Глава 8
Диагноз фюрера
Вустров.
Резиденция рейхсфюрера СС.
Июнь, 1944 год.
Бригаденфюрер Танцман хотел использовать свое нынешнее высокое положение для будущего. Он понимал, что Германии Адольфа Гитлера скоро не станет. Союзники России открыли второй фронт и маловероятно, что рейх протянет еще хоть год.
Гитлер все больше погружался в мистицизм и постоянно повторял, что провидение спасет его. Внешний вид фюрера подтверждал мнение о том, что у него все больше проявляются симптомы болезни Паркинсона. Рейхсфюрер СС Гиммлер даже встречался по этому поводу с профессором де Кринисом.
После консультации де Криниса Гиммлер сам вызвал Танцмана в Вустров. Когда они гуляли по лесу, рейхсфюрер сказал ему:
– Вы знаете, доктора Эдмунда Форстера, Танцман?
– Нет.
– Не знаете? Странно. Это известный профессор неврологии из университета в Грайфсвальде. И именно этот человек лечил Адольфа Гитлера в 1918 году. И я хочу знать его мнение.
– Мнение о состоянии здоровья фюрера?
– Да. Но я не могу беседовать с ним как с де Кринисом. Ищейки Кальтенбрунера и Бормана сразу донесут об этом фюреру. Потому эту миссию я возлагаю на вас, Танцман. Сделать все нужно осторожно. Сами понимаете, что защитить я вас не смогу в случае провала.
– Я сделаю это, рейхсфюрер. У меня есть возможности стать «невидимкой».
– Вот и отлично, Танцман. Жду вас с подробным докладом. Говорить станем здесь же среди деревьев, где никто нас с вами слышать не может.
* * *
Танцман встретился с доктором Форстером. Он представился господином Шварцем. Хотя профессор сразу понял, какую организацию он представляет.
– Мне известно, профессор, что вы однажды лечили солдата, пострадавшего 14-го октября 1918 года от газовой атаки.
– Я помню этот случай. Солдат пострадал от боевого отравляющего вещества, который имеет название «Желтый крест». Солдат потерял зрение. И врачи считали, что оно к нему никогда не вернётся.
– Но именно благодаря вам, профессор, этот солдат снова стал видеть. И звали солдата Адольф Гитлер.
– Вы хотите знать о том, как я лечил фюрера? – спросил старый профессор. – Это запретная тема, герр Шварц.
– Но тогда, в 1918 году, он еще не был фюрером. Этот разговор останется тайной.
– Мне уже так много лет, что мне не о чем беспокоится, герр Шварц.
– Итак, вы можете рассказать о лечении раненного солдата?
– Вы хотите знать о психическом состоянии фюрера, герр Шварц? Действительно в 1918 году я лечил ослепшего солдата Гитлера, когда от него отказались иные врачи. Но я верил, что смогу вернуть ему зрение. Тепрь я думаю, что сделал это напрасно.
– Мне бы хотелось узнать подробнее о лечении, герр профессор.
Форстер ответил:
– Около двух месяцев я пытался подобрать ключи к подсознанию раненого солдата, которого звали Адольф Гитлер. И я выяснил, что молодой человек крайне самолюбив. И это болезненное самолюбие открывало мне «двери». Я применил сеанс гипноза к больному.
– И что?
– Всё было мимо, герр Шварц. Я уже готов был сдаться.
– Но не сдались.
– Я попробовал последнее средство. Ввел его в гипнотический транс и сказал: «Ты на самом деле ослеп, но один раз в 1000 лет на Земле рождается великий человек, которого ждет великая судьба. И, возможно, что именно тебе предстоит вести Германию и её народ к великой цели. И если это так, то Бог вернет тебе зрение!»
– И фюрер стал видеть именно тогда?
– Да. Зрение вернулось к нему. И он был просто потрясен. Он принял мои слова за пророческие.
– А они такими не были?
– Нет. Я сказал все это просто так. Ради эксперимента. Я лишь хотел вылечить его. И я даже предположить не мог, что Гитлер так отнесется к моим словам.
– Странно, но я никогда не слышал про это. Хотя фюрер любит подчеркивать свою избранность.
– После 1939 года я живу в полном забвении, герр Шварц. Даже агенты гестапо перестали следить за каждым моим шагом, как было в начале 30-х годов[47].
– Но вы решились рассказать все это мне.
