26
Придя в начале сентября 2012-го в университет, Арина узнала, что её самый близкий университетский товарищ женился на Рите. Она ожидала, что это случится, и всё-таки расстроилась. Женитьба Олега удаляла из её круга талантливого человека, настоящего интеллектуала, и ей было трудно смириться с этой невосполнимой утратой. Чтобы скрыть своё испорченное настроение, Арина поспешила уехать домой. Забралась с ногами в любимое кресло, вывезенное из своей комнаты на Сенной, напилась, разревелась и провалилась в неглубокий сон. Очнулась от звонка домофона. Включила камеру, следящую за входом, – на крыльце стоял незнакомый молодой человек в шляпе и классическом костюме серого цвета.
– Кто вы? – спросила через домофон.
– Я сотрудник господина Никифорова. Зовут меня Илья Маковский.
«Илья Маковский? – напрягла память Арина. – А! Гришуля уже упоминал это имя. Это тот парень, тот клон, которого приглашал Никифоров, чтобы оценить способности клона-мужчины? По мнению Гришули, он оказался чуть ли не гением».
– Заходите, Илья.
Он вошёл.
– Простите, сударыня, имею ли я честь увидеть Григория Александровича?
– Увы, господин Маковский, такой чести вы не имеете. Господин Никифоров в отъезде, но вы можете передать мне всё, что хотели бы сообщить ему. Я его жена, и у него нет от меня секретов.
Илья с интересом взглянул на стоящую перед ним молоденькую красавицу. Мелькнуло: «Вот как выглядят жёны русских олигархов. От такой бы и я не отказался».
– Странно. Григорий Александрович должен был уже вернуться, – сконфуженно пробормотал Илья. – Впрочем, мы, в принципе, обо всём договорились. Сегодня я просто хотел с ним попрощаться перед отъездом.
– Интересно, какие серьёзные дела могут быть у вас с Григорием Александровичем? – Арина бросила на юношу оценивающий взгляд. – Вы, наверное, ещё студент?
– Вы правы, я студент Новосибирского университета, учусь на молекулярного биолога.
– А меня зовут Ариной, и я студентка Питерского универа. Кстати, я тоже учусь на молекулярного биолога! А как насчёт великих планов?
Илья застенчиво улыбнулся:
– Боюсь, мои планы не подлежат огласке.
– Ну, раз вы не можете говорить о своих планах, то почему бы нам не поболтать о вашей прошлой жизни?
Менее всего хотел Илья говорить о своём прошлом.
– Мадам, я, фактически, ещё ничего не сделал, и говорить мне, собственно, не о чем.
– А кстати, когда вы родились?
– Шестого апреля 91-го. А что? Это важно?
– Для меня важно. Ведь я родилась примерно тогда же. И всё-таки я старше вас на целых три дня.
Они рассмеялись.
– Хотите выпить? У меня есть отличный шотландский вискарь, – она указала поворотом головы на бутылку на столике рядом с её креслом.
– Извините, сударыня, однако ж, я всё-таки попрошу вашего соизволения покинуть сей гостеприимный дом. Мой борт на Красноярск вылетает через четыре часа. И к тому же в настоящее время я временно не пью.
– Зарок?! С ума сойти! Вы держите слово перед собой?
– Стараюсь.
– Какой же вы молодец, Илья. Вы способны управлять своими низменными желаниями. Мне бы так.
Илья окончательно сконфузился.
– Да полноте, сударыня, ну какой же я молодец, если я в жизни своей ещё ничегошеньки не сделал, – тихо, но твёрдо выговорил он и направился к выходу.
Илья ушёл, Арина налила себе виски, выпила и уставилась на дверь, захлопнувшуюся за молодым человеком.
– Ну что ж? Одного талантливого клона я потеряла, а другого, не менее талантливого, похоже, нашла. Этот странноватый парниша мог бы – а, собственно, почему бы и нет? – заполнить зияющую прореху в моей душе после потери Олега.
Никифоров приехал из деловой поездки на рассвете следующего дня. Сам приготовил кофе и вкатил изящный столик с лёгким завтраком в спальню.
Арина открыла заспанные глаза:
– Дорогой, где тебя носило целых три дня? У тебя уже кто-то появился? И зачем ты всюду таскаешь за собой эту твою Машу с её чертовски синими глазами?
