– Значит, я могу надеяться…
– Тайное я не поведал никому, Елена. Но с тобой лукавить не стану.
– И что это за тайны, боярин?
– А ты готова это услышать?
– Да, – сразу, не задумываясь, ответила она.
– Когда умер Грозный царь, Борис Годунов называл меня другом. Отчего так? Я был ему нужен, и он давал мне обещания. А что он сделал потом? Потом, когда я не стал ему надобен? Сослал воеводой я Ярославль. От Москвы подалее. Вот и смекай теперь.
– Неужели боярин это хотел мне сказать? – не поняла Бельского Елена.
– Я лишь пример привёл, красавица.
– Пример? – не поняла его Елена.
– Мне сказали, что ты умна, красавица. Неужели не понятно? Ты также стала никому не нужна, как и я тогда.
– Я? Не нужна? Но брат дал мне важное поручение, что доказывает мою важность!
– Не обольщайся, девка. Ныне у царевича достаточно и воевод, и бояр. Они и без тебя всё сделают. Скажу больше. От тебя хотят избавиться.
– Избавиться? Я думала, что меня многие хотят заполучить, если не в качестве жены, но в качестве коханки (любовницы).
Бельский усмехнулся:
– Мало живешь на свете, девка. Мало знаешь.
– Я знаю достаточно. Помогала царевичу города брать!
– Про сие знаю. Но все это было и минулось. Не разумеешь того куда влезла. Куда брат твой метит?
– В цари.
– Верно! В цари! И на этом пути ты своё сделала и теперь мешаешь.
– Кому?
– Всем! Пану Мнишеку, вельможам литовским, русским боярам.
– И чем же я им мешаю? – спросила Елена.
– Тем, что нет места тебе у трона царского. Всю родню Отрепьвых от трона удалят.
– Брат не позволит!
– Ты хотела сказать новый царь не позволит.
– Пусть так.
– Так вот, что я скажу тебе красавица. Твой брат не против, чтобы тебя не стало.
– Что?
Бельский повторил.
– Не может быть! – вскричала Елена.
– Ты стала слишком известна. В том твоя беда, красавица.
– Известна кому?
– Слух о тебе пошел, ибо ты некие крепости помогла царевичу взять. И стали люди языками трепать, кто есть сия девка? Отчего она столько для царевича делает? Ныне многие опасаются того, что ты можешь язык распустить. Потому тем, кто в окружении царевича, ты не нужна.
– Но мой брат!
– Его мало заботит твоя судьба.
– Ты хочешь сказать, боярин, что он предал меня?
– Да. Хотя может ли царевич предать? Он действует во имя интересов державы.
– Я не верю тебе!
– Он ныне не Отрепьев. Он сын Грозного царя.
– Но Юрий не может так поступить. Это невозможно! – вскричала Елена.
–Ты стала опасна. Ты слишком красива. Я передал в тайной грамоте царевичу, что ты у меня. Про сие не знает никто. Даже тот, кто сие послание ему возил.
Боярин Бельский достал бумагу и передал Елене. Та схватила его и прочла, написанное рукой её брата.
«Пусть она уйдет…»
– Это рука… рука Юрия.
– Он больше не Юрий, Елена. Он Димитрий Иванович. И скоро он будет нашим царем. А у царя нет родичей. У него есть слуги и рабы. И он волен в жизни своих рабов.
Елена поняла Бельского:
– Значит вот почему, ты, пан, решил отказаться от меня? И как коханка я стала более не надобна? Так?
– Так, девка.
– Зачем тогда были разговоры о лишних ушах? Разве есть они в твоем доме?
– Лукавил я, красавица. Признаюсь в том.
Бельский действительно тогда хотел взять Елену себе. Слишком приглянулась ему красавица. Но послания воеводы Мнишека и самого самозванца отрезвили его. Ныне играть с этой девкой стало опасно. А не настолько Богдан Бельский потерял голову от красоты.
– Значит, боярин стал бояться? – насмешливо спросила она.
– При дворе Грозного царя нас научили бояться. Ныне ты в милости у государя, а завтра он тебя на кол велит посадить. А при мне уже троих царей схоронили, красавица, Ивана Васильевича, Фёдора Ивановича и Бориса Фёдоровича. А завтра и царь Фёдор Борисович к ним присоединиться. И получим мы царя Димитрия Ивановича. И он, Димитрий, благодарен мне за то, что я захватил тебя. Слишком опасной ты стала.
