Многие ленты цеплялись за колючки своей тканью, оставаясь там и разматывая детские косы, оставляя волнистую копну переливавшихся локонов колыхаться от бега. Чтобы уже сами волосы не застревали среди кустов, она думала какой-нибудь из ещё остававшихся в причёске ярких ленточек обвязать себе все их вместе в собранный хвост, но времени на это совершенно не было.
Её отец, устав бесконечно обращать в пепел чужие стрелы, поступил хитро, но для этого требовалось стоять на месте и сосредоточиться. Пришлось уповать на случай, что за время его концентрации Мирра как-то сама, ловко перескакивая, петляя змейкой и удирая от уменьшавшегося числа преследователей, сможет чуть-чуть продержаться. Если, конечно, пространство вообще ему поддастся, ведь он не практиковался не только эти восемь лет, но и даже какое-то время до её рождения, завязав со своим прошлым ради надежды на будущее. Акаш, придерживая заветную шкатулку, чертил в воздухе спирали, формировавшие пустоты в виде овала.
Необходимо было успеть к моменту, когда Сирильда и Ганс снова, встав на одно колено, дадут залпы из хорошенько натянутых грациозных луков. И в этот миг он расставил свои открытые порталы, тут же с громким хлопком пальцев, чуть не выронив бирюзовый куб, меняя их местами, едва те впустили в себя упругие стрелы.
Таким образом, они, влетевшие в одно пространство, вылетали из другого, изранив самих лучников вместо девочки. Но покончить с ними так легко не удалось, лишь ранить и прервать их преследование на какое-то время. А замерший на месте архимаг готовил из природных сил нечто сверкающее и ярко-зелёное, с переплетением древесных оттенков внутри накопленной большой сферы, из которой выходили крупные заострённые шипы.
Акаш ринулся на помощь дочке, а та уже стремглав неслась к нему, завидев отца среди всей этой кутерьмы. Он ощущал, что сил у него недостаточно, что какой барьер он бы сейчас на неё не повесил, тот не выдержит натиска могучего колдовства от самого архимага. Мужчина надеялся хотя бы толкнуть того плечом, сбить концентрацию, налететь с кулаками, повалить на землю – главное было отвлечь от попадания его разряда прямо в цель.
Тем временем Зик и вправду показывал, что он не рядовой волшебник, а действительно человек, обладавший чуть ли не уникальным даром. Корни окружавших деревьев начинали вылезать из-под земли, приводя те в движение. Все садовые яблони, полосатые берёзы, липы и прочие обращались подвластными ему косматыми великанами, размахивавшими своими кронами и ветвями, словно прибывшее подкрепление на поимку девчонки.
Когда могучий чародей уже готов был явить всю мощь своего заклинания, вокруг него померк весь мир, а сознание погрузилось в пучину темноты, навеянной некромантом, застлавшим тому глаза и не позволяющим попасть по своей дочери. А вот вплотную схватить за кафтан и напасть с кулаками не вышло: Акаша отбросил прочь окружавший Зика барьер.
Вокруг архимага сияла сверкающая янтарным оттенком капсула, поглощающая все заклятья, что швырял в него тёмный чародей, и будто бы становясь от того только крепче. Некромант не мог понять принцип этого заклятья, как полученную чужую энергию такая защита преобразовывала в свою собственную.
Он вытянул ладони вперёд, с расстояния ощупывая эту магию и пытаясь разобраться в сути заклинания. Ведь не могло быть вещи универсальной и абсолютной. И он, и сам Зик это прекрасно знали. Весь принцип магии издревле строился на гонке вооружений, заявленных противоречивой, но абсолютно правдивой истиной: «Нет такого барьера, которого нельзя было бы сломать, как нет и такой атаки, от которой нельзя было бы защититься». Ключ можно было подобрать ко всему: и к защитной капсуле, и к летящему в тебя разряду, главное было сориентироваться и разобраться в структуре.
А здесь Акаш ничего не понимал. Подпитка шла извне, барьер словно требовал себе новых жертв – направленной в него чужой энергии, отчего крепчал и утолщался, всё лучше и лучше защищая могучего колдуна. Попытка некроманта попробовать впитать в себя эту силу, подключиться к ней и заняться энергетическим вампиризмом успеха не принесла, лишь защитным разрядом отбросила ещё дальше под детский вопль «Папа!» увидавшей это всё девочки.