– Не мели чепухи, Козочка. Маша моя секретарша, не больше. И вообще только идиоты заводят романы со своими секретаршами. Ни один приличный зверь не гадит в своей норе. Отчитываюсь: я проводил типа проверку хозяйства Ползунка. Хотя этот старикан – чистейший ботаник без малейшего понимания финансовых вопросов, но в своём деле он дока. Правда, за ним нужно присматривать; такие, как он, несмотря на весь свой интеллект, могут стать игрушкой в руках благообразных мошенников с докторскими степенями. Дожил до шестидесяти с гаком, а ума не нажил.
– Вижу я, недолюбливаешь ты, Гриша, учёный люд. Может, завидуешь?
– У меня свои счёты с высоконаучной публикой. В основном это довольно посредственный народец, одно слово: «окодэмики», но болтать они, та скать, мастаки и слова знают хитрые, звучащие загадочно и очень умно. Но если разобраться, ничего диковинного в тех словах нет. Просто безобидные, но трескучие греко-латинские термины.
– Чего же ты позволяешь этим бездарям столь важное для нас дело делать? Твою священную плоть клонировать, – сказав это, Арина расхохоталась. – Извини, дорогой, но сама собой напрашивается хохма: «Твою бескрайнюю плоть многократно копировать».
– Фу, бесстыдница! – захохотал Никифоров и стиснул Арину в объятиях. – Обожаю твой острый язычок.
– Не забалтывай мой вопрос, Гришуля. Будь голубчиком, объясни, почему ты позволяешь всяким окодэмикам совать нос в наши тайны?
– Не бойся, дорогая, я, как говорится, всё-таки способен отличить льва от козла. Среди бездарной массы болтунов крайне редко, но всё-таки попадаются настоящие учёные. Они подобны, образно говоря, горсточке жемчужин в огромной груде навоза.
– Гриша, неужели твой слух не режут эти затёртые до дыр сравнения? И когда ты, наконец, отвыкнешь засорять свою речь этими ужасными «та скать словечками»?
Никифоров развёл руками.
– Как видишь, Ариночка, я ужасно несовершенен, зато у меня есть ты – воплощение абсолютного совершенства.
– Ладно, оставим комплименты. Как там у Поползнева? Смонтировал он свои родильные станки?
– Всё в процессе. Говорит, к концу года завершит монтаж первых двух клонотронов. Такое забавное название он придумал для своих э-э-э… типа изделий.
– Ай да Поползнев, ай да божий одуванчик! – Арина мечтательно улыбнулась. – А ведь названием своих изделий он намекает, что по важности они не уступят всяким там циклотронам и синхрофазотронам физиков, кующих ядерный щит Родины.
– Да пусть этот Ползунок назовёт свои аппараты хоть коллайдерами адронными, лишь бы пахали. Подгонять старичка я не стал, – уж больно важное дело делает, уж больно, тэкэть, ответственное. Забавно, что этого гениального безумца нужно не подгонять, а, наоборот, просить не спешить. Он норовит делать всё сам, к своим коллайдерам никого не подпускает, а ведь ему уже шестьдесят третий годок пошёл, в таком возрасте люди ошибаться могут. Ему надо бы как-то помочь, но как? И, главное, кем?
– Знаешь, дорогой? – глаза Арины бессмысленно вонзились в золотого амурчика, украшающего заднюю спинку их супружеского ложа. – Позволь мне помочь этому забавному старичку.
– А как? Сначала тебе надо университет закончить.
– Надеюсь, степень бакалавра тебя устроит?
– Вполне.
– Учти, Гриша, диплом можно делать где угодно, лишь бы руководитель имел надлежащую квалификацию. Не сомневаюсь, что мой деканат устроит доктор биологических наук, имеющий лабораторию для отвода глаз где-то в Красноярске.
– Мысль неплохая, но тогда я не буду тебя видеть.
– У тебя же полно дел в Норильске. Просто будешь прилетать туда чаще.
27
Арина поспешно сдала экзамены и зачёты за четвёртый курс, оставался лишь диплом. Двадцатого ноября она прилетела в Красноярск, чтобы отметить командировку в Институте Севера. При входе в Институт её задержали, проверили документы и куда-то позвонили. Вскоре к военизированной вахте подбежал светловолосый молодой человек. Это был Илья Маковский, тот юноша, что пару месяцев назад заходил в её петербургские апартаменты. «Похоже, судьбе угодно меня искушать. Боже, как подходит к его глазам этот изящный небесно-голубой галстук!» – мелькнула у Арины чисто женская мысль.