– Это мой приговор, – прошептала она.
– Нет. Я решил по-иному.
– Как? – не поняла она.
– Я отпущу тебя.
– Отпустишь?
– Мои люди отвезут тебя до границы Польши. Там они тебя оставят.
– Я дам слово, что никогда и никому…
Бельский прервал её:
– Не нужно. Никого слова! Нет в том надобности.
– Нет?
– Никакой. Ты все исполнишь, по-моему. В том я уверен, девка.
– Но тогда я не понимаю…
– А что тут понимать? Я дарю тебе жизнь. Жизнь и золото для этой жизни. Но больше ты сама никогда в пределы этого государства не вернёшься. И клятвы для сего не надобны.
– Почему?
– Тебя больше никто не опознает.
– Я не понимаю, – Елене стало страшно. – Ты проявил милость и…
– Милость? – Бельский засмеялся. – Слышал бы твои слова покойный Григорий Лукьянович Скуратов! Много бы посмеялся. Надорвал бы живот, хотя не смешлив был покойник.
– Но ты не прикажешь меня убить? Разве не так? Я верно поняла твои слова, боярин?
– Твой брат милостив, Елена, ибо он приказал тебя убить. Это милость. Но я не милостив, Елена. Я дарю тебе проклятие жизни.
– Не понимаю!
– Это скоро придет.
– Твои слова пугают. Когда я стану свободна?
– Как только царевич въедет в Москву. Тогда в закрытой карете тебя вывезут через иные ворота.
– А я уеду отсюда одна?
– В сопровождении мох слуг.
– Я не о том, боярин. Шляхтич Ян Нильский поедет со мной?
– Нет.
– Нет? Но почему?
– А ты уверена, что он захочет следовать за тобой?
– Ян мой верный рыцарь. Он не сможет меня забыть.
– Он не сможет забыть Елену. Но ты больше не будешь Еленой.
– Что это значит? Мне сменить имя?
– Что есть имя, красавица? Это мелочь. Тебе придется сменить жизнь…
***
Кромы.
Военный лагерь армии Федора Годунова.
Мятеж.
18 мая 1605 года.
Стрелецкий десятник Ерема Новик получил от боярина Пушкина новую бархатную шапку с высоким колпаком и меховым околышем. Также был и ему выдан польский кафтан с золочеными пуговицами, цветными петлицами из шнура с кистями, да новые сапоги тисненой кожи красного цвета, какие были приняты в их полку.
– Ай, и нарядный сегодни, Ерема!
– Дак коли выбор верный сделаете, то все тако нарядитесь. Мне боярин от Димитрия Ивановича десять монет пожаловал да одежу, да саблю добрую. Глядите!
Ерема показал новую булатную, прорезную с золотой насечкой саблю.
– Али ты видал человека от царевича? – спросили его.
– Видал. Боярин был от Димитрия Ивановича. Прислал он нам грамотку.
– И чего там?
– Чего в грамотке-то, Еремка?
– Где она?
Ерема ответил:
– Той грамотки при мне нет. Я ведь читать не умею. Но мне боярин чел её. Призвал нас царевич истинный стать под его хоругви. И будут от того всем стрельцам от Димитрия Ивановича награды разные. Всех неправедных начальных людей царевич смерти предаст. Тех, кто стрельцов забижал.
– А не берешь, Еремка?
– А чего мне брехать? Сроду не брехал! Я Еремка Новик! Кто скажет, что Еремка брехун? Я не пойду супротив государя законного!
– Чего? – спросил его пожилой стрелец Распопов.
– А того! Сколь жалования не видали? Бориска сколь утеснений нам чинил? Про то забыли?
– Дак рази забудешь!
– Полковники все себе гребут. Про нас никто не думает.
Новик сказал:
–А царевич приказал по чести все делать. Жалование стрельцам выплатит. Воров-полковников показнит. А нам за тех живоглотов жизни класть?
– И то верно! Но как станешь делать?
– Не идти супротив государя!
– А коли нас за те разговоры повесят?
– А греха не боишься супротив царя идти? Того царя, что от бога дан! Это те не годуновский выкормыш!
– Станем все за царевича!
– Станем!
Стрельцы похватали бердыши с мушкетами, и стали строиться. Воевода Басманов и боярин Пушкин знали, кого следует одарить в первую очередь…
***
И такие разговоры вели многие стрельцы и дворяне.