– Я вижу, что вы человек заинтересованный. Хотя не хочу выяснять кто вы и откуда. Зачем старику знать лишнее. Но человек этот болен. И болен психически. В пятьдесят лет он почти старик. А это возраст, когда мужчина еще в расцвете сил. Я могу это утверждать, когда мне далеко за 80 лет. Но вот мужчина ли фюрер?
– Что вы имеете в виду, профессор.
– Вы слышали историю актрисы Ренаты Мюллер?
– Рената Мюллер? Это та, что покончила с собой?
– Рената весьма красивая женщина добивалась близости с фюрером. И, как говорят, добилась её. Правда после этой близости она вдруг решила выброситься из окна. А до неё покончила с собой Гели Раумбаль, молодая племянница фюрера. Официальная версия – застрелилась. Но не думаю, что это были самоубийства, герр Шварц.
– Однако, герр профессор, Ева Браун, довольно долго рядом с фюрером. И она не собирается сводить счеты с жизнью.
– Я не знаю, какие у них отношения, герр Шварц. Но этот человек болен! И он стоит во главе Германии в такой час…
* * *
Танцман снова прибыл в Вустров. Он сообщил Гиммлеру диагноз, поставленный Форстером.
– Мнение профессора – болезнь Паркинсона, вызванная органическим поражением головного мозга.
– Фюрер считает, что профессор Эдмунд Форстер был озарен свыше и увидел будущее, – сказал Гиммлер.
– А вот сам Форстер в этом сомневается, – ответил Танцман.
– Сейчас многие сомневаются, Танцман. Вы знаете историю самоубийства актрисы Ренаты Мюллер?
– Она выбросилась из окна, насколько мне известно.
– Но почему она это сделала, Танцман?
– После того как она добилась личного свидания с фюрером? – Танцман был осторожен.
– Здесь нас никто не слышит. Поэтому под этими деревьями вы можете говорить свободно. Знаменитая актриса мечтала о свидании со сверхчеловеком. Но сразу после этого свидания она была совсем не в восторге от того, что пережила.
– Но кто может знать столь интимные подробности, рейхсфюрер?
– Я это знаю, Танцман. Отношения Ренаты и фюрера носили ярко выраженный садомазохистский характер. И в роли жертвы выступал сам фюрер, а не она. Гитлер унижал себя сам и твердил, что недостоин компании такой звезды как Рената.
– И вскоре после одного из таких свиданий она выбросилась из окна?
– После первой их встречи фюрер пожелал продолжить отношения с Ренатой. Должно быть, она выполнила все предписания фюрера, и он был доволен связью. Но настроения Ренаты не остались тайной для гестапо.
– Что вы хотите сказать, рейхсфюрер?
– Актриса впала в депрессию, – ответил Гиммлер. – И её направили в один из лучших санаториев СС для лечения. И там она в октябре 1937 года благополучно покончила с собой.
– Но это был не суицид?
– Нет. Ренату убили. Тайна фюрера должна остаться тайной для Германии и мира. Так значит, профессор подтверждает диагноз фюрера? Впрочем, разве это новость для меня? Я знаю обо всех странностях и патологических наклонностях фюрера. Он настолько увлечен сидящими внутри него демоническими силами, что забыл, как выглядят естественные отношения с женщиной. Потому судьба Ренаты меня не удивляет. А во время его политических выступлений фюрер вгоняет себя в такое вакханальное бешенство, что полностью истощает себя.
– Но вам его диагноз известен давно, рейхсфюрер?
– Симптомы болезни Паркинсона проявились у фюрера еще в 1943 году, – ответил Гиммлер. – А рецепты и лечение доктора Мореля только усилили симптомы болезни. Но Морель считает, что все это связано со способностью фюрера к массовому внушению. Именно после 1943 года ненависть фюрера к евреям усилилась до степени патологии. Они винит международное еврейство в поражениях Германии на фронтах. Он считает, что Рузвельт и Черчилль агенты евреев. И во время нашей последней встречи Гитлер сказал: «Боже, покарай Англию!»
– Вы полагаете, что с Гитлером более ничего нельзя сделать? – спросил Танцман.
– Хотя я сам редко вижу фюрера, но все его поступки говорят о том, что для нас настало время действий.
– Рейхсфюрер…
– Танцман! Если мы проиграем на этот раз, то спасения уже не будет. Вы меня поняли?
