Неживая земля. Воитель

– Прости… прости, что осмеливаюсь говорить с тобой, – с удивлением услышал я свой голос, похожий на беззубое ворчание, – но открой тайну, как ты справился с силой знаний, о которых рассказываешь мне? – из глаз моих потекли слезы, я упал на колени перед Иерионом, пополз и хотел целовать руки, лишь бы он ответил мне и помог. Старик даже не шелохнулся, но нечто так сильно ударило меня, что я вскрикнул и оказался отброшен в сторону. – Научи меня! – крикнул я, распластавшись на полу и ощутив злость оттого, что в руках сгорбленного чудовища находилась моя жизнь и, что гораздо важнее, судьба моего труда. – Позволь закончить начатое! – продолжал я умолять сквозь слезы. – Позволь завершить рукопись и наполнить ее твоим знанием!

Старик без какого-либо сожаления смотрел на меня. Оказавшись на полу, я понял, чем он пахнет. Похожие на дыхательные клапаны устройства с прорезями на его маске как будто чадили. Густой дым беззвучно опускался вниз, стлался по полу и нес запах кладбища, сгнившего, холодного мяса.

– Ничто живое на Земле не способно совладать с энергией темных истин. Познав их, неминуемую гибель можно лишь отсрочить. В миллиардах лет учений, которым я себя посвятил, открытые тебе знания по времени не займут одного удара сердца, но даже они погубят твой разум, потому как со мной рядом ты есть жалкий червь. Вселенная создавалась не нами, и тайны ее сотворения предназначены не для нас. Оттого сила запретных знаний столь разрушительна. Совладать с ней могут лишь создания, соизмеримые по силе с мощью галактик, – дети Вселенной высшего порядка. В поисках ответов на вопросы, которые делают меня похожим на человека, я познал то, чего знать не должен, и ощутил, как существо мое заполнил бесконечный мрак. Как и в твоем теле, во мне зародились необратимые изменения. Чтобы спастись, я очистил свой разум могущественным заклятием, но прежде перенес запретные знания в книгу, ставшую смыслом моего существования. «Высший Замысел» – труд, задуманный мной во времена, когда Земля была еще молодой, и начатый, когда сознание мое обрело первую плоть. В нем я изложил десять из одиннадцати темных истин Мироздания. Но уже скоро… совсем скоро настанет время, когда родится и мой зверь во тьме. В награду за его рождение мне укажут путь к последней, одиннадцатой истине Мироздания. И когда я овладею ею, мои знания и силы будут сравнимы с могуществом Первых Богов, покинувших пределы Вселенной. Теперь же продолжай свою… рукопись, человек. Я трачу на тебя непозволительно много сил.

Иерион уродливой горгульей возвышается надо мной в дальнем углу. Иногда его ровное, шипящее дыхание становится частым и каким-то глубоким, тяжелым, погружая заплеванную кровью комнату в удушливый, смердящий гнилью пар. Мне нужно отдохнуть, иначе я не выдержу… Уже нет сомнений в том, что старик реален. Это не плод моего воспаленного разума… скорее демон, рожденный в те дни, когда в минуты гнева и усталости от криков больной матери меня посещали настолько темные мысли, что я сам себе опротивел.

После нашего разговора Иерион продолжил рассказ. Я жадно впитывал его мрачные речи, но когда старик назвал имя первого сына Тьмы, и я попытался воспроизвести его в книге… я стал умирать. Каждая клетка моего тела словно воспротивилась дьявольскому знанию, которое отравило меня. Я кровоточил, как недорезанное животное. Кровавая пена хлестала из всех отверстий. Внутренности из живота стали подниматься ко рту, будто пытаясь выбраться наружу, вывернуть меня наизнанку. Впрочем, боли я не ощущал и, просто не препятствуя происходящему, уронил голову на стол. Из глаз что-то потекло. У меня не оказалось сил это остановить, закрыть лицо ладонями или просто зажмуриться. Мои глаза вытекли, как желтки из разбитых яиц, но я продолжал надеяться, что все это лишь сон, что все это плоды моего воспаленного разума, истощенного изнурительной работой над книгой и ежедневными истериками больной матери. Даже сейчас я способен видеть, но как бы сквозь темноту, и это не мешает мне писать дневник. Когда мой затянувшийся кошмар пройдет, я использую откровения Иериона для рукописи, способной перевернуть как литературный мир, так и представление всего человечества о нашей роли во Вселенной.

