Пять звезд капитана Ибрагимова. Том I

– Не то чтобы не понимаю, – оправдался кок. – Просто не совсем ясно, что именно он тебе хотел сказать.

– Он хотел сказать…

Вовремя спохватившись, Ибрагимов схватил бутылку за горлышко и сделал еще пару глотков.

– Похоже, это конец. Тягаться с «Дриадой» – никаких шансов…

– Может, вам стоит завязывать с алкоголем?

Но алкоголь был именно тем, чего не следовало отбирать у капитана. Как только Юрьев сделал попытку забрать бутылку, Ибрагимов железной хваткой остановил руку кока. Минуту они сидели так, потом капитан отпустил Юрьева.

– Принеси в мою каюту все спиртное, что есть на корабле. Это такой приказ, понимаешь?

Кок кивнул капитану и отправился дальше мыть посуду, не вдаваясь в размышления о том, зачем капитан прибирает к рукам весь коньяк. Пусть лучше он все выпьет, чем команда. Пьяный руководит подчиненными лучше, чем трезвый – пьяными.

Как только Прол скрылся на кухне, дверь в столовую распахнулась, и вошел Джемисон. За ним – двое солдат. На старпоме не было лица.

– Ну что, обезьяны?! – проорал Ибрагимов. – Обожаю игры с отрицательной суммой. Что говорят наши контрагенты?

– Вы пьяны!

– Так и говорят? Проклятье! У них точно есть телепат! – выдал Ибрагимов алкогольную шуточку.

Вскакивая из-за стола, капитан задел рукавом кителя бутылку. Та полетела на пол, расплескивая содержимое, и это моментально остудило Ибрагимова. Он кивнул, как показалось, соглашаясь сам с собой, поднял бутылку и пару раз попытался вновь поставить ее на столешницу, но – кверху дном. Когда же ничего не вышло, сплюнул и вышел из столовой. Старпом и подчиненные – следом за ним.

Пройдя несколько пролетов, Ибрагимов обернулся.

– Лично я иду поссать! Можете за мной не ходить, я справлюсь, – предупредил он.

– Где ваш адъютант? – спросил Джемисон.

– Да, сегодняшняя обеденная картошка была ничего, но я бы еще немного подсолил! – не к месту отвечал Ибрагимов, направляясь далее по коридору.

Некоторое время Джемисон стоял посреди палубы, глядя вслед удаляющемуся капитану. Иногда он задавал себе вопрос: кто на этом крейсере капитан – он или Ибрагимов? Как возникла первая серьезная опасность, так он пьяный в хлам! Злость вновь захлестывала его. Как тогда, на мостике.

– Ну вот какого хера он про картошку? Я его про адъютанта, а он мне, мать его, про картошку!

– Вы же его знаете, мистер Джемисон, он всегда любил такие, как он выражается, ассиметричные ответы…

●○○○○

Тошнота подступала к горлу, но Тимур Магомедович держался. Прислонившись к холодному зеркалу, он пытался сконцентрироваться, но не получалось. Кондиция. Не справляясь со своим телом, Ибрагимов уперся двумя руками в зеркальную поверхность и оторвал от нее покрытый испариной лоб.

– Изображение на зеркало!

Серебро зеркала померкло и растаяло, на экране появилось трехмерное изображение худенькой темноволосой девушки лет двадцати пяти, покрытое дигитальной рябью.

Интерфейсы бортовых компьютеров программируют так, чтобы создать максимальный комфорт для общения с ними капитана и экипажа: похожими на людей, с человеческой мимикой, характерными для человека эмоциями, реакциями, энергией, стремлениями, с человеческим характером. Они разве что не стареют. Это и нравилось, и раздражало Ибрагимова: она совсем не изменилась…

– Привет, Карина…

– Здравствуйте, Тимур Магометович.

– Вот нам выпало дельце… иногда я скучаю по старым добрым бомбежкам Ребулы. Нам ведь нельзя падать духом, верно?

– Все получится, капитан! Не сдавайтесь.

Ибрагимов чуть улыбнулся. Он сам заложил эту фразу в список ее реакций. «Не сдавайтесь». Вроде как сам себе сказал. Но так, поддерживая самого себя посредством цифровых алгоритмов бортового компьютера, он чувствовал себя сильным.