– Да, рейхсфюрер…
* * *
Танцман понимал, что Гиммлер станет осторожничать. Займет выжидательную позицию и станет искать свои выгоды. Рейхсфюрер желает, чтобы Танцман принял на себя основной удар. А сам он в случае чего просто откажется от него. Именно поэтому он и послал его к профессору Эдмунду Форстеру. Никаких сведений Гиммлеру было не нужно. Он все знает о состоянии здоровья фюрера как никто другой. Но ему был нужен компромат на Танцмана, если дело повернется так, что понадобится козёл отпущения.
А если Гитлер узнает, что бригаденфюрер СС Генрих Танцман копался в его прошлом, то спасения не будет. И наверняка люди Гиммлера позаботились о том, чтобы доказательства его визита к Форстеру остались…
Глава 9
Подозрения бригаденфюрера Танцмана
Берлин.
Принц-Альбрехт-штрассе.
Кабинет бригаденфюрера Танцмана.
Июнь, 1944 год.
Бригаденфюрер Танцман еще раз прочитал отчеты агентов.
И снова обратил внимание на оберхельферин Еву Шрат. Она быстро делала карьеру. Простая переводчица и машинистка из канцелярии в Ровно. Затем переводчица в управлении криминальной полиции во Львове. И вот она уже в Берлине в аппарате РСХА.
Продвигает её оберштурмбаннфюрер Вильке. И Танцман взял фройлен Шрат на службу в Берлине по его рекомендации. Конечно, её проверили. Но достаточно ли хорошо? Да и можно ли до конца верить самому Вильке?
«А если она специально «подсажена» к нам? Если это операция Кальтенбрунера? Ведь самому Вильке её вполне могли подставить. Ева отправилась служить в Ровно из Берлина».
Он вызвал адъютанта.
– Личное дело оберхельферин Шрат мне на стол.
– Да, бригаденфюрер.
Вскоре он уже листал страницы паки с фото Евы Шрат на обложке.
«Она прибыла в канцелярию генерального комиссара Эриха Шёне и проработала там совсем мало. Однако ей дали прекрасную характеристику. Исполнительна и образована. Никаких порочащих связей в Ровно. Занималась только работой. В интимных связях с офицерами вермахта не замечена. Вела себя в Ровно как монашка. Хотя другие женщины из подразделения связи целомудрием не отличались. Заводили интрижки с офицерами штаба. И подобным образом Еву характеризует её начальник во Львове штурмбаннфюрер Шенк. И вот она в Берлине и сразу после того, как в Берлин перевели меня. А если это Кальтенбрунер? Ведь Ева стоит близко к Вильке, а Вильке мой офицер по особым поручениям. Лучшего источника информации и придумать нельзя. Еву нужно еще раз проверить. И на этот раз дело стоит поручить не Вильке. Сам Вильке, и никто из моих офицеров вообще не должны ничего знать об этой проверке. Нужно просить помощи у старого приятеля Вилли Бока».
Он приказал соединить его с Грюннерштрассе-12 (управление гестапо Берлина):
– Штандартенфюрера СС Вильгельма Бока.
– Это Бок. Кто говорит? – послышалось в трубке.
– Бригаденфюрер Танцман.
– Фридрих? Это ты? Я не узнал твой голос.
– Это я, Вилли, и у меня есть просьба.
– Понятно, что просто так ты не позвонил бы старому приятелю.
– Много работы, Вилли. Я почти не бываю дома. Моим домом стал мой кабинет. Но это еще полбеды. А постоянные разъезды? Разве можно выспаться в машине или поезде?
– Я тебя отлично понимаю. Что у тебя за дело?
– Мне нужен толковый офицер для наружного наблюдения. Специалист в этом деле. У меня сейчас нет никого для этой работы.
– Иными словами ты хочешь кого-то проверить из своего аппарата и не желаешь привлекать своих людей, Фридрих?
– Так ты можешь выделить мне такого человека?
– Но тебе ведь нужен не просто офицер, но целая команда агентов, Фридрих. Наружное наблюдение требует постоянного надзора.
– Мне нужно четыре человека. Лучше пять.
– Фридрих!
– Я не останусь в долгу.
– Хорошо. Я помогу тебе.
– Но человек должен быть настоящим профессионалом. Мне нужен тот, кого ты ценишь, а не человек которого не жалко. Дело слишком ответственное.
