***
Велимир Бучинский сделал то, что обещал. Шляхтича Яна Нильского с отрядом в двадцать казаков отправили в Самбор, поторопить подкрепления. Елена действительно не дождалась любимого в ту ночь…
Глава 10
Борьба.
Ноябрь 1604 года.
Возможно ли? Расстрига, беглый инок.
На нас ведет злодейские дружины.
Дерзает нам писать угрозы! Полно,
Пора смирить безумца!
А.С. Пушкин «Борис Годунов».
***
Воинство Димитрия Ивановича 1 ноября выступило к Новгород-Северскому. Вперед царевич снова выслал казаков, дабы те склонили крепость к капитуляции без боя. Но воевода Петр Басманов привел с собой триста московских стрельцов и 100 дворян. Они усилили гарнизон города и дали отпор передовому отряду самозванца, который возглавлял Велимир Бучинский.
1
Москва.
Дворец Годунова.
Ноябрь 1604 года.
Годунов смотрел на своих бояр и хотел понять, о чем они думают. Не хотят ли втайне переметнуться к самозванцу? Ведь посланные им против вора воеводы пока не принесли победы.
Сейчас они сидят молча, и бросают взгляды друг на друга.
Царь спросил:
– Что скажут мои советники?
Бояре молчали.
Василий Шуйский заерзал на месте, но ничего сказать не решился. Он хорошо знал настроения черни в столице, где работные людишки кричали, что де истинный царевич идет к ним. А что говорить про иные города? Не любят на Руси Бориса.
Сидел, потупив взор, знатный боярин Федор Мстиславский. Он мыслил также как и Шуйский.
Молчал и родич царя боярин Семен Годунов. Этот старый вельможа в шитом золотом кафтане, с драгоценным камнем на каждом пальце, молча кинул взгляд на своего сына Ивана Семеновича Годунова, можайского дворецкого.
Молодой вельможа также лишь пожал плечами.
Борис понимал, что и его родня не желает лезть в драку. Все выжидают.
–Никто ничего сказать не желает? – снова спросил Борис. – Мне говорили, что самозванца сразу изловят. Как только он осмелится пересечь нашу границу. И вот он идет по нашим землям и берет наши города. Чернигов распахнул ворота, и князь Шаховской вышел встречать вора!
Шуйский подумал, что многие из здесь сидящих, поступили бы также, дабы спастись. Борис уловил вопрос в его взгляде.
– Али не прав я, княже?
– Прав, государь. Но токмо все стрельцы и казаки Чернигова предались самозванцу. Шаховского заставили сие сделать.
– Но дворянин Вельяминов головы перед самозванцем и вором беглым не склонил! Али не так чего говорю?
– Все верно, государь!
– Так отчего не стоят за своего царя воеводы? Отчего забыли крестное целование? Вот ты, Иван!
Царь посмотрел на молодого Годунова.
– Отчего я награждал тебя? Ты молод и горяч, так говорит твой отец боярин Семен! Но где тоя верность?
– Я верен, государь, – сказал Иван Семенович. – Мои люди имали вчера троих людишек, что славили самозванца-царевича! Но что делать коли таких на Москве не одна сотня?
Боярин Семен Годунов с тревогой посмотрел на сына. Не сболтнул бы лишнего.
Царь спросил молодого Годунова:
– И на Москве многие тако мыслят? Это ты хотел сказать, Иван?
– Государь! – вступился за сына боярин Семен Годунов. – Много чего чернь болтает. Что про сие говорить? Твои верные люди тех людишек имают в застенок! Там окольничий Клешнин сумеет правду выпытать!
–Всех татей и изменников надобно как при царе Иване Васильевиче казни предать! – вскипел царь. – Я слишком был милостив к ним! А они шипят и норовят укусить аки змеи! Иван!
Царь обратился к молодому Годунову:
– Иван!
– Да, великий государь?
– Что сказали те, коих твои люди имали24?
– Сразу протрезвели и показали, что де некий хожалый человек их тому научил. Но где тот человек они не знали. Ныне они у окольничего Клешнина.
Царь немного помолчал. Затем сказал:
– Повелеваю созвать дворянское ополчение! Коли местными силами не способны мы вора прихлопнуть, так соберем на него лучшее наше воинство! Выступим противу вора Гришки Отрепьева всеми силами, как противу хана крымского али короля польского.
