– Виноват, прости, Валерий, погорячился, обиделся за то, что ты в самом начале отверг мое предложение, – покаялся юрисконсульт. – А кто, собственно, подозреваемый?
– Рэм Анисимович.
–Рэм? Мг, ни за чтобы не подумал, что этот неуклюжий тюфяк способен на убийство. Это каким же надо быть толстокожим, обладать силой характера и хладнокровия.
–Способен. Чаще всего в тихом болоте черти водятся. Не знаю, как в твоей, а в моей богатой практике, немало таких случаев и субъектов было, – сообщил следователь.
–Пожалуй, ты прав, чужая душа – потемки, – согласился Лещук. – И все же для ареста Тяглого нужны веские доказательства, неопровержимые улики. Если не будет предъявлено обвинение, то через сорок восемь часов тебе придется его отпустить и принести извинения.
–Не придется. Против него куча фактов.
– Интересно, каких именно?
– Это конфиденциальная информация, следственная тайна.
– И все же, шепни, как коллеге, на ушко. Ведь рано или поздно я узнаю, так как по просьбе Тяглого стану его адвокатом. Это мой не только гражданский, но и моральный долг, как сотрудника фирмы «Nika».
– Хорошо, только между нами, – после паузы согласился следователь. – По моей версии главный мотив преступления – убийство Стужиной на почве необузданной ревности.
– Допустим. Но в таких случаях убийство совершают в состоянии сильного возбуждения, аффекта, причем, если речь идет об измене женщины, то его любовника, но бывает, что и обоих, когда застают в момент соития. Но ведь такой ситуации не было?
– Я уверен, что Тяглый не сам стрелял, а нанял опытного киллера. Заказ выполнен очень профессионально, никаких следов, – отметил Зуд и, пристально взглянув на собеседника, неожиданно заявил. – А ведь ты и сам причастен к убийству.
– Валерий Янович, ты это серьезно или для затравки? – оторопел Павел Иванович. – Если не шутишь, то выкладывай аргументы, козыри.
– Конечно, не в прямом, а переносном смысле. Здесь все ясно, как божий день, – интригуя усмехнулся следователь. – Если бы ты не пригласил Стужину в кафе «Голубые грезы» на свидание и между тобой и Тяглым впоследствии не возник конфликт и скандал, о котором мне поведала Ласка и Крот, то Рэм Анисимович вряд ли бы решился на этот отчаянный шаг. Яркий пример причинно-следственной связи. У каждого события, происшествия, а тем более, преступления, есть причины, ускоряющие развязку. Тебе, как бывшему следователю мог бы и не пояснять.
– А-а, чистой воды философия, законы диалектики, которые ныне редко кто признает, – усмехнулся юрисконсульт. – Жизнь намного сложнее и многограннее наших умозрительных и иллюзорных моделей и конструкций. Если следовать твоей логике, отслеживая длинную цепочку фактов и действий в пространстве и времени в конечном итоге детонировавших преступление, то количество подозреваемых людей превратится в большую армию. А надо твердо очертить круг подозреваемых, не внедряясь в глухие, непролазные дебри минувших событий.
– И все же, Павел, сам того не желая и не предвидя, ты симпатией к Стужиной спровоцировал кровавую развязку.
– Не вижу в этом признаков и состава преступления, – уверенно произнес Лещук. – Интересное дело, я что же, по-твоему, не имел право ухаживать за женщиной, будь то Ника Сергеевна или другая особа? Мужчине без женщины невозможно, иначе возникнет комплекс неполноценности. У меня в отношении к Нике были серьезные намерения и только ее неожиданная гибель разрушила планы.
– Имел, поэтому никаких претензий. Я лишь напомнил, как все тесно взаимосвязано.
– Еще бы, ведь работали в одной фирме, – подтвердил юрисконсульт. – Для меня, словно снег на голову, этот взрыв ревности со стороны Тяглого. Другое дело, если бы Ника Сергеевна была его женой или любовницей, а так свободная женщина. За десять лет, что они проработали вместе и в последние два года, будучи вдовцом, он мог не один десяток раз затащить ее в постель. Тогда у меня не осталось бы никаких шансов претендовать на сердце и руку Стужиной.
