Согласно Библии первую иудейскую общину («общество Господне», кагал [В: Кагал]) создал не кто иной, как Эзра. Именно перед членами этого общества устроил он первую публичную читку Торы; значит, это могло происходить в восстановленном Тире во второй половине III в. до н. э. Реконструкцию становления «общества господне» Эзры можно найти в [П4]; напомним её вкратце.

По-видимому, общинники так или иначе были уже знакомы с Второзаконием; иначе трудно объяснить, почему внедрение Торы Эзра начал не с её представления, а с яростной борьбы за чистоту рядов общины, исключая из неё всех «нечистых», так или иначе преступивших закон. Особую известность получила его кампания по решительному искоренению «родства с этими отвратительными народами» (соседними), разрушению семей, где у «чистых» мужей-иудеев были «нечистые» иноплеменные жены, и высылке последних с детьми их из Тира.

Для этого Эзра сформировал судебные «тройки», которые за два месяца рассмотрели все дела «нечистых»: «… и сделали они заседание в первый день десятого месяца, для исследования сего дела; и окончили исследование о всех, которые взяли жен иноплеменных, к первому дню первого месяца» (Езд 10:16—17). По знатным «преступникам» стандартным решением было: жен и детей из города выслать («отпустить на родину»), мужу – «принести в жертву овна за свою вину»; что делали с другими, не знатными – неизвестно.

Затем Эзра собрал вычищенный кагал и со специального ««деревянного возвышения» в течение нескольких дней огласил ему Закон:

«И принес священник Ездра закон пред собранием мужчин и женщин, и всех, которые могли понимать… и читал из него на площади, которая перед Водяными воротами, от рассвета до полудня… и левиты поясняли народу закон… и присоединяли толкование, и народ понимал прочитанное… и плакал, слушая слова закона… И левиты успокаивали народ, говоря: перестаньте… пойдите, ешьте тучное и пейте сладкое… И пошел народ есть и пить…» (Неем 8:2—12).

Наевшихся и напившиеся, свершивших необходимые жертвоприношения и, возможно, определённые ритуалы общинников, Эзра принудил вступить «в обязательство с клятвою и проклятием – поступать по закону Божию, который дан рукою Моисея, раба Божия, и соблюдать и исполнять все заповеди Господа Бога нашего, и уставы Его и предписания Его, и не отдавать дочерей своих иноземным народам, и их дочерей не брать за сыновей своих; и когда иноземные народы будут привозить товары и все продажное в субботу, не брать у них в субботу и в священный день… также приводить в дом Бога нашего к священникам, служащим в доме Бога нашего, первенцев из сыновей наших и из скота нашего, как написано в законе, и первородное от крупного и мелкого скота нашего…» (Неем 10:29—39).

(Обращает на себя внимание, что в договоре с Яхве первые иудеи берут на себя обязательство по принесению в жертву Яхве своих сыновей-первенцев. Это вполне в традициях финикийцев.)

«По всему этому мы даем твёрдое обязательство и подписываем, и на подписи

печать князей наших, левитов наших и священников наших» (Неем 9:38). Так каждый общинник заключил завет свой с Яхве при посредничестве Эзры и стал иудеем. Эзра же стал не только теоретиком иудаизма, разработавшим Тору, но и практиком, наметившим процедуру обращения в иудаизм (протогиюр) и сформировавшим его первый кагал – «общество Господне».

Был ли Эзра первым иудеем? Вопрос перевопросим: «А религиозный писатель верит в написанное им?» Возможно, если пишет под диктовку высшего существа, как якобы писал боговидец Моисей своё богодухновенное «Пятикнижие». Или Е. Блаватская – «Тайную доктрину», библию теософии, телепатически передаваемую ей тибетскими махатмами [6.83]. В своей Третьей книге (3Ездр) Эзра пытается уподобиться Моисею (см. разд. 6.2.5.1), но попытка эта не была засчитана раввинскими судьями. Выходит, Эзра – первый иудей. Однако, Библия не говорит о том, что он, подобно остальным первообщинникам, подписался под заветом; Эзра не присягал, он принимал присягу. От имени и по поручению царя персидского, как утверждает Библия. Последняя в полной мере отразила и сизифов труд Эзры – тащить постоянно срывающихся вниз иудеев на вершину Сиона.