Окровавленный голем-скелет к тому времени покончил с незадачливым любителем сыра, Ганс и Сирильда, получившие несколько ранений от собственных стрел, вытаскивали те под собственные стоны, заливая раны эликсирами, снятыми с пояса, а заодно что-то глотнули из фляг, чтобы как-то унять боль и вернуться на поле боя. В колчанах оставалось несколько стрел, однако, пущенный по три за раз всеми этими залпами, их запас всё-таки довольно быстро истощался.
Чудовище некроманта ринулось на лежавшую на земле Адель, мешая колдовать чёрную с голубыми «нитями» сферу. Но чародейка, не до конца ещё доделав своё заклятье, швырнула его не по намеченной цели, а вбок, в напрыгивающего костяного пса, окружённого тёмно-сиреневой связующей дымкой, раздробив того на составные части и тем самым покончив с големом своего брата.
Архимаг, приходя в себя после насланной темноты, вскинул посох и завращался в своей конической плетёной шляпе на месте, из сверкающей зелёной энергии природной стихии мастеря полупрозрачного змееподобного дракона высотой с пятерых человек. Чудовище обретало детальную форму: узорчатые чешуйки, каждая из которых была покрыта переливающейся руной природы, более светлого тона, нежели окружавшие пластины. Извивающаяся туша, загнутые назад рога, недобро хмурящийся изумрудный взор, пасть в оскале с треугольными зубами и какие-то дополнительные органы осязания на морде, напоминавшие «усики» сома.
А пока Мирра вглядывалась в это огромное «призрачное» чудовище, не представляя, что от того ожидать: лучи из глаз, огненное дыхание, сонм плевков или же выпад вперёд прожорливыми челюстями, пытающимися её схватить и сожрать, рядом из рыжей огненной энергии архимага появлялось ещё одно подобное. Морда весьма отличалась, была с загнутым крючковатым клювом, рога остроконечно вздымались вверх, на лбу виднелся третий глаз с вертикальными веками. Однако остальное оставалось примерно тем же – извивающаяся толстенная туша обхватом со «Старину Джека», множество полупрозрачных рыжеватых чешуек, правда, на этот раз с горящей жёлтым на них руной огня.
Адель скомандовала упырям ринуться на девчонку, однако же никто её не послушал. Вокруг больше не было её четвероногих спутников – каждый пал если не от чар старушки Клотильды, то от заклятий Акаша. Не оставалось более никого, кто бы был подвластен чародейке.
Вокруг, правда, валялись кости умерших животных от разбитого ею некромантического «пса», потому, даже не поднимаясь, в своём давно изодранном дорогом костюме, она, обильно перебирая пальцами, принялась создавать из них своего собственного «голема», уже не в форме пса, а чего-то более ужасного. У создания формировалось шесть ног, но на насекомое оно походило не слишком. Хвоста не было, голова раскрывалась пополам вертикальной пастью с острыми выступающими костями, выполнявшими теперь функцию зубов.
Размера существо было примерно того же самого, что не удивительно: исходные части были всё те же, вот только ростом пониже – на две дополнительные лапы ушла уйма косточек – зато головой покрупнее. Тварь немедленно понеслась за девочкой, едва хозяйка указала в ту сторону и приказала громким уверенным голосом: «Взять её!».
Архимаг тем временем продолжал обращаться к стихиям: рядом с огненным и природным драконом формировался водный – сине-голубой, с перепончатыми ушами-плавниками, без рогов, но с составным гребнем, ещё большим количеством чувствительных усиков и жаберными щелями, не выполнявшими сейчас никакой своей функции, просто именно так волшебник представлял и визуализировал для себя морского змея.
Ждать себя не заставил и белый, олицетворявший стихию воздуха: широкие ноздри, выпирающий рельефный лоб, грива из мельчайших длиннющих перьев, более напоминавших мех. А последним Зик возвёл коричневого дракона земли с обилием всячески пластин, рогов и наростов, с приплюснутой, но от того не менее зубастой мордой, глубоко посаженными глазами, глядящими словно факелы из нутра пещер. И все пятеро змеев начали срастаться в единую стихийную гидру, пока некромант всё это время подбирал ключ к защитному барьеру волшебника.
Со стороны это смотрелось, словно от золотистого эллипсоида вокруг занятого магическими пассами мужчины тянулись чёрные дымчатые нити к земле с разных сторон, будто некий огромный паук оплетал яйцо. Тёмная энергия вкрадывалась в саму структуру оборонительного заклятья, не подпитывая, а разрушая его энергетику. Буквально рассеивая её, заставляя отмирать.