– Бывают такие типы мужчин, как впрочем, и женщин, что если никто не обращает внимания на объекты их обожания и желания, то они спокойны и не проявляют активности и ревности, – пояснил следователь. – Как только ты появился в фирме и стал проявлять интерес, симпатии к Стужиной, то у Тяглого вспыхнули чувства и ревности, и зависти. То, что он ранее был пассивен, вполне объяснимо. Он, судя по темпераменту, флегматик, наверное, робел, не был уверен в своих сексуальных способностях, либо боялся ее категорического отказа. Мы не знаем, возможно, и состоялись объяснения. Просил ли он у нее после смерти жены руку?
– Не знаю.
– А насчет того, что ее можно было десятки раз затащить в постель, заблуждаешься, – продолжил развивать тему Валерий Янович. – Легче смазливую девицу, посулив ей доллары или подарки склонить к сексу, чем самодостаточную деловую женщину с чувством собственного достоинства. Президент фирмы, звучит величаво и гордо. При таком статусе женщины избирательны и привередливы в выборе спутника жизни.
–Действительно, Ника Сергеевна внешне была сдержана, даже холодна, неприступна, не отличалась пылкостью чувств, – сообщил Лещук. – За магической аурой я ощущал ее горячий темперамент, неутоленную страсть и блаженство.
– У нее был любовник?
– Нет. Об этом я могу заявить авторитетно.
– Но в коллективе тебя считали ее любовникам.
– Да, считали. Эти сплетни, интриги, наверное, и обозлили Тяглого. Но почему он решил убить Нику, а не меня? – задумался Павел.
– Предполагаю, что в его мозгу засела фикс-идея: «Если ты не моя, то не доставайся никому». Обычно эта мысль первой приходит в сознание патологического ревнивца.
–Может Стужина была феминисткой или лесбиянкой?
– Нет, нормальной женщиной, но с независимым характером, чувством собственного достоинства, – ответил юрисконсульт. – Хорошо, что Наташа Ласка уцелела, а то ведь могла от страха тронуться умом или стать заикой. Но молодец, стойко перенесла стресс, без необратимых последствий для психики.
– Для меня до сих пор остается загадкой, почему убийца оставил ее в живых, а не ликвидировал, как опасного свидетеля? – произнес Зуд.
–Действительно, очень странно, – подтвердил юрисконсульт. – И все же, какие улики против Тяглого?
–Итак, последствия мести за безответную любовь. Психическая неуравновешенность, склонность к вспыльчивости и неадекватному поведению в экстремальных ситуациях.
– Откуда такой вывод?
– Когда ночью, накануне убийства, капитан Чибис попытался доставить Тяглого в УВД для дачи показаний. Ты же знаешь, я привык действовать «по горячим следам», то он встретил Георгия и конвоира с топором для разделки мяса. Повел себя довольно странно и подозрительно…
– Валерий, как бы ты себя повел, за несколько минут до того узнав, что твой начальник, президент фирмы Стужина и ее водитель-телохранитель убиты наповал?
– Но Тяглый же об этом на тот момент не знал.
–В том то и дело, что знал. Ему об этом, как того требует должностная инструкция на случай ЧП, сообщила Ласка.
–Эх, Наталья, Наталья, я же просил ее держать информацию в тайне, – посетовал следователь.
– Девушка поступила правильно, потому что работает и получает зарплату в фирме, а не в прокуратуре, – вступился за секретаря-референта юрисконсульт. – Так вот она сначала позвонила Тяглому, а тот сразу мне и спросил, что делать? Порывался поехать на место преступления, но я отговорил, так как по моим расчетам, к тому времени у здания никого не было.
– Но почему он встретил моих сотрудников с топором в руке?
– Посуди сам, убита президент фирмы. Злодеи могли продолжить охоту и на вице-президента, чтобы полностью обезглавить администрацию, – пояснил Павел Иванович. – Я сам порекомендовал Рэму Анисимовичу быть максимально бдительным, проявить осторожность, если кто-то станет ломиться к нему в квартиру. Вот он, не найдя лучшего оружия для самообороны, в панике схватился за топор. Никто ведь не пострадал и, слава Богу.
– Не пострадал. Значит, ты считаешь, что Тяглый в здравом уме и отдает отчет своим действиям?