За первым кагалом последовали другие, их география в точности повторяет географию финикийских колоний: Левант, Египет, Месопотамия, Испания, Крит и т. д. [W: Jewdish Diaspora`; триумфальное шествие иудаизма точно описал Г. Уэллс [6.84]:

«После падения Тира, Сидона и Карфагена и финикийских городов Испании финикийцы внезапно исчезают из истории, и так же внезапно в Иерусалиме, в Испании, Египте, Аравии, на всем Востоке, где раньше ступала нога финикийца, возникают еврейские общины, сплоченные чтением Библии».

Крупнейшие общины (кагалы) помимо Финикии (Тир, Сидон, Библ и др. города) возникают в Сирии (Антиохия, Дамаск) и в Египте (Александрия). Филон Александрийский оценивал число евреев в Египте в один миллион, одну восьмую часть всего населения страны. Откуда столько? Для ответа достаточно вспомнить, что именно финикийцы-хананеи ещё 7,5 тлн основали в дельте Нила прото-Египет (Мицраим) (см. гл. 3.1); с тех пор они доминировали в Нижнем Египте, поддерживая постоянную связь с Финикией и её колониями. Так что – пришла пора и египетские хананеи приняли иудаизм и стали затем евреями. Многие из них обосновались в Александрии, где два из пяти кварталов 500-тысячного города были еврейскими [В: Евреи в Европе; W: Alexandria].

По-видимому, была еврейская диаспора и в Вавилоне. Но не потому, что якобы пленил и угнал туда евреев ужасный Навуходоносор II в начале VI в. до н.э. (см. разд. 6.2.3). А по вполне себе историчным причинам: ассирийцы перемещали в Вавилонию захваченных финикийцев в период Ассирийских войн; возможно, и Навуходоносор вывез из Тира до 10 тысяч инженеров и строителей для реализации задуманных им грандиозных строек по всей стране (разд. 6.2.3). Пришло время и в Вавилоне, как и в Александрии и в других местах компактного проживания, финикийцы приняли иудаизм.

Появились еврейские поселения и в Магрибе (Кирена, Триполи, Тунис, Карфаген, Икосим (совр. Алжир), Картенны (Тенес), Тинги (Танжер), Ликс (Лараш) и др.), и в Иберии (Гадес (Кадис), Малака (Малага), Новый Карфаген (Картахена) и др.), и на островах (Лилибей (Марсала), Каларис (Кальяри), Панорм (Палермо), Мелита (Мальта) и др.) [В: Финикийская колонизация]. А также на Кипре и в Эгеиде, особенно на островах Эгейского моря, где ещё долго после зачистки времён Бронзового коллапса (см. гл. 5.6—5.9) существовали общины финикийцев и пеласгов, возможно, уже полностью или частично ассимилированные дорийцами в греков-ионийцев, но ещё помнящие о своих корнях (Крит, Родос, Самос, Лемнос, Эвбея и др.).

И, конечно, в столице Римской империи – Риме-на-Тибре. Считается, что первыми иудеями в Риме были посланники Иуды Маккавея (-161 г.). Однако, по нашему мнению, эта информация является лишь ещё одним проявлением мании величия пишущих раввинов. Дескать, Иуда был не разбойником с иудейских холмов, а была у него своя Иудея – государство, признанное Римом. (В то время как многие авторы, например Страбон (см. ниже, разд. 6.2.9.1), убеждают нас в обратном.)

В любом случае послы Иудины не смогли бы прибыть в Рим-на-Тибе, поскольку такого города в -161 г. не существовало. А стоял на его месте древний город этрусков Вейи, уничтоженной римлянами вместе с Карфагеном и Коринфом в -146 г.. Поднимать Вейи из руин с целью построить на его месте столицу Римской империи начал Юлий Цезарь, став диктатором, а завершил Октавиан Август, первый император Рима. То есть строился Рим-на-Тибре (восстанавливался Вейи) где-то в 49—27 гг. до н. э. Примерно в это же время были отстроены разрушенные Карфаген и Коринф (см. разд. 6.3.6).)

Так что, скорее всего, первыми в город проникли иудеи-торговцы; есть данные, что поселились они на правом берегу реки Тибр в районе порта Остия, где археологи нашли синагогу конца 1 в. И это похоже на правду, так как в районе Остии, на правом берегу, на земле этрусков, близ их крупнейшего города Вейи задолго до появления римлян в Италии располагалась финикийская торговая фактория. Эти финикийцы (их потомки) вместе с этрусками и стали первыми римлянами, а затем, приняв иудаизм, и первыми римскими евреями. Конечно, торговцами, ведь, как говорили древние греки, талант не пропьёшь!