Рязанские полки ополчения дворян с утра стали выкрикивать слова против Годунова.
– Не станем против царевича воевать!
– Кто сие прикажет?
– Измена!
– Бояре годуновские совсем обнаглели!
Боярин Басманов одобрил это решение дворян и заявил:
–В том я с вами, дворяне! Я сам поведу полки нашей храброй кавалерии против врагов государя истинного! Можно ли поднимать сабли на царское семя?
Дворяне закричали:
– Нет!
– Не станем!
– Бог нам не простит того!
– Слава Димитрию Ивановичу!
– Веди нас, воевода!
– Готовьте коней и оружие! – приказал воевода.
Боярин Пушкин встретил Басманова у шатра.
– Видал, как все пошло, воевода? Я тебе говорил.
– Не сильно радуйся, боярин. Это лишь мои полки, да передовые сотни. Основная армия там, за рекой.
– И там все ладно будет.
– Посмотрим! Нам теперь иного пути нет.
***
Воевода Басманов призвал полковников стрелецких приказов в личный шатер. Это были 15 человек, на которых он мог положиться. Он много воевал с ними, и они знали его как доброго воеводу.
– Господа полковники! – обратился он к собравшимся. – Я не раз водил вас в бой, и вы знаете, что не выдавал я своих людей на расправы.
Все согласились, что это так. Всегда воевода был верен своим людям.
– Вот и ныне я не хочу вам зла, но хочу добра. Вам и всей Руси. И потому я дал слово служить царевичу Димитрию Ивановичу!
Полковники переглянулись.
Что говорит боярин? Перейти на сторону самозванца? Но еще недавно они вместе под Новгородом-Северским сражались против воинства царевича.
Басманов ожидал такой реакции.
– Понимаю, что вы удивлены, господа. Воевода Телятьевский ныне объявил поход против воров. Но дядька царевича Богдан Бельский признал в нем сына Ивана Грозного! Я не подниму оружия на царскую кровь. Хоть и обидел царь Иван род Басмановых, но он наш государь, и служить его сыну наш долг!
– Оно так! – вынуждены были согласиться начальные люди.
В шатер к Басманову вошел воевода передового полка князь Василий Голицын. Он также переметнулся к самозванцу.
– Всё сделано, воевода! – весело сказал Голицын. – Мои стрельцы связали воевод Ивана Годунова, Михайлу Салтыкова да Захарку Сабурова. Все они вороги царевичу.
Затем Голицын доложил, что поднялся мятеж в стане дворянского ополчения. 200 рязанцев и 700 боярских детей из Тулы отказались служить Федору Годунову.
– А что иные командиры твоего полка, князь? – спросил Басманов.
– Князь Щербатый согласен служить царевичу.
Басманов снова посмотрел на своих полковников.
– Итак, кто идет со мной?
Те стали отвечать:
– Я с тобой боярин!
– И я с тобой!
– Да все мы с тобой, воевода! Не один пуд соли вместе съели.
– Коли ты решил идти к царевичу, то так тому и быть!
Так часть войска сразу перешла на сторону царевича. Но это была еще не победа…
***
Не всё пошло так гладко как думал Пушкин. Захватить всех воевод, которые стояли за Годунова мятежники не смогли. Первого воеводу князя Телятьевского взять не удалось.
Стрельцы там не отозвались на призывы мятежных посланников. Они зарубили троих из них саблями, остальных связали и выдали воеводе Телятьевскому.
Тот приказал мятежников повесить тут же при собрании войска. Но часть стрелецких полков посмотрела на казнь неодобрительно.
Первый воевода испугался распространения мятежа и вместе с воеводой князем Катыревым-Ростовским и окольничим Морозовым отошёл ближе лагерю кавалерии из боярских детей Владимира, Костромы, Можайска. Эти стояли за Федора Годунова.
Верным остался и думный дворянин Сукнин командовавший нарядом (артиллерией).
Воевода Телятьевский обратился к войскам:
– Все нам надобно твердо стоять за государя Федора Борисовича! Не можно изменить своему государю! Не нарушайте крестного целования!
Войска кричали славу царю Федору.
Телятьевский подозвал к себе воевод. Они вместе удалились в шатер.