–Вполне. Он нормальный, но немного замкнутый чиновник, неуверенный в себе и постоянно действующий с оглядкой.
–В таком случае, чем объяснишь, что в базе данных его компьютера мои специалисты-электронщики обнаружили файлы, с текстами, содержащими угрозы в адрес Ники Сергеевны. Тяглый за ее, якобы интимную связь с тобой, называет ее легкомысленной женщиной, публичной девкой. Обвиняет ее в распутстве, в подрыве авторитета и деловой репутации фирмы. Шантажирует предложением о переименовании названия фирмы, поскольку Стужина скомпрометировала себя…
– Вот те и на! Для меня это новость. Он, что же угрожал убийством?
– Прямых угроз нет, это послание, отправленное Нике Сергеевне по электронной почте, видимо, нанесло ей серьезную душевную рану.
– Если это действительно так, то Тяглый – сволочь, подонок, заслуживающий презрения, – возмутился Лещук. – Эта грязная клевета могла довести Стужину до расстройства чувств, истерики и самоубийства. Недаром говорят: злые языки страшнее пистолета. Это серьезная улика, тем более, что в УК есть статьи, предусматривающие наказания за клевету и доведение человека до самоубийства.
– Это третий аргумент, а четвертый заключается в том, что ранее совершенно равнодушный к огнестрельному и холодному оружию, Рэм Анисимович, выкраивал время для неожиданного увлечения. Охотно посещал стрелковый тир, брал уроки у опытных тренеров.
– Очевидно, собирался, подобно доблестному рыцарю Айвенго за прекрасную даму сердца побороться со мной на дуэли, – рассмеялся Павел Иванович и заметил. – Я бы слишком серьезно не воспринимал эти причуды старого ревнивца. Чем бы дитя не тешилось…
– В письменном столе Тяглого и в его квартире в ходе негласного обыска, обнаружена богатая коллекция фотографий Стужиной. Ни эротики, ни порнографии, – сообщил Зуд.
– У меня тоже есть ее фото. Ничего странного и удивительного, ведь она была красивой, очаровательной женщиной и я по-прежнему храню память о ней.
– Полагаю, что фактов достаточно для принятия санкции об аресте, – сделал вывод Валерий Янович..
–Хозяин-барин, тебе и решать, – вздохнул юрисконсульт. – Я не вправе вмешиваться в ход следствия. Жаль, Рэм Анисимович толковый специалист, а вот бес его попутал, что-то в сознании заклинило, замкнуло. Впрочем, не будем торопить события: не пойман не вор, а всего лишь подозреваемый. Надеюсь, не единственный?
– Да, отрабатываем и несколько других версий, – ответил следователь, не вдаваясь в детали.
Видя, что Зуд приподнялся со стула, Лещук предложил. – Может, примешь на грудь для моторности и бодрости граммов сто отличного коньяка «Коктебель» с пятью звездочками?
–Благодарю, у меня куча срочных, горячих дел, – отказался следователь. По дружески пожал крепкую ладонь и вышел из кабинета.
20. В камере № 7
Едва за Тяглым с лязгом закрылась стальная дверь с крохотным оконцем в верхней части и глаза не успели привыкнуть к полумраку, как из глубины камеры донесся сиплый, будто простуженный, голос.
–А-а, новый постоялец, квартирант, – поднялся с нижних нар высокий, плотный, бритоголовый и лопоухий мужчина с приплюснутым, как у боксера носом, черными пронзительно-колючими зрачками и наглой ухмылкой на круглом лице. – Давай, подваливай к нашему шалашу. Будем знакомиться: я – Домкрат, а эти двое мои кореша закадычные, тот, что рыжий – Ржавый, а с длинным горбатым шнобелем – Крюк. Слышь, гнида, какое у тебя погоняло?
– Я никого не гонял, это меня гоняют, как сидорову козу.
– Не понял? – оторопел верзила. – Ты, шо не врубился или косишь под психа? Я спрашиваю, какое у тебя погоняло?
– А я отвечаю, никого не гонял, только следователь придирается, обвиняет в убийстве? – пожал плечами Рэм Анисимович.
– Ты что контуженный или опущенный? Как тебя зовут?
– Рэмом Анисимовичем.
