Глава 13
Борьба продолжается.
Москва.
Разбойный приказ.
Январь 1605 года.
Дьяк Патрикеев, грозный глава Приказа, сидел в пыточной и смотрел, как стараются палачи. Настоящие были искусники дела своего.. Пытаемый уже столько претерпел, а все был в сознании.
– Говори! – кричал подьячий.
Тот молчал и только пучил глаза.
– Жги! – подьячий отдал приказ палачу и тот приблизил горящий веник к истерзанному и обожжённому телу.
– Скажу! Мочи нет! Все скажу!
Подьячий велел палачу веник убрать.
– Вот так лучше, дядя. А то молчишь или лаешься. Не по-доброму делаешь. Говори все, что знаешь.
– Мне велел говорить про царевича один хожалый человек.
– Кто сей человек? – спросил подьячий.
– Имя ему Иван. И часто он бывает в кабаке государевом у заставы. Там речи говорил и меня и еще троих нанял смущать толпу на Москве.
– Стало быть, заплатил он тебе?
– Заплатил, – сказал мужик. – Ослобони от пытки. Сил нет более!
– А кто те иные людишки, что вору продались?
– Один здесь. Рядом со мной он. Имя ему Петруха Постник.
– Тот? – дьяк указал на второго мужика.
– Он самый. Меня с ним Петруха и свел. Говорил, что тот человек прибыл от самого царевича.
Патрикеев приказал подьячему поставить к пытке иного мужика.
– Этот пусть пока полежит там. А то много для одного дня. А мы с Постником потолкуем.
И вот нежданно ворвался в подвал сам царский оружничий Семен Клешнин.
– Семен Андреевич? – удивился дьяк. – Вот радость. Не чаял тебя здесь увидеть.
– А я решил найти тебя немедля, дьяк. Государь недоволен!
Патрикеев попросил Клешнина пройти за ним в небольшую нишу. Там никто их беседы не услышит. Они сели на крепкие табуреты. Клешнин снова сказал:
– Государь недоволен, дьяк!
– Недоволен? Мною, али тобой, Семен Андреевич? – усмехнулся дьяк.
– Смел ты стал ныне, – сказал Клешнин. – Али думаешь мне конец вскорости?
– Как можно, Семен Андреевич! Ты друг мне.
– Знаю я тебя хитреца. Мыслишь, что и после Бориса нужда в тебе будет?
– Что такое молвишь, сударь? Государь, слава богу, жив.
– Я только от него, дьяк. Совсем плох великий государь.
– И что? – с тревогой спросил Патрикеев.
– Лекари у него. Но боюсь не жилец более Борис Федорович. А стало нам ждать перемен. Вот ты, дьяк, думаешь, проскочить. Всем Приказ Разбойный надобен. Но вот не подумал, что если самозванец верх возьмет?
–Дак и ему мой Приказ надобен. Тебе бояться нужно, Семен!
–А вот и врешь, дьяк. Ты так думаешь от того, что не знаешь, что князь Сумбулов Василий Андреевич ныне в ближней думе у самозванца. Ему только дай до Москвы добраться, он с тебя три шкуры спустит. Али позабудет он тебе свои обиды, дьяк?
– Сумбулов Васька?
– Он. В большом почете он при воре. То сведения верные.
Патрикеев не на шутку испугался. Сумбулов не простит его никогда. Он станет мстить и мстить жестоко. В этом Клешнин прав.
– Но армия самозванца разбита. Чего бояться? – спросил дьяк.
– Разбита, но соберется вновь. Бояре наши воеводы самозванца не прикончили. Дали уйти. Смекаешь зачем? Князья Шуйские уже в его сторону глядят!
– Не может того быть!
– Я знаю, что говорю!
– А царевич Федор Борисович?
– Удержит ли сей вьюнош трон? Борис Федорович глыба не человек. А Федор кто?
– Дак коли мы поможем ему?
– Про то и будем толковать, дьяк. Как трон за наследником Годунова удержать.
– Многотрудно сие, – сказал Патрикеев. – Скажу тебе откровенно, Семен, не сильно наши знатные хотят видеть царем Федора.
– Про то и мне давно известно. Но это как к делу подойти…
***
Крепость Рыльск.
1 февраля 1605 года.
Царевич Димитрий Иванович с небольшим отрядом прискакал в крепость Рыльск. Смелость его покинула, и он был на грани отчаяния.
