За гранью грядущего. Роман

– Будь счастлива, дорогая.

– Ты тоже.

Дейзи прибежала домой, села за компьютер и набрала адрес сайта. На заглавной странице выскочили сердечко и рука помощи. Девушка нажала на сердечко. Появилась очень красивая картинка. Сверху было написано «Поздравляю», а в центре были нарисованы два белых лебедя, взлетающие к солнцу. Все цвета – желтый, оранжевый, голубой – радовали глаз. Дейзи и раньше знала, что Лайм создавал на компьютере чудные вещицы, но эта открытка ей особенно понравилась. Девушка включила принтер и стала смотреть вторую страничку. Там находились очень полезные ссылки на отличные сетевые новинки. Дейзи сохранила информацию на своем компьютере и взяла лист с открыткой. Как красиво! Девушка улыбнулась. Какие необыкновенные тона! Прямо изнутри светится. А лебеди, какой интересный ракурс – грудка к грудке, друг напротив друга. Символично – они ведь с Лаймом тоже, как лебеди, один без другого жить не могут. Двое влюбленных, стремящихся к солнцу правды… Новое, незнакомое ей прежде чувство охватило Дейзи. Она смотрела на открытку с каким-то умилением. Как приятно осознавать, что тебя любят! Дейзи повесила картину над монитором и блаженно растянулась на кровати. Как хорошо!

Вечером девушка накрыла на стол, опустила жалюзи, сняла парик и привела лицо в порядок. На ней было серебристое платье до середины колена, такого же цвета туфли на высоком каблуке и никаких украшений. Ей пришлось довольно коротко подстричься из-за парика, поэтому теперь ее великолепные золотые волосы не доходили и до середины шеи. Тем не менее, она выглядела восхитительно. Взглянув на себя в зеркало, девушка осталась собой довольна. Хорошо это или плохо, она не Энн Литтлвуд, она Дейзи Миллан.

Впервые девушка отмечала свой день рождения в полном одиночестве. От мысли о матери у нее защемило сердце. Дейзи села за стол и стала крутить в руках пустой бокал. Перед ней стояла бутылка лимонада. Вина не было. Первый за многие годы «безалкогольный» день рождения… На Новый год Дейзи уже припасла бутылку шампанского, но не представляла, как одолеет ее в одиночку. А пока девушка налила в простой изящный бокал лимонад и отпила немного. Стояла редкая тишина. Дейзи включила музыку, встала и вместе с бокалом стала танцевать под мелодию «Feelings.» Меньше всего в этот вечер ей хотелось слушать собственные песни.

Про то, что во вторник был день рождения Энн Литтвуд, Дейзи вспомнила уже на выходе и по этому случаю накрасилась еще ярче обычного. Когда она вошла в библиотеку, две девушки из отдела и заведующая встретили ее с заговорщеским видом. Они подмигнули друг другу и запели не слишком стройно: «С днем рождения, дорогая Энни!» Дейзи застыла на месте, но быстро оправилась от удивления и рассмеялась. Ох уж эта хитрая миссис Андехилл! Кто же еще мог сказать про день рождения мисс Литтлвуд!

– Энн, мы тебя поздравляем, желаем тебе счастья, здоровья и успехов во всем!

– Да что вы, не надо было так беспокоиться, – с улыбкой сказала Дейзи. – Я и не собиралась праздновать свой день рождения.

– Перестань, Энн, – оборвали ее. – Прими лучше от нас маленький подарок.

С этими словами ей вручили огромного Микки-Мауса. Дейзи села на свое место, поставила игрушку рядом и проговорила, энергично жестикулируя:

– Спасибо, конечно, это все очень мило, но я же совсем недавно здесь работаю… Вы меня застали врасплох…

– Дорогая Энн, – с улыбкой сказала одна из девушек, – мы все тебя очень любим. Забудь, что с тобой тогда произошло. Мы слышали про аварию. Ой, извини, пожалуйста, ты, конечно, не хочешь об этом вспоминать. Но, поверь, у тебя все впереди. Ты прекрасно учишься, ты очень многого добьешься, у тебя обязательно все получится.