– Итак, в стане мятеж! – сказал Телятьевский. – Голицын и Басманов изменили государю. С ними больше шести тысяч войска.
– Они находятся в стороне от основного лагеря. Передовой полк Голицына в неудобном месте, – сказал князь Катырев-Ростовский. – Если они подойдут, то можно легко отогнать их залпами из пушек.
– Это так, – согласился воевода. – Но что, если по нам со спины ударит немецкая дружина фон Розена?
– Фон Розен не может изменить присяге! – сказал Морозов.
– И Басманов не мог! Кто сказал бы на него? Я сам верил ему как себе. Но он изменил. Нельзя принимать решения, пока мы не знаем, что там происходит.
В шатер вбежал сотник Иванов.
– Воеводы! Басманов со своими полками движется к нам.
– Всеми силами? – спросил Телятьевский.
– Всеми. Его передовые уже переходят мост.
– Надобно дать залп из пушек! – предложил начальник наряда Сукнин. – Этим мы отобьем у них охоту к переправе.
– Огонь пока не открывать! – приказал Телятьевский. – Нельзя стрелять, покуда мы не знаем, на чьей стороне немцы…
***
Немецкие полки Вальтера фон Розена выстроились позади конницы и пушкарей Телятьевского. Потому первый воевода и боялся. Он мог попасть меж двух огней.
Мушкетеры выстроились в линии и между их порядками стояли конные полки рейтаров. Это отряды «черных всадников» (по цвету кафтанов) состоящие из иноземцев. Все они отлично вооружены. У каждого конного палаш, и четыре «рейтарских» пистолета, большой мощи с длинными стволами.
Басманов знал, чем грозит их атака на его боевые порядки.
– Если рейтары ударят по нам – придется отходить обратно за реку.
Голицын согласился. Его пехота была расположена неудобно, и позиция была слишком слаба.
– Рейтарами командует не Розен. Фанкский полковник Дэбэрт стоит над ними. А этот за золото на все согласится.
– Капитан Фален!
– Я господин воевода.
– Ты знаешь полковника Дэбэрта лично?
– Знаю, господин воевода.
– Тогда поезжай к нему. Предложи ему все, что он попросит. Главное, чтобы его всадники не пошли в атаку!
– Исполню, господин воевода!
Капитан погнал коня к позициям «черной» кавалерии.
– А я возьму на себя Розена, – заявил Басманов.
– Но немцы могут дать залп! – предостерег его боярин Пушкин. – Это опасно.
– Ничего. Я привык рисковать. Мы на войне!
***
Басманов на коне в сопровождении своей охранной сотни переправился через реку. Он хорошо знал, чем рискует.
– Смотри, князь! – показал он Голицыну на возвышенность, на которой стояли пушки наряда.
– Давно туда сморю, воевода. Коли ударят сейчас, то всем нам конец.
– Не тот человек Телятьевский чтобы ударить.
– А если?
– Он не знает, верны ли немцы Розена и рейтары Дэбэрта.
– А они верны?
– Я хорошо знаю Розена. Сейчас он присматривается. Он присоединится к победителю. Хотя кто может сказать наверняка?
Солдаты Басманова построились и выкрикивали:
– Слава Димитрию Ивановичу!
– Да хранит бог Димитрия!
– Слава Димитрию!
Со стороны холмов стрельцы и дети боярские кричали им в ответ:
– Слава государю Федору Борисовичу!
***
Со стороны Кром к мятежникам шли конные сотни дворян под командой полковника Ляпунова. Они прошли прямо перед строем немцев фон Розена, но те не решились дать залп.
Вагенмейтер Блюм (вагенмейтер – начальник обоза) обратился к своему полковнику:
– Are they crazy?58
– Who can understand Russian?59 – ответил фон Розен.
– This rebellion!60 – ответил майор Крафт.
– Difficult to understand who is against whom61.
– We will wait62.
Розен не мог понять, что происходит и занял выжидательную позицию…
***
Басманов смело погнал своего коня к немецкому строю и спешился у первой шеренги.
– Эй, капитан! Позови мне полковника!
Фон Розен вышел вперед.
– Good day, colonel. Glad to see you63, – приветствовал его воевода.
– I am glad to see you too, sir64.
– Now I'll fight for the Prince Dmitri Ivanovich. Follow me, colonel65.
– I and my officers gave the oath to the tzar66.
– Вот я и зову тебя на сторону царя! – сказал Басманов.