Местный воевода князь Долгорукий принял царевича и приказал приготовить баню. Но Димитрий от бани отказался.
– Некогда, Григорий Борисович! Воинство то наше рассеяно! Гетман Дворжецкий с трудом пробивается к Путивлю. Поляки не желают мне больше служить. Так-то! Ротмистр Фредер лично бесчестил меня и требовал денег!
– Ротмистр посмел сказать плохое слово царю? – удивился Долгорукий.
– Слово! Он сказал, что желает, чтобы меня посадили на кол.
– И что сделал государь?
–Дал ему кулаком в зубы. Но 50 человек после этого покинули мое войско и отправились обратно в Польшу. Видишь, как все повернулось, воевода.
Но Долгорукий совсем не испугался.
– Одно поражение не беда, государь.
– Князь, со мной всего 700 человек. Это все кто сохранил верность.
– Но воевода Сумбулов уже в Кромах со своим отрядом.
– С остатками своего отряда, князь, – поправил его царевич.
– Скоро у Сумбулова снова будет две или даже три тысячи. Многие пристанут к нему. Государь, в твоих руках сильные крепости Кромы, Путивль, Чернигов. Воевать можно!
– Но как долго они будут моими, князь? Вот к тебе под стены скоро нагрянет князь Шуйский с отрядом в пять тысяч. А у тебя здесь сколь?
– Триста человек стрельцов, государь, – спокойно ответил Долгорукий. – Да горожане поднимутся. Будет еще человек триста. Отстоим Рыльск, государь.
– И горожане станут за меня до конца? – спросил Димитрий.
– В том не сомневайся, государь. Станут все как один. Слишком ненавидят они Годунова…
***
Следующим утром царевич Димитрий Иванович покинул Рыльск и отправился со своим отрядом дальше. Долгорукий советовал ему укрыться к крепости Путивль и там ждать подкреплений от Мнишека и короля.
И Долгорукий свое слово сдержал. Все горожане поднялись против Шуйского и три дня обороняли город. Они отбили все атаки, и Шуйский потерял под стенами больше ста человек. Ему пришлось отступить к Севску. Продолжать осаду в условиях зимы было трудно. Стрельцы стали роптать.
К тому же казаки атамана Корелы стали нападать на обозы Шуйского. Армия голодала.
Дворянские полковники просили воеводу дать отпуск ополчению.
– Вы сошли с ума? – вскричал Дмитрий Шуйский. – Рыльск не взяли и изменщиков не наказали!
– Но у меня вчера пало десть лошадей, князь! – сказал полковник Аникей Кузьмин. – Мои ратники ничего не получили из припасов. Завтра начнут резать лошадей.
– За сие будем вешать! – строго сказал князь.
– Слишком круто, князь, – смело произнес полковник. – И дела тем не поправить.
– Что? Как смеешь? Я воевода! Вон из моего шатра! Вон!
Полковник Кузьмин побледнел от обиды и покинул шатер, не поклонившись своему начальному воеводе.
На следующее утро все 500 ополченцев-дворян Кузьмина покинули лагерь Шуйского самовольно…
***
Крепость Кромы.
1 февраля 1605 года.
Князь Сумбулов получил от царевича должность начального воеводы в крепости и право набирать войска для будущего похода.
Шляхтич Ян Нильский прибыл в крепость 1 февраля с отрядом в сто казаков. Он после битвы при общем отступлении едва не угодил в плен. Рейтары Розена убили под ним коня, и шляхтич остался пешим. Но его спас Петр Демецкий. Он со своими казаками отогнал конницу противника и Нильский заполучил лошадь убитого капитана рейтаров.
Гетман Дворжецкий отправил его с донесением к Сумбулову в Кромы.
– Ты спас мне жизнь, пан Петр. Я твой должник. Помни про то, что у тебя есть друг. За Нильскими услуги не пропадали.
– Пустое, пан Ян. Ты настоящий воин. Мне жаль, что ты не с нами в моем отряде.
– Что делать, пан Петр. У меня иное дело. Доставлю письмо князю Сумбулову и отправлюсь искать панну Елену. Ведь меня сия война интересует лишь из-за неё. Могу тебе в этом признаться, пан.
– Я давно это заметил, пан Ян. И хочу тебя предостеречь. Не принесет тебе сия страсть ничего хорошего.
– Как знать, пан Петр. Ведь пока до победы царевича далеко.