– Как прикажешь, великий государь!
– Все исполним.
Царь указал рукой на выход:
– Идите!
Бояре склонили головы и стали, кланяясь, поспешно покидать палату.
– Семен! Ты останься!
Царь приказал старому боярину быть при нем. Тот покорно сел на лавку.
Когда они остались одни Борис Годунов спросил боярина:
– Скажи мне, боярин Семен, или мало я вас возвысил?
– Что ты, великий государь? Мы много тобою довольны.
– Ты стал боярином, и должности твои много доходу тебе приносят. Али мало тебе чести? Твоего сына я сделал можайским дворецким. И сего мало? Золота и каменьев накопили вы. Сколь вотчин себе приписали с холопами?
– Всё что имеем то твоё, великий государь.
– Так вот послушай меня! Я желаю трон закрепить за родом моим. За сыном Федором! И ежели после меня Годунов царем станет, то и вы царская родня. И выше вас нет на Руси никого! Но ежели трон за Федором не удержите, то горе вам! Горе Годуновым!
– Да мы все твои и все люди наши за тебя, государь!
– Так отчего Гришка Отрепьев до сих пор жив? Али его убрать труднее, чем царевича?
Семен побледнел как полотно. Он вспомнил те времена, про которые думать не хотел.
– Тогда был убит Димитрий! Убит и никак выжить не мог! Тебе ли сего не знать, боярин?
– Чего старое ворошить, Борис Федорович.
–А того, что поднялась рука на царскую кровь. Ты говорил тогда что де Димитрий сын царя от седьмой жены и наследником его почитать не стоит. Ты тогда Афанасию Нагому, дяде царевича25 полбороды вырвал. Али забыл?
– Не забыть мне того до гробовой доски, Борис Федорович. Но не за Афанасия страшно мне. За царевича. Дело сие страшное и не избыть мне той вины, государь. Может нас господь за сие и карает?
– Ты про что?
– Про самозванца, Борис Федорович.
– Что? Самозванец – кара господня? Так?
– Так я думаю, государь. Много грехов на совести моей, но сей самый тяжкий. Боярин Дмитрий Иванович Годунов тогда отказался от сего дела страшного. А я вот нет. Гордыня меня толкнула на сие.
Борис Годунов и сам в последнее время часто видел убиенного царевича во снах. Ранее того не было. А ныне приходил он ночью и, показывая страшные рваные раны, спрашивал, зачем он погубил его. Но что мог ответить царь мальчику-призраку? Не было у него тогда иного пути. Царь Федор Иванович был весьма здоровьем слаб, и было непонятно сколько он еще на троне просидит. Ведь не раз грозился передать трон Димитрию и уйти в монахи. А при малолетнем царьке всю власть захватят его лютые ненавистники бояре Нагие. И чего было ждать от них Борису? Только смерти, ему и семье его. Вот и решился он ударить первым, и устранить угрозу вместе с малолетним царевичем…
2
Москва.
Дом князя Василия Шуйского.
Ноябрь 1604 года.
Василий Иванович Шуйский наставлял своего младшего брата князя Дмитрия Ивановича Шуйского, назначенного воеводой в поход против самозванца.
Сбор ополчения назначен на 12 ноября в Брянске.
– Тебе доверено наше воинство, князь Димитрий. Помни о доверии государя.
– К чему сии слова, князь Василий? Мы одне! В дому твоем нет наушников.
– И что с того?
– А то, что Бориска нам всем Шуйским поперек глотки!
– Тише! – метнулся к нему Василий. – Ума лишился?
– А ты не так мыслишь?
– Мыслить можно. Но говорит нельзя!
– А если нам самим немного помочь самозванцу? Что скажешь, Василий?
– Сие измена!
– Измена кому? Кто такой Годунов?
– Он царь!
– Царь? Да кто сделал его царем?
– Избран он! Собором! Бояре приговорили отдать трон!
– Избран? Собором? Али ты позабыл? Кто есть Годунов Бориска? Зять кровавого палача Малюты!26 И сие наш государь? Да Годуновы всегда ниже стояли нас Шуйских! Али забыл, что мы Рюриковичи?27
– Ничего я не забыл! Это ты позабыл, как при царе Федоре дабы опалу с нас сняли, просили вы меня в ногах у Бориса валяться.
