Искупление

Кот, к удивлению Сергея, встал и спокойно побрёл к двери. Сергей тоже вышел из бани, и его охватила непроницаемая темень. «Как в бочке с дёгтем!» – подумалось. Зевнув несколько раз кряду на Луну, Сергей поспешил к ложу.

6

Как и думал Сергей, избу собрать в августе не удалось. Форс-мажор действовал безукоризненно. Неделя получки у операторов, неделя обмывания народившегося наследника у крановщика, неделя на сбор всего, что нужно, чтобы поставить избу, подошла новая получка… Сергей изнурился от безделья, от ожидания того момента, когда на его участке застучат дружно топоры, завизжат пилы и дрели. Брёвна сиротливо лежали под открытым небом, рамы и двери сам Сергей, не требуя этого от рабочих, аккуратненько поставил у стены бани, надёжно прикрыв старым шифером.

Наконец мажор закончился, и рабочие, вялые, как осенние мухи, собрались во дворе хозяина стройки. Было видно, как не хотелось рабочим расставаться с привычным ритмом ничегонеделанья. Они бестолково бродили по двору, курили, плевали тягучую слюну, долго и изучающе, исподлобья глядели на хозяина. Не дождавшись понимания, один из них, тот, что постарше и посолидней, не сдержался.

– Слышь, хозяин, – упёрся он взглядом в Сергея, – порядочные люди начинают с задела. На каждый угол по бутылке. Чтоб хорошо стояла.

– Может, так бы и надо сделать, да у меня форс-мажорные обстоятельства. Предлагаю среднее – поставим избу и отметим достойно это историческое событие, – Сергей ждал ответа, не отводя насмешливого взгляда с хранителя народных обычаев.

Шатко, валко, но стронулось дело с мёртвой точки. Постепенно, где тихо, где с матерком, завертелась карусель. Застучали топоры, завизжали дрели и пилы, преображались лица строителей, из вялых, осунувшихся они становились живыми. У тех, что помоложе, выступил яркими пятнами румянец, на лбу появилась испарина. Лиха беда начало. Вот на фундамент лёг первый ряд брёвен. Сергей окинул взглядом площадь, замкнутую брёвнами, и порадовался увиденным.

«Восемь на двенадцать, а смотрится как все сто! Родителей бы сюда, да былого не вернуть».

К концу дня, когда солнце скатилось за лес, уставшие, но довольные сделанным, рабочие обливались колодезной водой, смывая с себя пыль и солёный пот, Сергей гладил рукой верхнее бревно четвёртого ряда. Бревно, не скупясь, отдавало ему своё тепло; крепко пахло смолой и скипидаром; под ногами шуршала стружка.

При густых уже сумерках, когда Сергей пробовал на готовность кашу, подгрёб дед Матвей.

– Что это у тебя, дед, за коромысло? – спросил Сергей, показав на что-то длинное, завёрнутое в мешковину и перетянутое бечёвкой.

– Это, брат, такое коромысло, какое может ещё как тебе пригодиться, – дед принялся, не торопясь, развязывать бечёвку. Сергей ждал, нахмурив брови. – Вот тебе коромысло! – извлёк из мешковины дед ружьё. – Берданка. Я и запамятовал, а она вона где оказалась! В чулане! Тебе-то я отдал дедово ружьё, а сам-то с им, с дедом, то ись, ходил с им. С берданкой. Ты не гляди на калибр, маловат, конечно, но бьёт, особливо пулей, лучше и не быват. Как-то пошёл я один в Косу Падь, дед тода занемог, а она у меня из-под ног. Прошила пуля наскрозь! А ты: коромысло! Патронов сыскал только пять, не знаю, продают их в охотничьем магазине или нет? Ране продавали, теперя не знаю. Будешь в районе – зайди спроси. Пулей на сто больших шагов в кружок с ладошку, а ты: коромысло!

– Спасибо, дедушка! – поблагодарил Сергей. – Да только зачем оно мне? У меня и разрешения нет, и не охотник я. Не разрешат мне в милиции оружие.

– Ты думашь, всем разрешили? Их тут таких чуланы да чердаки полны. Даю не для охоты. От плохого человека будет защита. Помнишь того, деньги кому надо? Во, от таких оно! Бери, не сумлевайся. Не подведёт. Пружина как с завода, а ему лет да лет. Умели тода делать люди.

