Хозяйка северных морей

 —Клим! А ну поставь ему горчичники, а то он у тебя совсем замёрз, – прорычал Ромодановский, глядя в глаза иноземцу.

 Палач, ухмыльнувшись, привычным неспешным движением, снял со стены заранее приготовленный пучок сухих веток и, подойдя к горну, в котором нагревались до белого каления пыточные инструменты, подержал веник над самым жаром.

  Дождавшись, пока ветки вспыхнут, Клим не спеша, со смаком поднёс факел к подмышкам подвешенной тушки, а потом к груди, опуская всё ниже к самому сокровенному мужскому месту.

 Толи от боли, а может от осознания того, что последует, опустись горящий веник чуть ниже, немец заверещал во всю силу своих лёгкий . Орал он на шведском, видимо, с перепугу и от ужаса забыв, что не далее как вчера выдавал себя за французского купца.

 —Ну вот, это совсем другое дело – улыбнулся князь. – Да остановись ты изверг, ему же больно.

 Тонкий юмор начальства был оценён присутствующими по достоинству. Палач отдёрнул руку, бросив горящий веник на пол и вовремя, потому что пламя уже лизало его лапищу.

 —Знакомься юноша, этим фруктом, тебе придётся заняться – шпион шведский, резидент самого короля Карла. Понял, какова фигура ?! – Поднятый кверху палец и соответствующее выражение лица князя, говорили Ушакову, что в его способности решительно не верят, но надеются, что задумка царя Петра будет иметь успех.

 " А ежели и не будет, так я, вроде как, и не при делах. Молодым у нас, как говорится, дорога, а старикам – да кто их слушает. Вот и получите " – глаза  Фёдора Юрьевича ехидно улыбались.

 "Ничего милейший князь,– на лице поручика появился оскал голодной гадюки, – попробуем поучить вас с какого конца блоху ковать надобно, или редьку хрумкать без соли, да ещё и с перцем вприкуску.

 Сказано не было ни слова, но они и не требовались. Взгляда было достаточно. Оба прекрасно поняли друг друга и без слов.

– Действуй поручик, – и повернувшись, князь громко, чтобы все присутствующие в пыточном каземате слышали, продолжил, – препятствий поручику Ушакову не чинить. Приказы выполнять, как мои . Узнаю, что не так – голову оторву.

 Вроде ничего особенного и сказано не было, но этого оказалось достаточно, чтобы отношение к Ушакову в корне изменилось.

 Теперь он мог работать спокойно, зная, что любые его приказы будут исполнены, конечно, о них будет доложено князь-кесарю, – а как без этого, но карт-бланш он получил.

 Так начинался его путь на поприще российской контрразведки. «СМЕРШ» Петра Великого, начал свою жизнь.

  Ушакову предстояло заложить основы – фундамент, чтобы на века. И детям, и внукам с правнуками хватило.

***

 Жизнь на корабле состоит не только из героической борьбы со стихией или сражений с морскими грабителями, – это исключения, экстремальные пики кои конечно же встречаются но не так уж и часто.

 А вот каждый день или ночь, кому какая смена выпадет, моряков ждала обычная тяжёлая работа. Жизнь на корабле поделена на вахты, каждый занят своим делом.

 Время в рейсе течёт монотонно и ничего героического не происходит. Те, кто приходит в море за романтикой, очень быстро понимают, что вляпались в совсем неромантичное мероприятие.

 Хотя если ты  полюбил Море, то оно войдёт в тебя и уже никогда не отпустит. Существовали целые династии, как самих моряков, так и моряцких жён. Большая часть баек об их слабости на передок в отсутствие мужа, – истинная правда, так что супружеская верность в семьях мореходов, издавна была понятием философским.

 А вот вы уважаемый читатель или читательница, полгода без женщины или без мужика, не пробовали? Ну и ни надо.

 Впрочем, скучать на «Алмазе» было некогда, новый капитан оказался человеком беспощадным и стервозным до невозможности.

 Боцманская команда, да и большая часть экипажа лазила по мачтам и стеньгам, что тараканы по потолку, днем и нередко и ночью, поблажек не было.