– То когда было! А ныне слаб Бориска. Здоровьем то не блещет ныне. Жжёт его изнутри!
– Но пока он государь. И его сил хватит, дабы всем нам головы снести. Так что пока ты пойдешь воевать за него! И не дай тебе бог сказать нечто подобное, что мне сказал.
– И доколе сие?
– До тех пор пока надобно! Помни про мои слова, князь Димитрий!
– А коли помрет Борис? Что тогда?
– Тогда и думать станем!
– Дак сейчас надобно думать! Неужто сосунка годуновского царем признаем?
Василий Шуйский не ответил. Он вспомнил про угличское дело. Тогда там убили истинного царевича Димитрия Ивановича. Он сам видал тело юного сына Грозного и видел его горло, растерзанное ножом.
– Чего молчишь, князь Василий? Скажи, что думаешь?
– Ныне про такое молвить страшно. Люди Клешнина есть всюду.
– Но не в сей горнице.
– Верно! Здесь нет. Но все равно помалкивать надобно, князь Димитрий. Государь велел созывать дворянское ополчение. Не выстоять самозванцу.
Василий Шуйский рисковать не хотел. Если отрекаться от Бориса, то лишь тогда, когда корона с его головы упадет. Но Борис и сейчас еще весьма силен. Верных людишек подле него много. Но вот здоровьем государь ослаб. А что если и вправду помрет? Что тогда?
3
Самбор: шляхтич Ян Нильский.
Ноябрь 1604 года.
Панна Марина Мнишек получила известия о неудачах войска Димитрия под Новгородом-Северским и о попытке отравления царевича.
– Мне тревожно, Марта, – сказала она доверенной служанке.
– Панна не верит больше в успех царевича?
– А ты веришь?
– Но совсем недавно панна говорила иное!
– Из Кракова вчера прибыл посланный. Сенаторы Речи Посполитой не желают поддерживать Димитрия. Уже многие твердят вслед за Замойским, что это авантюра.
– Но царевич побеждает.
– Кого? Он покорил лишь города, что сдались без боя. Настоящая война впереди.
– В окрестностях Самбора разбили лагерь запорожцы. Там около 500 казаков. Они идут на помощь царевичу. Скоро у него будет много воинов.
– Запорожская голота, – презрительно сказала Марина. – Какие это воины. Пока на них поступают лишь жалобы. Настоящие разбойники, а не воинство.
Покой вошел слуга и поклонился Марине Мнишек.
– К вам прибыл гонец от пана воеводы!
– Немедленно сюда! – приказала Марина.
Слуга снова поклонился и исчез.
– Отец шлет вести! Сейчас мы узнаем, что там происходит.
В комнату вошел Ян Нильский. Он приветствовал панну Мнишек.
– Пан Нильский? Рада тебя видеть!
Марина протянула ему руку для поцелуя.
– Милостивая панна!
– Пан прибыл из войска?
– Я привез письма воеводы к панне!
Она схватила пакет, но не стала сразу читать.
– Как развивается поход, пан? – спросила она.
– Не слишком хорошо, милостивая панна. До Москвы еще далеко. Годунов же собирает войска. Слышно, что он приказал созывать дворянское ополчение.
– А что войско пана Димитрия?
– Растет за счет казаков и русских холопов. Но знати у царевича почти нет. Всего несколько вельмож стало на его сторону.
– По его пути к Москве положение может измениться, пан Ян, – сказала Марина.
– Может и так, панна, но пока все обстоит как я сказал.
– Что мой отец? – спросила Мнишек.
– Пану воеводе нужны пополнения. Он послал меня сюда, дабы я поторопил формирование новых частей.
– Пока готовы двинуться в поход лишь запорожцы.
– Запорожцы?
– Да они стоят лагерем за городскими стенами. Принесли присягу царевичу.
– Пану Мнишеку нужны еще гусары и пешие полки из немцев.
– В городе есть сотня гусар и сотня пикинеров. Но это охрана замка.
– Но я по пути видел лагерь польских войск!