– Скажи, бывает ли дружба между человеком и искусственным интеллектом?

– Конечно, бывает, – ответила девушка-компьютер. – Дружба – это попытка двух сторон прийти к максимальной определенности во взаимопонимании при достижении неопределенных целей. Мы с вами к этому стремимся. Поэтому нас побоялись разлучить…

– Мне понадобится помощь тогда, когда я перестану быть капитаном, – пробормотал он, потирая шею.

Неожиданно ему стало так жаль себя, что слезы спьяну навернулись на глаза. Омерзительное чувство. Уже тогда он понял: ему будет стыдно перед собой за эту слабость, когда алкоголь выветрится. Ибрагимов расстегнул верхние пуговицы кителя, обнажая многочисленные продольные шрамы на ключицах.

– Это очень… своеобразная просьба.

– Что надо выполнить?

– На нашем крейсере пять боеголовок «Заря»…

На экране вместо девушки появилось изображение отсека, в котором находились размещенные в шахтах ракеты: небольшие стержни по семь метров в длину, увенчанные коническими навершиями. Оружие геноцида, достаточное, чтобы уничтожить несколько городов. Однажды Ибрагимову уже довелось применять такие ракеты.

– Когда кто-нибудь откроет мой личный сейф, даже если это буду я сам, что бы ни произошло, – ты должна их взорвать. К тому времени со мной может случиться все, что угодно, могут произойти любые непредвиденные события. Но – что бы ни произошло, взорви эти чертовы ракеты. Поняла?

Изображение шлюза вновь сменила фигура улыбающейся девушки.

– Новые отметки в аварийный протокол для «Карина-0239». Конечно, капитан, будет исполнено!

II

Шок постепенно проходил, но нервозность, связанная с взаимно наведенными ракетами, оставалась. Минуло три часа, а корабли не изменили курса, так и плыли друг напротив друга с двух сторон от маршевого двигателя.

Джемисон и Кеплер стояли у центрального экрана и о чем-то спорили, когда открылась дверь и вошел капитан Ибрагимов, как всегда хромая и держась за стену. «Капитан на мостике!» – единственное, что успел выпалить следовавший за ним адъютант Макаров перед тем, как Ибрагимова вырвало прямо на приборную доску для минус-связи слева от входа. Вытерев рукавом губы, капитан прошел к пульту и сделал руками несколько пасов над ним.

– Доложитесь! – прохрипел он, сплевывая на пол остатки обеда.

Команда молча переглянулась.

– Вашу мать! Доложить!

Зигфрид Кеплер сделал два шага к капитану, вытянулся по стойке смирно и рассказал о происходящем:

– Товарищ капитан, когда противник навел на нас орудия, мы прицелились в ответ, а также взяли на мушку двигатель. С тех пор происшествий не зафиксировано, за исключением того, что один из истребителей GG-3 вылетел из нижнего шлюза дредноута, облетел на значительном расстоянии протонный расщипитель и вернулся в шлюз. Попыток связаться с нами больше не предпринималось. Мы сами сделали одну попытку, хотели прояснить цели противника, но помехи искусственного происхождения не дают нам настроить связь.

– Значит, они боятся повредить его, свиньи… – буркнул себе под нос Ибрагимов. – И улететь мы просто так тоже не можем. Кто знает, выполнят ли они обещание, если двигатель окажется вне нашей досягаемости. Вполне могут догнать и пустить ракету-другую нам в зад. Нам такие ректальные свечки не нужны. Правильно, старпом?

Джемисон, раздраженный растрепанным видом капитана и перегаром, который тот источал на весь отсек, молча кивнул и отвернулся к экрану.

Как раз в этот момент шлюз на «Дриаде» вновь открылся и оттуда тихим ходом вылетел истребитель-«гаргариск». Меняя скорость, он приближался к двигателю. В одиночку он, конечно, мог бы отбуксировать его на дредноут. Но, чтобы покинуть туманность, экипажу дредноута следовало какое-то время интегрировать расщипитель в системы корабля, так что Джемисон не особо волновался: уничтожить этот ценный агрегат они могли в любой момент.