Особо буйных и строптивых пороли в присутствии Хромова, ковали в кандалы и – вниз на откачку трюмной воды , которая воняла так мерзко, а крысы по ночам пищали так нагло, что охотников перечить начальству и бунтовать извели быстро.

«Дармоедов на шняве не было и быть не должно», – эту простую истину Француз вбил в буйные головы экипажа сразу и навсегда.

 Как мудро заметил наш ротный майор  Беднорук: «Труд облагораживает – он украшает человека, делает его горбатым».

 Капитана, конечно, возненавидели – вместо того, чтобы дать людям отдохнуть после тяжелой вахты, их выгнали на верхнюю палубу. Дали в руки абордажные тесаки и приказали упражняться в умении наносить и отражать удары.

Никакого дерева – боевые и острые как бритва тесаки, которые и точить приходилось ежедневно после каждой «рубки». Кровь и боль, ссадины и порезы – к железу нужно привыкать и лучше так.

Шипели, плевались, матерились, но всем стало очень быстро понятно, что встречи со шведом, и драки не избежать.

Умирать капитан не собирался и не чинясь, рубился в учебном поединке без пощады к себе и к команде. Билисьостервенело, кровь поначалу лилась рекой, но мастерство приходило, и страх быстренько навострил лыжи и смотался за борт.

 Лихость и ловкость капитана вызывали уважение:

 «Вот чёрт нерусский и где так ловко рубиться выучился?!» – удивлялись матросы.

 Ты можешь быть молод – ничего, с годами этот недостаток быстро исправляется. Можешь быть бедно одет или не знатен, но вот если ты мастерски владеешь своим ремеслом, знаешь больше других и умеешь пользоваться своими знаниями – ты всегда будешь в выигрыше.

 Француз, был отменный штурман, великолепный кормщик – за одно это поморы простили, бы ему все его чудачества. Но посмотрев, как он управляется с секирой и абордажной саблей, испытав на себе силу его ударов и ловкость его движений, команда воспрянула духом и готова была «пахать» как проклятая, потому что жить хотелось всем и до Беломорья добраться тоже хотелось всем.

 Команда, родившись на пирсе Амстердама, мужала и набиралась опыта.

***

 Шнява шла переменными галсами, упрямо следуя проложенным курсом.

– Держать судно как можно ближе к ветру, – приказал Александр, стоя на своём месте на шканцах, – Осип! Сколько даём узлов?

– Восемь? – помощник работал с лагом.

– Мало, очень мало.

 —Увеличить ход, я думаю, не получится, – с сомнением заметил Хромов, поднимаясь на шканцы, – нос перегружен. Да и пушки прибавили вес. Шнява сидит слишком низко.

 В эту минуту порыв ветра со стороны правого борта резко накренил корабль, да так, что белые гребни волн лизнули фальшборт с подветренной стороны.

 Капитан, отодвинув матроса, стоявшего у штурвала, сам стал на его место и энергичным движением, пока не стих свежий порыв, увалил шняву под ветер.

 Все, кто был на палубе, услышали звук, похожий на пение, к которому присоединилось множество других звуков – поскрипывание гиков, гул корпуса и такелажа. Александр всё ближе приводил шняву к ветру.

 В простоте и изяществе его движений чувствовался невероятный опыт, нечеловеческая интуиция и высочайшее мастерство.

– Ост-тень-норд, полрумба к норду, – негромко отдал распоряжение капитан и рулевой, кивнул, давая понять, что команду принял. – Так держать.

 Уже через месяц плавания, отношение к капитану в корне изменилось. Ему поверили и в него поверили.

 Матросы уже с лёгкостью порхали по реям. Даже в постоянной откачке трюмной воды, появилась некая лихость. Руки покрылись таким панцирем мозолей, что час работы на помпе, уже не был, чем-то запредельным.

 Капитан на самом деле стал первым после Бога.

 Шторм расставил всё по своим местам. Команда уже была готова к экзамену. А оценку? Экзаменатором будет не капитан – неумолимый, суровый, но справедливый ледовый Океан.