– Но мы присягали царю Федору! И станем драться на его стороне.
– Но вы не стреляли по мятежному полку дворян, что промчались мимо ваших порядков.
– Первый воевода Телятьевский пока не отдал нам ни одного приказа. Так что у тебя есть время, воевода.
Басманов понял, что от немцев ничего более не добьется и сказал:
– И на том спасибо, полковник…
***
Телятьевский колебался. Хотя большинство армии в лагере под Кромами была на его стороне. Они имели все шансы подавить мятежников!
Сам мятеж был не продуман и если бы во главе армии стоял решительный воевода, то все заговорщики были бы схвачены. Но князь Телятьевский, бывший опричник, не был таким военачальником.
Он ждал. А нужно было действовать решительно и открывать огонь по мятежникам. Тогда и наемники Розена их бы поддержали.
А Басманов действовал. Но даже при таком раскладе судьба заговора висела на волоске. Стрелецкие полки московских приказов двинулись на позиции. Драгуны и рейтары были готовы ударить по мятежной коннице Басманова.
Немцы были готовы дать залп.
Пушкари Сукнина держали запалы у пушек.
Все ждали приказа!
Время шло! Драгоценное время утекало, но приказа не было…
***
Басманов повернулся к Голицыну и Пушкину.
– Будь я на месте Телятьевского, то уже уничтожил бы мятеж! Царица Мария Годунова сделала ошибку, что не назначила меня.
– Сие бог на стороне царевича, воевода! – льстиво заявил Пушкин.
– Но дело еще не выиграно, боярин! У Телятьевского всё еще есть шанс…
***
Дело решили многочисленные даточные люди в лагере под Кромами. Это были не стрельцы и дворяне. Это обычные мужики, горожане, казаки пригнанные сюда насильно. Эти ненавидели власть и потому поднялись с криками:
– Слава Димитрию!
– Слава сыну царя Ивана!
– Кто поднимет оружие на нашего царевича?
– Басурмане и поднимут!
– Истинно русские на сторону нашего царевича станут!
– Слава Димитрию Ивановичу!
– Идем на подмогу царевичу!
– Вишь, там его люди собрались. А те против них пушки выкатили!
– Собаки!
– Всех их вешать надо!
Они сплошной толпой пошли вперед и смешали сзади ряды немцев. Розен приказал не сопротивляться и отойти с позиций…
***
Басманов не упустил момента. Он отправил два конных полка в обход. Это не грозило армии Телятьевского почти ничем. Но первый воевода струсил. На это и рассчитывал Басманов…
***
Телятьевский со своими военачальниками, что остались верны Годунову, ушел с позиций, его воинство получило приказ возвращаться в Москву. Самозванец одержал победу без боя.
Армии, что противостояла самозванцу, более не существовало.
Путь на Москву был открыт…
***
Коломна.
Ян Нильский.
18 мая 1605 года.
Ян Нильский увидел впереди отряд казаков. По бунчуку он узнал донцов, которые служили Дмитрию Ивановичу. Потому съезжать с дороги не стал, а поехал дальше. Отряд был небольшой, несколько сотен – такие сейчас были разосланы самозванцем в разные стороны, дабы мутить народ.
– Стой! – приказали ему.
Ян сдержал своего коня.
– Кто такой? – спросил атаман.
Ян узнал этого человека, ибо видел его однажды в свите атамана Корелы.
– Атаман не узнал меня? Мы встречались.
– Встречались? Где?
– В стане государя Димитрия Ивановича. Я был в охранной сотне.
– Пан лях? Это видно по говору.
– Неужели я плохо говорю по-русски?
– Нет, пан, говоришь изрядно. Но ляха я сразу узнал. Пан был в сотне пана Бучинского. Я даже видел пана накануне похода. Пан помнит сабельный поединок с паном Бучинским? Тогда пан одолел его!
– Ян Нильский, – напомнил свое имя шляхтич.
– Атаман Иван Заруцкий67. Я здесь от имени его милости царевича Димитрия Ивановича. А пан здесь как оказался?
– По приказу его милости царевича.
– Но здесь всюду стрельцы и дворяне, преданные Годуновым. А пан едет один. Это весьма опасное дело.
– Пока я встретил только ваш отряд, атаман. А держу я путь в Коломну.
– В Коломну? А что слышно о царевиче? Битва уже была?