Дейзи была растрогана до глубины души. Она со всеми расцеловалась и сказала с чувством:

– Спасибо вам за все. Я вас всех очень люблю. Постараюсь не подкачать.

Появились первые читатели, и бурный поток поздравлений, наконец, прекратился.

После работы Дейзи долго играла на улице со своим Микки-Маусом. Она то плясала вместе с ним, то сажала его на плечи, то вела его за руку. Дома, в Польше, у нее была одна игрушка примерно таких размеров – мишка. Правда, это было давно. А вот была ли такая игрушка у Энн Литтлвуд? Как бы последняя отнеслась к такому подарку? Эти вопросы поставили Дейзи в тупик. Нужно на все реагировать так, как отреагировала бы Энн. Но что вообще было в жизни сироты из Олбани? Друзья, детский дом, что еще? Дейзи стало грустно, как бывало всегда, когда она вспоминала про погибшую девушку. Она посадила игрушку на переднее сидение и сказала:

– Ну что, Микки, поехали домой.

Дейзи подумала, что для замужней женщины она ведет себя совсем как ребенок. Правда, слово «замужняя» ее смутило. Еще бы, когда целыми днями тебе говорят «мисс»! Нет-нет, это ведь только игра, она жена Лайма, и она его любит. Может, ей не следовало так рано выходить замуж? Она ведь играла в куклы чуть ли не до последнего класса школы! От этой мысли Дейзи едва не расхохоталась. Все-таки с тех пор она повзрослела, как-никак, два года была замужем. «Вернее, жила с мужем, – поправила себя девушка. – Я ведь и сейчас замужем. О, Лайм, если бы ты вовремя сказал правду, мы сейчас были бы вместе».

Неделя прошла без особых событий. Дейзи с головой погрузилась в учебу, и перемены принес только следующий вторник. Говоря по телефону с Лаймом, девушка почувствовала тревогу в его голосе.

– Мое сближение с куполом ни к чему хорошему не приведет, – произнес он.

– А что случилось?

– Вебер поручил мне вербовку новых членов.

Дейзи отреагировала не сразу.

– Почему именно тебе? – спросила она.

– Вероятно, это награда за хорошую службу, – с горьким смешком ответил Лайм.

– Что ты будешь делать?

– Ума не приложу. Мне еще поручили сделать доклад о современной молодежи на очередном заседании купола. Бред какой-то.

Впервые за последние полгода Дейзи стало по-настоящему страшно.

– Ты сам хочешь, чтобы в организации появились новые люди?

– По моей вине? Боже упаси, конечно, нет.

– Ты можешь сказать Веберу, что не видишь в данный момент достойных кандидатов?

– Могу, но он наверняка проверит. Блестящих студентов у меня сейчас действительно нет, но хорошие есть. Это будет вранье.

– Почему ты не отказался?

– Я пытался, но он настаивал.

– У вас ведь дисциплина как в армии, попробуй не выполнить приказ?

– Именно так. Я, конечно, мог бы подкинуть им кого-нибудь, что мне неприятен, но это мерзко.

– Лайм, чем я могу тебе помочь? – упавшим голосом спросила Дейзи.

– Не знаю. Знаю только, что никто не должен пострадать.

– Как верный член организации, кого бы ты им порекомендовал?

– Конечно, тебя! – воскликнул Лайм. – Человека, который за один семестр заканчивает четыре! Честное слово, Энн, я не знал, что ты такая умная.

Дейзи рассмеялась.

– Похоже, ты меня мало уважал, – заметила она.

– Как ты можешь жаловаться на недостаток уважения? – возмутился Лайм. – Разве я когда-нибудь с тобой не считался?

Упрек был справедливым.

– Речь сейчас не о нас, – спокойно сказала Дейзи. – Нужно что-то придумать, а у меня ни одной мысли в голове.

– Если бы это было год назад, я бы выполнил задание, даже не задумываясь, – произнес Лайм. – Но теперь… Пойми, наконец, Энн, ты затеяла опасную игру. Она лишь кажется забавной. Это ведь только начало, а мы уже не можем найти выход.