«Гаргариск» приближался к двигателю не с постоянной скоростью, скорее рывками. Приблизится – замедлит ход и вновь наращивает обороты. Пару раз он даже давал небольшой и неуклюжий задний ход. Вот истребитель перешел черту, до которой долетал его предшественник. Намерения противника становились очевидными – он тестировал, насколько команда «Миража» готова действовать. Команда действовать оказалась не готова.

– Ну, хорошо! – констатировал шатающийся Ибрагимов. – Как говорит народная мудрость: жизнь человеку дается один раз, и в основном случайно… Какое у нас есть оружие?

Кеплер щелкнул пальцами и на дополнительных экранах появились списки вооружений:

– В боевой комплектации ракеты СР-01, СР-3А, СР-05, СР-12 «Закат», СР-19 «Заря», нейтронная пушка, магнитные мины класса «Ово», два трехствольных лучемета, но боезапас небольшой, мы решили сэкономить на боезапасе и взять больше провианта.

– Зарядить ракету СР-05.

Кеплер несколько секунд молчал, потом покачал головой:

– Сняты с боевого дежурства, нужно полторы минуты.

– Чертовы обезьяны! – завопил Ибрагимов. – Я же спросил: какое у нас оружие. Естественно, я имел ввиду действующее! Как сложно работать с людьми, они не соображают, чего от них требуешь. Вашу мамашу, что у нас есть из действующего оружия?

– Малые ракеты СР-01 и СР-3А, лучеметы и нейтронная пушка.

Нейтронное оружие всегда влекло Тимура Ибрагимова: выстрелы эффектно освещали космос желтыми всполохами. Впрочем, в этом своем эстетстве капитан никогда не признавался ни нынешнему экипажу, ни предыдущему, и сам считал это непростительной слабостью.

Ибрагимов нажал несколько кнопок на пульте корректировки стрельбы и ввел капитанский код разрешения открыть огонь.

– Отлично, залп!

Кеплер подошел к пульту стрельбы и передал на батареи приказ стрелять по двигателю. Очевидно, на дредноуте заметили их активность, так как «гаргариск» остановился, не приближаясь более к двигателю.

Установленная в центре верхней палубы нейтронная пушка зажужжала роторами и сервомоторами, разворачиваясь прямо по курсу. Как на учениях, стрелки быстро навели орудие на двигатель. Кольцевые ускорители засветились ярким желтым пламенем. Шел этап заряда нейтронов.

– Стойте! – закричал Джемисон. – Вы что, не понимаете?! Если мы уничтожим его, у них не будет причин, чтобы не покромсать нас в капусту! Ты ополоумел, что ли, Тимур?

– Заткнись, простейшее, – бросил ему презрительно Ибрагимов, отворачиваясь к большому экрану.

Яркий всполох закрыл обзор ослепительными разводами. Словно протуберанцы солнца коснулись обшивки корабля и улетели туда, дальше, в сторону дредноута. От выстрела корабль вздрогнул и заскрипел, казалось, от удовольствия. Обшивка промурлыкала как кот, наевшийся сметаны.

Выстрел прошел рядом с двигателем, немного его обжигая. Серебряное покрытие сменилось темным налетом копоти и окислов реакции с газами туманности. Все поняли, что именно произошло, даже Джемисон, хотя последний отказывался верить сперва в то, что капитан способен расстрелять двигатель, а потом и в то, что Ибрагимов собьет прицел. Враги это тоже поняли. Истребитель метнулся, как испуганная брошенным в озеро камнем рыба, и вскоре исчез в ангарах «Дриады».

– Получилось… – пробормотал Ибрагимов. – Сопротивление все-таки возможно…

Он до конца не соображал и даже не верил, что можно обмануть противника. Да, казалось, что телепат должен все знать, все видеть. Но есть моменты…

Ибрагимов развернулся к выходу и, хватаясь за стену, побрел обратно в жилые отсеки. Наверное, только он понимал, что делать дальше, а его команда так ни о чем и не догадалась. Ибрагимов знал, они всего лишь люди. И поэтому радовался промежуточному успеху. На переходе к нижней палубе он достал из кармана кителя недопитую бутылку коньяка и ухмыльнулся.