Я мог бы слушать мрачноватый, металлический голос Иериона до тех пор, пока над миром не угаснет Солнце, но, похоже, владыка приближается к завершению истории – маленькой частицы из бесконечной фантастической истории о противостоянии воинов Света силам Тьмы, – которую был готов мне поведать. А вместе с ней подходит к концу работа над моей первой книгой. Это… это самое удивительное из того, что я когда-либо ощущал. Завтра же утром я отредактирую черновик, распечатаю рукопись и отправлю издателю. Нет, это слишком опасно! Они украдут ее у меня! Я сам опубликую книгу. Завтра же! Нужно только дописать ее, но мама… она кричит… постоянно. Должно быть, стук кнопок этой проклятой клавиатуры или наш разговор разбудил ее. Иерион говорит тихо, порой неразборчиво. Мне и без этого приходится напрягать слух, чтобы ничего не пропустить, а из-за ее истеричного вопля я и вовсе ничего не слышу. А вдруг завтра старик не придет? Вдруг моя темная муза оставит меня? Как я допишу книгу? Даже если я подойду к маме, она не прекратит дергать меня через каждую минуту. Она знает, прекрасно знает, чем я занят! Я рассказывал ей, как эта книга важна для меня, но она специально кричит и не дает мне работать… Нет, с этим нужно что-то делать. Не могу больше… просто не могу… Хватит с меня… хватит! Я доведу дело до конца и этой ночью увижу, как рождается «Зверь во Тьме».

P. S.: Руки еще дрожат, но я должен записать любопытное наблюдение. Нужно использовать эту мысль в продолжении книги. Насколько мне стало понятно из рассказа Иериона, воители и заклинатели – это безжалостные, кровожадные машины в человеческой плоти, которые оберегают мир от Тьмы, но они являются некими уменьшенными, вобравшими только лучшее прообразами своего Отца, создавшего все живое на Земле, в том числе и людской род. Эти служители Света не ведают жалости ни к людям, ни к порождениям темной материи. Подавляющее большинство из них лишены любви, а движут ими лишь ненависть и извращенное подобие фанатической веры в миссию, которой Отец заменил им смысл жизни. Но все же именно в ненависти, как самом сильном из доступных чувств, воины Света черпают силы. Странно, но мне и, я уверен, многим другим уже этих слов будет достаточно для подтверждения причастности столь жестокого существа – Отца воинов Света – к сотворению человека. Мы такие же дети, брошенные Отцом и лишенные его любви. Должно быть, когда пришло время рождения человеческого рода, в большей степени мы появились из космической холодной пустоты и ненависти. И только ради издевательской насмешки, жестокой пытки нам позволили хоть немного любить, чтобы до конца дней наших мы могли мучительно осознавать, на что способно человеческое сердце и в каком прекрасном мире мы могли бы жить. Наблюдая за тем, что многие из нас делают с собой и своей жизнью, можно уверенно сказать: мы полностью оправдали старания нашего жестокого Создателя и, наверное, другого родителя не заслуживаем. Я не заслуживаю… и то, что я совершил, доказывает это.