– Это пятигорцы. Шляхтичи, что желают воевать за царевича. Но они еще не готовы выступать, пан Ян. У меня не средств, чтобы помочь им со снаряжением обоза. Отец ведь не прислал мне ни злотого. Или вы привезли средства?
– Нет, милостивая панна. Денег пан Мнишек не дал.
– Узнаю своего отца.
– Но пан воевода посоветовал мне обратиться за средствами к Рафаловичу.
– Он больше не даст, – сказала Марина. – Отец должен ему больше ста тысяч.
– Для того сюда прибыл я, милостивая панна.
Марина отпустила шляхтича, и стал читать письма.
Отец просил посодействовать формированию новых частей. Хотя, что она могла? Она не офицер армии короля. Но Юрий Мнишек был в отчаянии.
«Никто кроме холопов не спешит под знамена Димитрия. У нас стало в войске больше рвани, чем благородного рыцарства. Если бы ты могла видеть сии лица. Дочь моя, это настоящее быдло! И мне вести эту армию на Москву?
Марина!
Мне нужны гусары! Мне нужны три полка немецкой пехоты.
Я отправил к тебе гонцом пана Нильского. Если кто и может занять денег у Рафаловича – то это он!
И будь осторожна с этим шляхтичем в деле личных отношений!
Твой жених Димитрий имеет в замке свои глаза и уши. И потому нам не нужна ссора с царевичем. Помни, что ты ждешь приглашения стать московской царицей!
А наш Димитрий, коли судьба будет к нему благосклонна, может и отказаться от своих обещаний. Потому не давай ему повода сомневаться в твоей верности.
Не носи украшений и одевайся скромнее. Показывай свое сочувствие войскам, что сражаются за Димитрия. Покажи образец добродетели знатной шляхтянки».
Далее она прочитала письмо от царевича. Тот высокопарным слогом объявил о своих победах и том, что скоро он будет в Москве!
Она только усмехнулась, прочтя это.
«Он хвастлив. А впрочем, рано еще признавать поражение. Возможно, отец сгущает краски…»
***
Пан Нильский сразу после визита к панне Мнишек разыскал в замке Рафаловича. Тот обрадовался шляхтичу словно родственнику.
– Рад видеть пана кавалера! Не будь я Рафалович, пан выглядит хорошо.
– Спасибо на добром слове, пан купец. Но у меня к пану дело.
– А зачем же еще ходят к старому Рафаловичу? У всех дела. И дела денежные.
– Пан купец прав. Воеводе нужны деньги.
– Тогда пану Мнишеку нужен не старый Рафалович. Ибо у старого Рафаловича нет денег. Те времена, когда Рафалович был богат, давно прошли.
– Пан!
– От денег остались лишь воспоминания. А что пан кавалер хочет? Коли все берут, но никто не торопиться отдавать.
Нильский понял, что так они долго будут ходить вокруг да около.
– Пан купец, я прибыл из армии пана Мнишека. Я слишком многим рискнул, когда присоединился к пану воеводе и царевичу. Мой господин князь Замойский не слишком доволен тем, что я у пана Мнишека.
– То мне ведомо, пан кавалер. Но знания не добавляют денег в мой кошель.
– Пан купец. Пан Юрий Мнишек много вам должен. Это так?
– То истина, пан кавалер.
– И вернуть долг пан Юрий сможет лишь, если одержит победу.
– И это истина, пан кавалер.
– А если я не приведу подмоги, то поход может провалиться и надежда вернуть свое от пана купца уйдет навсегда.
– И сколько нужно пану воеводе? – спросил еврей.
– Нужно снарядить пятигорских шляхтичей в поход в ближайшую неделю. Этих поведу я сам. Надобно снабдить припасом также запорожцев, что уже готовы выступить на подмогу воеводе.
– На это я могу наскрести монет, обойдя своих знакомых купцов, которые не откажут мне.
– Это на первое время, пан купец. Но пану Мнишеку надобны еще три полка немецких наемников. Два мушкетерских и пикинерный.
– Три полка? Пан шутит?
– Пану воеводе надобно больше, но он просит у пана купца денег на три полка.
– Да откуда у меня такие деньги, пан кавалер? Все, что есть у бедного Рафаловича, не стоит и десятой части той сумы, что нужна пану воеводе.