– Выход есть всегда, – твердо сказала Дейзи. – Я обещаю думать только об этом деле до завтрашнего вечера. Позвони мне в то же время, и я скажу, что мне удалось придумать.

– Еще не хватало, чтобы из-за меня ты не спала ночь!

– Теперь ты меня послушай, – строго произнесла девушка. – Мы друзья, Лайм. Твои проблемы – мои проблемы. Наоборот, надеюсь, так же.

– Не надо меня поучать, – в тон ей ответил Лайм. – И не надо все время говорить о дружбе. Ты прекрасно знаешь, что ради тебя я могу пожертвовать всем.

– Лайм, дорогой, не надо громких слов. Давай делать дело. Не думай ни о чем. Позволь мне решить эту задачу, раз уж я такая умная, как ты говоришь.

– И какой черт тебя дернул придумать такую игру! – воскликнул Лайм. – Не жилось тебе спокойно.

– По уши в дерьме – нет, не жилось, – резко ответила Дейзи.

– Энн, тебе не идет употреблять такие слова, – строго сказал Лайм. – Не нужно передо мной играть оторву.

– Я твоих замечаний не заслужила, – гордо произнесла Дейзи. – Я не хотела жить во лжи, не хочу и не буду.

– Извини, Энн. Я устал, к тому же Вебер не выходит у меня из головы.

– Забудь про него. Ложись спать. Сегодня мой черед работать. Я что-нибудь придумаю. Ты же знаешь, я свое слово держу.

В который раз Лайм был поражен столь странным для молодой девушки понятием о чести.

Как Дейзи и обещала, весь оставшийся вечер она провела за компьютером. В два часа ночи девушка, наконец, нашла то, что ей было нужно, и пошла спать.

– Лайм, я давно хотела тебя спросить: чем ты раньше занимался в куполе? – этим вопросом Дейзи начала на следующий день разговор с мужем.

– Наукой занимался, – с усилием произнес он, – в определенном направлении. Но вербовкой – никогда.

– Ладно, мы как-нибудь поговорим об этом отдельно. Заранее не радуйся, но у меня есть одна идея.

И Дейзи изложила свой план.

В четверг в одном из низкопробных журналов выходила разгромная статья об эггнизме. Лайму нужно было купить этот журнал и подкинуть в то место, где обычно собираются его лучшие студенты. Оставалось дождаться их негативной реакции на само слово «эггнизм» и тогда смело идти к Веберу с предложением их кандидатур.

– Главное, чтобы тебя никто не заметил, – несколько раз повторила Дейзи.

– Допустим, у меня это получится, – сказал Лайм. – Завтра у меня как раз семинар в моей лучшей группе. Но что мне им ответить, если они спросят меня насчет этой статьи?

– Не говори об эггнизме, говори о журнале. Скажи, что не доверяешь этому изданию, потому что там писали ложь о твоей покойной жене. Это так и было.

Лайм задумался.

– Как ты думаешь, в этой статье будет хоть доля правды? – спросил он.

– Вряд ли, – весело ответила Дейзи. – Если только самая маленькая. Скорее всего, сплошные небылицы.

– Мои студенты, они ведь неглупые люди, – медленно произнес Лайм. – А вдруг они не отреагируют на подобную чепуху?

– Я думаю, отреагируют. Главное, чтобы они начали говорить об эггнизме гадости. Тогда мы победили. Надеюсь, Вебер проверит их кандидатуры по своим каналам.

– Хотелось бы надеяться. Вроде бы, все придумано гениально. Ты молодец, Энн. Спасибо тебе. Только бы все вышло, как надо.

– Все будет в порядке, – уверенно сказала девушка. – Эта статья – наш шанс, а правда на нашей стороне.

План Дейзи сработал от начала до конца. Когда в канун Рождества Лайм встретился с Вебером, тот сообщил, что, к сожалению, среди тех студентов, о которых говорил доктор Миллан, бушуют антиэггнистские настроения. «Ну вот видите, какой из меня агитатор», – с улыбкой ответил Лайм. Они расстались весьма мило.