– Ну, мужик, я от тебя тащюсь, – процедил сквозь зубы Домкрат. – Что же теперь прикажешь, тебя по имени-отчеству величать. Если у тебя погоняло нет, то будешь у нас Харей. Морда у тебя, что блин, круглая и туша подходящая, кабанья. Коротко и смачно. Запомни, я здесь в камере главный, На свободе и зоне мое слово – закон!
Тяглый увидел, как с нар на правой стороне помещения на него взирают две пары настороженных глаз.
– Господа, где мое место? Я хочу прилечь, ноги устали,– смущенно спросил президент и услышал хохот.
– Господа? Ну, ты блин, даешь, с Луны свалился. Где ты увидел господ, или издеваешься, западло?! – обозлился арестант. – Замочу, урою, в асфальт закатаю!
– Извините, где мое место?
– Твое место возле параши, – сквозь зубы процедил мужчина. – Будешь сторожить «ночную вазу», если кто мимо «очка» наделает, то почистишь унитаз до блеска.
– Домкрат, вздрючь его, как следует, чтобы на всю жизнь запомнил, – посоветовал один из сокамерников.
– Как вы посмели, я – президент фирмы «Nika», не последний в бизнесе человек,– возмутился Тяглый.
–Ха-ха-ха! – рассмеялся Домкрат, держась за живот, а за ним и его кореша. – Удивил, сразил наповал. Да ты знаешь, сучий потрох, что я на нарах в одной камере с будущим президентом парился. Сейчас он Украиной, как малиной, заправляет, а тогда баланду из миски хлебал и на парашу ходил. Братва гордится своим пацаном. Поголовно за него на выборах голосовали, чтобы чаще амнистии проводил и «мокрушников» миловал.. Вот он президент, а ты – чехол штопанный. Болт тебе с гайкой на рыло! Лихо умыл. Сейчас каждый спекулянт считает себя президентом. Дай чиновнику бабки на лапу и он зарегистрирует вшивую фирму, типа «Рога и копыта».
– У меня настоящая, а не «липовая» фирма.
– Ша, заглохни, гнида! Я – президент это камеры, а тебя назначаю президентом параши, чтобы она блестела, как у кота яйца.
– Они у него не блестят, – робко возразил Тяглый.
– А параша, наша «ночная ваза». Должна блестеть, иначе заставлю языком вылизать
– Параша не мой профиль, я – финансист.
– Зря ты так, надо гордиться за доверие. Завтра, утром займешься капитальной уборкой, а то з……сь по самые уши. А почему, Харя, ты такой жирный, но вялый, словно тряпичная кукла? – и не ожидая ответ, продолжил. – Наверное, строгали тебя без кайфа, по принуждению на скорую руку. А ну-ка, взбодрись, мне дохляка не нужен.
–Домкрат, лучше я вам прочитаю лекцию на тему: «Финансы и аудит» или «Мониторинг и менеджмент».
– Пошел ты со своей лекцией на хер. Выискался мне доцент, доктор фиговых наук, – огрызнулся детина.
– Я пока еще не доктор, а кандидат экономических наук, но доктором, профессором, а может и академиком обязательно стану.
– Дурак думкою богатеет. Теперь для тебя другая академия, а вместо кафедры параша. Будешь зубрить Уголовный кодекс и феню изучать.
– Какую еще Феню? Она что, тоже здесь сидит?
–Ну, ты, Харя, и даешь стране угля, хоть мелкого, но до х.., – засмеялся Домкрат. – Не поверю, что тебе «мокруху» вешают, ты же баран в наших делах. Феня – тюремная, камерная энциклопедия, книга жизни. А ты, губа не дура, решил, что баба. Их к нам не допускают, а хотца. А ты, я гляжу, пухленький, аппетитный и задница широкая, как лохань у бабы.
Он похотливо облизнул губы.
– Господа, товарищи, я на самом деле президент. У меня не вшивая фирма, а солидный бизнес. Мы продаем компьютеры, ноутбуки, мобильные телефоны, оргтехнику, – пояснил Тяглый.
– Ох, ох, компьютеры, мобилы, удивил, обрадовал, – скорчил рожу верзила. – Ты, президент хренов, расскажи о своих «подвигах», на какой тачке тебя сюда привезли и по какой статье засунули?
– Не знаю, по какой статье. Это недоразумение.