– С чего пан так думает? Неужто из-за проигранной битвы? Пусть пан вспомнит мои слова, когда царевич войдет в Москву. Пан видел, чем закончилась битва? Мы бежали. Бежали и они могли нас преследовать. Но не сделали этого.
– Но армии наши рассеяны. Наемники стремятся домой.
– Скоро у меня соберется не менее трехсот казаков. У атамана Корелы их не менее 2 тысяч. И наемники вернутся вместе с воеводой Мнишеком. А твой путь, пан Ян, лежит в Путивль?
– Да. Ведь Елена наверняка осталась там. Не могла же она выступить вместе с войском.
– Панна была в Путивле. Про то я слышал. Но вот осталась ли она там? Этого не знаю, – сказал Демецкий…
***
В Кромах Нильский и Демецкий расстались. Пан Ян сразу направился к воеводе.
Князь Василий Андреевич Сумбулов сидел в большой палате вместе с дьяком Тихоном Сысоевым. Они обсуждали положение. Дьяк жаловался, что де казну разворовали лихие людишки.
Нильский вошел в палату и поклонился князю.
– С посланием от гетмана!
Сумбулов принял пакет. Сломал печати и достал лист. Ничего нового гетман не сказал. Он и сам знал, что крепость сдать не должен.
– И стоило гонца гонять ради сего. И сам знаю, что делать надобно. Имею на то приказ царевича.
– Я только исполнил приказ, пан воевода.
– Да и его сотня казаков пригодятся нам! – сказал Сысоев. – Лишними не будут.
Нильский взглянул на дьяка. Тот был одет нарядно. На нем зеленые сафьяновые сапожки, шапка со смушкой с галуном. Бархатный синий зипун, под которым была шелковая алая рубаха.
Сам Нильский переодеться не смог. Он был в кожаном колете, поверх которого была кольчуга. Его кунтуш солидно испачкан. Он был в нем в бою. Да и дорога дальняя.
– С чего к воеводе в таком виде? – строго спросил Сумбулов. – Али этикету не учен?
– Учен, князь, – спокойно ответил шляхтич. – Да видишь ли все вещи мои пропали в битве. Под Добрыничами обоз наш достался людям Годунова. Так что иного платья не имею. Прости на том, пан воевода.
Сумбулов успокоился. Шляхтич не ерепенится, и гонору не показывает.
Он спросил:
– Пан имеет задание отправиться отсюда в резиденцию воеводы Мнишека?
– Так, пан воевода. Обратно я уже вернусь в составе воинства пана Мнишека.
– Пан воевода Мнишек присоединится к отрядам царевича в Путивле?
– Да. Так и будет. И снова начнется новый поход.
– Дай бог! – сказал Сумбулов. – Когда покидаете нас, пан Нильский?
– Завтра утром я отправлюсь в путь…
***
Крепость Кромы.
2 февраля 1605 года.
Но выехать утром Нильский из крепости не смог. Отряды дворянской кавалерии Шереметева появились под стенами и перекрыли пути отхода. Конная казачья разведка едва успела укрыться за крепостными воротами.
– Теперя нам отсюда хода нет! – сказал десятник.
– Их много? – спросил дозорный.
– По всем путям стоят. У меня двух казаков убили. Отборная конница. Если бы они были без тяжелых доспехов, то нам бы не уйти. Всех бы порубили.
Дозорный поправил шапку и пробормотал молитву…
***
Полки стрельцов подошли к крепости и начали строить осадный лагерь. У русского воеводы был царский приказ взять Кромы и повесить всех людей самозванца.
Нильский в полдень присоединился к Сумбулову, который со стены осматривал позиции осадной армии.
– Не успел ты город покинуть, пан Нильский. Видал? Стрелецкие приказы подошли.
Нильский принял трубу у князя. Всмотрелся.
Зеленые кафтаны стрельцов Пискаревского приказа. Серые кафтаны пушкарей. Но артиллерии он не заметил.
–Пушкари есть, а пушек нет. Не могу понять.
–А чего понимать? – спросил дьяк Сысоев, кутавшийся в шубу. – Вскоре и пушки подвезут. Вишь, как пушкари все для пушек ладят?
Внизу показались всадники с белыми платками. Их было трое.
–Эгей! – закричал один, воеводе Сумбулову. – Воеводу кличь!
–Я воевода, – Сумбулов склонился со стены. – Чего надо?
–От имени воеводы, боярина Шереметева. Велю отворить ворота. Государева воля.