Первая победа над эггнизмом стала для девушки лучшим подарком к Рождеству. Она воодушевилась и с легкостью сдала два экзамена на оценку «А» – высший балл. Лайм неустанно благодарил жену за помощь и хотел было на радостях приехать к ней на праздники, но Дейзи вовремя остановила его. «Это будет слишком подозрительно», – заметила она.

В Рождественскую ночь шел снег. Дейзи сидела на кровати, скрестив ноги, и смотрела телевизор. Она весь вечер провозилась с индейкой и в результате чуть не уснула прямо на диване. На улице кто-то пел «Тихую ночь». Дейзи обожала эту песню, но такое отвратительное исполнение ее раздражало. Она громче включила телевизор. Днем девушка сумела поймать у здания колледжа миссис Андехилл и вручить ей букет цветов с еловой веткой. Декан сначала рассердилась: «Я же предупреждала – никаких подарков!», но цветы все-таки взяла и с чувством поблагодарила девушку за внимание к своей скромной персоне.

По телевизору начиналась трансляция концерта из зала «Нового театра» на Бродвее. В прошлом году Дейзи была вместе с Лаймом на подобном мероприятии. Сейчас девушке казалось, что это было в какой-то другой, прошлой жизни. Она даже не могла точно припомнить свои впечатления.

Ведущей концерта была высокая стройная блондинка в умопомрачительном наряде с кукольным лицом. Она говорила дежурные слова, и лишь конец ее «приветственной речи» был интересен.

«Сегодняшнее Рождество мы впервые встречаем без Дейзи, – грустно сказала ведущая. – В прошлом году она была восходящей звездой, этим летом стала нашей принцессой. Смерть, нелепая, безвременная, жестокая, отняла ее у нас. Нет нужды еще раз повторять, какой была принцесса Дейзи. Имею честь сказать, что в зале присутствует ее муж, доктор Миллан».

Лайм поднялся со своего места в бельэтаже. Дейзи подалась вперед, стараясь получше его разглядеть. Для вдовца он выглядел ослепительно, правда, не улыбался. Лайм умел держать себя на публике, он вел себя с достоинством раджи. Он молча поклонился и остался стоять.

«Мы часто забываем, – продолжала ведущая, – что доктор Миллан – не только муж Дейзи и выдающийся ученый, но и автор прекрасных текстов ко многим ее песням. Без него не было бы и ее шедевра – „Песни тебе“».

Лайм ничего не ответил, только еще раз поклонился, приложив руку к сердцу, и сел на место. Среди его соседей Дейзи смогла разглядеть только Брауна.

Новый год девушка тоже встречала одна. Они с Лаймом договорились созвониться уже утром, когда люди разойдутся по домам. А пока Дейзи сидела на подоконнике в новом черном платье для коктейля с бокалом шампанского в руках и смотрела, как на улице пускают фейерверки. «С Новым годом», – сказала она вслух себе, окну и телевизору. Удача, в этом году ей нужна, прежде всего, удача.

Глава 4

Конференция в Сиракузах под громким названием «Мировая культура в прошлом и настоящем: проблемы глобализации» стала лакомым кусочком для многих молодых культурологов и искусствоведов Мичиганского университета. Время ее проведения было назначено на середину марта. Проблема заключалась в том, что заявку нужно было подать за месяц, то есть сразу после зимней сессии. Многие этого сделать просто не успели. В результате осталось всего несколько кандидатов, среди которых, разумеется, была и Дейзи. Она подготовила тезисы доклада и саму заявку, нужно было еще получить рекомендацию от начальства, то есть от заведующей кафедрой истории искусств. Последняя относилась к Дейзи, вернее, к Энн Литтлвуд с симпатией, но в колледже существовало правило – не посылать на подобные конференции студентов первого курса. Лишь тот факт, что девушка уже сдала экзамены за два года, а также лестные отзывы о ней декана Андехилл заставили заведующую нарушить это правило. Дейзи получила рекомендацию и отправила бумаги в Сиракузы.