– Я тебя понял, Фридрих. Гауптштурмфюрер Лютер будет у тебя уже сегодня.
– Лютер?
– Один из лучших моих сотрудников, Фридрих. Он и с ним четыре человека в команде. Но затем они снова вернутся ко мне. Не вздумай просить Гиммлера, чтобы их оставили тебе навсегда.
– Как ты мог подумать, Вилли.
– Я тебя хорошо знаю, Фридрих.
– Спасибо, Вилли. Я не забуду этой услуги…
* * *
Танцман решил действовать осторожно и приказал отследить все контакты Евы Шрат.
– Она должна быть под наблюдением и днем и ночью. Ваша задача расставить агентов и наблюдать. Всё должно фиксироваться с точностью до минуты.
– Я понял, герр бригаденфюрер, – ответил гауптштурмфюрер Лютер. – Я взял лучших агентов. Она не заметит слежки.
Лютер был мужчиной высокого роста, с широким лбом, выразительными серыми глазами. Руки он имел слишком длинные с тонкими пальцами. Танцману они напоминали лапы паука.
– И никакого вмешательства, герр Лютер. Только наблюдения и фиксация всех связей фройлен Шрат. Мне нужно еще раз убедиться, что она чиста.
– Я уже познакомился с личным досье на фройлен Шрат, бригаденфюрер.
– Вот как? И что можете сказать?
– Ничего заслуживающего внимания там нет. Обычная девушка.
– И я так думал, когда была проведена проверка. Нужно еще раз покопаться в прошлом Шрат. Но это сейчас менее важно. Главное её контакты в Берлине. Все контакты.
– И с её начальником оберштурмбаннфюрером Фридрихом Вильке?
– Да. На эти контакты обратить особое внимание.
– А могу я задать вопрос, бригаденфюрер?
– Говорите, герр Лютер.
– Фройлен Шрат прошла проверку перед получением направления на работу в Ровно в 1943 году. Её как знающую языки отправили в канцелярию генерального комиссара Ровно. А при таком назначении проверка проводится особенно тщательно. В отчете о работе фройлен в Ровно нет ничего подозрительного.
– Но вы читали, что у самого Вильке были сомнения по поводу фройлен Шрат в Ровно, Лютер?
Гауптштурмфюрер согласился:
– Это так. Но тогда герр Вильке занимался делом «Красной вдовы». И у него на подозрении были многие женщины. Но «Красную вдову» Вильке вычислил и фройлен Шрат не имеет к ней никакого отношения.
– Возможно, вы правы, Лютер. Но у меня есть сомнения. И я хочу быть уверен.
– Вы не исключаете факта вербовки фройлен Шрат русской разведкой во время её пребывания в Ровно? – спросил Лютер.
– А разве можно такое исключить, Лютер?
Танцман не все сказал Лютеру. Он совсем не подозревал, что фройлен Шрат работает на русских. Он подозревал, что она работает на Кальтенбрунера. И работает против него. Ведь именно через него они доберутся до рейхсфюрера СС Гиммлера…
* * *
Берлин.
Принц-Альбрехт-штрассе.
Кабинет гауптштурмфюрера Лютера.
Июнь, 1944 год.
Гауптштурмфюрер Лютер до 1940 года служил в отделе армейской разведки «Иностранные армии Востока». Но арест гестапо многих сотрудников этого отдела как членов русской шпионской сети «Красная капелла» мог поставить крест на карьере Лютера. Доверие к отделу после арестов пало, и уже никогда восстановлено не было. Гитлер отказывался использовать информацию, которую они поставляли, даже если она подтверждалась фактами.
Лютеру помог начальник полиции безопасности Гейдрих[48] который взял его к себе. Ему как раз был нужен специалист по Востоку. Гейдрих считал, что военное поражение сильно ослабит советскую систему, и последующая заброска политических агентов в Россию довершит её гибель. Адмирал Канарис тогда не согласился с этой оценкой, на что Гейдрих ответил:
– Это пораженческое заявление, господин адмирал. Фюрер считает, что никто не имеет права так рассуждать.
И адмирал отступил. Но впоследствии и сам Гейдрих сменил мнение, когда план «блицкрига» с треском провалился.
– Из того, как мы сейчас ведем войну, ничего путного не выйдет.