– Арина Сергеевна, вы уже здесь? – Илья весь светился от радости. – Извините, что не встретил вас в аэропорту. Мне было сказано, вы прибудете лишь завтра.
Илья произносил эти дежурные слова, а в голове его проносилось совершенно иное: «Боже! Насколько же реальность ярче картин, творимых воображением! Сколько раз я пытался забыть её, убеждая себя, что ещё встречу девушку не хуже, но вот жена босса снова передо мной, и я вижу, что она изумительна и бесподобна в самом прямом смысле этого слова. Боюсь, я обречён до конца дней своих любить эту невероятную и – увы! – абсолютно недоступную женщину».
– Чудак-человек! Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? – прервала Арина слегка затянувшуюся паузу. – Ведь время, как известно, не ждёт.
Через пару минут они уже пили чай в крошечном кабинете, формально представляющим лабораторию Поползнева.
– Арина Сергеевна, – заговорил Илья тоном заговорщика, – мне велено доставить вас в целости и сохранности в северный филиал нашей лаборатории. Как вы догадываетесь, находится он неблизко, и к тому же, его местоположение строго засекречено. Посему не обессудьте, но вам надобно сейчас же подписать документ о неразглашении.
Норильск встретил их теменью полярной ночи. В чёрном небе колыхалось, переливаясь неземными оттенками зелёного и красного, гигантское пламя северного сияния.
– Какая прекрасная жуть! – ахнула Арина.
– Опять солнечный ветер разгулялся, видимо, так бог ближайшей звезды салютует прибытие в наши приполярные края русской Снежной королевы, – неожиданно патетично изрёк Илья.
– Весьма сомнительный комплимент, если учесть бездушие и авторитаризм Снежной королевы Андерсена. Но в целом ты правильно уловил особенность моего характера.
– С комплиментом я, пожалуй, пролетел, но в ваше бездушие не верю. А теперь на вертолёт. Не отставайте, мадам Никифорова!
Через час Ми-8 опустился на толстый лёд озера Лама.
Они шли в сплошной темноте, с трудом находя едва заметные признаки протоптанной в снегу тропинки. Илья с фонариком шёл впереди, Арина старалась ступать в его следы. Повернули вправо, обходя утёс, и увидели яркий свет от мощной ртутной лампы, освещавшей будку охранника и крутой горный склон, облепленный сверкающим инеем. Из будки вышел охранник, одетый в тулуп и меховую шапку. Проверил документы и указал на чёрный полукруг, хорошо различимый на фоне сверкающего склона, – это был вход в пещеру.
Через пару минут они уже стояли в уютном помещении, залитом ярким светом люминесцентных ламп.
– Здравствуйте, товарищи студенты! – весело приветствовал их Поползнев. Взглянув на Арину, расплылся в улыбке: – Вы госпожа Никифорова, не так ли? Очень рад, что вы решили помочь нам. Мы испытываем острый дефицит в способных сотрудниках! О дипломе не беспокойтесь, но учтите, в него войдёт лишь ничтожная часть того, что вам предстоит здесь выполнить.
Арина с любопытством всмотрелась в Поползнева. Он выглядел много старше своего возраста: впалые щёки, тёмные мешки под глазами, редкие совершенно седые волосы, сгорбленная спина, только глаза – весёлые и ярко-голубые – не укладывались в общую картину изношенности и тлена.
– Здравствуйте, Фёдор Яковлевич! – Арина с готовностью протянула руку для пожатия. – Я в курсе о характере моей будущей работы.
Увидев Арину, Фёдор Яковлевич смешался: два чувства вспыхнули и переплелись в его душе – восторг от красоты Арины и изумление от узнавания. «Боже! Женщина с этим лицом уже сидела здесь, в этом предбаннике, когда я в девяностом принимал первых доноров клеточного материала. И вот теперь, через двадцать два года та же прекрасная женщина снова в этом же предбаннике! Правда, теперь она явилась в образе молоденькой жены миллиардера. Мир воистину полон чудес», – Фёдор Яковлевич безнадёжно потерял нить разговора. Но он должен был говорить.