– Как ни крутись – а жопа сзади!

●○○○○

День выдался на редкость пасмурный. Слишком пасмурный для серьезных дел. Даже климатогенераторы, работавшие на полную мощность, не могли преодолеть шторм. Тяжелые капли дождя молотили по проезжей части, но практически моментально впитывались в асфальтоплатиковое покрытие дороги. Вершины домов, высившихся до небес, скрывались за нависшими над городом облаками.

Перед ним высилось здание военно-космического трибунала. Слишком красивое, чтобы отвечать своему назначению. Широкая лестница тянулась вверх к массивным дверям. Но времени прохлаждаться не было. Да никто бы и не позволил.

– Двигай! – прикрикнул на него конвоир, а для убедительности еще и толкнул прикладом кинетической винтовки в спину.

Пришлось слушаться.

Подъем давался тяжело. Еще не сросшиеся швы на бедре и под ребрами настойчиво заявляли о себе. Хватаясь обеими руками за перила, скованный наручниками, он смог одолеть половину ступенек. Потом остановился отдышаться. Все тело ныло. Отвыкло от нагрузок, пока он лежал в госпитале. Да и какая-то бесконечная усталость одолела после событий на Форусе. Словно он устал и за себя, и за всех тех, кто не дожил до нынешнего злополучного момента.

Перед глазами пронеслись искры. Как тогда. Он упал на ступени, но вскоре руки охранников подняли его и привели в чувство. Может, это иллюзия, но по лестнице к нему спускалась министр войны.

– Госпожа Мурено, – прохрипел он, а после удивился своему голосу, – должно быть, я не справился…

– Не говори глупостей, Тимур…

Она отстранила охранников и сама помогла Ибрагимову подняться по лестнице. Путь со старой знакомой казался уже не таким тягостным, как дорога от фургона для заключенных. Наверное, и судебный процесс Трибунала будет таким же… спокойным.

Внутренние помещения здания тонули в обилии света и белого мрамора, но почему-то казалось, что дождь льет и здесь: то же мерзкое чувство и тот же холод. Ибрагимов жестом указал на ближайшую скамейку, Аврора Мурено подвела его к ней и усадила. Несколько минут Ибрагимову понадобилось, чтобы собраться с мыслями и перевести дух, да и швы, так неприятно нывшие, должны были успокоиться.

– Ну что, Тимур, все произошло, как мы и ожидали?

– Хуже…

Министр покачала головой. Опасения – вещь, что становится значимой лишь в момент свершения.

– Как твое здоровье? Починили?

– Ну да. Сам себя не узнаю. Этот голос тоже…

– Ну, ты теперь, считай, киборг! – попыталась она его подбодрить.

– Да, и мне это нравится… Скорее бы уже все разрешилось.

Вскоре появился прокурор. Он вышел из малого зала, а значит, слушание состоится в закрытом режиме, как просило следствие. После обычных приветствий и представлений, они втроем прошли в зал. Народу немного: три судьи трибунала, две женщины и мужчина, министр в качестве наблюдателя, робот-пристав, адвокат и прокурор. Впрочем, двое последних находились тут для формальности – это еще не судебный процесс, судьи проясняли некоторые детали произошедшего и определяли позиции сторон.

– Заседание объявляю открытым, – произнесла судья Протасова.

Вот все и началось.

Ибрагимова усадили на место для допросов и приставили робота-охранника. Сложно сказать, чего они так боялись: серьезно пострадавший, провалявшийся долгий невыносимый месяц на больничной койке, Ибрагимов вряд ли представлял для кого-либо угрозу. Более того, он и ходил-то еле-еле, по лестнице взобраться самостоятельно не смог. Скорее всего, этого требовал протокол. Сам же Ибрагимов никогда прежде не представал перед трибуналом, не знал процессуальную часть.

– Капитан Ибрагимов, опишите, пожалуйста, что произошло сорок третьего анкинбря семнадцатого года в звездной системе Форус, – произнес мужчина.

