Естествознатель. Книга 4. Зловещие топи

Вооружившись веслами, как боевыми рапирами, Джехар принялся ожесточенно грести, время от времени бросая на своего соседа недоумевающие взгляды. С этими полусгнившими веслами в массивных ладонях, по уши закутанный в черную арестантскую куртку, ссутуленный, со сдвинутыми на переносице мохнатыми бровями, мрачный, окруженный со всех сторон туманом, он казался каким-то жутким проводником в мир небытия. То с левой стороны от них, то с правой периодически возникали мрачные скалистые островки, поросшие густыми папоротниками, мхом и хвощем. Воздух, казалось, звенел от напряжения, а у Артура начался озноб. Его буквально колотило, а зубы издавали барабанную дробь.

– Так холодно, что ли? – насмешливо спросил Джехар, у которого безразличие сменилось некой заинтересованностью судьбой своего чудаковатого спутника.

– Скоро мы уже будем на месте? – вместо ответа с грубой интонацией в голосе спросил Артур. Юноше отчаянно не хотелось плыть вперед, но раз уж это не зависело от его воли, он предпочел бы поскорее приплыть.

– Странный ты, Бунтарь. То деру хотел дать, то теперь «скоро ль приедем». Как будем, так и будем, вот тебе мой сказ.

Впрочем, буквально через десять минут они уже причалили у одинокого островка, каменным изваянием возвышавшегося над водной гладью озера. Обдуваемый всеми ветрами, омываемый со всех сторон шумливыми волнами, он упрямо стоял на месте, с суровой невозмутимостью выдерживая нападки со стороны непогоды, будто маленький корабль, бросавший вызов штормам.

– Главный лекарь предпочитает жизнь отшельника, – поделился с Артуром Джехар. – Любит тишину и уединение, хотя, на мой взгляд, какая тут тишина? Погода ломается, шумит.

Не без труда главный причалил к берегу, вылез сам и помог выбраться Артуру. Волны обдавали их напутственными ледяными брызгами, покуда они медленно тащились по кряжистому берегу. Клипсянин поглубже закутался в свою тюремную робу, словно одежда и впрямь могла его спасти от беды. Вся эта переправа, вроде непродолжительная по времени, была столь мучительной для него, что теперь ему хотелось лишь одного – упасть на землю и малодушно молить о пощаде. Впрочем, его возбужденное до крайности состояние было вполне объяснимо. Вяло и подавленно брел он, опираясь на плечо Джехара. Острые серые камни на их пути предупреждали об опасности. Резкие рывки ветра – отчаянно предупреждали. Унылый крик птиц и обреченное хлопанье черных крыльев твердили о том же.

Посреди острова возвышалась могучая обрывистая скала, в которой зияло отверстие – вход в пещеру. Повсюду горками были накиданы протухшие водоросли, от которых разило сырыми грибами. В горных породах изредка мелькали загадочные очертания аммонитов, несменяемых стражей этой каменной крепости. Лучшего жилища не придумать для человека, который не терпит подле себя людское общество.

– Пройдешь туда сам, скажешь, по какому вопросу. Я подожду тебя здесь, – сухо отчеканил Джехар, старательно не глядя на юношу. И куда только делось его дружелюбие, проявленное сегодня за завтраком? Артур с молчаливой мольбой покосился на главного, но шевельнувшаяся в его сердце гордость не позволила высказывать какие бы то ни было просьбы.