– Сейчас вы находитесь в комнате, которую мы называем приёмным покоем или просто предбанником. Отсюда вглубь пещеры ведут три двери. Поползнев открыл самую широкую, среднюю дверь и с нескрываемой гордостью объявил: «Прошу вас в сердце нашей лаборатории, в её Центральный зал, хотя мне больше нравится называть это помещение клонарием».
Это была просторная комната (много больше предбанника), залитая ярким светом множества ламп дневного света. У левой стены стоял массивный дубовый стол с приборами, у стены напротив входа – мощный современный холодильник, а справа высились три аппарата, внешне похожие на огромные холодильники.
Поползнев неожиданно легко подбежал к странным аппаратам:
– Вот они, мои родные клонотрончики! Теперь от прекрасных дам нам нужны лишь их яйцеклетки, всё остальное исполнят эти машины. Один клонотрон уже полностью готов к эксплуатации, на днях я закончу монтаж второго, но над третьим нам с Ильёй ещё придётся поработать. А здесь, – Поползнев указал на дубовый стол слева, – вы будете пересаживать клеточные ядра. Кстати, ткани, из которых мы берём ядра, хранятся при температуре жидкого азота.
Поползнев гордо улыбнулся, и Арина невольно отметила его ослепительно белые зубы, весело сверкнувшие на желтоватом фоне морщинистого лица. «Эти зубы моложе лица, или наоборот, лицо старше зубов. Боже! А ведь именно этот старикан, скорее всего, и был моей повитухой, – Арина окинула глазами зал. – И этот воздух я вдохнула весной 91-го, и, возможно, на этом дубовом столе была зачата летом 90-го, – она стиснула зубы: – Что за ерунда элементарная в голову прёт!»
Поползнев выжидательно молчал, остановив глаза на молодой женщине. Арина перехватила его понимающий взгляд и возмутилась. «Ты создал моё тело, но не мою душу! Моё Я, моё ЭГО, создано мною!» – хотелось ей выкрикнуть, но произнесла она иное:
– Неужели вы сами сжижаете азот?
– Нет, конечно. Просто раз в неделю нам доставляют свежий дьюар на вертолёте.
– Дороговатое удовольствие, – наигранно засмеялась Арина.
– Ваш супруг не жалеет денег на наше предприятие.
– Да, он у меня такой! – продемонстрировала она перед Ильёй свою преданность мужу.
Затем они вернулись в предбанник, и Поползнев подвёл гостей к левой двери.
– За этой дверью находится наш жилой отсек. Там расположено несколько так называемых кают, нечто вроде скромных гостиничных номеров, а в конце коридора – общая кухня и кают-компания. В кают-компании мы будем обсуждать наши текущие дела и решать наши проблемы. Кстати, Арина Сергеевна, – Поползнев снова сверкнул своей улыбкой, – каюта №2 предназначена лично для вас. В каюте №3 будет обитать Илья.
– А что скрывается там? – Арина указала на правую дверь.
– Там располагается наше обслуживающее хозяйство: инструменты, склад деталей для монтажа клонотронов, мощный электрогенератор, пара холодильных установок, и… – Поползнев наморщил лоб, – и, конечно же, аппаратура для подачи и нагрева озёрной воды.
– И это всё?! – почти вскрикнула Арины. – И больше тут ничего нет?!
От таинственной пещерной лаборатории она ожидала чего-то более грандиозного, и только теперь до неё дошло, что в этом ничтожном замкнутом пространстве, отделённом от цивилизации тысячами километров снега, льда и безлюдья, ей предстоит прожить несколько месяцев. И лишь один человек на Большой земле, – её верный (а, может, и неверный) Гришуля – будет знать, ГДЕ она.
Поползнев явно не понимал, почему Арина не в восторге от его уникальной лаборатории. Почесав в затылке, вспомнил про подвал.
– Вас, наверное, удивит, – заговорил Фёдор Яковлевич с юношеским энтузиазмом, – но в двух метрах под нами есть обширная полость в базальте. Фактически это ещё одна пещера, но она, в отличие от нашей, наполовину заполнена вкусной и очень чистой пресной водой.
– А есть ли там какие-нибудь формы жизни? – спросил Илья.