– Недоразумение? Все так говорят, когда жареный петух в одно место не клюнет. Наверное, педик, малолеток пялил. Признавайся, «петух», сколько ты их испортил, совратил в своей конторе?
– Никого я не пялил, вел здоровый образ жизни, не пил, не курил…
– Колись, гнида! Все равно узнаем, тогда хуже будет. На твоей сытой роже написано, что хитрый педофил.
– Нет, я детей, подростков люблю, не обижаю.
– Знаем, как ты их любишь. Какую тебе статью навесили?
– Кажется, за убийство, – ответил президент, только бы отстали.
– За убийство? – удивился Домкрат. – Так ты, оказывается мокрушник, а с виду такой смирный и ласковый.
–Ребятки, я никого не убивал, пальцем не прикоснулся.
– Ха-ха-ха! Купи себе петуха или резиновую куклу и пудри им мозги, а нам баки не заливай. Суши сухари, Харя, тебе «светит» пятнадцать лет в колонии строгого или усиленного режима. Долго придется срок мотать, весь жир с хари сойдет, а зубы цинга схавает.
–Два трупа, – уныло сообщил Тяглый.
– Так ты матерый рецидивист, – снова удивился сокамерник. – Кранты тебе, пожизненный кичман обеспечен.
– У меня опытный адвокат, бывший следователь, майор милиции. Он меня из этого дерьма вытащит, – сообщил Рэм Анисимович и по злобной гримасе Домкрата понял, что допустил ошибку.
– Подсадная утка, сучий потрох! – вскипел верзила. – С ментами якшаешься. Они тебя специально сунули в нашу камеру, чтобы на нас стучал. Сымай одежу, показывай грудь, спину, руки-ноги с наколками. Щас узнаем, где и за что парился?
– Нет у меня наколок, – по-настоящему огорчился президент.
– Какой же ты тогда рецидивист? Хер ты моржовый, вот кто. Мне сразу твоя жирная рожа не понравилась, – оценивающе окинул взглядом Домкрат. – Лучше признайся, старый боров, СПИДом, сифилисом, триппером или туберкулезом болеешь?
– Что вы, ребятки, я совершенно здоровый, не заразный, – обрадовался Рэм Анисимович. – Экспресс-анализ крови отличный и с психикой все в порядке. Сегодня был у врачей на приеме.
– Здоровый, говоришь, это хорошо. Живо сымай панталоны, щас мы тебе сделаем инъекцию от бешенства. Во все дыры будем жарить. Изголодались здесь без баб, – с похотливо-звериным оскалом крупных зубов заявил Домкрат и велел. – Давайте, пацаны, Ржавый, Крюк, держите его за руки и ставьте в раскоряку на четвереньки.
– Да, что вы, мужики! Я совершенно здоровый, никакой опасной инфекции и бешенства,– заупрямился Тяглый.
– Это нам как раз и надо, – заявил главарь. Сокамерники по-обезьяньи спрыгнули с нар и крепко схватили опешившего Рэма за руки, а верзила, сопя от предвкушения, принялся стягивать с него брюки.
–Что вы делаете? Отпустите меня! – завопил Тяглый, попытался вырваться, но урки прочно сковали его руки.
– Тш, не шуми, это обязательный ритуал, боевое крещение. После этого мы примем тебя в свою компанию, – войдя в азарт, пояснил Домкрат, спешно орудуя руками.
– К черту ваш ритуал! Оставьте меня в покое.
– Дебил, сам потом будешь просить.
Президент почувствовал, как неприятный холодок овеял полуобнаженные ягодицы и закричал, что есть мощи:
–Помогите! Товарищ, господин часовой, они меня насилуют. Спасите меня от этих зверюг.
Ржавый попытался зажать ему ладонью рот, но Рэм его укусил и душераздирающий вопль дошел до слуха постового милиционера. Тяглый с радостью увидел, в оконце показалось лицо.
– В чем дело, кто кричал?
– Товарищ часовой, они надо мной глумятся. брюки сдирают, переведите меня в другую камеру.
– Ты думаешь, в других камерах лучше? Глубоко заблуждаешься, такие же отпетые головорезы сидят.
–Это он от радости, оргазма кричал, – ухмыльнулся детина.
– Ладно, Домкрат, не шали, а то схлопочешь под завязку, – предупредил постовой.