Иерион исчез, но в моей голове еще звучит его голос. Он доносится из глубины дождливой ночи и говорит, что зверь уже близко и ждет меня во тьме. Надеюсь, это конец происходящего со мной безумия… Я не теряю веру, что все это только сон. Слишком реальный, затянувшийся, до ужаса мрачный сон. Потому как жить с осознанием реальности того, о чем поведал Иерион, и того, что я сделал ради полученных знаний, – невозможно. С моих рук буквально слезают кожа и мясо, и мне кажется, я даже вижу кости пальцев. Я попробовал прикоснуться ими к лицу и понял, что лучше бы не делал этого. Оно отвратительно, а вместо глаз я нашел две мокрые дыры. И все же я могу видеть. Так ведь не бывает, правда? Запаха или боли моего гниющего тела я не ощущаю, но все же наблюдать это невыносимо. Я выйду к Иериону в ночь, чтобы дослушать до конца его историю и передать ее в моей рукописи. Возможно, тогда я проснусь и услышу мамин голос. Она позовет меня, я обниму ее седую голову и скажу, как сильно люблю, несмотря ни на что… Господи, что же я натворил…

Нашлись зубы и глаза мертвеца. Андрей отдал дневник оперативнику, расстегнул верхние пуговицы рубашки и, ничего не говоря, вышел из квартиры на улицу. Начало темнеть, холодный ветер гнал по темному небу свинцовые тучи. Андрею стало нехорошо. Приехавшие по вызову полицейские не знали, что тело писавшего дневник человека уже несколько суток находится в морге, и, конечно, считали найденные записи сумасшедшим бредом. Но Кравцов хорошо помнил обезображенный труп Алексеева. Он действительно буквально развалился на части, а на руках практически по локти отсутствовали кожа и плоть. Удивительное, откровенно мистическое сходство между увиденным собственными глазами и записями в дневнике, сделанными за несколько дней до обнаружения мертвеца, заставляло Андрея верить в реальность описанного обезумевшим поэтом ужаса, пожравшего его самого и его больную старуху. Пытаясь найти объяснение произошедшему, у Кравцова возникли как минимум три версии.

Во-первых, Андрей предполагал, что экспертиза подтвердит принадлежность найденных в квартире останков трупу Алексеева, и в этом случае выходило так, что в момент написания дневника кто-то другой наносил ему увечья, несовместимые с жизнью, затем выволок на улицу и выпотрошил, как свинью. Можно предположить, Алексеев был мертв давно, еще в квартире, но проведенные в ночь на месте обнаружения тела экспертизы говорили об обратном. Трупные пятна на неповрежденных участках кожи указывали на то, что одержимый поэт умер всего за несколько часов до обнаружения и позиция тела его после смерти не изменялась.

На несколько минут хмурые небеса расступились. Над Петербургом показалось ярко-желтое солнце. Лучи света словно пронзили дождливый, серый день и застыли в воздухе, наполнив мерцающими бликами золота. Андрей перестроился в левый ряд и вспомнил, как ощутил у дома матери Алексеева пронзающий холод, подумав о второй версии. Гниющий заживо калека, в которого превратился кондуктор на третью ночь записи откровений Иериона, действительно вышел в темную ночь и с кем-то повстречался в темноте. Было бы очень интересно изучить файлы на компьютере Алексеева и почитать, что такого рассказал ему воображаемый Иерион.

Третья версия казалась более правдоподобной и рациональной, но почему-то в нее Андрей верил меньше всего. Если отбросить все мистические аспекты и предположить, что Алексеев изучал некие темные, оккультные знания, вызвавшие частые, продолжительные видения в образе горбатого старика с маской на лице; если найденные в квартире останки не принадлежат ему и пол в комнате залит чужой кровью, после убийства больной матери живой и невредимый, одержимый идеей закончить книгу писатель мог выйти среди ночи во двор, где действительно повстречал «зверя во тьме» и был убит. Но не мог же он за несколько дней в мельчайших подробностях описать муки, которым подвергнется? Если только дневник был написан заранее и не его рукой. Но и это возможно установить с помощью почерковедческой экспертизы.

Почти вся проезжая часть и машины на местах парковки у здания СК оказались заблокированы пятью микроавтобусами «Мерседес» с военными номерами, тремя спецавтомобилями спецназа «Викинг» и двумя «Уралами» внутренних войск. Первый «Урал» оказался пуст, во втором находились люди. Их лица за мокрыми стеклами окон казались размазанными бледными пятнами, совершенно безразличными к происходящему на улице. Сбавив скорость, Андрей проехал по оставшейся полосе, но дорогу ему перегородили двое мужчин с оружием. Один остался у капота, второй окинул взглядом госномер машины и подошел с водительской стороны. Андрей опустил стекло. Произошло что-то очень серьезное, если эти люди здесь. Как правило, их появление происходило во время очень опасных для страны событий.