Девушка по-прежнему работала в библиотеке и занималась с утра до вечера, не сбавляя темпа. На нее стали смотреть как на феномен. Внешне Дейзи выглядела как всегда – та же «боевая раскраска», те же черные джинсы, только «крысы» пришлось сменить на такого же вида сапоги и вместо кожаной куртки носить пуховую. На работе она всем улыбалась, охотно рассказывала о своих успехах. В библиотеке Дейзи стала чем-то вроде местной достопримечательности – некоторые просто приходили на нее посмотреть. В какой-то момент девушке это надоело, и она сердито объявила, что больше не будет перечислять все экзамены, которые сдала и что ее случай не такой уж исключительный, так как у нее отнюдь не все отличные оценки. Дейзи сказала, что готова говорить с читателями на любую тему, кроме своей собственной персоны. К счастью, на нее не обиделись, ведь она по-прежнему отпускала колкости и рассказывала смешные и самые неприличные анекдоты из тех, которые знала. За ней закрепилась репутация острой на язык девицы и прозвище «танк».

В спортивном зале, занимаясь карате, Дейзи становилась серьезной и сдержанной. Ее склонность к излишней жестикуляции по поводу и без повода исчезала бесследно. Девушка собиралась в кулак и оттачивала приемы почти до совершенства. Регулярное отжимание на костяшках не испортило ее пальцев. Дейзи не считала свои руки красивыми: почти квадратные ладони, матовая кожа, довольно короткие ногти из-за игры на пианино. Раньше она использовала розовый и голубой лаки, теперь перешла на ярко-красный и даже черный. Вообще-то, черный был не ее цвет, но за последние полгода девушка к нему привыкла. Зато на тренировки Дейзи надевала бежевое кимоно, стирала часть краски с лица и становилась более похожей на себя прежнюю, чем на Энн Литтлвуд. Она концентрировалась на каждом движении и одновременно как будто отстранялась и смотрела на себя со стороны. Студенты-выходцы с Востока восхищались ее мастерством.

В результате на конференцию из колледжа поехало человека четыре. Странным образом Дейзи оказалась среди них самой молодой – остальные были докторантами последнего года. Девушка не знала их лично, поэтому в поезде села отдельно. С собой она взяла только кожаную сумку средней величины. Деньги, кредитную карточку, водительское удостоверение и ключи от квартиры Дейзи носила либо на поясе, либо во внутреннем кармане куртки, если не собиралась снимать последнюю. Девушка вышла из поезда и направилась к специальному микроавтобусу для участников конференции.

– Привет, – сказала она забавному экранчику на входной двери.

– Ваше имя? – ответил компьютер скрипучим голосом.

– Энн Литтлвуд.

– Проходите.

Дейзи села в автобус, поставила сумку на пол и стала рассматривать салон. У каждого сиденья находился мобильный телефон с выходом в сеть. Звонить Дейзи никому не собиралась, так что едва ли не самое популярное техническое достижение последних пятидесяти лет ей не понадобилось. Каким-то чудом наряду с мобильными все еще существовали обычные домашние телефоны и телефоны-автоматы. Конкуренция была жестокой, но благодаря низкой абонентской плате вторые сумели удержаться. Кроме того, некоторых людей мобильные телефоны раздражали, а о том, что они небезвредны, было известно всем. Дейзи тоже не любила это чудо техники, хотя и понимала, что через некоторое время ей придется им обзавестись.

В начале салона был установлен экран, на котором высвечивалась информация о достопримечательностях, мимо которых проезжал автобус. Дейзи с интересом смотрела в окно и думала о предстоящей конференции. Три дня в Сиракузах – это были не просто три дня просиживания штанов и проживания в прекрасной гостинице «Университетская башня» всего за семьдесят долларов (оргвзнос). Это были три дня с Лаймом, что называется, на законном основании. Доктор Миллан был членом оргкомитета и председателем «восточной» секции. Он клятвенно обещал Дейзи, что не будет искать с ней встреч, но предупредил, что на ее выступление придет обязательно.