Вот уже дом подведён под стропила, они рёбрами большого животного смотрятся издали. Радости скрыть не мог Сергей. Он бродил по избе без окон и дверей, и мысленно расставлял в ней печь, кровать, диван, столы и стулья, городил-перегораживал комнаты детям, спальню себе с женой не забыл…

День выдался солнечный и какой-то прозрачно-звонкий. Начали желтеть деревья. Сквозь желтизну листвы берёз пробивался красно-оранжевый цвет молодых осинок. Сергей ждал строителей, сегодня у них по плану установка окон и дверей. Рабочие задерживались, хотя вчера об этом никто не заводил разговора.

«Не было бы какого форс-мажора со свадьбой или крестинами, – размышлял Сергей, поглядывая на проём в лесочке, откуда тянулась дорога. – И до получки далеко».

Послышался рокот автомобиля, и из проёма, как из пещеры, вынырнула машина. Машина была не та, что привозила любителей мажора. Скоро она притормозила, подвернув к новой избе.

– Фу ты, ну ты, лапти гнуты! – воскликнула Томка, увидев дом под крышей. – На новоселье не опоздала?

Из машины вышла молодая девица, одна из тех, в которых сразу влюбляются мужики как холостые, так и женатые.

– Здравствуйте! – сказала девушка и красиво улыбнулась.

– Сергей Игнатьевич, невесту вам привезла, – выпалила Томка. – На смотрины приехали.

– Тома, считал тебя другом, а ты оказалась… Предупредила бы, лаковые сапоги бы надел. Штаны плисовые…

– Отбросим мелочи! Главное – что?

– Что?

– Главное, что есть повод выпить!

– Да, – Сергей почесал за ухом, – повод есть, только…

– Не горюйте! Мы предусмотрели! Чай в термосе ещё не успел остыть.

– Тогда, милости просим, – Сергей показал на свой дом.

– Какие хоромы! – воскликнула Томка, переступив через порог. – Быть хозяйкой в таком доме – лучшего счастья и не надо!

Девица, оглядывая всё своими огромными серо-зелёными глазами, улыбалась, украдкой посматривая на хозяина.

– Столовая у меня в другом помещении, – признался Сергей. – Но там темень несусветная. Помещение то – баня. Подождите минуту, я здесь накрою.

Хозяин принёс доску, два чурбачка – получилась лавка. Бочонок вверх дном, застеленный газетой – стол. Банка спасительной тушёнки, хлеб – угощенье.

– Прошу к столу, – показал он на «стол» и лавку. – Чем богаты, тем и рады.

Гостьи уселись на лавку, а хозяин примостился на чурбачок. Чай был ароматный и горячий.

– Вот, жду, должны недостающие окна сегодня привезти и вставить, да что-то нет их, – пожаловался Сергей. – И причин нет, а что-то не едут.

– Приедут, – махнула рукой Томка. – Никуда не денутся. У нас как? Пилотка есть, погодка есть, самолётка нет; пилотка есть, самолётка есть, погодка нету. Приедут. Во! Кажется, легки на помине! – послышался рокот автомобиля.

Извинившись, Сергей выскочил во двор.

– Как он тебе? – спросила Томка девицу.

– Вроде, ничего, – пожала та плечами. – Он серьёзно думает здесь жить? Тут же глухомань!

– В этой глухомани люди сотни лет жили.

– Тут даже света нет!

– Мои родители при керосиновых лампах жили, а я уже при электричестве, – Томка испытующе глядела на девицу.

– Но, это же…

– Почти «декабристкой» надо быть, чтобы решиться сейчас жить в деревне?

– Для этого нужен «декабрист», а не колхозник.

– И колхозник может быть приличным человеком. Из этой деревни есть и врачи, и учителя, и лётчики, и офицеры…

– Это было когда-то. Теперь того не повторить.

– Не надо повторять! Надо продолжать совершенствуя.

– Это… это мне не под силу.

– Не спеши с отказом. Подумай, взвесь все за и против… Уверена, есть в этом резон.

– В тридцать лет старуха в резиновых сапогах и ватнике?

– Зачем так мрачно? Попробуй нарисовать иную картину. Молодая, здоровая, красивая дама, рядом красивенькие, здоровенькие детишки, любящий вас всех муж и отец. Вам весело и радостно жить в этом райском уголке…

– А если кто заболеет?