– Все есть в бортовых журналах, уважаемый…

Судьи начали перешептываться, но продлилось это не долго. Слово взяла судья Афанасьева:

– Капитан первого ранга Ибрагимов, мы изучили записи сохранившихся бортовых журналов, однако те написаны посредством нецензурной лексики, и нам пришлось созывать специальную психолингвистическую комиссию. Сейчас же мы хотим от вас узнать что, – по вашему мнению, – произошло в системе Форус сорок третьего анкинбря прошлого года. Уверяю вас, бортовые записи изучены и им уже дана оценка. Нас интересует, что вы об этом думаете. Начните с донесения разведки тринадцатого октября.

Перед Ибрагимовым на панели располагались три кнопки. Он нажал зеленую, из специального отсека выехал стакан с мутной жидкостью, которую тут все почему-то называли водой. Глотнул немного, кашлянул, но хрипота в голосе не прошла. Собравшись с мыслями, Ибрагимов начал:

– Как вы правильно заметили, госпожа судья, тринадцатого прилетел истребитель «Филин» и принес донесение о том, что Третий каракарский флот собирается у Ребулы. Пилоты засекли колебания пространства, какие бывают перед скачком. Адмирал Магеллан предлагал втянуть каракарцев в позиционный бой у Процеона-II, а потом захлопнуть ловушку, прижав их корабли к верхним слоям атмосферы. Тот, кто изучал стратегию, знает, что прижать вражескую эскадру к планете ограниченными орбитальными силами – чистейшее самоубийство. Ущерб планетарных батарей будет настолько огромным, что урожая можно не ждать еще лет пять-шесть, не говоря уже о разрушении пяти городов, построенных Центаврийской торговой кампанией. Слишком сильно излучение при взрыве нейтронных колец на большой высоте.

Офицеры корабля, которых я созвал, осудили план Магеллана. И тот пошел на уступки, так как был весьма зависим от мнения экипажа.

Вернувшись к ранее рекомендованному генштабом плану по обороне в секторе Форуса, мы установили ряд генераторов электромагнитного шторма, чтобы противник не смог свернуть пространство, не пройдя мимо Форуса. Магеллан предлагал встретить вражеский флот на гелиоцентрической орбите и под прикрытием станции «Зодиак» атаковать боевое соединение неприятеля. Я назвал эту затею явным признаком дегенерации тканей головного мозга и предложил другой план – спрятать корабли за одной из планет системы. Пока противник будет рыскать в окружающем пространстве, мы…

Тут голос его пропал – это судья Протасова нажала кнопку, и волны встроенного излучателя отключили сектор мозга, отвечающий за контроль над голосовыми связками. Ни криков, ни эмоций при рассмотрении дела.

– Простите, Тимур Магометович, – встрял третий судья Дмитриев. – Вы хотите сказать, что во время операции нарушали указания капитана, давили на него и действовали по-своему?

Голос вернулся к Ибрагимову.

– Пусть все выйдут кроме министра и судей…

●○○○○

Когда дверь за его спиной закрылась, Ибрагимов испытал облегчение. Когда же отворилась вновь, он повернулся, ожидая увидеть в дверном проеме возбужденного Джемисона с новым ворохом обвинений. Увы, то был командир батареи Кеплер.

– Товарищ капитан, мы можем с вами поговорить? – спросил он.

– С тобой мы можем поговорить в любое время.

Ибрагимов спрятал коньячную бутылку в карман и жестом предложил прогуляться по палубе.

Зигфрид Кеплер выделялся среди всех старших офицеров крейсера «Мираж», хотя внешне казался тихим, неприметным и спокойным. Вопросы субординации были для него важнее всего прочего, а репутация – и вовсе высшей ценностью. Как истинный и достойный представитель своего народа, Кеплер всегда любил порядок, честность, исключительную правильность, объективность и точность во всем: в делах и словах. Иногда он вызывал раздражение своим кажущимся формализмом, зато в деле проявлял твердость и надежность. Дело для Зигфрида всегда оказывалось важнее каких-либо идеологем, отношений между людьми и прочих отвлекающих моментов.

Прошли по нижней палубе до второго поворота, где командир батареи сделал несколько поспешных шагов вперед, перекрывая путь капитану, и жестом предложил свернуть.

