Главные черты из древней финской эпопеи Калевалы. Морица Эмана

Напоследок Вяйнямейиен, вспомнив, что давно похороненный богатырь Випунен был чрезвычайно смышлен в колдовстве и сведущ в первоначальных словах, вздумал отправиться на его могилу, в надежде найти тут нужные слова. Но как дорога туда шла по женским иглам, чрез острые мечи мужчин и чрез секиры витязей, то он просил Ильмаринена выковать ему железные перчатки, сапоги, рубашку и длинный шест. Так вооруженный, достиг он па третий день до могилы богатыря. Густой лес уже шумел над могилою. Вяйнямейнен вырубил лес и вколотил шест в рот Випунена. Тот проснулся от мертвого сна и, напрасно стараясь откусить шест, проглотил самого Вяйнямейнена. Для препровождения времени Вяйнямейнен из железной своей рубашки и прочих вещей устроил себе кузницу в животе богатыря и начал ковать настоящим образом. Эта выдумка сильно мучила Випунена. Уголья и огарки жгли ему горло. Он в нужде своей между прочим говорит: «Кто ты такой, кого я теперь проглотил? С сотней витязей я то же сделал, но никто меня так не мучил. Ежели ты сотворен Создателем, то я твердо уповаю на него, что он не покинет меня доброго; но ежели ты наемник злого духа, то ты, мерзкий, убирайся! Ты поднят ли из глубоких вод, или прибыл из волн шумящего моря, или из дальних болот колдунов, или из страшных' стран медведей? Отец мой ведь прежде мог прогнать все зло. Неужели я не подобен отцу? Неужели я не похож на брата моего, который управлял небесными тучами? Я могу просить помощи у небес и у преисподней земли. Громко закричу в моей нужде, так что крик отзовется в глубине земли и чрез девять небес. Укко! близкий сосед громовых туч! дай мне огненный меч, чтоб я мог наказать больно этого подлеца. Поднимайся из волн ты, богиня морей! Приди для моего спасения. Приди, о лес! с твоими тысячами вооруженных витязей. Приди ты, пустыня, с своими толпами, и вы, озера! Восстань из земли мать земного шара, и поднимитесь все вы, в гробах почивающие ратники, на истребление этого зла. Каве! ты дочь природы, пышная, прекрасная, укроти страшные мои мучения! Собирайтесь тысячи чертей, чтоб избавить меня от этого злого духа! Убирайся, негодяй, из меня, места во мне нет для тебя; ищи себе другого жилища. Переместись, куда тебе угодно, но только далее от меня. Куда мне заговорить тебя, куда сослать тебя? Спеши скорее к тому, кто тебя прислал сюда; спеши домой с быстротою огненной искры; достань себе лыжи или коня у Гиси и уезжай. Ежели ты Калма, восставший из гроба, то отправляйся опять туда. Ежели ты прибыл из вод, то я сошлю тебя на край севера, чтоб волны там тебя успокоили. Ежели ты прибыл с ветром, то воротись назад по пути весенних ветров. Ежели ты из болот, то заклинаю тебя отправиться в нетающие болота, откуда ты никогда не вылезешь, или ступай в обиталища мертвых, или в кипящую пламенную реку Рутью. Ежели же ты теперь не послушаешься, то возьму напрокат ногти у орла и пугну тебя. Пора тебе убираться. Удались до рассвета, прежде чем взойдет небесная, утренняя заря».

Напрасно, однако ж, Випунен старался колдовскими песнями и заклинаниями избавиться от неприятного гостя. Вяйнямейнен все-таки не удалялся и грозил остаться навсегда, ежели Випунен не выучит его необходимым словам. И так Випунен принужден был отпереть кладовую своих слов: он начинает петь. Песен ему недостает, как скалам недостает камней или рекам воды. Пение его продолжается бесконечные дни и ночи. Солнце остановилось слушать, месяц также прислушивается и Большая Медведица поучается.

Скажите, похожи ли сколько-нибудь эти дикие, грубые, лишенные смысла образы на греческие мифы, столь полные глубокого значения, столь изящные по своим формам? какое может быть сравнение между эстетически прекрасными богами древней Греции, ее человечески интересными для нас героями – и этими уродливыми, чудовищными образами богов и богатырей – колдунов финских, с их «первоначальными словами»? Кажется, об этом и речи не может быть. Г-н Тенгстрем в своих натянутых сравнениях «Калевалы» с поэмами Гомера чуть было не напал на истину, коснувшись разницы их во всемирно-историческом значении; но поспешил обойти этот главный и существенный вопрос, угрожавший решительным опровержением всех его преувеличенных похвал финской поэме. Нет, не с «Илиадою» л «Одиссеею» сравнивать ее, а разве с поэмами вроде «Слова о полку Игоревом», да и тут еще не решенный вопрос, на чьей стороне окажется преимущество… Проблески поэзии – повторяем – в «Калевале» есть; но в каком же народном произведении нет их? Поэзия – общее достояние человечества на всех ступенях его, во всех его положениях, от самого дикого до самого образованного. Но народная, естественная, или непосредственная поэзия только у себя дома оказывает особенно сильное влияние на души людей; это туземное растение, которое вянет на чуждой ему почве. Даже и у себя дома много теряет она своей силы над людьми, как скоро у народа возникает художественная поэзия. Во всяком случае, интерес народной поэзии – интерес местный, домашний. Каждому дорого свое, родное. Общий интерес народные произведения могут приобретать только тогда, когда наука заметит в них указания и факты для объяснения доисторических времен жизни народа. А собственно за поэзией тут слишком гоняться нечего: ее так много, что девать некуда! Народная поэзия – только для охотников. Охота пуще неволи, говорит русская пословица. Охотник прав в своей страсти, особенно, если не воображает всех подобными себе охотниками и не навязывает их удивлению предмета своей страсти…