– Представьте, есть. Водоём под нашим полом связан с озером Лама узким сифоном, забитым мелким вулканическим песком. В советские времена мы исследовали животный мир Таинственного озера и, представьте, обнаружили там белых и совершенно слепых рачков-бокоплавов. Но это уже другая история.
– А слепых рыбок вы там не обнаружили? – выпалил Илья.
– Увы, нет! Ни рыбок, ни каких-либо иных позвоночных там не оказалось, что, в общем-то, неплохо. Вода чище. Мы же её пьём без всякой обработки. А сейчас, дорогие товарищи, занимайте свои каюты, приводите себя в порядок… и учтите: в 19 часов я жду вас в кают-компании на праздничный ужин.
– Простите, – подала голос Арина, – а почему это озеро под полом вы назвали «Таинственным»?
Поползнев кротко улыбнулся.
– Видите ли, когда-то наша роскошная пещера вызывала у меня ассоциацию с Гранитным дворцом, описанным Жюлем Верном в его «Таинственном острове». В полу того дворца был вход в глубокий колодец, связанный с океаном. Тогда я ещё не до конца изжил в себе романтизм юности.
– Да, – задумчиво поддакнула Арина, вспомнив, как она, свернувшись калачиком в своём вольтеровском кресле, мечтала пожить в Гранитном дворце, созданном фантазией Жюля Верна. – Через тот колодец к героям «Таинственного острова» регулярно наведывался загадочный, умнейший и немыслимо благородный капитан Немо.
28
Первые две недели молодые обитатели пещеры осваивали технику пересадки клеточных ядер мыши и кролика. Сразу выяснилось, что Арина выполняет эту тонкую работу лучше и быстрее Ильи. Фёдор Яковлевич только хищно улыбался, приговаривая, что в координации тонких движений женщины во все времена превосходили мужчин.
За две недели до Нового года начались интенсивные тренировки по пересадке ядер клеток человека. Создание комбинированных яйцеклеток с ядрами из клеток Никифорова, было намечено на 30 декабря. «Не следует откладывать это дело на январь, тогда празднование Нового года будет омрачено томительным ожиданием начала важного эксперимента», – высказал своё авторитетное мнение неутомимый Поползнев.
В восемь утра 30 декабря Поползнев вынул из холодильника Центрального зала заранее подготовленный биологический материал, и Арина прильнула к окулярам микроманипулятора. На операцию зачатия, то есть на пересадку ядер из клеток Никифорова в яйцеклетки двух безупречно здоровых норильских женщин ушло не более двух часов, и наконец, два аппарата Поползнева заработали. Чтобы снять стресс, тут же в Центральном зале все трое выпили по рюмке коньяка.
К полудню 31-го стало ясно, что обе яйцеклетки приступили к дроблению.
– Ну, слава богу, обошлось без проблем. Будет, чем обрадовать Анфису, – Поползнева распирало от чувства гордости собой.
– А где, Фёдор Яковлевич, вы прячете свою супругу? – не сдержала любопытства Арина.
– В благоустроенной квартире Норильска. Её отсутствие здесь, – заулыбался Поползнев, – в сущности, из разряда суеверий, что женщин нельзя брать на морское судно. К тому же, в ответственные моменты Анфиса очень нервничает, и её волнение передаётся мне. А сейчас, когда этап зачатия мы, вроде бы, проскочили, она может приезжать, я не против.
– Послушайте, Фёдор Яковлевич! – Арина не без кокетства взглянула на старшего товарища. – Неужели в нашей уютной пещерке не найдётся бутылочки шампанского и какого-нибудь завалящего пирожного, чтобы по-человечески встретить Новый год?
– Удивляюсь, какие странные и какие несерьёзные мысли могут появляться в такой умной головке, – неожиданно галантно изрёк Поползнев и обнажил все свои целёхонькие, сверкающие белизной зубы. – Но и я, Ариночка, не лыком шит. Возможно, вы удивитесь, но мне удалось пленить весьма упитанного полярного гуся, случайно забредшего на наш пещерный огонёк. Теперь птичка терпеливо ждёт своей участи в морозилке кухонного холодильника. Надеюсь, вы сумеете с нею справиться.