(Для справки: гомеровский маловесный талант был равен 8,4 кг золота, талант сицилийских греков времён Пунических войн – 26,2 кг. Такие таланты пропить было трудновато [В: Талант (единица измерения].)

Кем они были, первые общинники? Финикийский этнос был неоднороден. Когда около 10,0 тлн моряк-хананей при открывшемся из-за горы Кармел виде побережья Северного Ханаана воскликнул: «Земля обетованная!» – возможно, среди будущих финикийцев доминировали хананеи из хамитской гаплогруппы T1a1. К рассматриваемому времени (2,3 тлн) гаплогруппа T перестала численно доминировать в снип-структуре этноса; в ней появились основные ближневосточные гаплогруппы: G («хатты)», J2 («хурриты»), J1 («арамеи»), E («амореи-либу»), а также R1a («арии»), R1b («эрбины») и др. [6.85]. Представление о снип-структуре тогдашних финикийцев дает современная снип-структура евреев-сефардов [6.86]: T – 6%, G – 15%, J2 – 25%, J1 – 22%, E – 9%, R1a – 5%, R1b – 13%, прочие – 5%.

Интересно отметить, что саму идею трансформации финикийцы, возможно, позаимствовали у урартов, своих союзников по борьбе с ассирийцами, ставших на этот путь раньше и по тем же причинам и в конечном итоге превратившихся в армян (см. разд. 6.1.3).

Напомним, что триумф иудаизма в финикийских колониях проходил на фоне другого, гораздо более масштабного триумфа – становления всемирной Римской империи, прибравшей к рукам все владения поверженного Карфагена в Западном Средиземноморье, а затем и Восточное Средиземноморье. А значит, новоиспечённые иудеи, вчерашние финикийцы, в большинстве своём скоро оказались под римлянами. Планы финикийцев на мировое господство посредством создания Карфагенской империи рухнули окончательно.

Но надежда, как известно, умирает последней, а последнее слово было за хамитскими жрецами. И было это слово чем-то вроде дошедшей до нас чеканной формулы патриарха Никона: «СВЯЩЕНСТВО ВЫШЕ ЦАРСТВА», – выведенной, возможно, из рассуждения яростного обличителя ереси жидовствующих Иосифа Волоцкого: «Елико от Бога духовное достоинство предположено есть, того ради болши достоит повиноватися власти духовной, неже мирской».

Так к задаче-минимум – религиозно-этнической консолидации финикийцев на основе трансформации – добавилась задача-максимум – МИРОВОЕ ГОСПОДСТВО ЧЕРЕЗ СОЗДАНИЕ МИРОВОЙ РЕЛИГИИ и управление её институтами. А поскольку Рим к тому времени де факто превратился в мировую империю, речь шла и о господстве над Римом посредством доминирующей (в идеале – государственной) в империи религии. В качестве такой религии финикийцы взяли (за основу) созданный ими ИУДАИЗМ.

Однако численность иудеев первого призыва оказалась небольшой, не более 100 тыс. человек, из них в метрополии примерно 15—20 тыс., что составляло 10—15% от общей численности населения [6.87]. (Не все финикийцы были «избраны» в иудеи, многие позже примут христианство; интересно, что последних оказалось 85—90%, что неплохо коррелирует с 10 «потерянными» коленами из 12. Потерянными для иудаизма и еврейства?) По этому и другим параметрам иудаизм никак не походил на мировую религию, скорее на подозрительный культ обособившейся группы странных и неприятных людей. Это не устраивало верховных хамитских жрецов, они стремительно теряли свое влияние в мире. Было принято решение о придании иудаизму миссионерского характера на базе политики ПРОЗЕЛИТИЗМА [6.88; 6.89].

(Да простит нас читатель, но с этого момента мы будем использовать этноним «евреи». )

Для придания прозелитизму массового характера необходимо было пересмотреть условия гиюра – обращения нееврея в иудаизм [В: Гиюр]. Вспомним, что главными требованиями Яхве к избранному народу были, по сути, два: обрезание и суббота (шаббат). Обрезание, сделанное должным образом, было особой меткой, выделяющей «своих» в мире «чужих»; в субботу же Яхве сидел в мозгу иудея как гвоздь в сапоге: игнорировать, не замечать, не думать о нем было невозможно. Интересно, что и обрезание и шаббат связаны с темным египетским богом Сетхом, ипостасью которого являлся и Ваал, и Яхве (или Шаддай, как он представлялся до встречи с Моисеем).