– Про сие не знаю. Когда я отбыл из Москвы, вестей еще не было. Но бирючи (глашатаи) царицы Марии Годуновой говорили о скорой поимке самозванца и разгроме его армии.
– Много знает Мария Годунова. Нашего государя так просто не взять.
– Армию против него послали большую.
– И кто главный воевода?
– Князь Телятьевский.
Атаман засмеялся.
– Нашла кого назначить. Будь моя воля, я поставил бы над всеми Басманова. Ну, это если бы я был на стороне Годуновых. Я вот ныне утром побывал в схватке с конными стремянными стрельцами. Скажу пану, что рубиться они умеют.
– Атаман одолел их?
– Нас было больше. Но большая часть их отряда сумела уйти. Так что сия дорога небезопасна. У пана имеется послание?
– Послание?
– Я не спрашиваю пана для кого оно и от кого. Я спросил – имеется ли оно?
– Да, – ответил Нильский. – И послание важное. Пан возьмется проводить меня до Коломны? – спросил Нильский. – Конечно, если у пана есть время?
– Я отправлю своих по тому делу, которое должен здесь решить, а сам с десятком казаков провожу пана.
Атаман отдал приказы, и его сотники быстро отобрали для него казаков. Это были лучшие испытанные в боях воины. Нильский оценил их по умению управляться с лошадьми…
***
Ян поначалу наотрез оказался ехать в Коломну. Но Шишкин настаивал.
– Разве никого кроме меня нельзя послать туда?
– Но сие задание для пана!
– Я не желаю удаляться от Елены! Я должен найти её.
– Пан!
– Я все сказал!
– Пан забывает, что он на службе у царевича Димитрия!
– Разве мало я сделал для царевича? Я рисковал своей головой и не один раз! Но для чего я все это делаю? Разве жду я почестей и наград? Мне надобна только Елена!
– Так ради того пану и надобно в Коломну!
– Не понял пана. Что такое пан сказал?
– Не хотел говорить заранее, но так и быть. Пусть пан знает.
– Что?
– Панна Елена в Коломне! – соврал Шишкин.
– Пан лжет!
– Я знаю, что говорю и потому попросил, дабы сие поручение доверили именно пану! Для сего путешествия надобна смелость. Ибо в Коломне пока всем правит наместник Федора Годунова.
– Но что там делает Елена?
– Она прячется, в доме у Афанасия Нагого. И именно к сему пану ты и поедешь, пан поручик.
– Если Елена там, то я готов.
– Вот и отлично.
– Но если пан мне соврал, то…
***
Атаман Заруцкий был молод. Рост имел высокий, стать крепкую. Лицом красив. Нильский отметил, что если сего казака одеть в шляхетский кунтуш, он вполне сойдет за благородного.
– Могу я задать вопрос, пану атаману? – спросил Нильский, когда они отправились.
– Задавай, пан.
– Пан атаман родом не с Дона?
– Нет, пан. Я с Тарнополя. Сын городового казака, который подался в купцы.
– Так пан атаман из Речи Посполитой?
– С Украины, пан шляхтич. Но еще мальцом ездил с отцовским карваном в Крым и на нас напали немирные татары. Отца убили, а я попал в плен и был продан туркам.
– Так пан был в плену?
– Жил в самом Стамбуле. Затем бежал и оказался на Дону. Атаману Войска Донского пригодились мои знания турецкого и татарского языков. Так и выдвинулся среди донских казаков. Затем вместе с атаманом Корелой отправился в стан царевича.
– Пан столь молод, а так много пережил.
– А ты сам, пан? Давно у царевича?
– С начала похода. Был в Самборском замке воеводы Мнишека и пошел служить царевичу.
– А видал пан Марину Мнишек? – вдруг спросил Заруцкий.
– Видел и не один раз, – ответил Нильский. – А что она так интересует пана?
– Дак казаки говорили о редкой красоте той панны.
– Красоте? – удивился Нильский. – Но я не сказал бы, что панна Мнишек большая красавица. А вот гордячка она, каких мало. Желает выйти замуж только за государя. Верит в свой высокий жребий от рождения.
– Пан говорил с ней?
– И не один раз.
– А посмотрела бы та панна, скажем, на меня? – вдруг спросил Заруцкий.
– На простого казака? Пан шутит. Она и на князей мало смотрела. Панна Мнишек метит много выше.