Медленно, опираясь руками о влажные стены, юноша в гордом одиночестве побрел в зловонные недра пещеры. По пути ему встречались восковые свечи в красивых старинных канделябрах, располагавшиеся прямо на камнях и бывшие ему друзьями и спутниками, покуда он шел на встречу с таинственным ужасом, который, впрочем, пока существовал только в его фантазии. Каждый поворот извилистой дороги приоткрывал ему в воспоминаниях события минувших дней, когда он впервые познакомился с Тенью. Странное дело, но чем более проходило времени после встречи с Сури, тем ужаснее представлялись в мозгу юноши эти мерзкие существа, лишенные оболочки. Возможно, случайность, но по мере того, как светлый образ Баклажанчика таял и постепенно исчезал из сердца юноши, оно начинало наполняться страхом к Теням. И вроде сколько раз он уже одерживал победу, даже смог оказать открытое сопротивление Сури, но увы, все оказалось напрасным – теперь он трусливо дрожал с головы до ног, как жалкий болотный камыш на ветру.

Отсутствие веры рождает страх. Второй раз, при встрече с Килем, Артур тоже испугался, но с ним были его друзья. За них он боялся больше, нежели за себя, что позволило ему сохранить некоторую даже хладнокровность и способность трезво мыслить. Но теперь он был совсем один, один, и даже Джехар отказался идти с ним! Во рту сразу стало сухо, губы словно намертво склеились друг с другом, руки заледенели. Сможет ли он еще раз выдержать общение с Тенью?

И новый поворот дороги, новые воспоминания. С чего же он решил, что главный лекарь – Тень? На то было несколько причин. Во-первых, юноша не сомневался, что человек, отправивший его в Доргейм, являлся Тенью. Невероятные события с коронером сразу же наталкивали на эту мысль. Только подобные Сури могут перевоплощаться. Но если сюда его направила Тень, стало быть, сам Доргейм тоже отнюдь не был лишен ее внимания и покровительства. Она должна находиться где-то рядом. Загадочная школа, где готовят воинов для свержения короля, это всеобщее, почти фанатичное желание разжечь войну – чем не сокровенная мечта Тени? Ведь и у Сури имелись похожие планы на Троссард-Холл. Здесь даже легче манипулировать сознанием людей, ведь каторжники и так недовольны существующей властью, а значит, их проще направить на тропу кровопролития.

Затем – таинственная история с Неприкасаемыми. Кто эти люди? Артур догадывался, что это невезучие бедняги, открыто попытавшиеся выразить сопротивление и сбежать… А Тень, в свою очередь, жестоко расправилась с ними, как когда-то с Антуаном Ричи и Корнелием Саннерсом, лишив их разума. Наконец, кто открыто взаимодействовал со всеми учениками, как не главный лекарь, школьный психолог и он же отшельник, зачем-то поселившийся на уединенном острове?

Да, сомнений быть не могло: господин Тукай являлся самим порождением зла. Возможно, Оделян все известно, и она направила Артура сюда неспроста, а чтобы проучить еще больше, показать, что в случае неповиновения ему грозит кара куда более страшная, чем обычный вывих коленного сустава.

Смертная истома охватила сердце бледного как полотно юношу, покуда он шел на встречу со своей судьбой; каждый нерв его тела трепетал, а руки немилосердно дрожали. Наконец позади остался последний поворот дороги, а за ним появилось небольшое круглое помещение, в котором, разумеется, кто-то был.

«Ах, в какой это момент я стал таким трусом!» – с непримиримым раздражением на самого себя подумал Артур. Инк не боялся встретиться лицом к лицу с Тенью.... Но Инк был естествознателем, а я абсолютно беспомощен перед ее силой…

Пройдя весь путь и испытав, наверное, все возможные стадии страдания душевного и нравственного порядка, юноша замер, беспомощно прислонившись спиной к каменной стене. Силы буквально покидали его, и, если бы не опора, он бы, наверное, свалился на пол, подкошенный одной только разбушевавшейся фантазией.

Господин Тукай стоял к нему спиной; он был высок и строен, с могучим торсом и длинной шевелюрой совершенно белых волос. Альбинос. Вооруженный стальными ножницами, он ловко кроил лосиную кожу, лежавшую на дубовом столе, и был, судя по всему, всецело поглощен своей незамысловатой работой. На нем были мокасины из того же материала, разноцветное пончо, сшитое из лоскутного одеяла, плотные толстые штаны с ворсом. На правой его руке красовался устрашающего вида браслет из акульих зубов. Более жуткого персонажа для роли школьного психолога сложно было даже вообразить.