– Ваша фамилия Кравцов? – спросил мужчина, наклонившись.

– Да, – ответил Андрей и показал удостоверение.

Военный быстро изучил его.

– Вас ожидают. Машину оставьте там, – без каких-либо объяснений сказал офицер и указал на свободное место.

– А что случилось?

– Пожалуйста, припаркуйте машину и не задерживайте движение, – ответил военный, выпрямился и остался наблюдать, как будет выполнено указание. Его товарищ отошел в сторону.

Отъезжая к указанному месту, Андрей услышал, как говоривший с ним офицер докладывает по рации о его прибытии. Не представляя, к чему готовиться, следователь вышел из «Камри», накрыл голову пиджаком и добежал до двери, где его встретили военные из спецподразделения.

– Кравцов? – спросил один из них.

– Да, – кивнул Андрей.

– Следуйте за мной.

Не самое хорошее предложение, из которых Андрею когда-либо приходилось выбирать. Он на секунду засомневался. Военным это не понравилось. Их недобрый взгляд был настолько суров и решителен, что Кравцов не смог отказаться и даже не стал ничего говорить.

Люди внутри особняка Монферрана точно готовились отражать военное наступление. Первое, на что обращал внимание вошедший в здание человек, – черные дула пулеметов. Они, конечно, ставились с обратным расчетом – чтобы при необходимости никто не смог войти. По одному пулеметчику расположилось за широкими, выбеленными балюстрадами на обеих лестницах, ведущих на верхние этажи, где концентрировалась основная часть военных. Внимание Андрея привлекли четверо спецназовцев, переносивших два длинных, объемных темно-серых кейса, похожих на те, в которых перевозят оружие или научное оборудование.

– Куда мы идем? – спросил Кравцов, поднимаясь по лестнице.

– Мне вопросы не задавайте, – холодно ответил военный и раздраженно посмотрел на Андрея.

Из многочисленных вооруженных людей, заполнивших верхние этажи, Андрей выделил три категории: неотесанных солдат внутренних войск, приставленных дежурить у кабинетов, где собрали всех, кто находился в здании. С нескрываемым интересом они рассматривали представителей спецподразделения, экипированных, возможно, лучшими, почти футуристическими образцами оружия и защиты, состоявшими на вооружении армии. Особо выделялась третья группа людей в масках и черной униформе без каких-либо знаков. Они с деловым видом ходили по кабинетам, изучали документы и компьютеры на рабочих местах. Андрей понял, куда его ведут, и немного успокоился.

Кравцов вошел в кабинет руководителя. Дверь за спиной закрылась, сопровождавший офицер остался в коридоре. Человек, занимавший место слева от руководителя, окинул Андрея быстрым взглядом и пригласил сесть напротив. Андрей опустился в кресло и посмотрел на начальника. Тот успокаивающе кивнул, вытер платком со лба и висков проступивший пот. Его шея и щеки побагровели. Ему явно не нравилось, что кто-то из другого ведомства командует в его кабинете. Человек, сидевший напротив, просматривал документы, которые Андрей прекрасно знал. Раньше они хранились в его сейфе и содержали информацию о недавно совершенных убийствах. Мужчина закрыл папку, взгляд его переключился на Кравцова. Во взгляде этом ощущалась какая-то неприятная сила. Выглядел мужчина чуть за пятьдесят. Выше среднего роста, крепко сложенный, с гладко выбритой головой, изуродованной шрамами на левом виске и над рваным правым ухом. В его лице, холодных, серо-голубых глазах было что-то волчье.

– Андрей, из центрального аппарата Москвы поступило распоряжение…, – едва справляясь с волнением, руководитель глотнул из стакана воды, обтер взмокшую шею платком. – Все наработки по делу Алексеева передать нашим коллегам из Министерства обороны.