 «Неудов» в море не бывает. Экипаж судна, во время шторма, либо выходит победителем и продолжает плавание. Либо погибает. Причём все вместе. В ледяной воде долго не поплаваешь.

 В тот день с утра горизонт был окрашен в багровый цвет с тёмным оттенком, а по небу надвигались огромные чёрные со зловещей синевой тучи. Молнии сверкали непрерывно, воздух содрогался от могучих раскатов грома, доносившихся откуда-то с левого борта, но явно и ощутимо приближавшихся к кораблю. Волны остервенело налетали на судно, казалось, со всех сторон одновременно, огромные шапки пены захлёстывали низко идущую шняву.

 Ветер был поразительно холодным и свистел в снастях такелажа, издавая необычайно громкий и пронзительный звук.

 Брам-стеньги по приказу капитана были уже опущены на палубу, и теперь все матросы крепили шлюпки к стрелам двойными концами, натягивая добавочные штаги, ванты, брасы и фордуны, накидывая двойные петли на пушки, закрывая передний люк и горловины брезентом и крепя его прижимными шинами.

 Не прошло и полчаса, как на судно обрушился холодный ливень, при сильнейшем ветре он продувал человеческое тело насквозь. Стена воды была такой плотной, что матросы просто слепли и не могли дышать.

 Ветер как дикий пёс бросался на судёнышко со всех сторон одновременно, молнии разрезали небо ослепительными вспышками, а грохот грома вселял ужас в души людей.

 Гром капитанского голоса, властный и уверенный в своей правоте, быстро вернул Команду к действительности. Подгонять никого не приходилось – жить хотелось всем.

 —Приступить к откачке воды. Осип пошли шестерых пусть задействуют запасные помпы. Меняться через каждую четверть часа.

 Команды с капитанского мостика, следовали одна за другой, голос был уверенным и властным. Так мог действовать только человек, убеждённый в правильности отдаваемых распоряжений. Никаких лишних движений и суеты. И это вернуло жизнь и надежду в души и сердца моряков.

 Матросы, кому «посчастливилось» работать на помпах, пахали как бешеные, откачивая тонны воды, которую море и небо без передышки обрушивали на корабль.

 Трудиться им приходилось до полного изнеможения, зачастую по пояс в воде, задыхаясь от солёных брызг и дождевых струй, но они, во всяком случае, знали, что им надо делать. Менялись каждые четверть часа, кожа на ладонях лопалась, но на такие мелочи никто внимания не обращал.

 Паруса успели убрать ещё до того, как ураган налетел на шняву, но чтобы сохранить управляемость судном штормовой фор-стеньги-стаксель и нижние марселя оставили .

 И вот сейчас боцман со своими людьми под проливным дождём и пронизывающим ветром делал всё возможное и невозможное, чтобы не дать стихии проглотить их общий дом и держать судно по ветру.

 Подчиняясь воле капитана, шнява искусно лавировала между гигантскими волнами, где каждый второй вал, не говоря уже о первом, были «девятыми».

 Лишь ближе к полудню ветер перестал налетать со всех сторон, а задул в определённом направлении – на север, затем на запад.

 Следом за ним на корабль налетел долгое время копивший мощь юго-восточный ветер, который дул с невероятной силой и в результате нагнал зыбь опасной высоты.

 Но для корабля это было уже не страшно – испытание экипаж прошел.В родовых муках родилась и с честью выдержала свой первый шторм Команда, и во главе её стоял Капитан, твёрдо державший управление и судном и людьми в своих руках.

 Видимо, поняв, что поживиться не получится, шквал поутих. Нет, не сразу,конечно, он ещё огрызался, шипел, но отступал.

 Бесследно такие передряги, конечно, не проходят, это было понятно всем.

– Капитан что нам надлежит делать? – поинтересовался Осип, поднявшись вместе с боцманом и судовым плотником на мостик.

– Как, что делать? – переспросил с улыбкой Александр, – то, что должен делать любой корабль, попавший в шторм: идти с убранными парусами, под штормовыми.