Помимо этого, дабы защитить дочь от костяной нечисти, созданной своей сестрой, подобно тому, как Зик возводил из колючих растений преграды, Акаш создавал квадратные стены черноты, по сути являвшиеся всего лишь проекцией звёздного неба. Как если бы глядящий на эти стены человек смотрел вверх, над собой, а не вперёд.
Это не требовало много затрат, скорее относилось к тактике иллюзий. Сил уже оставалось мало, и он берёг их на какое-нибудь последнее, самое сильное заклятье в своей жизни. Может, защитное, может, атакующее, а стихийный дракон, закончив свою трансформацию из нескольких организмов в один длинношеий и многоглавый, начал нападать на некроманта, как на ближайшую из двух целей, заодно защищая своего хозяина-волшебника, пока девочка, уже начиная выдыхаться, стремительно бежала от костяного чудовища.
Но Мирра двигалась не просто так, не наобум и не хаотично, как могло бы показаться на первый взгляд, с учётом запутанного и петляющего маршрута. Она вела своего преследователя в сторону лучника, целящегося сейчас в её отца. Один ловкий бросок тому под ноги, сжавшись в комочек, максимально прижимаясь к земле – и вот уже хищная костяная пасть уродливой составной твари сносит с ног несчастного Ганса, хватая его вместо успевшей ловко улизнуть девочки.
Волосы совсем растрепались, от былого многообразия мелких косичек не осталось и следа. Отсюда лучше было двигаться не дальше, мимо этой схватки живого скелета с вопящим стрелком, к которому уже спешила сестрица этого несчастного, трепыхавшегося в вертикальной пасти чудовища, а к отцу или вообще прочь. Благо был один путь к отступлению, где лежал растерзанный другой такой нежитью труп дворфа. Однако неподалёку уже поднималась на ноги и Адель. Мимо своей злонамеренной тётки бежать было опасно, впрочем, вряд ли это выглядело более пугающим, чем гигантский дракон из пяти стихий, от атак которого старался увернуться её отец.
Синяя голова испускала брызги, бурая плевалась булыжниками, пламенная, разумеется, дышала огнём, а с разных сторон ещё шастали ожившие деревья, намеренные схватить ветками и опутать своими корнями. Некромант создавал отвлекающих фантомов – заклятья страха в виде клыкастых черепов, крупных летучих мышей, воронов и тому подобного, что кружились бы вокруг многоглавой гидры, назойливо оттягивая всё внимание на себя.
На самом деле подобный приём чаще имел смысл напугать жителя империи или животное, но так как гидра была создана исключительно из магии, своего, как такового, разума её головы не имели, а потому в прямом смысле напугать дракона было попросту невозможно, лишь провоцировать на какие-то ближайшие объекты.
– Ганс! Братик! – рыдала вступившая в схватку с костяным порождением Адель Сирильда.
Стрелы закончились вовсе и притом абсолютно никак не помогали. С ножен на поясе были выхвачены клинки с тёмно-зелёными рукоятками и сиреневыми узорами по контуру необычных по форме загнутых лезвий с прорезями и завитками. Женщина вкладывала всю ярость в удары, отсекая костяные куски от уродливой твари, но спасти брата уже не было никаких шансов. Слёзы капали с остроконечного подбородка на истерзанные останки, ярость кипела в груди, и, не закончив биться с чудовищем, крича имя своего погибшего брата, гонимая сильным и прожигающим всё изнутри желанием мести, Сирильда двинулась в погоню за девчонкой.
Сзади Мирры послышался свист и несколько ловких скачков. Разъярённая гибелью брата лучница стремительно её нагоняла, неслась теперь с орудиями ближнего боя – крупными кинжалами, больше даже похожими на маленькие мечи. Удирать от такой проворной и ловкой преследовательницы у девочки просто не хватало сил.
Спасал лишь образовавшийся «лабиринт» из стен черноты и терновых кустов, за которыми можно было спрятаться, исчезая из поля зрения девицы в синем капюшоне. От её лица виднелись лишь маленькие, сосредоточенно сжатые губки и острый подбородок с румяной нежной кожей, обрамлённый свисавшими с обеих сторон из-под капюшона колыхавшимися светлыми волосами цвета платины.