– Константин Северов, – представился военный, не называя ни звания, ни подразделения, и обменялся с Андреем рукопожатием.

Коснувшись его руки, Андрей ощутил на коже холодное покалывание. Северов едва заметно улыбнулся. Его движения, поведение и взгляд указывали на то, что он здесь главный. Руководитель сообщил, что за расследование недавних убийств берется специально сформированная группа, и Андрею необходимо предоставить все наработанные материалы и обеспечить полное содействие.

– Думаю, этого не потребуется, – перебил Северов. – Не оставите нас ненадолго? – обратился он к руководителю.

Не сказав ни слова, начальник встал, вышел и громко хлопнул дверью, но Константин не обратил на выходку никакого внимания. Он поднялся, подошел к окну. Андрей увидел, что шрам на голове военного проходит через весь затылок.

– Могу я задать вопрос? – спросил Андрей.

– Нет, не можете, – спокойно ответил Константин. Из нагрудного кармана он вынул металлический темный дозатор для таблеток, щелчком выдавил на ладонь одну ярко-синюю капсулу и положил под язык. – Ну и скверная же у вас погода. А я очень метеочувствителен. Голова раскалывается. Жена как знала, что таблетки пригодятся. А вы женаты, Андрей?

– Нет, уже не женат.

– Дети?

– Нет.

– Странно. В вашем деле указано, что у вас есть сын.

– Его не стало четыре года назад.

– Извините, я не знал. Архивный отдел работает не слишком оперативно. Видимо, информация по вам долго не обновлялась. Соболезную.

– Вы прибыли из Москвы и устроили это представление ради разговора о моей личной жизни?

– Нет, вовсе не для этого, – спокойно ответил военный и сел обратно. Андрей заметил, что зрачки его глаз чуть расширились, а радужка приобрела более синий цвет. – Мне нужна информация по убийствам, которые вы расследуете.

– Все есть в документах по делу, – Андрей кивнул на папку.

– Я изучил их, но там только протокольная часть. Мне нужно то, что в официальные документы не входит: ваши первые впечатления от увиденного, ваши мысли, возможно смелые и абсурдные, которые вы не стали бы отражать в протоколах. Уверен, у вас сложился психологический портрет убийцы. Возможно, вы догадываетесь о его мотивах. Как бы вы описали его одним словом?

Глаза офицера превратились в две темно-синие пропасти. Не осознавая до конца происходящее, Андрей почувствовал боль в висках и холод во всем теле, будто погружался в ледяную воду.

– Чудовище… – сказал Андрей и посмотрел на военного так, словно удивился собственному голосу. – Первое, что приходит на ум, когда видишь обезображенные им тела.

– Под чудовищем вы понимаете человека или что-то иное? – уточнил военный.

– Что угодно, только не человека… Человек не способен на такое. Но тогда кто? – Андрей смотрел в две темно-синие бездны напротив. – Как его ни называй, какие бы извращенные больным разумом цели он ни ставил перед собой, но это создание не имеет права называться человеком. Тех людей убил зверь. Хищный и жестокий зверь, который распробовал вкус человеческой крови.

– И все же, говоря об убийце, вы имеете в виду человека. Или нет?

– И да, и нет. Травмы, которые мы видели на телах, человек физически не способен нанести, но то, что произошло с людьми после смерти… это что-то… что-то…

– Сверхъестественное? Потустороннее? – предположил Константин.

– Возможно. Когда мы обнаружили второе тело, все, кто был рядом со мной, ощутили… страх. Не тот, что бывает перед боязнью смерти или потерей близких людей. Это какой-то животный, исходивший изнутри ужас, который человек испытывает, сталкиваясь с тем, что не может объяснить, – вспомнил Андрей.

Он растерянно и почти зачарованно смотрел в темно-синюю бездну глаз офицера, будто пытаясь понять ее силу, справиться с ней. Но сознание командира спецподразделения, наделенное сверхординарными способностями, натренированными и усиленными биохимическим путем, одерживало верх, подавляя неподготовленное сознание следователя, проникая в него и получая нужную информацию.