– Чего тебе надо? – холодным злым голосом поинтересовался негостеприимный хозяин, словно глаза его располагались не на лице, как у всех нормальных людей, а на затылке. Но никто и не считал его нормальным человеком. Так как Артур молчал, напрочь потерявший дар речи, мужчина раздраженно обернулся и колючим взглядом впился в посетителя.

Серые глаза. Вдумчивые. Злые. Но не желтые. Клипсянин глубоко выдохнул, чувствуя, как напряжение немного схлынуло. Впрочем, потом тут же вспомнилось, что у коронера тоже были серые глаза, в то время как он наверняка был Тенью. Может, желтизна глаз не является какой-то отличительной характеристикой существ из Желтого моря? Либо же этот очевидный факт можно как-то замаскировать… Волнение вновь вернулось.

Между тем хозяин пещеры впал в совершенное раздражение.

– Приводят тут всяких истуканов без предупреждения! Что молчишь, как каменное изваяние? Зачем ты здесь?

– Я вывихнул колено. Мне сказали, вы можете помочь, – робко пролепетал Артур, не отводя напряженного взгляда от серых глаз. Господин Тукай несколько смягчился. Он быстрым шагом подошел к юноше и помог ему взгромоздиться на кресло-качалку, стоявшее напротив камина. Артур принялся было поспешно подворачивать свои штаны, чтобы показать врачу больное место, но мужчина мягко отвел его руки и прикоснулся к колену. Юноша прикрыл глаза, думая, что сейчас придет боль, как всегда бывает, когда вправляют вывих. Но к своему огромному удивлению, он не почувствовал ничего неприятного, лишь легкое покалывание, как от швейной иглы.

– Я не видел тебя раньше, – задумчиво произнес мужчина. У него был приятный ровный голос. А в серых умных глазах горела неприкрытая издевка.

– Я недавно появился в Доргейме, – ответил Артур через силу. Да и к чему был весь этот спектакль, разве Тень не сама отправила его сюда?

– Почему ты так дрожишь, разве у меня холодно? – с притворным участием поинтересовался беловолосый мужчина. Артур с горечью усмехнулся. Неужели Тени мало, что он едва выносит ее присутствие, так надо еще задавать издевательские вопросы? Совершенно неожиданно мужчина взял со стола восковую свечу и, приблизив ее к лицу юноши, вдруг другой рукой схватил его за подбородок и резко поднял, вынуждая смотреть ему прямо в глаза. Это выглядело невероятной фамильярностью, и гордый дух возмутился в юноше, на время прогнав страх. Резко мотнув головой, Артур вырвался из цепкой хватки хозяина пещеры.

– Вы вылечили меня, и я, стало быть, свободен? – сухо поинтересовался он, с неприкрытым вызовом глядя на господина Тукая. Тот искренне улыбнулся, а в суровых чертах его просквозило нечто мягкое и доброжелательное.

– Как твое имя? – с любопытством спросил он.

– Бунтарь, – с насмешкой отвечал ему клипсянин. Он уже не боялся и вполне овладел собой.

– Твое настоящее имя?

Как глупо, в самом деле. Весь этот диалог. Либо Тень слишком небрежна, раз позабыла имя того, кого с такой изящной ловкостью запихнула в Доргейм, либо чрезмерно жестока и желает лишний раз поиграть с ним, зная наверняка, что он и так на поводке. Артур не терпел притворства, а от подобных игр его воротило.

– Н-настоящее имя? – пробормотал он, отчего-то начиная страшно волноваться. – Кажется, его разменяли на Восьмерку, когда я прибыл сюда.