Никто в точности не знал, где расположена каюта Кеплера: тот никогда и никого к себе не приводил. Считал каюту члена экипажа личной территорией, а потому и сам не заходил к другим, даже если его звали. Сам Ибрагимов не подозревал, где же находится каюта Зигфрида, не выяснял, уважая небольшую странность своего офицера.

– Сюда. Прошу…

Ибрагимов переступил порог и оказался словно в ботаническом саду. Везде – на подоконнике у окна-монитора, на книжных полках, на рабочем столе, в кадках на полу – росли цветы и самые разнообразные растения. От двухметровых кактусов тригоны до фикусов, дифенбахий и лилий. Разве что на кровати и небольшом участке рабочего стола не было цветов. Даже под потолком натянуты были веревки, по каким вились ползучие растения.

– Ни хрена у тебя тут огород, Зигфрид, – промычал Ибрагимов. – Слушай, я и не знал, что ты такой поклонник растительности. Хотя, конечно, это очень важная деталь, и я как капитан должен был это знать…

– Наверное, вы правы, Тимур Магометович.

– Слушай, а у тебя тут насекомые какие-нибудь есть? Ни разу не видел живого таракана…

Кеплер пожал плечами. Должно быть, тараканов все же не водилось.

Прошли в каюту. Ибрагимов опустился на диван, Кеплер – на стул у рабочего стола. Несколько секунд молчали. Капитан разглядывал окружавший их зимний сад. Отчего Зигфрид сделал для него исключение и пустил к себе? Видно, разговор предстоял действительно важный.

– Так что ты хотел обсудить, Зиг? – спросил Ибрагимов.

– На борту готовится мятеж, товарищ капитан, я счел важным сообщить вам об этом. Некоторые офицеры, хм… недовольны тем, что вы… как бы это сказать, злоупотребляете. Ходят слухи, будто вы не знаете, что делать, и мы скоро все погибнем, если так продолжится. Зачинщики из числа офицеров уже предлагают варианты действий, которые позволят нам обезопасить себя…

Ибрагимов ухмыльнулся. Он догадывался, конечно, о ком идет речь.

– И чего они хотят?

– Есть план вступить в переговоры. Противник боится двух вещей – что мы уничтожим двигатель и что применим ракеты «Заря». Многие думают об этом. Если мы отойдем достаточно далеко, то сможем применить ракеты, не попадая в зону поражения. Тогда у нас есть шанс не оказаться обманутыми. Мятежники захотят торговаться. Это их предпоследний шанс.

Насчет последнего шанса Ибрагимов не хотел ничего узнавать. Последний раз, когда такое на его памяти случалось, в системе Форус, погибла целая группа кораблей. А вот переговоры – та самая тема, где надо держать руку на пульсе. Мало ли что.

– Интересно, и что эти беспозвоночные хотят выторговать у каракарцев?

– Этого я не знаю. Ясно только, что цели сторон определились. Мятежники думают увести корабль, а каракарцы потребуют отдать ракеты «Заря». На честное слово никто не готов положиться, это справедливо, учитывая невысокую мораль обеих сторон. Но вы… я пришел именно потому, что уверен в ваших способностях дипломата.

Ибрагимов кивнул, встал с дивана и направился к выходу, махнув Кеплеру, чтобы тот следовал за ним. У поворота на кают-компанию он резко остановился и повернулся к Зигфриду. Несколько мгновений простоял молча, подняв вверх указательный палец и пытаясь сформулировать мысль, явно искаженную опьянением.

– Когда меня пойдут низлагать, я хочу, чтобы в этот момент ты находился на батареях со всей своей командой. Когда бы это ни произошло, чтобы ни случилось. Выполни данное мною распоряжение. Момент истины, понимаешь…

●○○○○

Когда Ибрагимов доковылял до кают-компании, там шли ожесточенные дебаты о путях разрешения ситуации с каракарцами. Голоса заметно стихли, когда появился капитан. В центре, как он и ожидал, столпились высшие офицеры, включая, конечно же, Джемисона. Последний находился в фокусе всеобщего внимания. Когда появилось начальство, он немного побледнел, но, тем не менее, выглядел раздраженным и уверенным в себе.