Гейдрих стал рейхспротектором Богемии и Моравии, и Лютер отправился с ним в Прагу. Он мог резко подняться по карьерной лестнице. Но британское Управление специальных операций подготовило ликвидацию Гейдриха. Тот был убит в мае 1942 года. Лютер отличился во время операции возмездия и помог в раскрытии сети британских агентов в Праге.
Лютер арестовал агента Карела Чурду и заставил его говорить. Выяснилось, что британцы скрывались в крипте кафедрального собора Кирилла и Мефодия. Лютер руководил штурмом церкви, в ходе которого все агенты врага были уничтожены.
После этого Лютера перевели в Берлин в гестапо на Грюннерштрассе, 12, под начало штандартенфюрера СС Вильгельма Бока.
Танцман давно знал Бока и был с ним в дружеских отношениях. И вот когда ему понадобился опытный человек, он попросил отдать ему Лютера…
* * *
Лютер всегда относился к порученному делу серьезно. Он подобрал агентов для слежки и лично провел инструктаж.
– Ева Шрат выполняет ответственное задание, господа. И у неё не должно возникнуть и тени подозрения, что она под наблюдением. Вы должны за неделю выявить все связи фройлен Шрат. Все! Даже самые мелкие контакты не должны быть оставлены без внимания.
– Все понятно, герр гауптштурмфюрер.
– Обо всем, что покажется важным, докладывать мне лично!
– Да, герр гауптштурмфюрер.
– Идите. У вас есть все адреса и маршруты.
Лютер стал изучать дело оберхельферин Евы еще раз. Ничего подозрительного кроме одного маленького факта. Фройлен Шрат опоздала осенью 1943 года к месту службы в Ровно на один день. Начальником Шрат тогда был майор фон Ранке, адъютант генерального комиссара Шёне.
Лютер вызвал штурмфюрера[49] Курбиса.
– Курбис, мне нужна срочно вся информация по майору фон Ранке. Он занимал должность первого адъютанта генерального комиссара в Ровно Эриха Шёне.
– Будет исполнено.
Оказалось, что майор фон Ранке ныне служит в Берлине в канцелярии гаулейтера. Лютер позвонил в канцелярию и представился.
– Могу я говорить с майором фон Ранке?
– Майор фон Ранке у аппарата.
– Господин майор, мне нужно срочно переговорить с вами.
– А что случилось, герр гауптштурмфюрер?
– Дело важное и деликатное.
– Это связано со мной? Или с моим погибшим братом?
– Нет, герр майор. Вам беспокоится нечего. Я всего лишь задам вам несколько вопросов.
– А по телефону нельзя? – спросил фон Ранке.
– Никак нельзя, господин майор. Но я не отниму у вас много времени. Могу я навестить вас?
– Я сам заеду к вам, гауптштурмфюрер. Мне так удобнее.
– Это просто отлично, господин майор. Вы сможет через час быть в меня в кабинете? Если нужно я вышлю за вами машину.
– Грюннерштрассе-12 (управление гестапо Берлина)? – спросил фон Ранке.
– Нет. Сейчас я на Принц-Альбрехт-штрассе-6.
– Но это не гестапо.
– Я жду вас в управлении РСХА, герр майор. За вами выслать машину?
– Нет. Я прибуду на своей. Буду у вас через час.
И граф фон Ранке прибыл точно минут в минуту. Вежливость аристократа.
– Что вы хотите знать, гауптштурмфюрер?
– Это подробности по одному делу. Вы тогда служили в Ровно.
– В канцелярии Эриха Шёне? Я был первым адъютантом генерального комиссара. Что вас интересует?
– Оберхельферин[50] Ева Шрат.
– Я хорошо её помню. Но тогда она была просто хельферин. Отличный работник. Такого секретаря у меня еще не было. Быстро печатает и весьма грамотно. Ей дважды повторять приказа не нужно. Умна и исполнительна. Сам генеральный комиссар способствовал, чтобы она получила звание оберхельферин.
– Все это отражено в её характеристике, герр майор. Мне нужно знать иное. В деле отмечено, что фройлен Шрат опоздала к месту службы в Ровно
– Да. Она получила травму на вокзале.
– Вот как? Но в деле про это ничего нет.
– Это мелкий инцидент, герр гауптштурмфюрер. Зачем его вносить в дело.
– Но что вы можете о нём рассказать?