– Скорая приедет за столько же, как и в городе. А то и раньше прилетит вертолёт.

– Школа? Как в школу отправлять этих маленьких, красивеньких, здоровеньких?

– Автобусом. Вернётся жизнь в Духовщину – построят свою школу, больницу, аэродром даже построят!

– Вы, Тамара Елизаровна, мечтатель похлеще Ленина.

– А разве Ленин в чём-то был неправ? Перечислить, что сделал он для страны?

– Не надо перечислять, знаю, изучала марксизм-ленинизм больше, чем свою живопись.

– Если хорошо и правильно учили преподаватели, и сама училась не для оценки, то должна знать: страна советов – шаг вперёд в истории человека.

– Наверное, так и было до лихих девяностых, а потом сделали два шага назад, как Ленин предупреждал, и оказались обратно в крепостничестве, миновав не прижившийся дважды капитализм.

– Ленин не Бог. Это Богу всё давалось просто: да будет свет, сказал он, и тут же появился свет. Да будет Земля, и Земля тут как тут нарисовалась. Хорошо, сказал бог. Ленин разрушил тысячелетний уклад, в котором одним всё, другим – ничего кроме рабского труда, болезней, бесправия и смерти. Так что, не надо трогать Ленина! С его головой, живи он, Россия бы сверху глядела на все государства. Многие бы хотели быть под крылом у неё! И не надо бы было, прикармливая их, вовлекать в большой союз, они бы…

Вошёл Сергей, извинился за своё негостеприимство.

– Что с ними делать, ума не приложу! – с напором высказался он. – Привезли чужие рамы и двери. Поехали обратно. Не уверен, что не привезут чьи-нибудь шкафы или кухню. Вот специалисты!

– Совсем по Гоголю, – улыбнулась Томка. – Ехать Чичикову надо, а кучер говорит: тарантас надо ремонтировать. В этом вся Россия, неторопливая и беспечная.

– Да, – согласно закивал Сергей. – Отставать и потом догонять – наша коронка!

– Сергей Игнатьич, – решила перевести разговор Томка на более важную тему. – Пока вы там бегали с колом за подрядчиками, мы с Юлей размышляли о будущем Духовщины. У нас разногласия. Я верю в то, что заживёт она, возродится, будет школа, больница, аэродром даже, а Юля смеётся, называет меня глупым мечтателем…

– Тамара Елизаровна, – вспыхнула Юля, – вы неправду говорите: глупым мечтателем я вас не называла. Я сказала, что вы мечтатель похлеще Ленина!

– Это одно и тоже, – отмахнулась Томка. И к Сергею: – Расскажите нам тёмным, что здесь будет по вашему генплану.

– По моему генплану, – усмехнулся он, помотав головой. – По моему генплану будет Духовщина почище Нью-Васюков. А если серьёзно, то хочу создать здесь прибежище для потерявших веру во всё хорошее. Это поначалу. А потом для всех желающих жить и трудиться в деревне.

– Пансионат для престарелых и инвалидов? – Томка решила, что Сергей собирается нажиться на этом бизнесе, да натягивает вуаль порядочности.

– Не только. Хотелось бы, чтобы на это откликнулись молодые и здоровые люди. Если придут старые и больные, тоже их принять.

– Нужны врачи, сёстры, сиделки, а это немалые деньги!

– Деньги будем зарабатывать. На первых порах, может быть, помогут волонтёры – дело-то доброе.

– Добрые дела нередко оборачиваются наказанием. Это тоже надо знать.

– Знаю. Но надеюсь…

– А приют этот, – несмело заговорила Юля, до того молча наблюдавшая за диалогом двух умудрённых жизненным опытом людей, – в этом же доме?

– По плану каждый строит себе дом. Кто не может, тому всеобщая помощь. Для немощных – отдельный дом с прислугой. Но сейчас только для способных трудиться и обихаживать себя. Этот дом, – Сергей обвёл взглядом от стены до стены, от потолка до пола, – я строю для себя. Для будущей семьи.

– Понятно, – сказала та, опустив глаза. Томка, улыбнувшись:

– Сергей Игнатьевич, если нет претендентки на роль верной и хозяйственной жены, прошу рассмотреть мою кандидатуру.

– А как же вечное искусство? – спросил перспективный муж гостью.