За пару часов до Нового года праздничный ужин был готов. Но нервы обитателей пещеры были напряжены. Мысли каждого были прикованы к клонотронам. Поползнев предложил ещё раз убедиться, что развитие никифоровских отпрысков протекает нормально. Не успели студенты насмотреться на процесс дробления яйцеклеток, как в приёмном покое громко хлопнула наружная дверь. Все трое пещерника застыли в смятении, уставившись на дверь из приёмного покоя. Ещё пара секунд напряжённого ожидания, и в Центральный зал ввалился Никифоров в распахнутой медвежьей шубе и сам огромный, как медведь. Рядом с ним в длиннополой норковой шубе стояла Анфиса. Никифоров бросил на пол увесистую продуктовую сумку и порывисто шагнул к Арине. Она тут же утонула в его шубе, и неожиданно для себя зарыдала, будто со слезами из неё выходило то огромное напряжение, которое копилось в ней в течение долгих пяти недель пещерной жизни.
– Григорий Александрович, Анфисочка, извините ради бога, – плаксиво захныкал Поползнев, – но в клонарии нельзя находиться в верхней одежде и без халата. Здесь же работают наши клонотроны, мы только вчера их запустили.
Никифоров тут же посерьёзнел и обвёл внимательным взглядом Центральный зал.
– Идёмте в кают-компанию, а лучше прямо на воздух. Ведь сегодня же, блин вас побери, новогодняя ночь! Выпьем при свете северного сияния за грядущий год, который, я уверен, принесёт нам массу радости и прочих благ. Так идёмте же на сибирский простор!
– А мороз? – засмеялась Арина.
– Минус 25! Разве это мороз для Путоран? – гремел Никифоров. – Это же, можно сказать, оттепель. Одевайтесь, товарищи пещерники-затворники, и на свежий, тэкэть, воздух! Где наша не пропадала! – И олигарх пропел хриплым басом: – Мы ж рождены, чтоб сказку сделать былью!
Все выбежали из пещеры. За полусферой зеленоватого света от ртутной лампы стояла стеной непроницаемая тьма. Земля, как сказано в книге книг, была безвидна и пуста, но над нею вместо божьего духа полыхало, переливаясь неземными цветами, прекрасное и жутковатое северное сияние. Никифоров выволок из будки привратника, бил его по плечу, укрытому толстым мехом тулупа и хохотал. Глядя на свой смартфон, отсчитал секунды до местной полуночи, выстрелил пробкой от шампанского и разлил вино по шести бокалам. Взревел: «За Новый 2013-ый! За новое счастье!».
Все выпили. Никифоров картинно выбросил в сугроб свой бокал, обнял Арину и прошептал ей: «Вот и свершилось зачатие наших сыновей. Дай-то Бог, всё обойдётся» – «Не беспокойся, Гришенька, клонотроны работают, как часы. Всё будет сделано в лучшем виде. Я прослежу!» – проворковала растроганная Арина.
Пока Никифоровы обнимались и шептались, состоялся короткий диалог Поползнева со своим отпрыском.
– Запомни, Илья, список наших побед начинается с этой ночи, отделяющей 12–й год от 13-го!
– А что же случится с нами дальше? – сверкнул улыбкой Илья.
– А дальше, сынок, будет больше.
Естественно, Илья не догадался, что слово «сынок» Поползнев употребил в его первом, прямом, значении.
Потом Никифоров запустил ракету, которая разорвалась высоко в небе, рассыпавшись на множество разноцветных огней. «Эй, парень! – крикнул он охраннику. – За хренам у тебя калаш? А ну-ка отметь событие салютом!» – «Есть отметить салютом!» – рассмеялся охранник, направил в сияющую высь автомат и разрядил его длинной очередью.
Потом все, но уже без охранника, зашли в кают-компанию, пили, ели и хвалили Арину за шикарного гуся. Никифоров слегка перепил, размяк и, глядя в электрокамин, затянул своим хриплым баском военную песню про землянку.
Умиротворённая Арина проснулась в восемь, Никифорова в её каюте уже не было. Улетел в шесть. С ним улетела и Анфиса, её Ванечке было только пять, и она не хотела оставлять его надолго на попечение соседки.
В январе работа в пещере вошла в более спокойный режим. Студенты занялись выполнением своих дипломных работ. Арина клонировала мышь, Илья – кролика.
Потекли однообразные дни и ночи. Каждый был поглощён своим делом. И тут Арине стали чудиться странные вещи.