Не было времени даже отдышаться, к тому же огненная пасть гидры попадала и по живым деревьям, и по колючим кустарникам, сжигая те. Это как бы в каком-то смысле портило планы мага, но теперь мешало и самой Мирре скрываться от озлобленной Сирильды, мечтавшей вонзить той ножи в спину или схватить да заколоть в грудь, перерезать горло.
То, что сама лучница была ранена в плечо и левую часть живота, никак не сказывалось на её нынешней скорости и сноровке. Обработка ран позволила потерять на время чувствительность в тех местах, а принятое внутрь пойло позволяло ещё меньше думать о собственных порезах.
Малышка споткнулась о корень живой липы, тут же поднявшей её за ногу в воздух, опутывая сильнее и сильнее, как напавшая душащая змея. Сарафан закрыл весь обзор, ориентироваться стало практически невозможно. На слух это получалось очень уж скверно, потому как, если гидру и голос отца она ещё слышала, произносимые архимагом тексты заклинаний тоже выдавали его местоположение, а вот Адель и лучница, ставшая кинжальщицей, могли настичь её беспомощное тело в любой момент, да и где был сам Локдерон, она не видела.
Когда Мирра попыталась самостоятельно что-то сделать, её ладошки от гнева и пережитого ужаса засверкали, направляя тёмно-фиолетовое пламя на живой ствол, поджигая всё дерево разом. Хотя даже и его точное расположение она сейчас не знала, вращаясь в воздухе. Просто повезло удачно направить руки. Слышался треск и клёкот, оживлённая древесина буквально стрекотала и вопила под натиском магического пламени, причём никогда до этого девочка не замечала за собой чего-то подобного. Ни разу не испытывала достаточно сильных негативных эмоций и не думала упражняться в колдовстве.
Никогда прежде она не злилась настолько, чтобы вокруг начинал формироваться неведомый вихрь, не имевший никакого родства с истинным местным ветерком. Она открывала в себе новые силы, загоралась контуром синеватой ауры, доходившей до ног и атакующим своими мелкими язычками кольца опутавшего его ногу корня.
Вырваться удалось, вот только удар о землю был очень болезненным. Она упала спиной, сильно ударилась в области лопаток и верхними косточками начала позвоночника. Сбилось дыхание, невозможно было сразу подняться и начать бежать, да и изрядно устать за всё это время она весьма успела.
Сверху возникла фигура прыгнувшей Сирильды. Только сейчас, на краткий миг, Мирра смогла увидеть всё её лицо. Тонкие змейки бровей под преисполненными ненависти оливковыми глазами, яростный оскал и складки сморщенной от него кожи вокруг на пару с широко раскрывшимися ноздрями. А в руках эльфийки сверкали всё те же искусные лезвия диковиной формы.
Маленькие детские пальчики попытались выдавить хоть немного пробуждавшейся магической энергии. Хватило бы и одной молнии, просто ту от себя оттолкнуть, но девочка очень боялась не успеть или что у неё не получится. Не было сил встать, возможности перевернуться или даже откатиться, она не знала, как себя защитить, как сделать какую-то стену, щит или полноценную сферу барьера вокруг себя. Открыв наследственный дар, Мирра не знала даже элементарных принципов построения энергетических заклятий, но пыталась произвести хоть что-нибудь.
А потом Сирильду снёс ударивший сбоку чёрно-серый поток. Искажающий её наряд толстенный луч, шире человеческого роста, сдавливающий мышцы, наводящий морок на сознание, слепящий глаза чернотой и отбрасывающий ту далеко прочь. Девочка могла лишь лежать и дышать, пытаться собраться с силами, чтобы подняться, пока ей вообще давали такую возможность.
– Ты! – Свалившийся с головы капюшон оголил остроконечные уши сопящей и разъярённой Сирильды, трясшейся после случившегося, но поднимавшейся вновь на ноги.
Девочка оглянулась к источнику луча, доставившего той столько страданий. Она была уверена, что то был её отец, однако же из сгущавшегося ночного тумана вышла Адель в сопровождении полуразрушенного костяного голема, чья пасть уже не смыкалась, лап осталось пять, и потому тварь прихрамывала.
Лицо чародейки с привычной надменности сменилось серьёзным выражением во взоре. Мышцы под нижними веками нервно подрагивали от внутреннего волнения, а вид зрачков как бы выдавал всё её внутреннее замешательство – правильно ли она поступила. Переходить дорогу отряду Локдерона и самому архимагу означало, по большому счёту, подписать себе смертный приговор. Силы её невелики, возможности брата тоже на исходе, а девочка, хоть и проявила дремавший все восемь лет внутри себя дар, абсолютно им не владела и мало чем могла бы помочь.