– Мне после Поленова да Саврасова там делать нечего. Буду, скуки ради, малевать полотна, глядишь, что-нибудь удастся. Искусство вечно, а жизнь человека предельно коротка. За свою жизнь человеку надо и самому что-то сотворить, и детей научить чему-то стоящему.

– Хорошо, Тома, – улыбнулся Сергей, – будешь первой в списке конкурсантов на роль, как ты сказала, верной и хозяйственной жены. Окна-двери вставлю, печь сварганю и, пожалуй, можно вселяться.

– Замётано!

Попив чаю, гости распрощались с хозяином, предварительно спросив его, поедет ли он с ними в Магочан? Если не поедет, то что ему привезти оттуда? Хозяин заказал две бутылки шампанского, две коньяка и тоже две водки.

– Во банкетулю закатим! – воскликнула Томка.

– Тамара Елизаровна, – спросила Юля, всматриваясь в Томку, – а если он и правда предложит вам стать его женой, вы согласитесь?

– Конечно, соглашусь. Только этого не случится. Это всё шуточки!

– Глухомань. Вьюга да волки.

– Романтика!

– Жизнь в стороне от настоящей жизни.

– Настоящая жизнь в дружбе с природой!

Сергей, нет-нет, да и останавливался на разговоре, казалось, шутливом, ни к чему не обязывающем.

«С хозяйкой определился, – размышлял он, внутренне улыбаясь. – И самое главное, дети уже есть. И не просто дети, а мальчик и девочка, сын и дочь! Вот радости будет в доме!» Вспомнилась своя семья – отец, мама, старший брат и сестра. Поначалу было хорошо и весело, потом брат погиб под гусеницами трактора. Хотел на ходу заскочить в кабину к трактористу, зацепился телогрейкой за палец гусеницы – и в одно мгновение его затянуло под многотонную громадину. Брат был любимый, с ним было легко и весело, кроме того, он был защитой. Кто бы из старших пацанов и хотел надавать тумаков, «загнуть салазки», да остерегался расплаты. С сестрой было проще. Она, как все девчонки, была хныкалкой и страшной ябедой. Эти её недостатки оставались до их расставания. Она всегда была недовольна братом. Жена? Жена была. «Была – и нет. Растаял след… Слетело с губ тепло», – вспомнились строки из какого-то стихотворения из журнала.

7

Анатолию в жизни не везло с детских лет. У всех детей как у детей, а у него как изгоя какого. На речке, где воробью по колено, он умудрился утонуть. Вытащил его уже без сознания соседский мальчишка на год младше его. Дома на него набросился баран и долго катал по земле, богато унавоженной. Да что там баран! Петух, родной петух Петька, которого Толя кормил с ладони почти каждый день, кому любовно наливал свежей водички, и тот гонялся за ним по двору, распушив хвост, надув зоб. Подросши на столько, что мог вполне работать на лошадке в колхозе, как это было со всеми другими мальчишками его лет, с ним такого не случилось. Самая смирная кобыла колхоза сбрасывала его со спины, как что-то ненужное и позорное. А когда он научился сидеть, не ёрзая своим костлявым задом по такому же костлявому хребту кобылы, она всё же умудрилась выразить своё презрение – укусила его за ногу. Её жеребёнок перенял по наследству неприязнь к неудавшемуся кавалеристу, он так и норовил лишний раз лягнуть своим острым копытцем как можно больнее.

Все болезни, какие только не заносил ветер в их края, присасывались к мальчишке тут же и накрепко, не выискивая других любителей поваляться в постели. С одной стороны, оно и хорошо: лежи себе, поплёвывая в потолок; и воды не надо таскать с речки для полива огорода, и телёнка не надо искать в поле под дождём, ничего не надо. На вопрос мамы: «Чего тебе хочется, сынок?» Отвечать тихим голосом: «Сладкого морсику со сладким пирожком». Будучи школьником, попадал на глаза директору с чужой сигаретой в руках, пока хозяин её отлучался на минутку и давал подержать её. Уже юношей ему не везло с девочками. У всех были подружки, его же, как чумного, обходили стороной. Пускай бы только обходили, они же фиг знает, что о нём говорили, какие только небылицы не придумывали! Совсем уж было ему повезло: заметил улыбку на веснушчатой физиономии Коркиной, как показалось, адресованной ему, и он подскочил к ней с каким-то придуманным второпях вопросом. Она брезгливо передёрнула острым плечиком и сказала, что от него колбасой воняет. Колбасой он вонять никак не мог уже потому, что не ел её с Рождества. Тогда отец заколол кабанчика, и мама наделала колбасок. Так когда это было!