На первый день в плане стояла только пленарное заседание в десять часов утра. Поезд из Детройта прибыл в 9.05, и микроавтобус доставил Дейзи вместе с другими участниками прямо в университет, миновав отель. Расселение было назначено на два часа дня. Девушка оставила сумку в автобусе, причесалась и отправилась на регистрацию. Люди смотрели на нее с немым вопросом: «Откуда взялось такое нечто?» И впрямь, ее куртка-косуха, крысы и стрелки до середины виска были совершенно не к месту. Раньше на подобных мероприятиях Дейзи кланялись, целовали руку, говорили: «Вы прекрасно выглядите, миссис Миллан». Теперь на нее смотрели косо, шушукались у нее за спиной, и девушке даже удалось услышать реплику какой-то дамы: «Бедные эггнисты, если ими заинтересовалась такая девица!» К началу заседания, однако, на Дейзи глазеть перестали. Она спокойно заняла свое место в середине зала и стала с гордостью рассматривать программу, в которой красовалось имя «Энн Литтлвуд». Ей предстояло выступать на следующий день перед обеденным перерывом.

Вела себя Дейзи довольно развязно, хотя жвачку не жевала и класть ноги на спинку впереди стоящего стула не пыталась. Зато она изо всех сил звенела молниями на куртке, которую не сняла, и болтала ногами. Правда, во время выступлений девушка сидела тихо.

Лайм был, несомненно, самым привлекательным из всех участников-мужчин. Он сидел в президиуме, и Дейзи заметила, что глаза большинства женщин были устремлены на него. Лайм старался не смотреть на девушку, но пару раз она все-таки поймала его взгляд. Он выступал сразу после председателя оргкомитета. Его речь лилась свободно, Лайм говорил не торопясь, как будто беседовал с залом. Дейзи впервые позавидовала его ораторскому таланту, и ей захотелось выступить не хуже него. Она также почувствовала их неравенство – он был здесь звездой, она – никому не известной простой участницей. Раньше на таких конференциях девушка была гостьей, к ней относились с уважением как к жене доктора Миллана. На сей раз ей придется это уважение заслужить.

В маленьком перерыве Дейзи вышла в коридор и встала у окна. Неожиданно до нее донеслись слова одной из женщин:

– Доктор Миллан, как всегда, был великолепен.

Девушка сделала вид, что изучает программу, и навострила уши.

– Ты, конечно, права, – ответила другая, – но смерть жены его явно подкосила. Помнишь, года полтора назад, он был самым веселым человеком на свете. А теперь он даже не улыбается.

– Похоже, работа его спасла, – послышался первый женский голос. – Многие опасались, что он ее гибели не переживет. У них ведь была Любовь с большой буквы. Но он пережил. Правда, других женщин он как будто и не видит.

Дейзи стало неприятно. Как легко обсуждать чужие отношения! Лишь последние слова дамы ее успокоили, хотя девушка и старалась уничтожать на корню любые ростки ревности.

– А ты что, хотела бы, чтобы доктор Миллан уже завел себе любовницу? – возмущенно спросила вторая женщина. – Если бывают на свете сказки, то история Дейзи и Лайма точно одна из них.

Продолжения их разговора девушка не слышала, так как дамы отправились обратно в зал. Сказка! Хорошо им говорить! Сказок нет! А вот жизнь идет дальше.

Дейзи честно просидела на второй части заседания. Выступления были скучными, Лайм молчал, погрузившись в себя, девушка старалась не заснуть, тоскливо переводя взгляд с одного члена оргкомитета на другого. Когда заседание, наконец, закончилось, Дейзи откровенно зевнула и буркнула: «Ну и скучища!» На нее посмотрели неодобрительно. Девушка закинула сумку в номер, – ей достался одноместный, на десятом этаже, с видом на автостраду, – переодела футболку и спустилась в ресторан обедать. Лайм уже там был, но сделал вид, что не обратил на нее никакого внимания. Дейзи, напротив, взглянула на него с интересом и даже спросила соседку по столу насчет доктора Миллана. Девушка на всякий случай запомнила, в каком номере остановился Лайм, и он, в свою очередь, узнал такую же информацию о мисс Литтлвуд, как бы невзначай просматривая списки участников. В бассейне, куда Дейзи пришла перед ужином, они снова встретились и снова сделали вид, что друг друга не знают. Девушка выглядела весьма привлекательно в своем черном закрытом купальнике, у нее была отличная фигура, и на нее смотрели с интересом, но Лайм взглянул на жену лишь мельком. В последние восемь месяцев Дейзи плавала только в резиновой шапочке и в очках.