Фон Ранке недовольно поморщился. Ему неприятно, что его оторвали от работы по такому ничтожному поводу.
– На станцию в Здолбуново прибыл эшелон из Германии. Тогда нам прислали пять офицеров и восемь женщин из вспомогательной службы связи и секретаря-машинистку фройлен Шрат. Я встречал их в Ровно, куда они прибыли на автомобилях с охраной со станции городка Здолбунов. Но фройлен Шрат с ними не было. Я стал волноваться и позвонил своему приятелю обер-лейтенанту Орбаку.
– А кто он?
– Служил в фельдгестапо в Здолбунове и Ровно. Он сообщил мне, что никаких происшествий не было. Но далее выяснять я не стал, ибо фройлен Шрат явилась в канцелярию генерального комиссара сама на следующий день.
– Причина опоздания?
– Я уже сказал – травма, которую фройлен получила на вокзале. Ева упала и повредила ногу. Её доставили в санитарный пункт на вокзале. Местный врач подозревал перелом, и фройлен отправили в немецкий военный госпиталь.
– И фройлен имела документ из госпиталя? – спросил Лютер.
– Именно так. Его подписал начальник госпиталя медицинский подполковник.
– Его фамилия?
– Я не помню. Но это можно выяснить по номеру госпиталя.
– Я выясню.
– Не думаю, что вам стоит себя утруждать, герр гауптштурмфюрер.
– Почему же?
– Подполковника этого через неделю захватили партизаны. И его дальнейшая судьба неизвестна. Поэтому вы может выяснить его имя, но что это даст?
– А расследование проводилось?
– Какое расследование, гауптштурмфюрер? В Ровно и Здолбунове осенью 1943-го гибли офицеры позначительнее медицинского подполковника. И гибли они прямо среди бела дня на улицах города. Красные диверсанты смогли выкрасть самого генерала Ильгена. И Ильген был убит. А вы говорите о расследовании по поводу военного врача.
– А документ у фройлен из госпиталя был?
– Я уже сказал, что да. Я сам его читал.
– Но в деле его нет.
– Я не счел нужным его подшивать, герр Лютер. Я ведь записал все подробности инцидента. Что еще?
– Простите, что задаю вам эти вопросы, герр майор. Служба.
– Это все, герр Лютер?
– Еще одно. Потом фройлен перевели от вас?
– Да. Начальник местного Абверштелле майор Лайдеюсер забрал от нас фройлен Шрат. Ему был нужен человек со знанием славянских языков.
– И вы отдали такого специалиста?
– Я не отдал бы. Но это был приказ генерального комиссара Эриха Шёне.
– А почему Шёне отдал такой приказ? Ведь он сам добивался, чтобы ему из Берлина прислали специалиста.
– Мотивы Шёне мне неизвестны. Я получил приказ и выполнил его.
– Спасибо, герр майор. Вы очень мне помогли.
– Я рад, герр Лютер. Я могу идти?
– Да, герр майор, но у меня есть еще один вопрос.
– Готов ответить.
– Вы упомянули имя обер-лейтенанта Орбака.
Майор ответил:
– Обер-лейтенант Клаус фон Орбак. Прибалтийский немец. Служил в фельдгестапо в Здолбунове. Погиб месяц назад.
– Погиб?
– Насколько я знаю, он убит партизанами. Я навещал его сестру в Берлине и высказал соболезнования.
– Его сестра теперь живет в Берлине?
– Да. Но какое это имеет отношение к Еве Шрат? Фон Орбак с Евой знаком не был.
– Как знать, что может пригодиться, майор. Простите если оторвал вас от дел. Больше вопросов нет.
– И я могу идти? Или у вас возник еще вопрос?
– Вы можете идти и еще раз спасибо за помощь, герр майор. Хайль Гитлер!
– Хайль! – вскинул руку фон Ранке…
* * *
Лютера заинтересовали эти «мелочи» из послужного списка Евы Шрат. В 1942 году поступила в армию в ряды Stabshelferinnen – женской вспомогательной штабной службы[51]. Из-за знания славянских языков (польского, русского, украинского) направлена в столицу рейскомиссариата Украина в город Ровно в распоряжение штаба генерального комиссара Шёне.
Но всё в биографии фройлен Шрат было слишком идеально. Кроме того, что её фамилия фигурировала в деле «Красной вдовы».
В двери постучали.