«Неужели запах так долго задержался?» – подумал тогда Толька, обнюхал втихаря рукава, подол свитера, но так и не уловил колбасного запаха. «Сама нажралась колбасы, а на других спирает», – решил он и успокоился.

Вот и школа позади. Приехал в город поступать в сельскохозяйственный техникум и в первый же день попал под машину. Поломало ногу. В больнице собрали и срастили кости, нога получилась прямой, прямее даже чем была, но во время массажа медсестра её заново отломала. Срастаться прямой нога наотрез отказалась и срослась абы как. Ко всем неудачам добавилась безобразно кривая нога. Техникума нет, нога кривая, на работу, где можно что-то заработать, не берут, а годы бегут… Вот уже двадцать с большим хвостиком, а за душой ни образования, ни денег, ни семьи. Хоть в петлю лезь! Судьба сжалилась и придумала Анатолию ещё одно испытание: свела его с женщиной, которая устроилась на освободившееся место на работе рядом с ним. Маленькая, толстая, с глазами кисельного цвета, тонкими губами и громким голосом она сразу показала, что никому подчиняться не собирается. Анатолий за десять лет работы в цехе по изготовлению картонных коробок выбился в начальники, был старшим сборщиком, и все новенькие должны были подчиняться ему. И тут такое. Короче, долгая война между старшим участка и строптивой дамой закончилась женитьбой. Условной. Без регистрации брака, без куклы на капоте, вообще без всякой суеты и шумихи. Первое время вроде бы даже как-то окрылило жениха, он понял, что не так страшен дьявол, как его малюют. Даже много хорошего есть в женитьбе: не надо варить себе, есть кому и постирать, да и под боком иметь жену разве лишне. Потом жизнь вползла в глубокую колею, выбраться из которой уже не было сил. «Вон сосед моложе тебя, а у него и квартира, и машина, икру едят ложками, а мы ютимся у мамы в двушке»; «Твой дружок купил своей шубу, а я в пальтишке с протёртыми локтями», «Жрать мы все горазды, а заработать лишнюю копейку нас палкой не заставишь». Поразмыслив в постели чёрной дождливой ночью, Анатолий решил покончить со всеми неудачами раз и навсегда. Готовился он к этому решительному шагу ровно неделю. Навестил отца с матерью, съездил в деревню к старшему брату, увидел, как тот живёт и убедился в правильности выбора: брат жил ещё хуже Анатолия. Рано утром он оделся в чистое и сиганул с балкона. И тут ему не повезло в очередной раз! Он остался жив. Видать, третий этаж не предусматривает мгновенную смерть самоубийцам, а обрекает их на увечья. С горечью подумал тогда, что надо бы с верхнего, девятого, да как сказать хозяевам, чтобы пустили спрыгнуть с их балкона. Заподозрят ещё неладное. Так и получилось, что к одной кривой ноге добавилась вторая такая же. Жена принесла в больницу сумку с его вещами и сказала, что с этой поры он волен жить как ему захочется. Жить как захочется мало кому удаётся, а нашему герою так и думать об этом не было нужды. И жить как жил тоже осточертело. Он стал собирать в больнице снотворные таблетки, чтобы потом, когда наберётся их горсть, все разом проглотить и тихо покончить с неудачами. У другого так бы и получилось, только не у него. Сосед по койке в палате заметил, что его сосед не дышит, тут же приковылял на пост и высказал дежурной сестре свои подозрения. Неудачника очередного покушения на свою жизнь откачали, промыли, пожурили… Выписался Анатолий из больницы в весенний ясный день с двумя кривыми ногами в одну сторону, с двумя поломанными рёбрами, с язвой желудка и оптимистическим настроением, внедрённым в его душу психиатром, назначенным для опеки над ним. Глядя на яркое тёплое солнышко, ковылял по пыльной обочине и тихо напевал: «Куда пойти теперь солдату? Кому нести печаль свою?» Звук догоняющей машины не насторожил его. И даже когда что-то жёсткое тупо садануло его по голове, он не сразу понял, что это касается его. Только свалившись в канаву с лужей, осознал, что от судьбы не убежать.