–Да и у меня государева воля! Царевич Димитрий Иванович велел нам здесь стоять и его дожидаться!
–Какой царевич, воевода? На Москве великий государь! И его воля закон.
– Но не для меня! – ответил Сумбулов.
Всадники удалились.
Сумбулов посмотрел на Нильского.
– Что скажешь, пан шляхтич?
– Если они подвезут пушки, то нам здесь будет тяжело.
– Но Кромы необходимо удержать. Иначе все дело царевича может рухнуть.
– Я стану драться на стенах с твоими воинами, князь. Моя сабля к твоим услугам…
***
Москва.
Дворец Годунова.
19 февраля 1605 года.
Борис Годунов был совсем плох. Врачи советовали ему отрешиться от дел и немного отдохнуть. Но как он мог себе это позволить? Самозванца не поймали и не разгромили окончательно. Измены множатся даже в самой Москве. Крутые меры помогали мало. Все больше и больше черни склонялось к самозванцу.
Бог наказал его многими хворями. Много ли жизни ему осталось? Успеет ли укрепить трон за Федром?
В покои царя вошла царица Мария Годунова.
– Борюшка.
– Это ты, Маша?
– Тебе легче?
– Нет, Маша. Дни мои уже сочтены.
– Не говори так, – сказала жена. – Господь милостив.
– Наказует меня господь за грехи мои.
– Но ты все делал во имя государства.
Годунов усмехнулся.
– Ой-ли, Маша! Все ли во имя державы? Но и для себя старался я. Трона жаждал. Почета большого. Царь Федор Иванович многое дал мне. И я чем ответил?
– Но тогда по-иному нельзя было! Не казни себя, Борюшка.
– И кровь царевича на мне. На мне, Маша.
– Оставь думать про это.
– Не могу. Как не думать, Маша? Что ждет нашего сына Федора? Что отдам ему? Я крепил государство многие годы, а что отдаю сыну? Смуту!
– Верные люди помогут Федору.
– Вот только где найти сих людей? Кто верен, Маша? Ведаешь ли, что некие знатные особы самозванцу предались. И служат ему! А сколько еще завтра к нему сбежит?
– Басманову надобно власть над войском отдать.
– Басманов роду не великого. Не станут под него многие воеводы. Сама сие знаешь…
***
В покои царя тихо вошел рында.
– Государь. Оружничий Клешнин просит возможности говорить!
– Веди его сюда!
Мария Годунова не любила Клешина.
– И чего приперся?
– Маша. Семен человек верный. Не обижай его. А лучше оставь нас.
Мария Годунова ушла. Борис встретил старого товарища приветливо.
– С новостями, Семен Андреевич?
– С новостями, государь Борис Федорович.
– Говори.
– Получил я грамотку от моего человека в стане самозванца. И сказано там, что отправлена на Москву некая девица именем Елена.
– И что? – не понял Клешнина царь.
– А то, что сия девица была во всех городах, которые самозванцу двери отворили.
– Что сказать хочешь? Она моих воевод на путь измены толкнула?
– Именно, государь Борис Федорович.
– И как она сие сделала?
– Говорит она от имени самозванца! И красоты та баба редкостной. И приходиться самозванцу сестрой.
– Что-то не слыхал я про его сестру.
– Сестра она Юшке Отрепьеву, Елена Отрепьева. Сие показал дядя самозванца дворянин Смирной-Отрепьев.
– И чем опасна девица на Москве?
– Тем, что послал её самозванец к воеводе Басманову!
– К Басманову? Отчего к нему?
– По всему видать, что он вскорости большим воеводой станет, государь.
– И сие поняли в стане самозванца? А не слишком ли много они знают про наши дела, Семен?
– Дак и самозванец имеет свои глаза и уши на Москве, государь.
– Ты хочешь сказать не на Москве, а в моем дворце?
– Истинно так, великий государь, – согласился Клешнин.
– А мы узнали от твоего человека про девку Отрепьеву. Дело ли сие, Семен?
– Новости эти важные, государь.
– И что сможет сделать девка? Не тем занимаешься, Семен. Надобно иных врагов искать. Они как змеи шипят вокруг трона моего. Умри я завтра – что станется? Помысли!
– Бог того не допустит, Борис Федорович! Еще поправишься.
– А коли нет? Надобно и подумать, как трон под моим сыном Федром укрепить.