– Пан Рафалович! – вскричал Нильский. – Как тяжело с вами говорить. Все вокруг одного и того же топчемся. Не пора ли к делу перейти?
– Хорошо, – согласился купец. – Но таких денег у Рафаловича нет.
– Так мне пойти к иному купцу?
Рафалович развел руками, мол как угодно пану кавалеру.
– Панна Мнишек получит от царевича доходы с города Пскова. Пан купец сие знает? – спросил шляхтич.
– Рафалович знает многое, пан кавалер.
– После того как царевич войдет в Москву он дарует пану купцу через его доверенных лиц откуп государевой питейной казны в городе Псков. И сие кроме возвращения пану купцу долгов. И все свои деньги пан купец получил первым среди тех, кто занимал средства пану Мнишеку.
Рафалович оживился. Это было более чем щедрое предложение. Потому уже следующим утром отряд пятигорских шляхтичей получил припасы и подводы. Также Нильский выставил им бочку водки перед походом, и шляхта бурно отпраздновала начало похода…
4
Новгород-Северский.
Ноябрь 1604 года.
Русский воевода Петр Басманов налетел со своими конниками на большой отряд шляхтичей самозванца. Он первым врубился в ряды врагов и стал крушить их саблей.
Первого он срубил ловким ударом в лицо. Острие сабли рассекло поляку глаз и щеку. Второй шляхтич схватился за пистоль. Грянул выстрел, но пуля не задела Басманова. Он достал и этого врага саблей. Клинок вошел в шею, разрубив ворот кафтана.
– О, Матка боска! – вскричал поляк и пал, соскользнув с седла.
– Круши их! – закричал Басманов своим.
Схватка закипела.
Поляки, которыми командовал Бучинский, сопротивлялись яростно.
Басманов увидел польского командира в хорошем доспехе и рванулся к нему. Бучинский не стал уходить от схватки. Вскоре мечи предводителей скрестились.
Басманов отбил удар шляхтича. Затем еще и еще. Этот поляк знал толк в сабельном бое. Клинок в его руке был подобен молнии.
«А этот шляхтич отлично фехтует и конем управляет достойно. Так и срубить меня может!»
Басманов выхватил пистолет из-за пояса и выстрелил в Бучинского. Но пистолет дал осечку. Пану Велимиру судьба приготовила долгую жизнь…
***
После удачной вылазки за стены крепости воевода Басманов дал оруженосцам себя разоблачить. Его верный Митяй Еремеев снял с него кольчугу и сказал, что несколько колец разорваны.
– Пулей стрелили в тебя, боярин.
– Было, Митяй. Так шибануло в бок, что едва с коня не слетел. Но казаков самозванца мы добре порубали.
Еремеев указал слугам на сапоги воеводы. Те стащили их с ног Басманова.
– А ты не забыл ли родичей своих, воевода? – спросил Еремеев.
– Ты про кого?
– Дак про Федора брата твоего и отца твоего Алексея28.
Басманов поморщился. Слуга был слишком откровенен. Да оно и понятно. Митяй еще Алексею Басманову служил.
– И чего вспоминать про них? Нет Грозного царя. Время было такое.
– Грозного более нет. Но есть Борис Годунов. Это по его навету казнили Басмановых. А ты в честь сего Бориса ворогов рубишь.
– А ты чего предлагаешь, Митяй? Не служить же мне беглому монаху и вору?
– А коли он государь природный? Коли он сын Грозного?
– Враки. Сам знаешь, что враки, а снова и снова про то говоришь, Митяй.
Басманов умылся из таза, который принес слуга и обтер лицо полотенцем.
– Воевода Шереметев гонца прислал. Он с тремя полками двинулся к Кромам, которые захватили голодраные воины самозванца. Воевода Шеин с немецкими наемными полками и тремя стрелецкими приказами уже в Орле. Скоро конец самозванцу.
– Ой, ли! – усмехнулся Митяй. – За него народ стоит! А народ – сила!
– Народ? Царь указал собирать ополчение и скоро ко всем силам, что я перечислил, прибавиться еще и 20 тысяч воинства князя Мстиславского. И что тогда сделает твой народ?
В покой вбежал стрелецкий сотник Матвеев.
– Воевода! Беда!
