусть этим спецслужбы занимаются.
О Докутовиче я уже потом в интернете прочитал. За что президент держал его при себе, мне не совсем понятно – видимо, Коко́ разбирался в экономике, что не удивительно, поскольку занимал должность вице-премьера ещё в прежнем правительстве России. Уже в то время он заслужил репутацию убеждённого либерала, все уши прожужжал про необходимость коренной приватизации. Давно надо было отправить его в отставку, однако похоже, что плодить униженных и оскорблённых президент не стал, опасаясь, что Докутович пополнит ряды непримиримой оппозиции.
Так что же теперь делать – написать донос? Положим, если президенту напишу, письмо попадёт в Администрацию, но там сдавать своих не станут. А связываться с ФСБ – себе дороже. Начнут копать, что, да как, откуда информация? Так ничего и не решил.
Одно успокаивает – сюжет для сценария получается занятный, а если бы не это, мой визит в Москву даже с натяжкой не назвать удачным. В самом деле, не для того же я приехал, чтобы с Анной переспать. Впрочем, что касается меня, это вовсе не банальная интрижка. А вот Анна… Кто я для неё? И вот ещё один вопрос, на который пока нет у меня ответа – как совместить несовместимое? Не могу же раздвоиться – одна часть останется с Катрин, а другая половина будет с Анной. Ох, и наворотил же дел! И Анну не хочу обидеть и с Катрин не могу так поступить, чтобы потом муки совести терзали.
Я вспомнил, с чего всё начиналось много лет назад. Был поздний вечер. Да нет, какое там – уже ночь. Матерясь через каждые несколько шагов, я шёл к себе домой. В мозгу свербила одна мысль: и чёрт меня дёрнул пойти на эту встречу! Надо же, купился уже в который раз! Накануне сообщили… нет, кажется, это я сам где-то в интернете откопал. В общем, речь шла о том, что некая продвинутая в делах театра дама намерена просветить погрязшую в заблуждениях публику. Чем и каким образом она собиралась просвещать, это оставалось за кадром. Но поскольку театральные события имели кое-какое, пускай самое нежное, ни к чему не обязывающее касательство к тому, чем я занимался… Словом, собрался и поехал.
Уютный подвальчик в тихом уголке Москвы поблизости от Малой Бронной. Небольшой зал на полсотни мест. На маленьком экране показывают кадры из старых немых фильмов – допотопные автомобильчики, мужики во фраках, дамы в кринолинах. И чудесный джаз! Ну и пару глотков выдержанного виски. А ещё вежливые, обходительные официантки. «Прехорошенькая!» – так подумал, глядя на снующую между столиками миниатюрную девицу в туго обтягивающих стройные ноги джинсах. Ну надо ли ещё объяснять? Атмосфера как нельзя более располагала к тому, чтобы, получив заряд свежих впечатлений, выдать потом что-нибудь невероятное! С этим как раз в последнее время возникли затруднения. Словно бы то неведомое Нечто, которое в минуты вдохновения подсказывало – делай вот так и так… словно бы оно начисто забыло о том, что есть на свете такой Влад, никем не признанный художник, ещё менее успешный бизнесмен и уж совсем никудышный муж, судя по тому, что когда-то казалось более чем реальным, но почему-то не сбылось. Но об этом не хотелось вспоминать, потому что теперь всё это стало не существенным.
Важно было лишь то, что я слышал, что видел перед собой, ощущал, вдыхая дымный аромат сигареты. И было ещё одно обстоятельство. Там, наверху, если выйти из ресторана, повернуть направо и пройти несколько десятков шагов, стоял четырёхэтажный дом. В этом доме прошло моё детство, отрочество, юность и значительная часть того, что было уже потом. Было… И как ни странно, по-прежнему оставалось и радостью, и болью, даже ещё ближе и роднее становилось с течением лет. Да, видимо, поэтому и влекло сюда. Но теперь дом стоял совсем пустой – то ли предназначенный на слом, то ли кто-то присмотрел его для собственных нужд, а потом почувствовал, что он здесь совсем чужой, и отказался от своего намерения.
А между тем зал потихоньку заполнялся. Посетители, пока суть да дело, обсуждали будничные дела, кое-кто уже балдел после второй пинты пива, а дама всё не появлялась. Да лучше бы её вообще тут не было! Надо признать, что я без особого пиетета отношусь к мнению подобных «критикесс». Очень уж много было в их суждениях наносного, субъективного. Ну а снобизм так просто прятался за каждой строкой. Пожалуй, лишь яркий, выразительный язык, да необычные метафоры способны были заставить меня дочитать текст до конца. Кстати, мне всегда казалось, что подобные опусы пишутся уж точно не на трезвую голову. Да кто их разберёт!
И то правда, лучше бы уж пили. А то ведь сейчас даже романы стали писать каким-то мутным, не вполне русским языком. Это вовсе не художественная литература, даже не публицистика. Пересказать некие интересные только автору, а на самом деле скучнейшие события суконным… нет, деревянным языком, когда через три слова непременно ставят точку, а после каждой фразы делают отступ… Видимо, потому что мысль угасла, так и не позволив создать интересный образ. Поневоле возникало предположение, что это не родной для автора язык. Русскому литературному языку свойственна некая распевность, это как музыкальная фраза, на которой бездарь споткнётся, всего-то сыграв «трам-тарам». А вот талантливый автор продолжит, создав целую мелодию или вполне значимый её фрагмент. Да, да, всего лишь в одной фразе! Фраза может быть короткой, как у Юрия Олеши – помните про ветвь, полную цветов? – или же длинной, как у Льва Толстого. Но она всё равно запомнится. Талантливое произведение и есть набор таких ёмких, выразительных, образных фраз, а между ними – биографические справки и лирические отступления… Что ж, когда на ум приходит столь нестандартно сформулированная мысль, за это стоит непременно выпить.