 А вам господа надлежит ещё раз проверить крепление пушек и груза, продолжать откачку воды, соединять и сплетать оборванные концы, ремонтировать такелаж. Повернувшись к рулевому:

– Держи круче к ветру. И следи за парусами.

 Пробило четыре склянки.

– Василий! – капитан впервые обратился по имени к боцману, – проследи за работой по откачке воды и пусть начинают готовить ужин. А ты Осип Тимофеевич замерь лагом ход, я попробую определить наше местоположение, пока солнце не закрыло тучами.

 Жизнь на корабле возвращалась к привычному и понятному распорядку.

***

Глава 3

Короткое счастье

 Французский сорока пушечный фрегат «Ля Ферм» ведомый коммодором Пьером Вельбоу заканчивал труднейший переход с Нового Света в Гавр, где ему надлежало сгрузить среди всего прочего ещё и золото французского короля в немалом количестве.

 Казначей, сопровождавший груз был крайне неприятным человеком.

 Его наглая манера всюду совать свой нос и пытаться командовать там, где он был полным профаном, могла вывести из себя, пожалуй, даже благочестивого Иова, который терпеливо слушал любого живущего, включая самого Сатану.

Пьер долготерпением не отличался и придворных хлыщей не любил, и это ещё мягко сказано. К тому же коротышка из департамента финансов совершенно не переносил океанскую качку.

От него несло блевотиной и вонью немытого тела в радиусе пары десятков шагов, что было не удивительно, если учесть, что большую часть пути он провёл в каюте, склонившись над медным тазом, в то время как содержимое его желудка стремительно вылетало из его обширного чрева.

Терпение коммодора было не безгранично и довольно скоро доверенный человек Первого министра короля – его глаза и уши, был послан далеко и надолго при вахтенном офицере и нижних чинах.

 К счастью, в это самое время фрегат немилосердно швыряло из стороны в сторону и солонина, которую коротышка сожрал накануне, стремительно полезла наружу. Скандал затих, так и не начавшись.

Огромные океанские волны, перекатываясь через борт, вызывали такой страх у «сухопутной крысы», что он быстренько ретировался в свою каюту где, склонившись над любимой посудиной, страдал в полном одиночестве, проклиная «наглого грубияна», «мужлана», не ценящего советы человека, с мнением которого считается сам Людовик .

 Дворцовый интриган и коммодор в одночасье стали смертельными врагами и если второму на него было глубоко наплевать, то чиновник, будучи воспитанным при дворе короля, обиду затаил, мечтая о том моменте, когда он сможет отомстить сатрапу.

 Нужен был достойный повод, и удача вскоре улыбнулась финансисту.

В тот злополучный день господин Демаре оставил в каюте свой неразлучный тазик и,кряхтя и охая, выполз на свет божий. Его совсем не тошнило, и это обстоятельство вселяло в его душу оптимизм.

Солнце светило в полную силу, на небе не было ни одной тучки. Фрегат при правом бакштаге буквально летел по морю. До Гавра оставалось не более недели хода. Капитан,пользуясь моментом, совместно со штурманом, занимались астрономическими наблюдениями, пытаясь определить местоположение корабля.

В тот самый момент как он навёл астролябию на солнце, пытаясь определить широту, вахтенный офицер доложил о парусе, замеченном на горизонте.

 Отклоняться от намеченного курса необходимости не было, и уже через пару часов стало ясно, что прямо по курсу два таких же фрегата, как и у Вельбоу, только англичане, преследуют французский двадцати пушечный корвет, стремясь взять его на абордаж. Зайдя с обоих сторон, и зажав француза в коробочку, пираты могли уже праздновать победу. Жертва ещё трепыхалась, но финал был понятен всем участникам побоища. Абордажные команды фрегатов с двух сторон атаковали немногочисленный французский экипаж.

 Силы были явно неравны, но соотечественники коммодора сдаваться не собирались. На верхней палубе корвета разгорелось настоящее сражение.

 В рукопашной схватке правил нет. Здесь можно нападать втроём на одного, бить в спину, стрелять из пистолета или мушкета в упор – главное, постараться выжить.