– Что? – Басманов соскочил с лавки и отбросил кубок с вином.
– Беда! Путивль пал!
– Что?
– Путивль сдался воинству вора Гришки Отрепьева!
– Не может быть того! Там воевода Михайло Салтыков!
– Гонец сказывает, что измена была!
Митяй усмехнулся и взглядом спросил Басманова: «Чего я говорил? Вот те и народ!»
***
Бучинский с остатками своего отряда отошел к основным силам Мнишека.
Воевода встретил шляхтича неприветливо. Он сидел в седле в доспехах гусарского офицера, поверх которых была накинута леопардовая шкура. Ветер шевелил пышный красно-белый плюмаж его шлема.
Полковник Жулинский находился рядом с воеводой. Он откинул в сторону богатый красный с золотым позументом плащ и был виден его дорогой малинового бархата кафтан с полковничьим перначом29 за поясом.
– Вернулось воинство пана Бучинского, – проговорил Жулинский.
– И вернулось побитым, – высказался Мнишек.
– Это видно по виду их предводителя.
Бучинский спешился и подошел к Мнишеку.
– Пан воевода!
– Пан пришел битым? – прервал его Мнишек. – С паном только половина его людей.
– Нас отогнали от крепости.
Жулинский усмехнулся. Бучинский это заметил.
– Пану полковнику сие кажется смешным? – с вызовом спросил он.
– Пан столько много говорил о доблести, – ответил Жулинский. – И пан её показал!
– Что пан полковник желает сказать?
Воевода остановил спор:
– Панове! Мне кажется, что вы нашли не то время для спора! Вам, пан Бучинский, надо было у ворот крепости показывать доблесть! Затевать ссоры – вы мастер! Сие мне известно!
– Я сражался в первых рядах, пан воевода! И не моя вина, что русские не захотели покориться.
– У них воеводой Басманов? – спросил Мнишек Жулинского.
– Да, – ответил тот. – Петр Басманов. Хороший воин. И он это доказал.
– Крепости он не сдаст? Нет ли способа склонить его на нашу сторону?
– Кто знает? – развел руками полковник.
– Панове! Царевич! – один из ротмистров показал на отряд Димитрия, что приближался к ним.
Сам самозванец во главе отряда гусар прибыл к стану воеводы. Он уже знал о поражении Бучинского. На этот раз Димитрий был снаряжен как польский офицер панцирной хоругви крылатых гусар. К его узорному панцирю были прикреплены стальные полосы-крылья с орлиными перьями. Шлем с козырьком был без плюмажа, как у простого гусара.
Он осадил коня у группы Мнишека.
– Надо начинать штурм! Поражение конников Бучинского ничего не значит!
– Штурм не принесёт нам ничего кроме потерь, – спокойно заявил Мнишек.
– Но я не желаю отступать! Мы возьмём крепость Новгород-Северскую и накажем засевших там изменников!
– Димитрий!
– Ты не советуешь мне наступать, воевода? Тогда зачем позвал в поход?!
– Государь, – вмешался Жулинский. – Спешить не стоит.
– Но царевич московский не может отступать! Все должны видеть, что сам бог на моей стороне!
Мнишек подумал:
«Он сам начинает верить в то, что он царевич. Это не так плохо для нашего дела, но управлять им становится все сложнее. А сейчас он уперся и не откажется от своего слова. Если конечно не произойдет чуда».
И чудо произошло.
В этот момент к ним подъехал конный гонец из казаков. Он прыгнул с седла и пал на колени перед царевичем.
– Государь! Радость великая!
– Что? – спросил Димитрий.
– Путивль твой, государь!
Мнишек перекрестился и поблагодарил бога. Гонец прибыл вовремя!
– Что ты сказал? – вскричал самозванец. – Повтори!
– Путивль твой, государь! Крепость отворила ворота!
Самозванец улыбнулся. Это действительно радость. Его сестра Елена делала свою работу.
– Что скажешь, вельможный пан? – Димитрий посмотрел на Мнишека. – Одна женщина стоит полка?
– Путивль отличная крепость и там можно собирать войска! – сказал Мнишек. – Теперь нам нет нужды торчать под Новгородом-Северским!
На этот раз царевич согласился с Мнишеком…