– Это я для корешей Домкрат, а для тебя гражданин Грушин Петр Гаврилович. Прошу любить и жаловать, – оскалился урка.
– Ладно, гражданин Грушин, не лез на рожон, – пригрозил сержант. – Новичка не трогать. Зуд вам покажет кузькину мать.
Оконце закрылось и Рэм Анисимович невольно содрогнулся, ощутив агрессивное настроение сокамерников.
– Ах ты, гнида, решил сдать нас ментам, – подскочил Ржавый и, воспользовавшись тем, что Тяглый застегивает брюки, ударил его в левый глаз. У президента перед взором поплыли оранжевые круги.
– Что ты делаешь, скотина? – возмутился Рэм Анисимович и неуклюже замолотил в воздухе кулаками, тщетно пытаясь достать обидчика, но тот забрался на нары. Глаз заплыл и он тупо уставился на Ржавого, взмолился:– Поимейте совесть, не издевайтесь. Выйду на свободу и отблагодарю валютой и подарками…
– Ба, праведник явился. Засунь свою совесть в одно место. О свободе размечтался. Отсюда две дороги. Первая – на зону, в карьер, шахту или на лесоповал, а вторая – на кладбище. Что ты уставился, как баран на новые ворота? Хочешь второй фингал поставлю, живо на нары и молчи, как рыба, чтобы ни единого звука.
Тяглый с трудом, как медведь, вскарабкался на верхние нары и опешил – по голому настилу ползали насекомые.
– Что это за мошки?
– Гэ-гэ, гэ, сам ты мошка. С Луны свалился или кирпичом пришибленный? Это клопы, вши и другие паразиты, – ответил Домкрат. – Учуяли, что появился новенький, свежачок, вот и сбежали со всей камеры и соседних, чтобы кровь пососать. Мы здесь давно сидим, кожа задубела, а у тебя тонкая вот и корми их от души.
– Фу, какая гадость, – президент хотел слезть с нар.
– Назад! Не тронь. клопа и вошь!– приказал Грушин. – Это наши братки по несчастью, вместе с нами срок мотают.. Не смей обижать кровососов. Они, как пиявки, из тебя дурную кровь убирают. На своей территории никому не позволю командовать парадом. Недавно в нашу камеру сунул свой шнобель прокурор. Проверял, как ему и положено, условия содержания, соблюдение режима. Спросил гнусаво-противным голосом, какие у нас претензии, словно не мы здесь паримся, а он мотает срок. Так его послал на хрен. После этого начальник каталажки капитан Дударь накинул мне еще десять суток ареста.
Среди ночи, ощутив голод, Тяглый вспомнил о бутерброде, заботливо положенном юрисконсультом в карман его пиджака. Достал, развернул салфетку и принялся с удовольствием жевать.
– Ты что, западло, чавкаешь мурло, спать мешаешь! – донесся грозный рык Крюка с нижних нар.
– Проголодался, решил червячка заморить, засосало под ложечкой, – миролюбиво промолвил президент, надеясь на сочувствие. – Я ведь не ужинал, а организм привык питаться вовремя, у него свой режим. У меня ведь хронический гастрит.
–Я те покажу режим. Хомячишь, крысятничаешь, подлюка, от своих братков харчи прячешь. Привык к деликатесам, харю, холку наел, как у борова. От баланды нос воротишь. Ша, заглохни, а то заставлю до утра сидеть голой задницей на параше и кричать, что занято.
– Извините меня, Домкрат и другие господа, я же впервые сюда попал, не знаю ваших тюремных порядков, – покаялся президент.
– Не знаешь – научим, не захочешь – заставим!
Рэм Анисимович поперхнулся, перехватило дыхание. Положил недоеденный бутерброд в карман и затих.
Всю ночь, опасаясь плотских домогательств, Тяглый просидел на нарах, не сомкнув глаз. А чтобы время бежало побыстрее, нашел себе занятие: то с брезгливостью, то с садистской злостью давил клопов, тараканов. Сокамерники храпели, не слыша специфического хруста погибающих паразитов. Лишь под утро, когда желудок напомнил о своем существовании и потребности организма в калориях, президент доел бутерброд, в душе благодаря юрисконсульта за эту ценную пайку.