Есть известное египетское предание, как бог мудрости Тот выиграл в шашки у богини Луны, заведовавшей календарем, и сумел удлинить солнечный календарный год с 360 до 365 дней. В добавленные к году 5 дней богиня Нут родила знаменитую божественную пятерку, по одному богу (богине) в день: Осириса, Хора, Сетха, Исиду и Нефтиду. Так вот, Сетх родился в третий предновогодний день под знаком Сатурна, а знак этот в более поздних календарях соответствовал субботе. По преданию в день рождения Сетха, в т.н. «святую субботу», фараонам рекомендовалось воздерживаться от дел.

Позже вавилоняне считали последний день недели, которым управляет Сатурн, несчастливым и старались уйти от любых работ, находиться в состоянии «шабату» (покоя). У финикийцев, близко связанных с вавилонянами, сам Сатурн назывался Шабтай в силу его медленного («ленивого») движения по небесной сфере. Всё это перешло к евреям. Добавим, что римляне назвали субботу «Saturday» – «Сатурнов день» дословно. Они отождествляли Ваала с богом Сатурна, а субботу – с «днем Ваала»; в этот день устраивались «ведьминские шабаши» [6.90—6.91].

Про обрезание мы уже говорили. Кроме медицинского аспекта немаловажным стимулом для него было то, что обрезанным, а точнее, кастрированным и не по своей воле был Сетх. Возможно, ритуальной кастрации подвергали себя и яхвисты в знак солидарности и принадлежности к богу Сетху.

Но вернемся к процессам прозелитизма. Немногочисленные римские авторы, упоминавшие в своих сочинениях о евреях, писали, что в определенное время иудаизм сделался чем-то вроде моды. В это можно поверить, так как Талмуда с его многочисленными и порой мелочными табу еще не было, иудаизм воспринимался как философско-прикладное течение, продвигающее аскетизм как в быту, так и в религиозных отправлениях. Что-то вроде так же модных в свое время киников-стоиков.

Укоренившийся в Египте хананей Филон Александрийский (-25-50 гг.) изрёк по этому поводу: «Прозелит – это не тот, кто обрезает свое необрезание, а тот, кто обрезает наслаждения, вожделения и другие страсти своей души» [6.88]. Видимо, именно к такому обрезанию созрела часть римлян той поры. Слегка помучиться душою они были согласны, но вот телом, пожертвовать крайнюю плоть… Совершенно непонятное требование физически «обрезать свое необрезание», болезненно и кроваво, а главное: зачем? Ведь не в пустыне на ослах кочуем. Не случайно обращенных женщин было гораздо больше, чем мужчин: «обрезать свое необрезание» им не грозило.

Итак, обрезание, да еще суббота сдерживали «души высокие порывы» сделаться гером [В: Гер]; не вызывала нареканий лишь краткая ШМА (если она уже появилась) [6.92]. По-видимому, к этому времени финикийцы уже сделали свое очередное великое изобретение в сфере торговли – продажи в рассрочку – и готовы были апробировать его в иной сфере – религиозной. Предлагалось превращение язычника, «боящегося еврейского бога», «богобоязненного» (недогера, не обрезанного, но соблюдающего шаббат), в «совершенного иудея» (гера) в течение нескольких лет. Предполагалось, что за это время «плюсы» жизни в иудаизме перевесят «минусы» обрезания крайней плоти.

Сатирик Ювенал (60—130 гг.) так высмеивал «еврейство в рассрочку» [6.93]:

«Выпал по жребью иным отец – почитатель субботы:
Лишь к облакам их молитвы идут и к небесному своду;
Также запретна свинина для них, как и мясо людское.
Ради завета отцов; они крайнюю плоть обрезают
С детства, они презирать приучились обычаи римлян,
Учат, и чтут, и хранят лишь свое иудейское право, —
Что бы им там ни дано в Моисеевом тайном писанье, —
Право указывать путь лишь поклоннику той же святыни
Или отводить к роднику лишь обрезанных, но не неверных.
Здесь виноват их отец, для которого каждый субботний
День без забот, огражденный от всяких житейских занятий».

Или то же, но кратко: «Отец не работает по субботам и не ест свинины, а сыну уже мало этого, и он обрезан» [6.89].