Сергей совершенно случайно увидел в зеркало, как что-то мелькнуло и исчезло в канаве.

– Останови-ка! – приказал он водителю КамАЗа, на котором везли они доски. – Что-то не то.

Действительно, не всё было ладно – одна доска сползла вбок и колебалась незатухающим маятником. Сергей заглянул в канаву: там лежал человек и дрыгал страшно кривыми ногами.

– Приехали, – прошептал он. – Только этого мне не хватало.

Человек в луже перевернулся на бок, потом на живот.

«Наш поросёнок Борька точно так же в луже купаться любил», – пришла никчёмная мысль.

Человек встал на четвереньки, потом на ноги. Сергей зажмурился, представив страдания человека с переломанными ногами, ждал душераздирающего крика. Не дождавшись, приоткрыл один глаз, потом второй. Человек ковылял к нему, потряхивая головой.

– Вы не в сторону Вишнёвки? – спросил человек слегка весёлым голосом.

– За Вишнёвку, – ответил Сергей, не приходя в себя.

– Подбросите? – попросил человек на кривых ногах.

– Подбросим, – согласился Сергей, ожидая ещё чего-то необыкновенного. «Он в шоке, – рассуждал Сергей. – Шок пройдёт, и он шмякнется без чувств».

– Вот хорошо! Как мне повезло! – залепетал человек, широко улыбаясь.

– А… – потянул Сергей. – Это… с вами всё в порядке?

– Да. Всё хорошо.

– В канаве что делали?

– Да что-то меня дербалызнуло по башке, я туда и свалился, – не переставал улыбаться человек. – Подождите немного, я за шапкой сбегаю. Свалилась где-то.

– Садитесь в машину, – распорядился Сергей. – Шапку я вам принесу.

Когда появилась Вишнёвка, человек забеспокоился, заёрзал на сиденье.

– Мы вас довезём, куда надо, – заверил Сергей, представив испытания человека с необыкновенной кривизной ног, и как он передвигается на них по ухабистой дороге.

– Спасибо! – заулыбался человек. – Да я бы уже и так дошёл. Это ж сколько бы я брёл, не встреть вас.

Сергей, скрывая улыбку, подумал: «Для этого пришлось получить “по шапке”. Слава Богу, обошлось лужей».

– Вон у того дома остановитесь, – показал человек на неухоженный дом с кривым пряслом, частично ушедшим на дрова, с просевшей шиферной крышей. – Там мой братишка.

На звук остановившейся перед избой машины, откинулась грязная занавеска на мутностекольном окне, показалась всклокоченная голова. Пуще прежнего заулыбался мужичок, радостно замахал руками. Лохматая голова не спешила проявлять ответную радость. Когда гость подходил к крыльцу, дверь сеней распахнулась, и под ноги ему сердитая баба выплеснула помои. Смерила уничтожающим взглядом улыбающегося родственника-неудачника, крутнулась и исчезла в темноте сеней. Но и такой приём не смутил гостя. Не дойдя до крыльца, он остановился, махнул рукой, как махнул некогда Цезарь, переходя Рубикон, и заковылял к машине. Сергей с водителем ждали чего-то, сами не зная, чего.

– Вы обратно когда будете? – спросил он высунувшегося из кабины Сергея. – Я бы вас на перекрёстке подождал. Нюрка сегодня не в духе, вон как встретила – помои под ноги. А я ей шоколадку привёз.

– А где твой собственный дом или угол какой? – спросил, задумавшись, Сергей.

– Под небом. Под солнышком. Под копной сена. А в районе – на чердаке живу.

– На какие средства живёшь? – не отдавая себе отчёта, выспрашивал Сергей у улыбчивого человечка подноготную.

– Пенсия по инвалидности. Летом старухи на рынке что-нибудь дают. Нормально живу, хватает.

– Что умеешь делать? – ближе к сути подбирался Сергей.

– Что умею? – поджал плечи мужичок. – Да всё могу. Коня запрягу, корову подою, картошку посажу и выкопаю… Всё могу.

– А готовить обед можешь?

– А то как же? Сам себе готовлю.

– А если на компанию из десяти человек?

– Не, так много не готовил, – признался мужичок. – Свиньям у отца готовил много, а людям не готовил.