– Вам помочь или не мешать? Надеюсь, вы затеваете не какую-нибудь ерунду, верно? – бросил Ибрагимов, войдя в круг собравшихся и садясь в кресло. – У меня появилась свежая идея. Мы попробуем провести переговоры!

– Очень своевременно, – выпалил кто-то.

– Да-да, это мы и сами уже решили, – подхватил другой.

Кто именно это выкрикивал, капитана не очень волновало. Он поглядел по сторонам, надеясь найти своего адъютанта, а после заявил во всеуслышание:

– Мы попробуем инициировать переговоры. Нашу сторону будет представлять очень надежный и проверенный человек. Макаров, черт возьми, где ты шляешься?!

Адъютант вынырнул из толпы. Казалось, только что его там не было, но вот он появился. Ушлый для этой команды, даже слишком.

– Эй-эй-эй! – запротестовал Феликс Джемисон. – Мы не знаем, справится ли он с заданием. Мы не можем ему доверять свои жизни!

– Мы даже не знаем его по имени. Макаров и Макаров, а как его звать? – послышалось в толпе.

– Да. Ходит как тень, вынюхивает что-то, шпионит за всеми…

– Вот кто он такой, какая у него компетенция?

– Отставить демократию! – прикрикнул капитан.

Все стихли, гвалт прекратился.

– Вы слушаете меня, а я прислушиваюсь к нему. Так что назначаю переговорщиком Макарова. Точка. Остальные детали буду согласовывать только с ним и с представителями технических служб корабля.

Вновь оживленно забурлили голоса, не выходя, впрочем, за рамки субординации. Ибрагимов вытащил бутылку и допил остатки, а после встал и направился к себе в каюту за следующей. Не доходя до двери, он упал, поднялся, матерясь последними словами, и вышел в коридор.

Эти переговоры были не самым популярным его решением.

●○○○○

Вскоре Михаэль, связист, послал на дредноут сигнал, сообщавший, что «Мираж» готов к переговорам. Противник не заставил себя долго ждать: десять минут спустя пришел ответный сигнал о готовности встретиться на нейтральной территории между кораблями, примерно там, где плавал в космосе бесхозный двигатель. В качестве переговорной площадки каракарцы выбрали свой исследовательский корабль, предназначенный для спуска экспедиций на неизученные планеты.

Корабль вылетел в условленное время вместе с двумя «гаргарисками», что формальным кортежем проводили его к той условной линии, куда долетал первый истребитель, прощупывая своего противника. Добравшись до этой умозрительной отметки, истребители остановились и, дождавшись, когда переговорное судно прибудет к точке встречи, развернулись, чтобы вскоре скрыться в шлюзах «Дриады».

На «Мираже» не оказалось ничего подобающего, чтобы представительно ответить каракарцам, поэтому пришлось ограничиться небольшим двухместным ялом, что готовили в доках, наспех проверяя системы навигации и приемники телеметрии на случай, если что-то пойдет не так. Насчет шлюзов стыковки волноваться не приходилось: и земляне, и каракарцы использовали стандартизированные универсальные шлюзы для стыковок малых кораблей.

Ибрагимов, появившийся у шлюзовых узлов перед отправлением переговорщика, уже прилагал значительные усилия, чтобы держаться на ногах, как подобает капитану. Пока рядовые работники проверяли системы космической лодки, он отвел в сторону Макарова, чтобы дать ему последние инструкции.

– Слушай, дружище, враг хитер и… просто глыба, – зашел издалека капитан, – но ты сам все видел: мы их обманули… Ик… Враг знал, что мы не сможем, что мы не готовы уничтожить двигатель, но все равно был удивлен, когда мы начали стрелять, а потом был удивлен еще больше, когда мы его не взорвали… Ик… Бороться можно, и у нас есть план. Что бы ни говорил их переговорщик, ты должен всегда держать в уме только одно – мы не сбросим наши ракеты «Заря»… Ик… А если сбросим, то это должны быть уступки, на которые они никогда не пойдут. Мы должны максимально их разоружить, прежде чем скроемся, иначе у них остается возможность стрелять. Только когда получим гарантии, только тогда пойдем на уступки.