И всё равно этот снёсший в прыжке вооружённую лучницу-кинжальщицу от тела ребёнка луч выдавал сделанный чародейкой выбор. Вся жизнь была как чаши весов, метание туда-сюда. Отказ от брата, выбравшего некромантию как путь к собственному величию. Отказ от сына почти по той же причине. А теперь всё выглядело как отказ от всего того, чьим идеалам служила и кому подчинялась. От тех, кто казнил Бенджамина, кто хотел убить и остановить Акаша, от тех, кто сейчас угрожал её племяннице.
Виной тому, естественно, было отнюдь не враждебное поведение Сирильды в отношении какого-то там переделанного ею существа из костей местных крыс да пташек. Это Адель ничуть не волновало. Акаш, глядя теперь на сестру, считал, что внутри неё что-то переключилось. Она будто прозрела, поняв, что сражается не на той стороне, хотя ещё недавно сама мастерила иссиня-чёрное заклинание, которое должно было сгубить Мирру или хотя бы парализовать, что в такой схватке практически несло неминуемую гибель.
Чародейка жалела весельчака Боруса, который рассказывал великолепные гномьи сказки. Было жаль Ганса, задаваку, конечно, но всегда имевшего свой стиль и шарм, а заодно способного перепить в таверне любого, оставаясь практически трезвым или хотя бы вменяемым. Отряд Локдерона пережил уйму приключений, прошёл сквозь ссоры, дружбу, потери и приобретения. Но она, видимо, так и не ощутила с ними себя связанной какими-то узами. Они не были её семьёй.
А сейчас, встав на защиту девочки, выступив против бывших друзей, казалось, внутри себя Адель чувствовала, что поступает правильно. Даже прекрасно осознавая, что её навыков и способностей попросту не хватит, что это дорога в никуда и никого она здесь сейчас не спасёт, она всё равно приняла именно это решение и ей отвечать теперь за все его последствия.
– Предательница! – бросила ей скалящаяся полуэльфийка.
– Да, я такая, – принимала свою сущность Адель. – Всю жизнь это слышу. Но меня куда больше волнует, как вы бездумно можете подчиняться приказам, требующим от вас подобного. Скажи мне, тебя не мучают кошмары? – создавала она вокруг себя густой фиолетовый дым, порождавший своими формами чудовищные морды и лица за её плечами. – Тебя просят убивать детей, а ты беспрекословно выполняешь. Как ты только живёшь с такой совестью, – качала статная дама головой.
– Ты сама только и твердила, что девчонку нужно ликвидировать! Сама собиралась её убить здесь и сейчас! – бросила свой взгляд Сирильда на поднимавшуюся с земли Мирру.
– Да, но я-то задумалась над тем, что я делаю, и отказалась быть чьей-то покорной марионеткой. Переосмыслила свои ценности, – отвечала Адель.
– Тебя не трогала совесть, когда мы вырезали всё поголовье волчат в лесах Лонгшира, ни с той девчонкой-вампиршей, ни когда мы выслеживали бастарда лорда Моркхена и тот убил мальчишку-наследника у нас на глазах. Что-то ты не ринулась на него, а тут вдруг спохватилась! – восклицала постепенно приходящая в боевую готовность Сирильда, отдышавшись после падения.
– Лорд ещё получит своё, что я могла сделать? Воскресить того в виде зомби? Я некромант, а не священник. А вампиршу, к твоему сведению, я не убила, – отвечала на это чародейка.
– Что?! Ты ослушалась приказа ещё тогда? Ты взяла колья и пошла в склеп, вышла и заявила, что с ней покончено! – негодовала лучница.
– А разве нападения не прекратились? Я сделала то, о чём меня просили. Избавить деревеньки от её ночных налётов. Я рассказала ей поучительную сказку, одну из тех, что у костра бурчал нам Борус, и уговорила малышку перейти на кровь лесных животных. Охотиться на оленей куда интереснее, чем караулить на ночных улочках людей, – рассказывала ей Адель.
– Предательница! Из-за твоей девчонки погиб мой брат! И из-за твоей шавки некромантской! – глядела та на ковыляющего голема.