– Андрей, сейчас мы попробуем вернуться в две прошедшие ночи, – сказал Северов.

Глаза Кравцова испуганно расширились, рот скривился от ужаса. На лбу и висках проступили вздувшиеся вены. Введенный достаточно грубым и опасным методом в состояние форсированного альфа-гипноза, Андрей стал тонуть. Его затягивало в темно-синюю бездну, и, проваливаясь все глубже, он словно увидел себя со стороны. Крошечный и беспомощный, он стремительно падал вниз сквозь циклопических размеров бушующие потоки. Под ним темнела зловещая пропасть, и вскоре синева перелилась в непроглядный мрак, где водились изуродованные, гниющие мертвецы с черными дырами вместо глаз.

– Расскажите, где вы сейчас находитесь, – голос Константина эхом донесся со стороны, издалека, будто звук преодолевал огромные расстояния.

Падение прекратилось. Вжавшись в кресло, Андрей вцепился в ручки и невидящим взглядом посмотрел туда, откуда, как ему казалось, раздался голос. Он перестал видеть себя со стороны и осмотрелся. Неуверенно отпустил кресло и осмотрел свои руки.

– В темноте. Я вижу себя, и больше ничего. Во мраке слышен гул. Похож на вой ветра в горах.

– Очень хорошо. Вспомните, что вы испытали, оказавшись в квартире Телефониста? Самые первые… – офицер не успел договорить.

– Запах… – ответил Андрей. – Чужой запах.

– Что значит чужой?

Откликнувшись на вопрос, Андрей дернул головой и поблекшими глазами уставился в пустоту кабинета, словно пытался отыскать там собеседника.

– Значит, что он… другой. Странный, едва уловимый, но все же различимый среди зловонья сгнивших тел.

– Что еще?

– Когда я вошел в квартиру, сразу ощутил на себе чей-то взгляд. Кто-то наблюдал за нами. Отовсюду… с окровавленных стен, из углов, с потолка, из каждой тени. Сотни глаз. Даже мертвецы смотрели на нас. Как будто тот, кто оставил их, все еще находился в той квартире и следил за нами. Среди ночи, когда он убивал тех людей, он ползал по стенам. Мы видели его следы… и детские среди них. Он забрал мальчика с собой. И повсюду этот едкий, чужой запах. Что-то зловещее, нехорошее осталось в той квартире. Это чувствовали все, но молчали. Как и в том подвале, где обнаружили еще одно тело… второе так и не нашли, но я знал, что он забрал его с собой, в темноту. Там его присутствие ощущалось особенно сильно.

– Вы говорите об убийце?

Андрей откликнулся на голос, повернулся к офицеру и посмотрел будто сквозь него.

– Это как… как предчувствие собственной смерти, но гораздо более тягостное, просто невыносимое, паническое состояние. Оно повсюду, оно подчиняет себе. Хочется или сдаться ему, или без оглядки бежать, прятаться, зарываться в землю, только бы выбраться из темноты.

Руки Андрея дрожали. Он испуганно посмотрел на них, явно осознавая, что с ним что-то не так.

– Успокойтесь, Андрей. Людям свойственно испытывать страх. Не нужно этого стыдиться. Вы молодец. Положите руки перед собой на стол. Будем выходить из темноты, согласны?

Андрей кивнул.

– Слушайте мой голос, следуйте ему навстречу и продолжайте говорить. Какая на сегодня рабочая версия?

– Мы старались понять, что объединяет все жертвы. Нам известно только о трех, но, возможно, их больше. Это совершенно разные люди, не знакомые друг с другом. Алексеев в бреду задушил подушкой собственную мать. Телефонист охотился на одиноких женщин. Два других зарезали жену приятеля, вероятно на глазах у детей. Единственное, что их объединяет, – все они отняли чьи-то жизни. И поплатились за это. Мы не могли понять, как именно убийца находит новую жертву. Как выбирает ее? В последнем случае у нас появилась надежда, что он может быть одним из тех, кто проживает в квартирах двора, где пропали девочки.