 На кой чёрт, этим двум  негодяям, потребовался корвет французского короля было решительно непонятно, но и бросать собрата на растерзание британским собакам коммодор не собирался.

 —Три румба влево. Открыть порты, приготовить пушки правого борта.

 Фрегат, взяв ветер всеми парусами, намеривался ввязаться в схватку, воспользовавшись тем, что он заходил со стороны солнца и был не замечен корсарами с Туманного Альбиона.

У Пьера были неплохие шансы, разнести вдребезги руль ближайшего пирата, и если повезёт сбить его паруса или мачту. Тем самым вывести одного, из нападавших из боя.

 Увлечённый горячкой, предстоящей схватки, коммодор не обратил внимания на коротышку, который, появившись на мостике, зашипел, как утюг, на который плеснули холодной водичкой.

 —Капитан, следуйте своим курсом, и упаси вас бог ослушаться приказа и ввязаться в драку, – глаза чиновника смотрели прямо в лицо Вельбоу.

 Поняв, что его сейчас пошлют, точно указав место следования, казначей перешёл на визг:

– Вылетишь с флота, как пробка, я тебе это обещаю.

 Взгляды обоих скрестились, подобно клинкам. Глаза в глаза.

– Да пошёл ты в жо…у. Тварь! Капитан здесь я!

 Менять свои решения, коммодор не собирался, да и не смог бы, потому что было, уже поздно – фрегат подошёл на дистанцию выстрела.

 —Ты дорого за это заплатишь! – чиновник намертво вцепился в поручни капитанского мостика, позеленев от злости, а может быть от страха. Пули, подобно шмелям уже жужжали вокруг, норовя отыскать жертву.

 Пушки правого борта били ядрами и картечью одна, за другой, в клочья, разнося румпель англичанина и сметая экипаж с его палубы.

– Право руля.  Тарань его бортом.

 Фрегат коммодора влез в схватку и отворачивать было поздно. После того как все пушки выплюнули смерть, сбив паруса и превратив в кровавое месиво английских корсаров, находившихся на квартердеке, могла последовать только одна команда и она, прозвучала:

 —Абордажная атака, приготовиться. Пошёл!

 И в тот же миг десятки канатов со стальными крюками полетели в сторону англичанина.

 Четыре корабля сцепившись бортами, превратились в единое поле битвы.

 С диким рычанием, свистом голые по пояс с абордажными саблями в руках и кортиками в зубах французы бросились на палубу английского фрегата.

 Понимая, что, действуя по велению своего сердца и совести, из самых чистых побуждений и благородства души, он фактически нарушил строгий приказ короля и , наверняка, неприятностей ему уже не избежать:

 «Уж этот гад ползучий, позаботится», – коммодор в отчаянии, оставив мостик, сам бросился в гущу побоища, ища смерть на поле брани. Но оказалось, не так-то легко умереть героем.

 Перед глазами Пьера мелькнула сталь клинка, и если бы тело само не отклонилось назад, привычно среагировав на опасность, на этом для него всё и закончилось бы.

 Второй удар он парировал. Схватившись рукой за грот и прикрываясь им, Пьер вышел в тыл противнику и рубанул его со всей силой. Клинок мягко вошёл в тело.

 «Господи, какой он мягкий и податливый» – пронеслось в голове капитана, но предаваться философским рассуждениям времени не было.

  Дыхание сбилось, сердце стучало в груди, а глаза застилал пот.

 Это только в рассказах и байках за кружкой рома, можно услышать, что морякам приходится драться чуть ли не ежедневно. Всё это – враньё. Абордажи, конечно, бывают, но крайне редко – никому не хочется рисковать своей шкурой.

 Бой разгорался всё сильнее. Французы, воспользовавшись внезапностью нападения, легко захватили центр вражеского корабля, разделив тем самым силы неприятеля. Команда корвета, получив нежданную поддержку, ринулась в бой и атака англичан захлебнулась.

 Крики, вопли, кровь всё слилось в один протяжный вой. Рассчитывая на лёгкую добычу в виде безобидной таксы, шакалы, на свою беду, нарвались на свирепого волкодава, пришедшего непонятно откуда. А вот погибать англичанам ради престижа своего капитана, вовсе не хотелось.