– Коль скоро воеводы твои вышибут воинство Отрепьева из русских земель.
– Что нового о самозванце? Где он?
– Говорят в Путивле!
– Говорят? А что твой человек точно не знает?
– Самозванец с отрядом покинул основное войско. Но не верю я, Борис Федорович, что возьмут твои воеводы мятежные города.
– И что делать?
– Басманова отправить вон из Москвы! В войско под Кромы.
– Нет, – сразу отказал царь. – Басманов здесь надобен. Там Шереметев справится.
– Коли захочет он Кромы взять. Ведь бегут дворяне из войска! По имениям разбегаются.
– Без приказа? – спросил царь.
– А на что им приказ, коли воеводы им бежать не препятствуют?
– Но Басманова отправить в армию не могу. Он здесь надобен при моем сыне. Случись чего, ему верные люди будут надобны.
– Что велишь с девкой Отрепьевой делать?
– Излови! Сие не будет трудно. Приметы Отрепьевой ведь имеются?
– Имеются, государь.
– Вот и лови! Чай то дело много людей не потребует. Троих пошли и они все сделают тихо.
Царь откинулся на подушках. Он устал. Заботы его быстро утомляли. Клешнин поклонился и вышел вон…
***
Семен Андреевич был недоволен. Царь никак не велел наградить верных, и не выразил ободрения ему. Мало ценит царь людишек. Ранее не таким был государь Борис Федорович…
***
Крепость Кромы.
18 февраля 1605 года.
Осадные пушки прибыли к крепости и пушкари стали их устанавливать. Шереметев сразу подметил слабые места обороны.
– Ставить пушки повыше! – приказал воевода. – С этих мест вести огонь сподручнее. И стены там слабые.
– Верно, боярин, – согласился один из полковников дворянской конницы. – А как проломы в стене будут, так мы Кромы сразу захватим.
– Мало людишек-то у Сумбулова.
– Да и те не станут стоять за самозванца. Одно дело в города входить без боя, а иное держать их противу пушек.
Шереметев сказал полковнику:
– А тебе, друг мой, готовить своих людей к штурму.
– Они давно готовы, боярин. Застоялись и потому ропот среди них идет. А как кровь прольют, то и ропот забудется.
– И твои ропщут? – нахмурился Шереметев. – Что за напасть такая. Что ни полк, то солдаты шепчутся.
– Дак ведь не поляков бить идем. Своих.
– Своих? Это Васька Сумбулов свой? Изменник он!
– Оно так, – согласился полковник. – Но мои люди говорят, что сражается он за царевича. За русскую кровь.
– Самозванец и вор Юшка Отрепьев не царевич.
Полковник снова согласился с воеводой. К чему было спорить…
***
Князь Сумбулов с тревогой наблюдал за осадными работами со стены.
– Видал? – он повернулся к Нильскому, который его сопровождал.
– Они ставят пушки.
– Я сам сие вижу! Как нам удержать крепость?
– Не думаю, что это возможно. Со второго штурма они ворвутся в город. Нам поможет лишь милость божия, князь. Их слишком много.
Сумбулов понимал, что шляхтич прав. И задумал хитрость. Но Нильскому про то сообщать не стал.
Вечером он призвал к себе дьяка Сысоева.
– Дело есть к тебе, Тихон.
– Говори, князь.
– Видал, что под стенами? Завтра начнут обстреливать крепость и нам конец.
– Сам видел. Но что ты задумал?
– Одно нас может спасти. Коли воины Шереметева на приступ не полезут.
– И как их уговорить? Там московские стрельцы да дворяне.
– Письмо подложное.
– Какое?
– Подложное письмо. Я уже составил его. В там сказано, что Бориска Годунов представился. Забрали черти его душу.
Дьяк понял, что это сработает. Ай да князинька. Это даст им несколько дней. А там кто знает, что произойдет.
– Мне его доставить?
– Тебе, дьяк. Более верить не могу никому. Доставишь сие до передовых постов армии Шереметева.
– Сделаю, князь…
***
Дьяк Сысоев исполнил то, что обещал и даже больше. Он открыто появился среди воинства Шереметева. Дворяне приняли его и слушали его слова.
– Бориска Годунов направил вас воевать против своего природного государя.
Дворяне поддержали его:
– Оно так!
– А сейчас наши имения в разор пошли.
– И ради чего сей поход?
– Наказует нас господь, что против сына Грозного идем!