Ужинать девушка отправилась в скай-бар, где наслаждалась видом на город. За целый день они с Лаймом даже не поздоровались.

На следующий день Дейзи с самого утра была на своей секции. Доклады были довольно интересными, но далекими от темы, которой занималась девушка, то есть от эггнизма. Дейзи волновалась: она впервые участвовала в научной конференции, в колледже она прочла всего три доклада на семинарах, к тому же здесь ей предстояло выступать перед Лаймом. Он вырвался со своей секции где-то за полчаса до обеда. Девушка видела, как он входил, с каким уважением на него посмотрела председательница. Лайм был в сером костюме и, вероятно, поэтому казался смуглее обычного. Дейзи, напротив, с утра была несколько бледной, но теперь раскраснелась. Доклад свой она знала наизусть, но зачем-то повторяла про себя отдельные места. Наконец объявили:

– Мисс Энн Литтлвуд, Мичиганский университет, Колледж литературы, науки и искусства, кафедра истории искусств, первый год обучения. Название доклада: Эггнизм и мировое искусство.

Дейзи встала, сняла куртку и направилась к трибуне, не оглядываясь по сторонам. В наступившей тишине был слышен лишь звон ее «крыс». Девушка не считала себя хорошим оратором. Она выступала редко, говорила чересчур быстро, отрывисто. Правда, на семинарах Дейзи читала доклады вполне прилично, но там была другая обстановка, меньше ответственности. И все-таки она сможет, она должна выступить хорошо. «За всех тех, в кого не верили и кого зажимали», – сказала себе девушка. Это было чем-то вроде девиза. Она встала на трибуну, выставила вперед правую ногу, чтобы лучше был виден носок «крысы», улыбнулась, поздоровалась и четко повторила название своего доклада. А потом начала читать.

Лайм слушал и не верил своим ушам. Действительно ли это Дейзи? Действительно ли это его жена, которая никогда не давала интервью, никогда не выступала на пресс-конференциях? Он вспоминал, какой нездешней она раньше казалась, и сравнивал ее с той, что сейчас говорила с трибуны. Дейзи превосходно владела голосом, то повышая его, то понижая. Она мгновенно установила контакт с публикой, прежде всего благодаря своей доброжелательности и паре совершенно уместных шуток. Ее доклад был обзорным, но девушка читала его интересно и со знанием дела. Дейзи не была на трибуне принцессой, она была земной, открытой и вместе с тем значительной. Лайм никак не мог оправиться от изумления. Откуда у Дейзи такой ораторский дар? Когда она успела так великолепно овладеть материалом?

Ей устроили овации. Это были ее первые аплодисменты почти за целый год, к тому же ее приветствовали не как певицу, а как молодого исследователя, ученого. Дейзи видела улыбку удивления на лице Лайма. Он явно был поражен. Ей задавали вопросы – она отвечала с авторитетом, умело обходя острые углы. В целом Дейзи постаралась обозначить свое отношение к эггнизму как нейтральное. В конце концов и Лайм решил задать ей вопрос. Председательница встретила его желание с большой радостью.

– Доктор Миллан, – сказала она подобострастно, – для нас огромная честь видеть Вас здесь…

Он знаком попросил ее не продолжать и поднялся со своего места. Мгновение они с Дейзи молча смотрели друг на друга. Это был поединок двух пар глаз. Правда, он продолжался какой-то миг, и со стороны трудно было понять его истинный смысл.

– Лайм Миллан, Гарвардский университет. Мисс Литтлвуд, Вы рассматриваете эггнизм только как явление западной культуры?

Его голос звучал твердо. Взгляды присутствующих обратились к Дейзи. Она не стушевалась, несмотря на то, что впервые ей нужно было отвечать Лайму как ученому, к тому же, на публике.

– Доктор Миллан, я рассматриваю эггнизм как скрытый катализатор глобализации культуры, – сказала девушка, не моргнув глазом. – И этот процесс в прошлом веке коснулся не только Запада, но и Востока. Эггнизм как философское течение нельзя считать чисто европейским явлением, так как его истоки можно найти, в том числе, и в индийской философии.