Так вот об этой даме, о недавнем её выступлении по ТВ, что-то меня в ней привлекло… Нет, надо же, сказал! Будто не на лекцию пришёл, а на свидание. Во всяком случае, «критикесса» меня ничуть не возбуждала. Несмотря на статную фигуру и симпатичные черты лица, было в ней что-то не так, что-то не вполне женское. Что именно, я так для себя и не определил. Ну разве что излишняя экспрессия в разговоре, когда мысль словно бы с силой выталкивает изо рта слова. Когда вроде бы и сама она не верит в то, что говорит, но старается убедить в этом своих слушателей. Ну а если убедит, может быть, тогда в сказанное и сама поверит. И вот слова эти, как сцепленные намертво между собой вагоны, несутся в никуда…
Да что тут говорить! Собственно, я для того только и пришёл сюда, чтобы в этих словосплетениях разобраться. Накануне услышал несколько её пассажей по ТВ, покопался в интернете, вышел на этот кабачок, и вот я здесь. Дама обещала показать на киноэкране отрывке из театральных спектаклей, представленных на каком-то зарубежном фестивале, то ли в Венеции, то ли в Вероне.
Если бы мне приснился сон, естественно уже после того, как всё это закончилось, нет никаких сомнений, что это был бы жуткий кошмар, этакая смесь Босха с Кафкой, замешанная на психоаналитике. По счастью, ничего подобного не произошло. И то, видимо, только потому, что театральные впечатления были напрочь вытеснены дальнейшими событиями. Но, пробираясь по ночной Москве и повторяя про себя, иногда даже вслух: «Нет, ну совсем же задолбали!», я прикидывал и так и эдак, как, в какой доступной форме смог бы представить обещанное этой «критикессой» просветление ума, случись такая грустная необходимость. К изрядной доли злости из-за напрасно потерянного времени примешивалось сожаление, что мало выпил. Эх, был бы пьян, может, оно бы обошлось.
А не написать ли мне рассказ? Я даже название подходящее подобрал – «Оргазм Ромео Кастеллуччи». Но потом прикинул: опять заново переживать всю эту дребедень, мысленно представлять барахтанье полуголых тел в аквариуме, кататься по земле, изображая жертву нападения бродячих псов, лезть вверх по каменной стене, чтобы изобразить распятие. И потом, уже когда на сцене начался потоп… В общем, ощущение было мерзкое, и всё казалось, что от этих навязанных мне видений избавиться не удастся никогда.
В принципе, выразительный символический образ в искусстве много значит. Мне ли этого не знать. Вот, кстати… В воображении вдруг возник сюжет. На фоне чёрного, бездонного пространства – обворожительная девушка, а перед ней страшный, ощерившийся в подобии улыбки череп. А что, очень удачная может получиться композиция. Здесь всё построено на контрасте, когда рядом цветущая молодость и увядание, красота и смерть… В одном из ранних своих полотен я попытался описать своё отношение к тому, что происходило тогда в стране. Мерзкие, внушающие отвращение фигуры, воплощение человеческих пороков. А на переднем плане двое. Женщина со странной, чуть ли не «джокондовской» улыбкой, вот только выражает она не то, что Леонардо приписал Джоконде, а некое загадочное сочетание красоты и лицемерия. И словно бы приглашает, манит туда, в этот ужасный и безумный мир. А рядом с ней мужчина, судя по лицу, он в тягостном раздумье, вот уже и руку протянул к ней, но вроде бы ещё не знает, как бы не уверен, неизбежно ли всё это или есть ещё возможность повернуть назад. Вот так девица, которую прочат в жёны старику, раздумывает, глядя не него, а не сбежать ли… Картина так и называлась – «Обручение». Сейчас же, раздумывая над возникшим в голове сюжетом, я хотел найти связь между тем полотном, написанным несколько лет назад, и этой картиной, которая возникла перед моими глазами как живая. Да, да, именно так! То, состоявшееся в реальности обручение… Что было потом? А вот представьте, прошло время и родилась дочь, светлое, юное создание. Пусть будет счастлива! Ну а всё то, через что пришлось пройти её отцу, воплощено в этом отвратительном, мерзком черепе. Пусть ей повезёт! Наивная надежда? Может быть, сбыться не скоро суждено, но очень хочется…
Той ночью я и повстречал Лулу. Странная, признаться, была встреча – я, злой как чёрт, и голая девица в одном халатике. Вбежала в лифт, словно бы спасалась от кого-то… Впрочем, это могло быть и в другой раз, но в моей памяти один перформанс наложился на другой – никакими усилиями не отделить, словно бы прирос один к другому.
Теперь Лулу, то есть уже Катрин, далеко отсюда, в Голливуде – ей выпала удача исполнить роль Маргариты, той самой подруги Мастера из «закатного» романа. Я тоже к этой экранизации руку приложил, но только в качестве консультанта – мне ли не знать, с кого был написан образ Маргариты и какую «бомбу» Булгаков заложил в роман, заново переписав главу «Великий бал сатаны». Это было после судебного процесса 1938 года над его бывшими коллегами-врачами, обвинёнными в «умерщвлении» Максима Горького и Менжинского.
Ну а Катрин, не сомневаюсь, с этой ролью справится. Всё потому, что есть в её натуре что-то ведьминское – это проявляется в минуты гнева. Помню, приревновала меня к Эстер, я даже испугался, не столько за неё, как за себя – такая может ударить топором, если будет под рукой. Вот и Анна, похоже, из этой же породы. Со страхом думаю, что если до Катрин дойдут слухи о моём «альянсе» с Анной? Конечно, чему быть, того не миновать, но всё-таки хотелось бы обойтись без публичного скандала.