Сысоев продолжил:
– Что дал мне Бориска за верную службу? Я ли не трудился в Приказе? И вам тоже будет. А от царевича получите много! Димитрий Иванович слов даром не бросает. Он жалует верных! Вот в крепости князь Сумбулов за него стоит! А с чего против Бориски пошел? Обидел его Бориска и князь истинному царевичу присягнул. И пожалован он от государя много. А коли царевич Москву возьмет, то все по-иному станет в державе!
Один из дворян спросил:
– А, правда, что Бориска помер?
– Помер! Такой слух есть, – сказал Сысоев неопределенно. – Но доподлинно сие неизвестно. Скрывают бояре на Москве правду от народа.
– Оно так! Они разве скажут истину?
– А нам зимой как воевать? Да еще против своих!
Сысоев сказал:
– А чего вам воевать? Идите к домам. Коли Бориска не помер, то вскорости помрет. И вам полное прощение будет. И награда!
– И то верно! Чего нам здеся пропадать?
– Пойдем к домам!
– А полковник чего скажет?
– А мы и спрашивать не станем.
– Верно! Пойдем к домам!
Дьяк понял, что дело сделано. Штурма не будет…
***
Утром Сысоев вместе с воеводой осматривал вражеские позиции. Были видны погасшие костры. Часть войска ушла из лагеря самовольно, не отпросившись у начальства. Оставшиеся стали роптать и собирались в кучки. Были слышны крики и ругань.
Сысоев сказал:
– Многие от воеводы сбежали. Видал, князь, как они засуетились?
– А ты молодец, дьяк. Вон как все повернул!
– Да и ты, князь, голова! Все ведь это тобой самим придумано.
– Придумать это одно, а там все выполнить, рискуя головой, это иное.
Князь Сумбулов обернулся и подозвал шляхтича.
Нильский подошел.
– Теперь, пан, ты сможешь проскочить, коли захочешь.
– Поеду! – сказал Нильский.
– Не побоишься?
– Нет. Я один проскочу! Никакого сопровождения не нужно.
– Письма тебе не дам никакого, пан. Мало ли! Коли поймают, то письмо тебя до петли доведет. А так скажешся купцом али еще кем.
– Спасибо тебе, князь…
***
Путивль.
18 февраля 1605 года.
Воевода Мнишек прибыл в стан царевича с шестью тысячами отборного войска. Полторы тысячи гусар, тысяча казаков и три с половиной тысячи немецкой пехоты.
Словно тростник колыхались копья панцирной кавалерии – крылатых гусар, которые были гордостью Речи Посполитой. Развевались знамена, шелестели на ветру перья гусарских «крыльев». Офицеры были в леопардовых шкурах поверх доспехов с чеканкой. На их шлемах пышные плюмажи из страусовых перьев.
Мнишек гордо ехал впереди на вороном жеребце, упрев правую руку в бок. Его тяжелый подбитый мехом плащ был откинут назад. Воевода надменно смотрел на встречавшую его толпу.
Он обернулся к своему офицеру, который держал в руках королевскую хоругвь34.
–Пусть посмотрят те схизматы на настоящее войско. Один вид наших гусар приводит москалей в трепет.
–Но они больше приветствуют казаков, чем нас, пан воевода, – ответил молодой шляхтич-знаменосец.
–Чего можно ждать от схизматов? Да и нет здесь людей благородных.
В толпе орали приветствия казакам. Кричали славу царевичу Димитрию.
За конницей стройными рядами прошли 1500 мушкетеров, 1800 пикинеров и двести пушкарей. Обветренные лица солдат немецкой пехоты, их решительность и выучка хорошо подействовали на встречавших.
Мнишек и его офицеры спешились у дома царевича. Тот сам вышел встречать Мнишека. Этого требовала вежливость, ибо самозванец знал обидчивость пана Юрия.
Воевода отвесил поклон Димитрию Ивановичу:
–Рад видеть государя в добром здравии!
Царевич Димитрий обнял Мнишека и расцеловал по русскому обычаю.
–Спасибо тебе, пан Юрий!
–Мог ли я не выполнить своего долга, государь?
–Теперь надежда снова есть.
–Я обещал от твоего имени, государь, большие денежные выплаты войскам.
–Выплаты? – спросил царевич. – Но денег у меня сейчас почти нет.
–Я снова сделал заем, государь. Часть платы гусары уже получили. Немцам пришлось заплатить полностью. Они не двинулись бы в поход без платы.