 Понимая, что лёгкой победы уже не будет, фрегат англичан, атаковавший корвет справа, обрубив канаты, отвалил в сторону.

 « Если он сейчас, перезарядив пушки, даст залп всем бортом, будет плохо» – эта мысль обожгла коммодора, вернув его к реальности.

 В том, что англичанин способен на такую подлость, Пьер даже не сомневался – прекрасный способ избавиться от ненужных свидетелей собственного позора.

– Все на борт, руби канаты, готовь пушки. – Вельбоу был снова на мостике своего корабля.

 На палубе англичанина, сцепившегося с корветом, бой затихал. Умирать ни за понюх табака желающих не было. Проще было поднять лапы кверху. Да и намерения соотечественника стали понемногу доходить до сознания пиратов, под флагом английского короля.

 Оторвавшись от борта атакованного им англичанина, фрегат коммодора, забрав ветер,  выходил на дистанцию выстрела, предотвращая подлое решение английского капитана.

А его намерения стали понятны даже его подельникам, поднимавших лапы кверху:

 «Разнести вдребезги борт соотечественника ниже ватерлинии, отправив на дно своих и чужих. А дома?! Дома англичанин выставит себя невинной жертвой нападения двух французских негодяев. Ему поверят, а дальше пусть разбираются дипломаты».

 Видя, что его намерения разгаданы, а ввязываться в новую драку с непонятным исходом английскому капитану явно не хотелось.

Шакал отвернул в сторону и поспешил скрыться за горизонтом, бросив своего товарища на произвол судьбы.

 Впрочем, его судьба была уже решена. Оставшихся в живых англичан, обезоружили и загнали, как скотину, в трюм. А сам боевой корабль в качестве приза, но уже с новой командой через неделю входил на рейд Гавра под восторженные вопли встречающей их толпы.

***

 Победителей, как известно, не судят, и потому коммодор Пьер Вельбоу получил всё, что заслужил по полной программе.

 Из кабинета Людовика он вышел бароном и прошествовал в резиденцию всесильного Первого министра, а заодно уж министра финансов, военного и морского министра в одном лице.

Жан-Бати́ст Кольбе́р принял «национального героя» с распростёртыми объятиями, но из флота его вышиб. И вполне заслуженно.

 В тот же вечер коммодор с друзьями, заявился в портовый кабак, и надрался до бесчувствия. До поросячьего визга, до падения мордой в салат. А наутро он исчез.

 Поднятая по повелению короля и Кольбера вся Парижская полиция перевернула  столицу и её предместья. К поискам присоединились военные моряки, но всё было тщетно.

 Коммодор, национальный герой, выдающийся флотоводец, так и не ставший адмиралом, бесследно исчез.

Король был в бешенстве. Адмиралтейство и военные моряки тоже.

Поиски велись ещё неделю, но всё оказалось тщетно. Пьер Вельбоу исчез.

***

 Как заметила одна небезызвестная особа в известном фильме:

 «Красота – это страшная сила». А женщины – во все века одинаковы, и их стремление быть чуточку красивее, чем есть на самом деле, стоило немалых денег мужьям, отцам и любовникам естественно.

 Любая красотка выест мозг мужчине, если узнает, что у Мани появилось «что-то», а у неё ЭТОГО нет.

 « Маня ЭТИМ самым мажет морду и кавалеры подобно мухам жужжат и вьются вокруг бесстыжей вертихвостки» – одна эта мысль способна превратить милую домашнюю кошечку в шипящую фурию.

 А потому Даша Керн, помимо цветов, на коих много денег не заработаешь, прикупила небольшую собственность в виде лугов, полей и лесов – целых две дюжины гектаров.

 Не особенно чинясь, она наняла крестьян, которые занимались разведением на специально устроенных огородах нужных ей трав и цветов. Они же гнали самогон, очищая его до состояния спирта, который употребляли «по-тихому», в умеренных количествах, а в основном использовали для производства мазей, белил, «венгерской туалетной воды» и прочих средств «для женщин».