Это было похоже на реверанс. Дейзи чуть наклонила голову в знак уважения. Лайм улыбнулся. Однако пассаж насчет двадцатого века его удивил. Девушка никогда не проявляла интереса к искусству этого периода. Ему было любопытно, что она ответит.

– Мисс Литтлвуд, Вы считаете, что в пестрой картине стилевых течений двадцатого века можно найти закономерности и связать их с влиянием эггнизма?

– Я на это рассчитываю, – уверенно ответила Дейзи. – Поймите, доктор Миллан, я еще в самом начале пути. Но я полагаю, что первая половина двадцатого века – самый благотворный период для изучения влияния эггнизма на искусство и литературу, на культуру в целом. Дали и Гессе – два имени, которые я могу назвать по этому поводу, даже не задумываясь.

– Вас удовлетворил ответ мисс Литтлвуд? – спросила председательница. Дискуссия несколько затянулась, нужно было уложиться до обеда.

– Да, спасибо, – сказал Лайм. – Желаю Вам успехов, мисс Литтлвуд.

– Спасибо Вам, доктор Миллан, – вежливо ответила девушка. – Спасибо всем.

Дейзи села на свое место. Председательница объявила перерыв. Девушка надела куртку, с улыбкой приняла поздравления от других участников и направилась к выходу. Там ее ждал Лайм.

– Позвольте поздравить Вас с Вашим успехом, мисс Литтлвуд, – громко сказал он. – Мне очень понравился Ваш доклад.

– Благодарю Вас, доктор Миллан, – с улыбкой произнесла Дейзи.

– Вы пойдете обедать? Можно составить Вам компанию?

– Да, конечно, – согласилась девушка, продолжая улыбаться. Лайм отвесил ей легкий поклон, и они вместе отправились в кафе.

Отойдя на достаточное расстояние от остальных участников, Лайм быстро заговорил:

– Энн, ты была великолепна. Я тебя поздравляю от души. Никогда не думал, что ты так умеешь говорить.

– Что ж, я рада, что смогла тебя удивить.

– Еще как! – воскликнул Лайм. – Ты была лучшей. Иногда я даже думал – ты это или не ты? Ты ведь никогда не любила говорить на публике. В компании тебя всегда было очень интересно слушать, но сегодня это была фантастика!

– Лайм, ты, видно, думал, что я в колледже дурака валяла, – со смехом заметила Дейзи. – А я, между прочим, училась и к тому же поставила себе целью сегодня выступить хорошо.

– Энн, ты не права. Я прекрасно знаю, как много ты занимаешься. Я тобой горжусь. Но ты не боишься, что тебя раскроют? Подумай сама – откуда такие способности у сироты из Олбани?

– Нет, не боюсь, – беззаботно ответила Дейзи. – Конечно, если ты все не испортишь и не будешь обращаться со мной так, чтобы все видели, что мы с тобой прожили вместе два года.

– Да я же к тебе даже не прикасаюсь! – возмутился Лайм. – Мы только что познакомились, я это знаю.

Они сели за стол.

– Ты будешь горячее? – спросил Лайм.

– Нет, я так рано не обедаю. Буду кофе с чем-нибудь. С какой-нибудь булочкой.

– А кофе тебе не поздно? – шутливо спросил Лайм. Дейзи никогда не пила кофе во второй половине дня.

– Нет, еще не вечер, – в тон ему ответила девушка. – Скажи, я совсем на себя не похожа?

– Нет, не похожа, – рассмеялся он. – Я бы сам тебя, наверное, не узнал. Честно говоря, ты выглядишь ужасно.

Дейзи рассмеялась.

– Спасибо за откровенность. Мне кажется, я умело использую недостатки в своей внешности. Я выставляю напоказ свои большие уши, я ношу прическу, которая мне не идет, чересчур сильно крашусь.

– К тому же ты явилась на конференцию в косухе и крысах, – продолжал Лайм. – Здесь никто так не одевается.

– Я иду против всех правил, – подтвердила Дейзи. – Я бросаю вызов.