Больше Заруцкий не говорил о Марине Мнишек. Но много бы подивился пан Ян, если бы мог видеть будущее. Место сего казака при первом самозванце не было великим. Но при Лжедмитрии Втором он поднимется высоко. И Марина Мнишек именно сего атамана изберет своим фаворитом. Это от него она родит сына Ивана. Но все это было еще впереди.
– Скажи мне, пан Ян, отчего тебя отправили одного? Дорога на Коломну опасна.
– Возможно те, кто послал меня, верят в мою удачу.
– Удачу? Пан шутит?
– Я не знаю того, пан атаман. Я исполняю приказ. Хотя удача не отвернулась от меня. Ведь повстречал же я тебя на своём пути.
– Может и так, а, может, и нет.
– Что пан атаман хочет сказать? – спросил Нильский.
– Только то, что одному ныне опасно на дорогах Московии.
– Мой господин пан Замойский, коронный гетман Речи Посполитой, когда посылал меня в Самбор к Мнишеку, также не дал мне сопровождения. А дороги и у нас опасны для одинокого путника.
– Ныне война в нашей державе, пан. И коли надобно убрать кого с пути, то лучше нету, как отправить его гонцом.
– Ты про что говоришь, пан атаман?
– Может от пана хотят избавиться? – прямо спросил Заруцкий.
–Но мне доверили послание. Хотя…, – Нильский вспомнил слова юродивого. – Хотя совсем недавно мне была предсказана смерть. Это сказал один странный человек, в рваной одежде и увешанный цепями.
– Юродивый? – спросил Заруцкий.
– Да. Он сказал, что меня ждет смерть, если я не вернусь домой.
– И пан не поверил ему? А иногда юроды пророчат судьбу. Может зря пан отказался возвращаться?
– Я не могу вернуться, пан атаман. Я должен сначала получить то, зачем я сюда пришел.
– Пан пришел за золотом?
– Нет. Я пришел за женщиной. И та панна станет моей.
– Или пан примет смерть, как ему предсказано.
– А что есть смерть, пан атаман? Жизнь человека слишком коротка. Дыхание наше есть дым, а любовь есть искра. За неё стоит рисковать…
***
Ян попрощался с атаманом Заруцким:
– Спасибо тебе, атаман! И за охрану, и за компанию.
– Было приятно поговорить с паном.
– Пусть удача и далее сопутствует пану атаману.
– И тебе удачи, пан шляхтич. Буду рад встретить тебя еще раз и выпить с тобой вина.
– Может мы, и встретимся с тобой в Москве, пан атаман.
– Прощай!
Ян въехал в крепость. Ему были известны пароли и его сразу пропустили в ворота без досмотра. Охранная воротная сотня стрельцов была явно не на стороне Годунова.
Нильский слышал их разговоры. Все только и говорили, что о царевиче Дмитрии Ивановиче. В городе на торге он быстро узнал, где имеет жительство Афанасий Нагой.
– А тебе зачем сие надобно, молодец? – спросил торговец сбитнем Нильского.
– Дак посмотреть желаю на него.
– Посмотреть? – сощурился торговец. – Ныне наш воевода не сильно жалует тех, кто смотреть на Афанасия любит.
– Есть люди и повыше вашего воеводы, – сказал Нильский.
– Есть, – согласился торговец.
– Тогда пусть пан торгует и не задает лишних вопросов. Скоро Димитрий Иванович будет в Москве. Пан слышал, что его войско идет на Москву?
Сбитенщик побледнел и пожелал Нильскому счастливого пути…
***
Афанасий Нагой, брат царицы Марии, давно ждал людей от царевича Димитрия. Конечно, он хорошо знал, что объявившийся наследник, никакой не царевич, а самозванец. Он помнил тело своего племянника с перерезанным горлом. Он помнил, как голосила над мертвым младенцем сестра. Никак не мог выжить Димитрий Иванович. Давно схоронен настоящий сын Грозного в склепе в церкви Угличской.
Но ведь в самозванца поверили на Руси. И может он помочь отомстить роду Годуновых. А именно этой месью и жил Афанасий. Более ничего ему было не надобно.
И вот оно послание!
Он сломал печати и вытащил листы.
Писал Богдан Бельский:
«…И будут вам, Нагим, от царя многие почести оказаны. Снова вы, Нагие, станете царскими родичами. Скажет (произведет) всех братьев Нагих новый государь в бояре и вернет все отнятые у вас вотчины и новыми наградит…»
Афанасий оторвался от бумаги.