– Разница небольшая между человеком и свиньёй. Свинья даже в чём-то и получше будет, – кивнул одобрительно Сергей. – Во всяком случае, она порядочней.

– У нас был кабанчик Борька, – во всю ширь заулыбался мужичок, – так он только не говорил. Всё понимал с полуслова. Он, бывало…

– Я предлагаю тебе работу повара, – прервал воспоминания мужичка о кабанчике, который был так умён, что не каждому человеку такое было уготовано природой.

– Как это? – перестал улыбаться претендент на кулинара. – Я же…

– Начнём с простого. С каши и картошки, дойдём постепенно до фирменных салатов типа «Метро», «Киевских» тортов и прочих буржуазных деликатесов.

– А кормить кого надо? – призадумался кандидат в кулинары.

– Его Превосходительство Народ!

– Чьё превосходительство? – сбитый с толку торжественным слогом работодателя, переспросил мужичок.

– Трудящихся будем кормить! И кормить будем почище любого буржуа! Ну, как, согласен?

– Да как-то… – замялся мужичок. – Может, помощником каким к настоящему повару, а потом бы уж и самому.

– Хорошо, – быстро согласился и с этим Сергей. – На стажировку отправим в столовку, потом в ресторан.

– Если только так. А то сразу – на тебе!

– Вопрос не простой: с ногами как быть? Повар на них крутится целый день.

– Это не беда, придумаю что-нибудь! – весело отмахнулся мужичок.

– А… – Сергей подбирал слова к следующему вопросу, – а выправить их никак нельзя?

– Почему нельзя. Можно. Только денег это стоит.

– Сколько?

– А кто его знает! Много! Мне их не заработать.

– Так, может, сразу и приступим к работе? – спросил и предложил одновременно Сергей.

– А! Была не была, семь бед – один ответ! – бодро заявил будущий кулинар.

– Вот этого нам не надо! – не поддержал такого решительного оптимизма Сергей. – Надо будет делать всё как надо! Как отцу родному или как за наличные деньги!

– Что, и деньги платить будешь? – расширил зенки мужичок.

– Конечно. Но только их нам надо будет заработать. Пока их у меня нет. Но они будут. Согласен?

– Думаю, не прогадаю, – закивал мужичок. – А там видно будет. А… Хотя ладно. Согласен!

– Вот и хорошо. Иди поздоровайся с братишкой и его красавицей женой. Только не очень долго. Мы подождём.

– Поехали! – поставил кривую ногу на подножку мужичок. – Будет ещё время встретиться и поговорить. Когда богатым и знатным, как граф Монте-Кристо, вернусь.

– А в рабстве не боишься оказаться? – спросил с прищуром Сергей. – Такое сейчас сплошь да рядом!

– Сбегу, – оптимистично заявил мужичок.

– На таких-то ногах?

– А что ноги? Ноги как ноги.

– Да, ноги как ноги. Любой танцор позавидует, – согласился Сергей.

– Далеко ходить трудновато, а по дому – нисколько.

Долго изучал мужичок хозяйство Сергея, ходил сначала осторожно, ко всему приглядываясь, принюхиваясь, как мартовский кот, впервые после холодной зимы вылезший на заснеженную крышу. У таганка задержался дольше, чем где-либо; посмотрел налево-направо, что-то соображая.

– Как наше «дворянское гнездо»? Понравилось? – спросил Сергей.

– Жить можно, – ответил тот. – Дровишек не вижу. Да и стола тоже.

– Москва не сразу строилась. Будет вам и белка, будет и свисток!

– А где люди-то? Превосходительство которое?

– Смокинги примеряют у кутюрье. Скоро будут.

– Ужин на них готовить?

– Не надо. Сегодня они будут на банкете у мэра Пискулькина. Думаю, наедятся там до отвала.

– Баба с возу…

– За неотложными делами мы так и не представились друг другу, – наклонил голову и протянул руку Сергей. – Сергей, сын Игнатия. Член королевского общества Духовщины.

– Анатолий Петрович Пустовойтов, – склонил голову и протянул руку, прищёлкнув каблуками, новый член общества. – Вечный неудачник.

– Вступив в наше общество, отныне, граф, вы избавляетесь от всех неудач. Дай вам Бог пережить сплошные удачи, а это похлеще самых трудных испытаний. Опыт говорит об этом.

– Пережили голод, изобилие переживём! – уверенно заявил Анатолий Петрович.