21. На допросе
На следующее утро Зуд спустился в ИВС, расположенный в подвале под зданием УВД, и приказал постовому привести в размещенную рядом с камерами комнату для допросов задержанного гражданина Тяглого. Сам расположился за металлическим столом с ножками, также, как и стулья у стены, вмонтированными в бетонный пол. Аскетический интерьер казенного помещения для принудительной исповеди арестантов.
Дверь отворилась, вошел Тяглый и следом конвоир.
– Гражданин Тяглый из камеры №7 доставлен, – доложил милиционер и замер у порога.
– Хорошо сержант, оставьте нас одних, – отозвался следователь и указал взглядом на стул.
– Рэм Анисимович, почему кислый вид? Может клопы спать не давали? – спросил Валерий Янович, хотя по подавленному настроению, осунувшемуся, небритому лицу с заплывшим глазом и красным векам было ясно.
– Если бы только клопы. Сокамерники-сволочи донимали, снасильничать пытались, так часовой заступился.
– Ну, здесь вам не санаторий. Какие еще претензии?
– Вы, что издеваетесь, господин следователь?! Зачем вы меня поместили к гомосекам, педерастам?– не сдержал эмоций президент.
– Не горячитесь, Рэм Анисимович, что заслужили, то и получили.
–Я не заслужил скотских условий и хамское к себе отношение, – возразил Тяглый. – Переведите меня в другую камеру.
– Не горячитесь, здесь камеры для президентов не предусмотрены. Депутаты, чиновники, бизнесмены зареклись от сумы и тюрьмы, считают себя неприкасаемыми. Поэтому не выделяют средств на оборудование персональных камер с телевизором, ванной и Интернетом. Одним словом, жлобы. Невелика шишка, посидишь в общей. Тем более, что вам светит расстрельная статья…
– Расстрельная? – испуг отразился в его глазах. – Так ведь объявлен мораторий на смертную казнь?
– К сожалению, вы правы. По привычке произнес, – согласился Зуд. – действительно, высшей мерой наказания является пожизненное лишение свободы, как знак гуманизма к социально опасным преступникам.
– Хорош гуманизм, до самой смерти в камере сидеть, словно зверь, в клетке, – возразил Тяглый. – Лютому врагу такой судьбы не пожелаешь.
– Не хотят бандиты отстегивать бабки на создание ИВС, колоний и тюрем для «элиты».
Президент судорожно почесал рукой затылок, шею.
– Что, кусаются твари? – усмехнулся Зуд.
– Нет покоя от паразитов, своими укусами вызывают чесотку, зуд, волдыри и покраснение кожи.
– Встаньте, встряхнитесь, – разрешил он. – А вообще, терпи казак, атаманом станешь.
– Зачем мне атаман, я и так президент, – Рэм Анисимович встал и встряхнулся, сметая с помятого пиджака насекомых. Принялся давить подошвой и каблуками покрытых слоем пыли лакированных туфель.
– Вы должны осознать, что изолятор, а вам еще предстоит познакомиться с СИЗО, это не элитные гостиница «Ореанда», «Ялта-интурист» или санаторий «Южный». Благодари судьбу, что не крематорий. Здесь другие условия и контингент.
– В склепе нет вентиляции, душно от смрада, тошнит до рвоты, как в газовой камере. Урки, как скунсы или сурки, непрерывно портят воздух. Они уже привыкли, у меня удушье. Выдайте респиратор или противогаз.
– Да, в седьмой камере нет вентиляции, но в этом есть и свои преимущества. Иначе бы туда к теплу и харчам сбежались крысы и мыши, а так полностью изолирована. Вам, Рэм Анисимович, грех на судьбу жаловаться. Или прикажите кондиционер и телевизор в камеру? Арест для того и предназначен, чтобы жизнь медом не казалась.
– А как же Европа, права человека, там тюрьмы образцовые?
– Европа нам не указ, мы сами с усами, – с достоинством ответил следователь и слегка потеребил жесткий ус. – Может вас экстрадировать в Германию, Францию. Или в Турцию, где вы волком завоете. Так что сидите и помалкивайте.
– Валерий Янович, будьте милосердны. У меня хронический гастрит. От вашей баланды тошнит, пучит и знобит. Вы хотя бы ее майонезом облагородили. Разрешите позвонить коллегам, чтобы привезли сыра, колбаски, маслин, молочные продукты и десерт…И на вашу долю.