– С момента смерти их матери и ее убийц прошло слишком мало времени, – догадался Северов.

– Да. Менее часа. Он должен был слышать, как сестры звали на помощь. И видеть, куда они побежали. Другого логического объяснения просто не существует.

– Вы поняли, что им движет? Каков мотив? – сказал Северов.

– Я впервые столкнулся с подобной сверхжестокостью. Когда видишь все эти обезображенные тела, невозможно представить, что это сделал человек. Трудно сказать, что им движет. Возможно, просто бездумное желание убивать.

– Андрей, зачем вы мне врете? Вы знаете и даже рады тому, что это происходит. Более того, втайне вам хочется, чтобы эти убийства продолжались. Вы даже готовы ради этого затягивать расследование. Я вижу вас насквозь, не пытайтесь скрыть это. Мотивы убийцы очевидны и ясны, но мне любопытно понять, зачем это нужно вам? Я могу заставить вас говорить, но это будет неприятно. Поэтому лучше скажите сами. Даю слово, эта информация останется только со мной.

Андрей опустил голову. Руки его дрожали, ладони сжались в кулаки. На глазах выступили слезы.

– Потому что наша система правосудия несовершенна. Мы могли бы сохранить много невинных людей, мужчин и женщин… детей, – Андрей тяжело сглотнул, последнее слово далось ему с трудом, – мы можем уберечь их от беды, если каждая из тварей за отнятую жизнь расплатится собственной смертью. Каждая тварь должна получить свое! Каждой мрази по заслугам! – зло прошептал Андрей.

Струйка крови потекла у офицера из уха. В затылочной части головы вспыхнула резкая боль. Константин болезненно дернул головой набок, вытер кровь платком и заметил появление дрожи в руках. Находясь преимущественно в симплексной связи с сознанием допрашиваемого, он ощутил сильнейший взрыв гнева, ненависти и боли. Используемая техника допроса позволила офицеру убрать в сознании Андрея некоторые границы и лишить его функции самоконтроля, но вместе с этим Константин в разговоре затронул нечто такое, что запустило настоящую бурю бесконтрольных, сильнейших эмоций – настоящий ментальный шторм, грозивший разрушить гипнотическую связь и оставить Кравцова в темных глубинах собственного сознания, оказавшись в которых люди не возвращаются к прежней жизни.

– Андрей, вы готовы? Я досчитаю до семи, коснусь вашей руки, вы вернетесь из воспоминаний и обо всем забудете.

– Нет. Я не могу… не могу вернуться. Что-то держит меня… – Андрей разжал кулаки и вцепился в край стола. Мышцы и вены на руках вздулись от напряжения. На побагровевшем лице выступил пот.

– Андрей, где вы сейчас? Что видите? – озадаченно спросил офицер. Острая головная боль нарастала.

– Темно, ничего не вижу, что-то шевелится под ногами… но я слышу шаги… Они приближаются. Я здесь не один. Что-то огромное движется прямо на меня… Оно совсем рядом…

– Андрей, нам нужно постараться. Не бойтесь, я вас не оставлю и выведу из темноты.

Константин встал. Впервые сеанс альфа-гипноза настолько истощил его. Придерживаясь за стол, чтобы не упасть, Северов прошел следователю за спину и положил ему ладони на виски.

– Мы начинаем выходить, я рядом. Видишь, как темнота расступается…

– Она… пожирает меня, – сквозь зубы процедил Андрей и в болезненном припадке изогнулся вперед.

С трудом устояв на ногах, офицер удержал его, прижал к спинке кресла и обхватил вокруг головы.

– Сейчас все закончится. Мы почти выбрались… – сказал Северов.

– Он… здесь… – дрожа всем телом, прошептал Андрей. Из его рта текла слюна.

– Считаю до трех, и выходим. Понял?

– Он… меня… ест… – процедил сквозь зубы Андрей.