 Посуду, в виде изящных баночек, причудливой формы, делали тут же на небольшом заводике, рядом с карьером, в котором добывали глину.

 Там же расположились улики. Мёд шёл в дело. Женщина не бедствовала.

 Деньги у неё водились, высокий покровитель тоже, а вот законного мужа и детей не было. И это обстоятельство тревожило Дашеньку всё чаще и чаще.

  Особенно по утрам, когда она присаживалась к новомодному туалетному столику из дорогущего красного дерева, с ужасом смотрелась в огромное зеркало. Замечая новую морщинку на идеальной по красоте шейке, женщина впадала в отчаяние и нередко плакала, мечтая о тихом супружеском счастье.

 В то самое утро навести красоту, ей помешал ранний визит управляющего:

 —Госпожа! – заявил помощник с порога, и было видно, что он взволнован.

 «Что могло произойти такого, чтобы Жак явился в столь ранний час» – невольно подумала Даша, поднимаясь ему навстречу.

– В карьере нашли свежую могилу.

– И?

– Ну, эти идиоты, раскопали её, а там…

 Глаза несчастной цветочницы стали величиной с блюдце. Ротик шестнадцатилетней красавицы раскрылся и, крик ужаса застыл на прекрасных губках.

 —Ч..ч..ч..к..к..к…кто, что там?

 Голос дрожал, как и сама хозяйка, в суеверном страхе. Вот чего-чего, а покойников она боялась, хотя, по правде говоря, ещё ни разу с ними не встречалась – вживую. Во сне видала. Наверное.

 «Как, у них, у благородных, всё не как у людей», – невольно подумал управляющий, прилагая невероятные усилия, чтобы успокоить даму, и надо сказать вовремя, потому что утончённая особа попросту грохнулась бы на пол, не подхвати он женскую тушку своими «граблями».

 Вода и ветерок, который создал Жан, попросту подув в милое личико и пара лёгких пощёчин, возымели необходимое действо.

 «Чурбан неотёсанный, кто ж так с благородными дамами обращается. Ещё бы плюнул ей в харю» – вбежавшая служанка, отпихнула управляющего и засуетилась рядом с Хозяйкой.

 Обморок так и не состоялся. Шок от услышанного, прошёл.

 Придя в себя, осознав и всё вспомнив, Даша первым делом, выразительно посмотрела на Жака, который всё ещё был в комнате.

 «Ну, скажи хоть что-нибудь, дубина» – без слов можно было прочесть её отчаянный взгляд.

 —Мужчина там. Живой, только того, – поспешил сообщить управляющий.

 —Что того? Да говори же, в конце концов, – зарычала Дарья, добавила «по-русски», из словарного запаса портовых грузчиков.

 Это сразу возымело действие – Жак пришёл в себя и смог внятно и понятно объяснить, кого нашли в могиле и в каком виде.

 Вот не зря говорят, что мат, а особенно русский, это и не ругательство вовсе, а магия, приводящая в сознание любого. Это как сто грамм первача, двойной перегонки залпом натощак с красным перцем «чили».

 В мою студенческую молодость мы, к примеру, на мате, свободно разговаривали с иностранцами, которые учились в нашей группе, и прекрасно понимали друг друга, без всякого перевода. А уж на стройке, в стройотряде, так и подавно. Но это лирика – отрыжка молодости и, к нашему повествованию отношения не имеющая.

 —Раскопали могилу, думали, что покойник там, а он живой, только голый и в крови весь. А ещё ножик у него в боку торчит. Но дышит. Пока. Я сам видел, – бодро доложил "чурбан неотёсанный".

 Сообразив, что покойники ей в хозяйстве без надобности, потому что тут быстро понаедет «крапивное племя», грязью обольют с ног по самые уши, сожрут все запасы спирта и съестного тоже, схрумкают, получше саранчи. А потом ещё и по миру пустят её саму, людей, и всё хозяйство. И прощай мечта о муже и детях – нищих женщин в жены не берут. Только в содержанки: « А мне это надо?!!»