– Войдите, – сказал Лютер.
Вошел штурмфюрер Курбис, агент, курирующий наружное наблюдение.
– Отчет за сутки, герр гауптштурмфюрер.
– Есть что-то интересное?
– Фройлен Шрат около трех часов провела в особняке барона фон Нейрат. Затем вышла на прогулку вместе с фройлен Ельзой фон Нейрат и офицером Генрихом фон Лендорфом.
– Лендорф?
– Это адъютант полковника фон Штауффенберга.
Лютер вспомнил:
– Штауффенберг недавно произведен в полковники и назначен начальником штаба при командующем армией резерва генерал-полковнике Фромме.
– Все верно, герр гауптштурмфюрер. И Лендорф его личный адъютант. Он часто бывает в особняке полковника барона фон Нейрата. Нейрат принимает в своем доме аристократов. И барон был, кажется, дружен с отцом молодого Лендорфа.
– Как долго они гуляли?
– Около получаса. Затем фройлен Шрат покинула особняк барона. И её приняла другая группа наружного наблюдения. Но ничего интересного в дальнейших передвижениях фройлен Шрат не было.
Лютер стал сам просматривать отчет.
– А вот это что? Что это за дом в пригороде?
– Это? Этот адрес фройлен нашла по объявлению.
– Что за объявление?
– О сдаче жиля внаем. Этот район относительно безопасен, герр гауптштурмфюрер. Потому фройлен и обратила на него внимание.
– И она сняла особняк? – удивился Лютер.
– Я не думаю, что фройлен Шрат хотела снять весь особняк. Скорее всего, речь шла о съеме одной комнаты в особняке.
– И она сняла эту комнату?
– Нет. Особняк же занят. Два дня назад его сняла другая женщина. И на этот раз особняк снят полностью. Его хозяйка фрау Герц покидает Берлин и получила разрешение на выезд с дочерью в Швейцарию.
– Вот как? А вы говорите, что нет ничего интересного.
– Я проверил документы через канцелярию гаулейтера Берлина и разрешение на выезд у фрау Герц действительно есть.
– Причина выезда? – спросил Лютер.
– Дочь фрау Герц больна. Нуждается в лечении и спокойной обстановке.
– Я также в этом нуждаюсь, Курбис. Половина Германии нуждается в лечении и спокойной обстановке.
– За фрау Герц ничего нет по нашему ведомству, герр Лютер.
– А что за женщина сняла особняк? Вы это выяснили, штурмфюрер?
– Да, герр Лютер. Я знаю свои обязанности и выполняю их не первый месяц.
– Не хотел вас обидеть, штурмфюрер. Итак, кто она?
– Фройлен Мария Шульце. Недавно прибыла из Варшавы.
– Кто такая?
– Фольксдойче из Польши. Из-за приближающегося фронта решила перебраться в Германию.
– И фольксдойче снимает в пригороде Берлина целый особняк? Она так богата?
– У фройлен Шульце есть жених, и он недавно получил крупное наследство. Так сообщает фрау Герц.
– Но это информация еще не проверенная?
– Я сделал запрос в канцелярию генерала-губернатора Франка. Через два-три дня мы будем иметь сведения о Марии Шульце и её женихе. Хотя, герр Лютер, ведь наш объект совсем не Шульце.
– Но фройлен Шрат посетила Шульце. В вашем отчете сказано, что она заходила в дом и пробыла там около 15 минут.
– Это так, но она приходила по объявлению о сдаче комнат внаем. Там она узнала, что в доме новая хозяйка, особняк арендован полностью. Затем она ушла. Не думаю, что между фройлен Шрат и фройлен Шульце есть хоть какая-то связь. Однако я внёс это в отчет, ибо должен фиксировать всё.
– Вы всё сделали правильно, штурмфюрер. Жду вас завтра с новым отчетом.
– Хайль Гитлер!
– Хайль!
* * *
Берлин.
Принц-Альбрехт-штрассе.
Кабинет бригаденфюрера Танцмана.
Июнь, 1944 год.
Генрих Танцман внимательно выслушал Вильке.
– Еще в 1942 году разработана операция «Валькирия». План операции утвердил сам фюрер.
Танцман знал, что это такое:
– Эта операция – план прикрытия государственных, административных, военных и других жизненно важных внутренних объектов Германии в случае восстания или другой непредвиденной ситуации.