– Один, два…

Тело Андрея перестало дрожать. Он неожиданно выгнул спину, расправил плечи. Его голова стала поворачиваться, остановилась, будто ей что-то мешало, и дергалась до тех пор, пока с мерзостным мокрым хрустом не переломались шейные позвонки. Голова Кравцова неестественно сильно повернулась за спину, и он темными, как смоль, глазами посмотрел в побелевшее от ужаса лицо офицера. Константин отшатнулся от Андрея, как от прокаженного, схватился за стол, опрокинул графин с водой, упал и попятился назад. Кравцов молча провожал офицера взглядом. Кожа на лице и шее следователя начала покрываться темными, мокрыми язвами.

– Я вижу его глаза. Пламенно-желтые. Они как раскаленные звезды, – вдруг сказал Андрей не своим, похожим на многократное эхо грубым голосом.

Между ними оставалась гипнотическая связь. Константин ощущал, как что-то по ту сторону могильной черноты глаз Кравцова с плотоядным интересом смотрит на него. Он понимал, что Андрея больше нет. Его сознание вытеснило или поглотило нечто первобытно злобное, жадное, неизмеримо голодное. Константин ощущал, как тяжелые, нарастающие волны беспросветного мрака бьются о слабый защитный барьер, выставленный им для обеспечения симплексной связи. И что-то огромное посреди этих волн приближается к нему.

– Он желает овладеть тобой, червь, – сказало существо в теле Кравцова. – Посланник Мертвых Сыновей, сын императора Изгдота, великий князь Тьмы Пожиратель придет за тобой…

Андрей запрокинул голову назад и весь изогнулся, будто некая сила рвалась из его груди. Из горла вылетел сдавленный вопль, переросший в жуткий крик. Скрюченные пальцы впились в обезображенное ужасом и язвами лицо, стали рвать гниющую кожу и наконец погрузились в потемневшие глаза.

– Врач! – закричал Константин, обхватив голову руками.

Жуткая боль ослепила его, но он успел вовремя прервать связь с Андреем. Из носа и ушей пошла кровь. В глазах потемнело, от чудовищного давления они едва не вышли из орбит.

В кабинет вбежали двое. Несколько военных загородили дорогу руководителю Андрея, в коридоре началось волнение. Похожие на злобный собачий лай, послышались отрывистые команды военных. Ворвавшиеся врачи сперва растерялись от увиденного: мужчину в кресле мотало из стороны в сторону, как тряпичную игрушку; изо рта толчками выходила кровавая пена, глазницы пузырились темной жижей, она стекала по окровавленному лицу. Кресло под Андреем перевернулось, он рухнул на пол. Врачи навалились на следователя. Один из них достал из медицинского подсумка шприц, схватил Кравцова за голову и повернул к себе. Присмотревшись, медик увидел, что вместе с кровавой пеной изо рта мужчины выходят жирные, белесые личинки с тремя темными глазами и, судя по всему, они же копошатся в черной массе, заполнившей опустевшие глазницы. Андрей тяжело закашлял, его кровь забрызгала врачу лицо, а мерзостные личинки попали на кожу. Медик вскрикнул, дернулся в сторону и постарался смахнуть их, но вместо этого раздавил и размазал по лицу. И все же одна из личинок добралась до уха, и, пока обезумевший от ужаса врач старался достать ее, другая личинка пробралась под кожу в уголке у правого глаза. Справившись с паникой, второй врач поднял оброненный шприц, придавил Андрею голову коленом и вонзил иглу в шею.

Из противоположного конца коридора Константин наблюдал, как четверо военных врачей выносят из кабинета два защитных бокса с телами. За его спиной в четыре шеренги выстроились облаченные в черное люди из спецподразделения, а за ними – солдаты внутренних войск, следившие за тем, чтобы все, кто был в здании СК, оставались на своих местах и не видели происходящего. Врачи прошли к лестницам и начали спускаться вниз. Константин покинул строй и подошел к балюстраде. Сверху он видел, что лицевая часть одного бокса изнутри забрызгана кроваво-темными массами. Константин ничего не сказал вслух, но две шеренги военных один за одним покинули построение и стали спускаться по обеим лестницам за врачами. С позиции командира они казались похожими на быстрые черные ручьи.