Подошёл, отряхивая лапки, кот. Остановился, внимательно осмотрел нового жильца усадьбы. Видать, чем-то он ему не понравился – пошёл прочь, не оглядываясь.

– Мой сосед, Василий Васильич, – кивнул на кота Сергей. – Разборчив во всём, особенно в людях. Наведался тут ко мне блатяга один, так он чуть глаза ему не выцарапал. Защитник и верный друг! – похвалил со светлой улыбкой ещё раз Василия, который в это время подкрадывался к воробьям, щебечущим в углу двора.

– Эй! – окликнул его Сергей, – в моём доме давай без мокрухи!

Кот упрямо, устремив немигающие глаза на жертву, продвигался к цели. Кроме объекта охоты он ничего не видел, ничего не слышал.

– Вот чёртов охотник, – выругался Сергей, и, подобрав с земли кусок трухлявой древесины, запустил ею в кота. Испугавшись, тот взвился вверх, потом пустился наутёк. Воробьи сереньким облачком поднялись и улетели за угол бани. – Вот так и живём, регулируя друг друга, – бросил в пустоту Сергей.

К концу дня приплёлся дед Матвей. Выждав момент, когда они остались с Сергеем наедине, спросил:

– Где ты ево подобрал? Урода этого?

– По пути домой встретил. Честно скажу: жалко стало. Знаю, что из него работник плёвый, но человек ведь. Что-то будет делать. Поваром предложил, он согласился.

– Из него повар, как из меня архиерей! – в голосе деда Матвея слышалось нескрываемое презрение к новичку, определённому в святая святых – в повара. – Ноги, обратно, каки-то совсем не таки.

– Выправим. Лишь бы сам человеком оказался, – выразил смутную надежду Сергей.

– Как же ты их выправишь? Это ж тебе не прутик согнуть. Рассыпются на куски, будешь тода в кровати с ложечки его кормить, а он будет капризничать. Напрасно ты это, – заключил дед Матвей и ещё с большим интересом и нелюбовью посмотрел на новичка, собирающего по двору щепки и трухлявые остатки от брёвен. Помолчав, добавил: – В бане бы не мешало ево обмыть. Да и бани жалко, заразы бы какой не принёс. Вот задачу ты себе нашёл!

– Он только что выписался из больницы. Наверное, там видели, что он не заразный, – сказал Сергей, тоже посматривая на «повара», который, как ни в чём не бывало, бродил по двору в поисках щепок и всего другого, что может гореть.

– Документы смотрел? Можа, зэк какой беглый?

– Зэк! Ты бы, деда Матвей, назвал его ещё террористом, – сказал Сергей и сплюнул на сырую холодную землю.

– А чо, всё могёт быть, – не сдавался старик. – Я как-то читал, давно, правда, это было, так там японский генерал у нас на Востоке дворником устроился, во как!

– А этот поваром? – улыбался Сергей.

– Да они в кого хошь обернутся! – стоял на своём дед. – Их там этому учут. Могли и ноги обломать для дела.

– И ко мне заслали?

– Кака им разница, куда он пристанет, лишь бы заданию выполнял. Им чо!

– Что он тут выведает? Чему навредит? Что уничтожит?

– Чо надо, то и выведат. Чо скажут, то и взорвёт. И ты ему бушь сам в этом помогать, и знать не бушь как.

– Дед Матвей! – взмолился Сергей. – Да какой же он шпион! Кто ему из серьёзных людей даст какое задание! Это же смешно!

– Во-во! Все так и думают, а он знай своё дело и делат ево. Пока до некоторых дойдёт, он мост через Ангару взорвёт, колодцы поотравит, в машину с начальством гранату подкинет… Нет, Серёга, тебе надо быть сурьёзней, когда приводишь в дом незнамо ково. Проверь документы повнимательней. Под увеличительным стеклом проверь – не переклеил ли он карточки. Вон, как-то кино было. Ехали два в поезде, один был солдат, демобилизовался, а второй оказался вражеский шпиён. Тот всё рассказал о себе, а этот, шпиён-то, убил его и сбросил с поезда без документов. Быстренько подклеил свою карточку и вредил как хотел. Вот так! А ты… Ночью, кода он заснёт, проверь ево одежонку – не зашито ли чо в подкладке. Отрава кака, али ещё чо…