– Я думаю, его и хотят использовать заговорщики. План Валькирия должен осуществляться Резервной армией. И самые важные части этой армии сосредоточены вокруг Берлина. Разработкой плана «Валькирия» в свое время занимался генерал Фридрих Ольбрихт. А Ольбрихт связан с генералом Фроммом, который сейчас на посту командующего армией резерва.
– И можно предположить участие в заговоре фельдмаршала фон Вицлебена, фельдмаршала фон Браухича, генералов Гёпнера, Бека, Гальдера, фон Трескова, – продолжил Танцман мысль Вильке. – Но оставим на время генералов. В том списке, что составила для нас Ева Шрат, была фамилия сотрудника МИДа Ульриха фон Касселя.
– Я это помню, герр бригаденфюрер.
– Но вы знаете, с кем в последнее время связан фон Кассель, Вильке?
Вильке ответил:
– С бароном фон Нейратом. Он частый гость в его доме.
– Это и так понятно, Вильке. Но также Кассель частый гость в доме банкира Ялмара Шахта. Также он дружен с председателем Дойчебанка Йоханесом Попицем. И можно предположить, что заговор коснулся промышленных кругов рейха. А это не просто заговор генералов, Вильке.
– Но если они решатся выступить, то делать это будут военные, бригаденфюрер. Многие из них способны на разговоры, но не на дела. Они займут выжидательную позицию. Тот же командующий армией резерва генерал-полковник Фромм.
– За их спинами стоит хитрый лис Канарис.
– Но адмирал в отставке и пока активной деятельности не ведет.
– Вы говорите о Канарисе, Вильке. Он достаточно хитер чтобы делать все через третьих лиц. Я его хорошо знаю. Что сообщает Ева?
– Добраться до дневника полковника фон Нейрата пока возможности у Евы нет.
– Это плохо, Вильке. Я ведь обеспечил вам такую возможность.
– Но вы сами сказали, что действовать грубо нельзя, бригаденфюрер. Потому проникнуть в кабинет барона не получилось. Зато Ева сошлась с адъютантом полковника фон Штауффенберга Генрихом фон Лендорфом. А он неодобрительно отзывался о фюрере.
– Вильке! Нам известно о недовольстве генералов и политиков. Мне нужно знать, что они предпримут! То, что Лендорф говорит, это одно. Но будет ли он действовать? Вернее будет ли действовать его шеф фон Штауффенберг? Мне нужно знать кто из генералов, и политиков, и представителей капитала за этим стоит. И Ева должна действовать быстро! На долгое раскачивание времени у нас нет.
– Я вас понял, герр бригаденфюрер!
– Вот и хорошо. Действуйте, Вильке.
* * *
Пригород Берлина.
Особняк Марии Шульце.
Июнь, 1944 год.
Фотограф Вилии Оберейтер (Роман Лавров) через партизан получил срочное сообщение из Москвы. Общий Друг (комиссар госбезопасности Нольман) приказал ему срочно покинуть Варшаву и отправиться в Берлин в распоряжение Марии Шульце (старшего лейтенанта госбезопасности Елены Костиной). Нольман выразил недовольство участием Лаврова в польском сопротивлении.
Оберейтер выполнил приказ и через неделю отбыл в Берлин.
В поезде он много общался с офицерами вермахта, что получили отпуска по ранению с восточного фронта. Настроения среди них царили далекие от победных реляций доктора Геббельса. Говорили о «чудо-оружии», которое в скором времени сможет преломить ход войны в пользу Германии.
Молодой пехотный лейтенант говорил:
– Скоро мы сможем остановить большевиков! Разработка нового оружия завершена, господа.
Капитан-летчик покачал головой:
– Не думаю, что все обстоит так, как вы говорите, лейтенант.
– Но вы разве не слушали вчера речь доктора Геббельса, капитан?
– Потому я и возразил вам, лейтенант. Я слушал речь. Но что такого в ней сказал Геббельс?
– Чудо-оружие рейха прошло все стадии испытаний! Вы же летчик! Вам ли не знать!
– Вы о новом самолете? – спросил капитан. – Я слышал про него. Это Мессершмитт 262-«Ласточка». И возможности этого аппарата действительно уникальны. Но дело в том, что подобных самолетов мало. Ничтожно мало, господа. И наладить серийное их производство практически невозможно. Да и где взять летчиков для подобных машин?