Однажды все трое сидели в кают-компании, пили кофе и весело болтали. Арина рассказывала какой-то не особенно остроумный анекдот, а мужчины, сидящие напротив, весело смеялись. И вдруг ей бросилось в глаза сходство оскалов Ильи и Поползнева. Зубы обоих были белыми и бездефектными, что, в принципе, могло говорить о хорошем уходе за ними, но поразило Арину иное: у того и другого боковые резцы на верхней челюсти были заметно короче центральных. Эти зубы придавали оскалу несколько забавный, совсем не агрессивный вид, да и клычки – аккуратные без острых кончиков – выглядели очень мирно. «Ну сходство и сходство, – решила Арина, – что я знаю о частоте встречаемости в России такого типа зубов?» Однако это пустяковое наблюдение породило у Арины желание продолжить сравнительный анализ своих товарищей по заточению. Отметила, что у обоих один и тот же цвет глаз – чисто-голубой, потом разглядела, что у каждого верхние веки сходным образом нависают, закрывая наружные края глаз. И нос их был одной и весьма обычной формы – ни греческий, ни римский, а средней длины довольно мясистый невыразительный нос. И подбородки были обычные, каких на Руси великое множество, – не острые и не квадратные, не особенно волевые, слегка раздвоенные, но без ямочки. И тембр их голоса был сходен, но очень обычен. И всё-таки, когда Илья звал Арину из другой комнаты, ей нередко казалось, что зовёт Фёдор Яковлевич.
Сравнение обоих мужчин стало для Арины привычкой, некой игрой ума. Покончив с лицами, она переключилась на руки и сразу сделала новое открытие – у обоих пальцы были заметно расширены в суставах. Иными словами, у Поползнева и у Ильи были так называемые узловатые пальцы, которые встречаются не слишком часто. И оба были чертовски умны. Правда, не все признаки сходились: так Поползнев был ниже ростом, и, в отличие от стройного Ильи, сильно сутулился.
После открытия схожести рук Арина серьёзно задумалась. Поползнев и Илья имели совпадение по десятку признаков, каждый из которых нельзя было отнести к разряду редких, но их совокупность исключала случайность, она указывала на кровное родство. «А ведь Илья – клон, зачатый в этой пещере в 90-ом. Операции зачатия, скорее всего, проводил сам Поползнев, – начала Арина цепь рассуждений и закончила её единственно возможным выводом: – Никто иной, как сам Фёдор Яковлевич является единогенным родителем Ильи. Ведь он запросто мог в тайне от высшего руководства создать себе двойника». Этот вывод насторожил Арину: «Если с виду робкий Поползнев был способен на такой дерзкий поступок в свои сорок, то, он может и теперь выкинуть что-нибудь в том же роде. Возьмёт да и запустит развитие какого-нибудь клона, не санкционированного ни Никифоровым, ни мною. Хотя к чему? Ведь у него, кроме единогенного Ильи, есть и нормальный сын от Анфисы».
На следующий день Арина нашла дополнительные подтверждения своей гипотезы. Она заметила, что Поползнев часто смотрит на Илью с явной любовью, но во взглядах Ильи на своего шефа ничто не выходит за рамки деловых отношений. Получалось, что Поползнев знает, что Илья его клон, в то время как Илья не догадывается об их теснейшем родстве. И Илью можно понять. «Боже, как меняется человек с возрастом! Неужели и я стану такой уродиной в 62?» – вздохнула Арина. – Представляю, как бы я удивилась, если бы кто-нибудь сказал мне лишь месяц назад, что Илья – этот приятный молодой человек, такой весёлый, пышущий энергией, разбрасывающий направо и налево драгоценные россыпи знаний и идей, – генетическая копия сгорбленного, потрёпанного жизнью, зажатого и трусоватого Поползнева. Фёдор Яковлевич, казалось, уступал своему отпрыску по всем показателям, но внешнее впечатление обманчиво. Разве мог бы обычный человек наладить производство безукоризненных клонов в аппаратах, полностью заменяющих женскую матку. Иными словами, блестящий Илья лишь обладал способностями к свершению научных подвигов, а неказистый Фёдор Яковлевич УЖЕ сумел реализовать те же способности. И ещё вопрос, удастся ли Илье повторить успех своего единогенного предка».