– Ишь как звонит Богдан Яковлевич! Всё готов обещать!
Нильский с удивлением посмотрел на Нагого. Тот спросил шляхтича:
– Ты, пан, лично не знаешь Бельского Богдана?
– Прибыл к тебе, боярин, от имени государя Димитрия Ивановича.
– Сие Бельский пишет, а не государь. Хотя обещает он мне и роду моему великие милости от имени царевича Димитрия. Занадобился Афонька Нагой и братья его.
Нильский согласился, что для дела Димитрия Ивановича нужен этот боярин и его братья.
– А ты видал ли царевича? – вдруг спросил Нагой.
– Много раз.
– И что? Он царевич? Неужто веришь в сие?
– Того мне не знать, боярин.
– Хитришь. Всё ты знаешь. И все знают, что умер сын Грозного. Но что за беда коли кто и назвался именем царевича? И занадобился я дабы признать вашего Димитрия моим племянником и законным наследником трона на Москве.
– В том будет большая выгода для пана Афанасия.
Нагой засмеялся в ответ.
– Выгода? На сей раз не упущу я выгоды. Но месть для меня важнее. Месть проклятому роду годуновскому! Я готов сие сделать, пан. Готов и я, и братья мои сие сделают. И сестра сделает! В том клятву даю! Это ведь по приказу Бориски тогда младенца убили! И я видел тело царевича в крови. А потом меня за сие еще и на пытку поставили. Не уберег царского сына! Годунов поставил на пытку.
Афанасий снова стал читать письмо и время от времени смеялся. Нильский даже подумал, что сей человек не в своем уме. Ему хотелось задать один вопрос – Где Елена?
Нагой окончил чтение и внимательно посмотрел на шляхтича.
– Пан лях?
– Ян Нильский. Поручик гусарской хоругви.
– И пан служит нашему царевичу?
– Так!
– А с чего пану служить?
– То не есть дело пана! – сказал Нильский в ответ.
Нагой сразу согласился и сказал:
– Оно так, сие не мое дело, пан кавалер. Однако и про тебя здесь написано.
– Обо мне? – удивился Нильский.
– О тебе, пан кавалер.
– Я персона незначительная.
– Но о тебе помнят персоны значительные. Хотя, сие не на добро тебе, пан.
– Что пан желает сказать?
– Токмо то, что сказал. Плохо когда великие персоны вспоминают о малых. Вот про тебя Богдашка Бельский пишет. А знаешь, кто такой сей Бельский? Не знаешь! А я его давно знаю. Кого хош продаст! Мать родную продаст.
– Я лично не имею чести знать пана Бельского.
– Интриган он великий. Всем, кто наверху, угодить желает. И может из-за того и про тебя вспомнил.
– Но я не понимаю…
– Иди пан отдыхать. Мои холопы отведут тебе покои. Ты устал с дороги.
– Но я бы хотел спросить…
– Все потом, – прервал его Нагой. – Потом говорить станем. Не ныне. Успеем еще наговориться. Не завтра чай помирать.
Нагой позвал слуг.
Вошла плотная молодая девка в сарафане и поясно поклонилась Афанасию.
– Сего пана отведи в покои наверху. И пусть пан отдыхает! Все лучшее постели! Дабы пан был доволен!
Девка снова поклонилась. Афанасий приказал Нильскому идти за ней. Ян понял, что сейчас задать свой вопрос он не может…
***
Москва.
События.
30 мая 1605 года.
Гаврила Пушкин и дворянин Наум Плещев прибыли к Серпуховским воротам Москвы. Там они осадили коней и обратились к толпе от имени самозванца.
– Люди!
– Люди московские! Прислал нас милостивый наш господин царевич Димитрий Иванович! Скорбит он вместе с вами на многие неправды, что обрушились на вас по вине Годуновых! Пришел светлый царевич сие исправить!
– Так помогите его милости навести порядок в его отчине!
Стража у ворот не сделала попытки арестовать этих двоих за мятежные речи. Вместе с Пушкиным и Плещеевым в город въехали три сотни казаков атамана Корелы.
К Годуновым сразу помчался гонец. Это стрелецкий пятидесятник отправил его. Сам он с горсткой верных стрельцов ничего сделать не мог…