– Довольно, довольно, – жестом руки остановил его следователь, – А то ведь весь гастрономический ассортимент назовете. Так вот, гурман, запомните: ИВС – это не элитный санаторий или ресторан, а изолятор временного содержания правонарушителей и подозреваемых в совершении тяжких преступлений. Задержанных и арестованных кормят в соответствии с нормами, поэтому не обессудьте и на деликатесы не рассчитывайте. Передачи харчей со стороны ограничены, чтобы жизнь за решеткой не казалась медом. Коль провинились, то должны понести наказание. Еще Ленин, которого сейчас лишь партийные ортодоксы почитают, завещал, что «наказание за преступление неотвратимо».
– За мною вины нет, – возразил президент. – Все так говорят, когда прижмут к стенке или загонят в угол, – усмехнулся Зуд. – Это естественная реакция на обвинение, одна из типичных форм защиты. Хотя в вашей ситуации чистосердечное признание предпочтительнее тупого, но безнадежного упрямства. А признание при вынесении приговора смягчит меру наказания. Меньше придется за «колючкой» париться на нарах.
– Вы меня сознательно поместили в камеру с сексуальными маньяками и насекомыми-паразитами, кишат клопы, тараканы, вши… Урки решили, что я стукач. Я всю ночь глаз не сомкнул.
– Вам что же предоставить люкс в пятизвездочном отеле?
– Не люкс, хотя бы одноместный номер.
– Запомните, здесь камеры, а не номера. Что заслужили, то и получили. Это более менее подходящая камера, в соседних– убийцы, разбойники, наркоманы, – сообщил следователь. —Это тот случай, когда друзей не выбирают. А насчет насекомых непорядок. Ради вас похлопочу, чтобы работники СЭС провели дезинфекцию, потравили насекомых-паразитов. Будет комфорт и уют.
– Злейшему врагу такого комфорта не пожелаешь, – промычал президент. – За заботу благодарю, кровопийцы не дают спать.
– Не обессудьте, каждый человек – кузнец своего счастья. За поступки, в том числе и злодеяния, следует отвечать, поэтому снисхождения не ждите. Перед законом все равны, и президент, и бомж. Здесь вам не курорт, здесь климат иной – сурово изрек следователь.
– Зачем тогда спрашивали о претензиях? Для протокола что ли?– с обидой укорил президент.
–Таков порядок. Обязан был спросить для протокола. Это своего рода прокурорский надзор за содержанием арестованных.
– Прекрасное содержание?
– Не иронизируйте, юмор неуместен. Вы, наверное, не отдаете себе отсчет, насколько положение незавидное? Два трупа потянут на пожизненное заключение, утрату свободы до последнего вздоха.
– Не шейте мне дело белыми нитками, – прохрипел Тяглый.
– Вы сами сшили его черными нитками на почве слепой, необузданной ревности.
– Да, я ревновал Стужину к Лещуку, но не до такой степени, чтобы лишать ее жизни. Это злодейство, дикость.
– Выйти сухим из воды вам не удастся, – твердо сказал Зуд. – Вы – социально опасный элемент и должны быть надежно изолированы от общества. Я ведь могу провести допрос с пристрастием…
– А что это такое, какие еще страсти?
– Когда арестанту вдалбливают Уголовный кодекс в череп и заставляют искать пятый угол.
– Понял, – округлились глаза у президента. – Это ведь насилие, пытка, запрещенные законом.
– Этим занимаются сыщики, а я мараться не стану. Для меня репутация важнее добытых таким способом признаний, – вздохнул Валерий Янович. – Но вы сами догадываетесь, что мне ничего не стоит передать вас в руки костолому-садисту. Не вынуждайте меня прибегать к этой мере. Вы – интеллигент и лично не отважились бы застрелить Рябко и Стужину. Именно в такой последовательности, как сообщила Ласка, были произведены выстрелы. Сознайтесь, кто и за какую сумму выполнил ваш заказ и где сейчас находится киллер?
– Никого я не заказывал…
– Не упирайтесь рогом, чтобы не пришлось его обломать, – пригрозил следователь.– Только признание облегчит участь.