–Ты еще раз спас меня, воевода! Обещай все, что хочешь! Как возьмем Москву – все отдам! Со всеми расплачусь!
Мнишек со своими офицерами были приглашены на пир к царевичу.
Димитрий Иванович снова оделся щеголем. До этого он пребывал в состоянии уныния и перестал следить за собой. Его новый приближенный хитрый Гаврила Пушкин много выговаривал ему за то.
И вот на царевиче богатый новый аксамитовый35 польский кунтуш синего цвета, препоясанный шитым золотом кушаком. На пальцах перстни и на боку дорогая сабля.
Его сопровождала русская свита, что неприятно поразило Мнишека. Откуда они появились при дворе? Когда успели выползти из своих щелей?
Кто этот хитрый худой делец Пушкин? Воеводе сразу не понравились его глаза и его угодливая ухмылка.
За Пушкиным в зал вошли: дворянин Наум Плещёв, дворяне из Рязани братья Ляпуновы. Все они сели неподалёку от царевича. Это был знак особой милости.
–Гетман, – Мнишек тихо обратился к Дворжецкому. – Тебя не пугает все это?
–Русские подле царевича? Но что они могут без наших солдат, пан Юрий?
–Это пока, пан Станислав. Пока. Но в Москве как все повернется?
–Гаврила Пушкин здесь совсем недавно, пан Юрий.
–Но он уселся по правую руку от царевича. Интересно где будет ныне мое место?
Но для него Димитрий избрал место рядом с собой по левую руку.
– Особый почет воеводе Мнишеку! – произнес самозванец. – Садись вот здесь, воевода! Ты еще не сказал мне как Марина?
– Я привез послание от дочери! Она ждет встречи с тобой, Димитрий.
– Все сделаю, чтобы приблизить час встречи с моей панной. Извелся я здесь совсем.
– Мы снова начнем поход, Димитрий.
Гаврила Пушкин предложил всем поднять кубки за здравие государя великого Димитрия Ивановича. Гости дружно выпили и зал наполнился приветственными криками.
Мнишек склонился к уху царевича:
–Скажи мне, пан Димитрий, кто сей господин?
–Гаврила? Верный мне дворянин. Много пользы от него будет моему делу. Слыхал ли последние вести из Москвы?
–Нет, пан Димитрий. А что там?
–Бориска Годунов призвал ведуний и колдунов дабы узнать сколь ему еще править. И некая Дарьица сказала ему, что быть ему царем недолгое время! И станет на Москве царем сын его Федор! И вот здесь понадобятся мне верные люди вроде Пушкина. Не быть щенку годуновскому на царстве больше месяца!
–Сей человек столь влиятелен? – спросил Мнишек.
Димитрий не ответил определённо:
–Мне служат многие, пан Юрий. Но самое главное, что ты привел войска. Настоящие солдаты лишь ускорят мою победу.
–Я видел, многие присоединились к царевичу в то время, что меня не было.
–Это так, – согласился царевич. – Но среди них все больше казаков да крестьян. А мне нужны крылатые гусары и хорошо подготовленная пехота. И ты мне их привел! Твое здоровье, пан Юрий!
***
На следующее утро к Мнишеку пришел гетман Дворжецкий. Еще во время пира пан гетман сказа Мнишеку, что им нужно серьезно поговорить о важном деле.
–Рад видеть пана воеводу в добром здравии, после вчерашних многих возлияний, – приветствовал Дворжецкий пан Юрия.
Мнишек попросил гетмана сесть на стул.
–Я не могу понять, пан Станислав, что произошло в стане царевича, во время моего отсутствия.
–Русских вельмож стало при дворе царевича больше. Разве не того ты хотел, пан Юрий? Холопский бунт был тебе не по душе. И вот сюда потянулись бояре и дворяне московского государства.
–Но они оттеснили от царевича поляков. Как мог ты это допустить, гетман?
– В том наши офицеры сами виноваты, пан Юрий.
– Что ты говоришь, гетман?
– А вспомни, воевода, как наши гусары после поражения под Добрыничами окружили царевича и оскорбляли его, требуя денег? Трудно держать в узде наемников. Тогда наш царек совсем скис.
Мнишек с этим согласился.
Дворжецкий продолжил:
– Во время твоего отсутствия, пан Юрий, нас при царевиче осталось мало. А здесь как раз явился Гаврила Пушкин и сумел произвести впечатление на Димитрия. Затем появились дворяне рязанские Ляпуновы.