– Он тоже мог бы задуматься, чем мы занимаемся. Как и дворф, метавший топоры в восьмилетнего ребёнка. Ты всё ещё уверена, что бьёшься на правильной стороне? – спрашивала у неё Адель.
– Мне всё равно на приказы Локдерона, я отомщу вам обеим за Ганса, а больше мной ничего в этой жизни не движет! – терзаемая чудовищной болью утраты, сжимая покрепче оба крупных кинжала длинными пальцами, в плотных чёрных перчатках, светловласая Сирильда ринулась на чародейку, намереваясь искромсать ту на куски.
Та в ответ мастерила порхающие вокруг себя клинки из чёрных молний с сияющим контуром, управляя таким оружием и отражая атаки. Между ними то и дело вспыхивали инфернальные дымки и завесы, сбивающие с толку, но вооружённая кинжалами Сирильда действовала решительно, размахивая сверкающими лезвиями.
Чародейка энергично металась корпусом своей изящной фигуры из стороны в сторону, била соперницу по ногам, нагибаясь и проворачиваясь, отталкивала от себя разрядами, но те выглядели какими-то слабыми вспышками: видать, силы некромантшу уже покидали.
Акаш тем временем уже подключился энергией тьмы к барьеру архимага, носясь вокруг и защищаясь от многочисленных выпадов магической гидры. Летели камни, пылало пламя, кое-где земля обращалась скользкой грязью от крупных плевков воды. На одном из таких мест отец девочки и распластался, не удержавшись на ногах.
Мирра тонко взвизгнула, испугавшись за него, и ещё раз произошло то же самое, что и тогда от её крика на родную тётку. Голос буквально испускал мощные потоки, не создавая ветра, как такового, но содрогал всё нутро могучему чародею и вводил в эдакий ступор созданное им чудовище, вступал в резонанс с чарами, из которых то сплетено.
Это было подобно воплю баньши, безутешного кладбищенского призрака, словно какая-то новая магия звука, необычная, неизученная и потусторонняя. Некромант своего времени не терял и поднимался быстро, прямо на испачканных ладонях, издирая штанины в районе колен, но двигался к своей девочке.
Позади той красочно разворачивалась битва Адель с Сирильдой – у одной сияли сиреневым контуром клинки, у другой вспыхивающие разряды сверкали прямиком между пальцев. Один выпад вперёд, отскок назад и снова вращающаяся пляска с лезвиями на земле и в воздухе. Прыжок за прыжком потерявшая брата лучница умело сражалась в ближнем бою. Помогавший ведьме костяной пёс разлетелся на куски от очередного удара остроухой воительницы.
А затем их прервал некромант. Акаш тоже создал направленную волну, но иного рода. Из рук направились полупрозрачные кольца одно крупнее другого, отбрасывая нападавшую прямиком в одно из живых бродячих деревьев поодаль, крепко ударяя спиной и дезориентируя на время.
– Мирра, – упав на одно колено, крепко обняла девочку Адель, слегка прижимая к себе.
– Что, таки переметнулась? – приближался к ним и её отец, но в этот момент вокруг него очертила пламенем эдакое пылающее кольцо огнедышащая пасть магической гидры.
Некромант оказался в ловушке, но медлить был не намерен. Вокруг полно земли, несколько движений подошвами чёрных сапог – и буквально брызги комьями и крупицами почвы полетели унимать жаркий танец подле него. Не нужно было ни сражаться с чудищем и его кукловодом на этой «арене», ни тушить огонь целиком, стоило лишь унять в одном месте и тут же перепрыгнуть, а тем временем расставленные тенёты сил тьмы всё сильнее и глубже пробирались в барьер архимага, заканчивая своё дело.
Акаш нашёл ключ к этой защите и смог-таки разрушить её. А лопнувший, как мыльный пузырь, на брызги мельчайших сверкающих и тут же угасавших в полёте частиц окружающий архимага купол оказался чем-то куда большим, чем просто отталкивающая внешние атаки и утолщающаяся от них капсула. Без этого собрания энергии всё выглядело так, что многоголовый дракон обезумел, а сам Зик не был в состоянии управлять своим творением.
– Беги! Беги! – велела Адель девочке.
И та, пользуясь моментом, понеслась со всех ног мимо беснующейся гидры и обескураженного архимага. Мимо всех неповоротливых великанов-деревьев, старавшихся её схватить. Мимо не оправившейся ещё от боли в спине Сирильды… Вот только мимо самого Локдерона метнуться не смогла.