 Даша взвилась и рванула бегом, крупной рысью в глиняный карьер. Вслед за ней, кряхтя и охая, припустил, выпучив глаза и обливаясь потом Жак.

 «Покойник», откопанный в карьере , представлял собой ужасное зрелище. На вид мужчине было лет пятьдесят, может, меньше.

 Бледное как полотно лицо и нож, который торчал из его груди, рядышком с сердцем, придавали «покойничку» особый шарм. А ещё от него воняло так, будто дюжина скунсов опорожнилась где-то рядышком.

 Человек десять крестьян обступили его кружком и пялились во все глаза, а мужчина вопреки их желаниям, пострадать над участью, «невинно убиенной души», богу эту самую душу отдавать не спешил.

 Даже, наоборот, рычал и ругался непотребными словесами, пытаясь встать на ноги. Конечно, у него ничего не получалось.

  Он,  изрыгая проклятия, раз за разом падал ,вымазываясь в грязи и в крови, которая, не прекращая, сочилась из-под торчащего из груди лезвия. Как долго продолжался бы этот «концерт» было решительно непонятно, но прибытие Хозяйки прервало представление.

 —Все вон! Носилки живо, Жак! – Даша начала командовать сразу же, увидев всю картинку происходящего.

 Подействовало! Засуетились. С грехом пополам тело через час было доставлено в дом, обмыто на кухне и уложено в кровать в господской комнате.

 Прибывший к этому времени местный эскулап, осмотрел пациента, ножик вынул, рану перевязал и удалился с госпожой цветочницей в соседнюю комнату.

 Спустя четверть часа он вышел и направился к коляске, которая его ожидала у крыльца. По довольному виду последователя Гиппократа, можно было понять, что он будет строго блюсти врачебную тайну – небескорыстно, конечно.

 Потекли дни, недели, месяцы. Немолодой организм, оказался крепок, просолен и проспиртован так, что хворь бежала от него прочь, но не сразу.

 Был жар, бред и всё, что положено, но уже через полгода король и первый министр Франции были извещены, что барон Вельбоу жив, здоров и готов осчастливить провинциальную красотку, предложив ей свою руку, сердце и баронский титул.

 Сразу после венчания в соборе Нотр-дам-де-Гавр и свадебного застолья. Молодожёны отправились в столицу. Новоиспечённая баронесса Дарья Вильбоу была представлена королю и он нашёл её весьма очаровательной.

 —Милочка, – Людовик с нескрываемым интересом смотрел на баронессу, – а почему у вас такое редкое для Франции имя?

 —Ваше Величество, я русская – реверанс был исполнен безукоризненно, Даша, склонив голову, не смела взглянуть на Короля , хотя осязаемо чувствовала , как её буквально раздевают взглядом.

 «Она так считает?! Ну и слава богу! Бедная девочка»

 Умей читать мысли коронованной особы, Даша была бы несказанно удивлена и это ещё мягко сказано – шокирована. Но увы.

 Её ,безусловно, берегли, о ней заботились, женщина это чувствовала, а вот понять причину не могла.

Хотя о многом догадывалась. В том что, она наверняка, внебрачная дочь, кого-то из «высших» она поняла давно, но кто её родители? Есть вопросы, ответы на которые лучше не знать.

 —Барон! – Людовик обратился к коммодору, – я рад вашему выбору. Ваша жена просто прелестна, думаю, что она станет украшением замка барона Вильбоу в предместье Гавра.

 —Вы баронесса, кажется, там владеете недвижимостью?

 —О да Ваше Величество. Ничтожный клочок земли.

 —С сегодняшнего дня этот «клочок» увеличится и значительно. Гордость Французского военного флота не должен чувствовать себя забытым.

 В переводе на нормальный человеческий язык это означало:

 « Убирайтесь к чёрту на кулички из столицы и сидите тихо. Всё, что я считаю нужным, вы получили».

 Вообще-то, король хотел отделаться ничего не значащим баронским титулом, но на флоте такого откровенного хамства к герою просто не поняли бы – пришлось швырнуть пенсион, полуразвалившийся замок и прилегающие земли.