– У нас слабые переговорные позиции, Тимур Магометович.

– Это сути дела не меняет… Ик… Они будут требовать сброса ракет, так как сами их боятся. Наша задача – навязать равноценный обмен.

Переговоры в такой ситуации – сложное предприятие. Тяжело вести переговоры с людьми, которые читают твои мысли. К счастью, Макаров достаточно умен, чтобы не размышлять об этом слишком долго. Он повернулся к своему ялу и еще раз задумался о переговорной стратегии. Конечная цель у обеих сторон одинакова – разбежаться подобру-поздорову.

– А где техник? – неожиданно обронил Макаров.

Они должны были лететь вдвоем. Второй – специалист по вооружениям, чья задача – оценить возможности «Дриады», чтобы составить список требований. Сейчас его в отсеке для челночных кораблей видно не было.

– А кто должен лететь?

– Шпилин…

Ибрагимов достал из кармана терминал связи с бортовым компьютером. Лицо Карины появилось на экране.

– Найди мне, пожалуйста, техника Олега Шпилина… Ик… Он нам срочно нужен.

– Средняя палуба, каюта 13-А.

Через несколько минут Макаров, еще несколько солдат и специально вызванный непосредственный начальник Шпилина Зигфрид Кеплер уже находились у обозначенной каюты. Дверь полуоткрыта. Должно быть, в сервомеханизм что-то попало. Внутри – чудовищный бардак, как после ребулийских погромов. Вскоре нашелся и сам Шпилин. Он лежал в неестественной позе на полу под завалом вещей, распространяя сильный запах мяты.

– Черт, налакался марры… – констатировал один из солдат, переворачивая техника на спину.

– Жив, но в глубоком беспамятстве, – сообщил другой.

Среди личного состава небольших кораблей было распространено изготовление марры – синтетической настойки трав на отваре кожи судовой мебели и топлива. Крепкое пойло, не всякий осилит. Учитывая, что весь алкоголь на корабле контролировал лично капитан или, на худой конец, на пару с помощником, а стрессовые ситуации в рейдах только учащались, членам экипажа приходилось расслабляться подобным образом.

Шпилин явно не выдержал давления обстоятельств. От напряжения не убежишь.

– Вызовите врача, пусть забирает, – распорядился Кеплер. – И найдите другого техника!

– Команда не справляется с нагрузками, – промычал еле слышно Ибрагимов.

– Ваш пример тоже кое-чего стоит, при всем уважении.

– Ага, только мой пример не мешает работе корабля. Ик…

– Да хватит уже икать, товарищ капитан, задержите дыхание или выпейте воды!

Ибрагимов кивнул Кеплеру в знак признательности, а потом икнул еще пару раз.

Вскоре нашелся второй техник. Тот был довольно юн. Впрочем, Ибрагимов с самого начала знал, кем ему придется руководить: тут практически все были неопытными выпускниками академии на Марсе, в боях не участвовали и, как говорится, пороха не нюхали. Капитан искренне радовался, что их первой операцией стало уничтожение контрабандистов – прежде, чем «Мираж» столкнулся с залетевшими в границы Содружества прожженными каракарскими асами.

Уже вчетвером – Ибрагимов, Макаров, Кеплер и юный техник Лешин – прошли назад на верхнюю палубу к ялу и еще раз обсудили детали переговоров. На сей раз Макаров попросил Ибрагимова уделить ему приватные десять минут. Отошли в сторону.

– Я сомневаюсь, – признался адъютант.

– Чего?

– Телепат…

Ибрагимов ухмыльнулся. Вражеский чтец мыслей беспокоил всех, но все молчали. Каждый пытался контролировать свои мысли.

– Не думай об этом, – отвечал Ибрагимов. – Про телепата ведь все знают только из учебников и с моих слов. Может, там его и нет? Может, он погиб в бою с нашим линкором? А может быть, его съели? Знаешь, сколько тут торчит этот дредноут? Уверяю, там должна быть уже шибко нездоровая обстановочка: всем все надоело пуще нашего. Делай только одно: не выдавай нашу истинную цель – максимально их разоружить. Только тогда мы сможем отступить безопасно. Торгуйся по любой мелочи! Удачи.