– Не на того злишься, парень. Я не виноват в твоих злоключениях, – сухо ответил ему господин Тукай. – И я вправил тебе сустав. Разве это не заслуживает хотя бы вежливого обращения?

– Спасибо, – без малейшего признака благодарности в голосе сказал Артур и попытался встать. К его удивлению, нога действительно уже почти не болела. Оставался лишь слабый отголосок боли и еще эта непостижимая усталость.

– Если почувствуешь одиночество, приходи, потолкуем с тобой о том о сем, – с широкой улыбкой на лице вдруг выдал господин Тукай. Хорошо, что здесь было плохое освещение, и он не видел, как от жгучей неприязни перекашивается лицо юноши.

Джехар верным вассалом стоял перед входом в пещеру; казалось, он все это время не двигался с места, подобно окаменевшим аммонитам. Увидев Артура, он изобразил на своем грубоватом лице нечто наподобие дружелюбной улыбки.

– Как все прошло?

– Прекрасно, – соврал Артур. Откровенно говоря, он чувствовал себя полностью опустошенным и измотанным, но какая разница, ведь и Джехар задал вопрос лишь для виду, а не потому, что действительно озаботился судьбой новичка. Ребята вновь сели в лодку и без лишних разговоров отправились в обратный путь. Хорошо, что Джехар не отличался болтливостью, как, впрочем, и он сам. Главарь вновь открыл рот лишь тогда, когда они вдвоем вытащили лодку на берег.

– Одди освободила тебя от работ. Так что можешь заняться своими делами. Бродить по болотам не советую, но, если хочешь, можешь начать исследовать местность. В четыре будет ужин в столовой.

– А обед? – скептически поинтересовался Артур.

– Не поверишь, Бунтарь, обед тоже будет в четыре, – усмехнулся Джехар, обнажив крупные белые зубы. С этими оптимистичными словами он скрылся в темном подлеске, оставив после себя лишь клочки тумана. Артур с безотчетной грустью посмотрел ему вслед. Затем он подошел к лодке, которая, перевернутая и неприкаянная, валялась на берегу, и, сев на мокрое и грязное от песка днище, устремил свой задумчивый взгляд в бескрайнюю даль. Моросящий дождь наконец закончился, но стояла такая влажность, что одежда намокала сама собой и навязчиво прилипала к телу.

Впереди открывался необычный пейзаж, даже не лишенный своеобразной прелести, но слишком уж безрадостным он представлялся человеку, надолго разлученному с дорогими сердцу людьми. У Артура было странное предчувствие, что эта разлука с его друзьями – последняя. Не от того ли, что он уже никогда больше их не увидит?

Перед глазами его возник образ Дианы – родной, прекрасный, манящий и уже ставший таким невыразимо далеким и недостижимым. Ах, зачем он наобещал ей столько всего несбыточного в Тимпатру? Стать частью его семьи… Какой семьи? Малолетнего преступника без гроша за душой? Человека, за которым вечно следуют неприятности, куда бы он ни направился? Тот, у кого имеется непостижимая способность собирать всех Теней на своем пути? А теперь Диана будет ждать его одного. Но зачем, зачем, если ему вряд ли удастся выбраться из этой передряги?

Кажется, на пути незадачливого сына естествознателя вновь стоял неумолимый враг, скрытый под чьей-то личиной, чьи коварные планы окутывали, подобно липкой паутине. Столько разных людей вокруг, хотя бы в этом Доргейме, но никому из них нет до него никакого дела, они безразличны и пусты, как мраморный сосуд без содержимого, стало быть, помощи ждать неоткуда. Один, один…

Потом перед мутным взором до смерти уставшего юноши вдруг появился живой образ Левруды; кажется, кормилица была им откровенно недовольна. Вечно оптимистичная и неунывающая, она бы осудила его теперь за столь мрачные мысли, за эту омерзительную и недостойную настоящего мужчины жалость к самому себе.