– Братья?
– Да. Захарий и Прокопий. За ними стоят многие дворяне из Рязани. Там недовольны Годуновым. И это они удержали царевича от отъезда.
Мнишек не понял гетмана:
– Какого отъезда, пан Станислав?
– А ты не знаешь, пан Юрий? Наш «царевич» пал духом, после того как мы прибыли в Путивль. Вести до нас доходили самые плохие. Часть поляков сбежала. Годуновские воеводы потрепали казаков.
– И что?
– Царевич Димитрий решил уехать из Путивля в пределы Речи Посполитой.
– Этого делать нельзя! – вскричал Мнишек.
– Я сказал ему это. Но разве он послушал? Уперся, что ему нужно уехать. И тут помогли Пушкин и Ляпуновы. Они не дали царевичу покинуть пределы Московского царства и убедили его продолжать борьбу.
– Похоже, что мне нельзя покидать Димитрия надолго, до тех пор, пока мы не возьмем Москву.
– Это верно, пан Юрий. Тебя он слушает. Но это не главная проблема.
– А что еще случилось? – спросил Мнишек.
– Панна Елена отправилась в Москву.
– Я это знаю, пан Станислав.
– И пана это не беспокоит? – спросил гетман.
– Она много раз покидала лагерь и отправлялась вперед. И пока мы с этого имели много добра, пан Станислав.
– Ранее и меня это мало беспокоило, пан Юрий. Но теперь она отправилась в столицу Московии.
– И что с того?
– А то, что она, против поляков при особе царевича.
– Против? Но это мы добудем Димитрию победу.
–А после нашей победы она советует отказаться от польской помощи. Заплатить войскам и отправить их домой. А здесь станут править сами московиты.
–Её влияние на Димитрия не столь велико.
–Это твоя ошибка, пан Юрий. Она недавно высказала мнение, что де царевичу следует взять русскую жену.
–Что? – вскричал Мнишек.
–Ты хорошо слышал мои слова, пан Юрий.
–И где она такое сказала?
–В компании русских дьяков, что сопровождают царевича еще от Самбора. Мне донес о том слуга, подкупленный мной.
–И что она сказала точно?
–Что де сильно много хотят поляки. Она считает, что достаточно будет рассчитаться с нами деньгами и отправить обратно в пределы нашей отчизны.
–Про это я уже слышал, но что по поводу моей дочери?
–Марина Мнишек плохая партия для московского царя. Так считает панна Елена.
–Что? – вскипел Мнишек. – Да чего они стоят без нас? И у нас есть договор!
–Вот и высказала Елена мнение, что не стоит выполнять сей договор, пан Юрий.
–Как не стоит?
–А так.
–Я никогда не соглашусь на это!
–Я передаю пану воеводе все, что слышал, – сказал гетман. – И меня волнует Елена. Ранее она не была столь активна и отличалась только красотой. А ныне она поняла, какие услуги оказала царьку.
Мнишек задумался.
– Они уже диктуют волю царевичу. Состав его ближней думы расширился. И там все русские кроме пана Бучинского. И эти князья, и бояре говорят о крепости царевича в православии.
– Но это мы еще посмотрим. Пока они нам нужны. А отправить нас обратно из Москвы будет не так просто. А что до Елены…
Мнишек сделал паузу. Дворжецкий внимательно посмотрел на воеводу.
– Я имею договор с Димитрием. И моя дочь станет московской царицей, если Димитрий станет царем. И этого никто не изменит! Я не для того столько вложил в это предприятие, чтобы отдать часть моей добычи! Часть шкуры московского медведя моя!
– И что с ней делать?
–Со шкурой?
–Нет. С Еленой.
–Мы в этом случаем можем помочь людям Годунова.
–Помочь?
–Они ведь ловят сторонников Димитрия. Ловят и казнят. Вот и пусть поймают Елену. А мы поможем Димитрию отомстить за сестру.
–Значит…
–Мы отдадим её врагам. А Годунов сейчас лютует на Москве. И не пощадит девки.
–А если он станет торговаться, используя её как заложницу, пан воевода? Что тогда сделает царек, если его сестра попадет в руки Годунова?
–Пан гетман, все еще не понял нашего Димитрия? – усмехнулся Мнишек. – Ему нет дела до сестры. И коли она погибнет за него – он лишь обрадуется.