Дело пошло и на пике количество евреев, геров и «богобоязненных», составляло 7—10% от численности населения Римской державы [6.89], или (к концу I в.) более 4 миллионов человек [6.87; 6.88]. Однако, после запрета в 138 г. императором Адрианом обрезания общее число иудеев и кандидатов в иудеи резко уменьшилось. Не помогла и замена во 2 в. многочисленных заповедей яхвизма, соблюдением которых обременял себя гер в процессе гиюра, на т.н. «законы Ноя» числом семь, запрещающие идолопоклонство, богохульство, убийство, прелюбодеяние, воровство, употребление в пищу плоти от живого, а также обязывающие создавать справедливую судебную систему [В: Семь законов потомков Ноя]. Нужны были радикальные меры.

(Правда, сам Яхве ни о чем таком сынам Ноевым после их чудесного спасения не говорил, обещал только больше не топить их («не будет более истреблена всякая плоть водами потопа») да настойчиво призывал «плодиться и размножаться» (Быт 9:7,15). И, как ребенок, радовался радуге в облаке, называя её «знамением завета». О самом завете умолчал, видно, время не пришло. Ной послушал-послушал его восторги и взялся за привычное дело – «начал возделывать землю и насадил виноградник; и выпил он вина, и опьянел, и лежал обнаженным в шатре своем» (Быт 9:20—21). Имел право, никаких запретов на счет пьянства ни от Яхве, ни от радуги его не поступало.

Но что за сигнал человекам посылал бог радугой (по замыслу писателей Библии, конечно)? В разделе 2.1.2.2, говоря о первородном грехе, мы позволили себе метафору, поясняющую, что же случилось с Адамом и Евой, вкусившими запретный плод в райском саду:

«И вот, узкие серые полоски у первых божьих тварей в их неструктурированных психоидах, символизирующие полное растворение в боге, отсутствие у них какой бы то ни было субъектности и суверенности, то есть субъектное небытие, расширяются и вместе с субъектностью появляются широкие чёрно-серо-белые полосы или «отрезки добра-зла», символизирующие новые возможности суверенного человека – «от богоподобного Сократа до скотоподобного дегенерата». Текущее отношение конкретного человека к добру и злу символизирует точка, плавающая внутри отрезка, границы которого индивидуальны и отмечены чёрным (зло) и белым (добро) цветом; между ними – «256 оттенков серого»!.

Об «отрезках» этих Ф. Достоевский в «Братьях Карамазовых» говорил так: «Тут дьявол с богом борется, а поле битвы – сердца людей». Определил Достоевский и положение Карамазовых на отрезках добра-зла: Фёдор (отец) – в чёрной зоне, Алексей (младший сын) – в белой, два других его брата – Иван и Дмитрий – в серой».

Нарождавшееся затем человечество распределялось вдоль полосы как и положено – по нормальному закону, вот только пик его оказался сдвинутым в сторону черного цвета – зла. Что получило объяснение как «расположение человека ко злу», ответственность за которое никто, включая Создателя, на себя не взял.

Взять не взял, но через некоторое время бог отметил с неудовольствием: «велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце своём. И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых я сотворил» (Быт 6:5—7). И истребил. Почти всех. Ноя зачем-то оставил. (Не с тех ли пор пошло: «Бог пьяниц любит»? )

Однако вскоре бог снова раскаялся и размяк в сердце своём. Видимо, от запаха горелого мяса «всякого скота чистого», что «принёс во всесожжение на жертвеннике» Ной за спасение (Быт 8:20). «И обонял Господь приятное благоухание, и сказал Господь в сердце Своём: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его… не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа… вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и между вами… Я полагаю радугу мою в облаке, чтоб она была знамением [вечного] завета» (Быт 8:20—21; 9:11—13).

Проявил, так сказать, толерантность, допустил плюрализм (как тут не вспомнить толерантного китайского бога Мао Цзэдуна с его: «Пусть расцветают сто цветов»). Вместо жёсткого завета (договора) с человеками дал им знамение – радугу, расширив «256 оттенков серого» на тысячи оттенков цветов радуги. Люди приняли знамение; так появился Радужный человек». )

Верховные хамитские жрецы осознали, что иудаизм не сможет стать мировой религией, государственной религией Рима. Нужна была новая религия, вытекающая из иудаизма, с тем же еврейским богом Яхве, но приемлемая для гоев. Остановились на НОВОМ ЗАВЕТЕ СТАРОГО БОГА, НО НЕ С ЕВРЕЯМИ, А С ГОЯМИ.