– Тоскуешь? – вдруг раздался тихий грудной голос за его спиной. Артур даже не стал оборачиваться, ибо и так знал, кто это.

– Вовсе нет, наслаждаюсь прекрасными видами, – не без издевки ответил клипсянин, но Одди совершенно не почувствовала иронии.

– Виды в Доргейме действительно прекрасные, – с внутренним оживлением согласилась она и робко присела рядом с Артуром. – Не против? – запоздало спросила она. Юноша безразлично пожал плечами.

– Меня не привлекает перспектива весь день хромать, так что я не против.

Оделян весело хохотнула.

– Откровенно говоря, я ненавижу, когда хитрят. Меня разозлил тот факт, что ты не захотел драться с Четверкой. Если мы не будем выкладываться на занятиях, то из нас ничего не получится.

«Из нас и так ничего не получится», – мрачно подумал Артур, благоразумно утаив свои скромные рассуждения.

– Почему ты не стал драться? Пожалел его?

– Да, пожалел.

– Но если сильный человек будет жалеть всех слабых, то он сам вскоре станет таковым. Разве мы сможем тогда победить беруанцев, если будем испытывать жалость на каждом шагу?

– Добрый человек должен быть милосердным, – возразил Артур. – На мой взгляд, сила проявляется не в том, чтобы поднять кулак, а в том, чтобы вовремя удержать его. И потом, Одди, я вовсе не собираюсь побеждать беруанцев. Это ваша мечта, не моя.

Девушка, сидевшая рядом с ним, вздрогнула и подняла на него свои прекрасные темные глаза.

– Как ты назвал меня?

– Разве это не твое имя?

– Щенки могут звать меня госпожа Лян, или госпожа Оделян, но никак иначе.

Артур с неприкрытым раздражением взглянул на девушку.

– Помешана на собачках? Клички всем выдумала? Только это люди, Одди, люди, не собаки, а ты вовсе не хозяйка, а обычная девчонка, которая возомнила себя царицей топей.

– Замолчи! – резко воскликнула девушка, совершенно выходя из себя. – Если в строю не будет дисциплины и порядка, то дело обречено на провал. Здесь я главная, и мой авторитет непререкаем, в противном случае Доргейм обвалится, как прогнившая ветка! А ты, если немного придержишь свою гордость и постараешься вести себя как все, однажды непременно поймешь, почему система построена таким образом, а не иначе. Я вообще-то хотела извиниться перед тобой, но ты просто самовлюбленный и самоуверенный мальчишка, который думает, что лучше всех разбирается во всем! А еще и беруанец, каких я терпеть не могу! – девушка сбилась и замолчала, грудь ее взволнованно вздымалась, ноздри трепетали, и она, несомненно, выглядела прекрасной в эту минуту, прекрасной и дикой, как гордая лесная лань. Артур с удивлением и интересом покосился на девушку, но ничего не ответил.

– Когда я в первый раз увидела тебя, то подумала, что ты испорченный, избалованный чужим вниманием столичный франт, воришка и любитель жить за счет других. Но сейчас, я наблюдала за тобой и заметила…

– Ты наблюдала за мной? – переспросил юноша, и голос его помимо воли выразил насмешку. Оделян же забавно покраснела и гневно толкнула его рукой в плечо.

– Я не… Это вовсе не то, что ты подумал…

Артур искренне рассмеялся, наверное, в первый раз с момента его прибытия в Доргейм.

– Обещаю, я никому не расскажу, – заговорщицки проговорил он и дурашливо подмигнул, отчего суровая хозяйка топей, не выдержав, тоже весело рассмеялась.

– Друзья? – с забавной важностью спросила вдруг Оделян и по-мужски протянула ему ладонь для рукопожатия.

Друзья – это те, кому безоговорочно доверяешь, но я не уверен, что могу доверять тебе, Одди.

– Друзья, – просто ответил Артур, пожав крепкую и шероховатую, как у мальчишки, ладонь Оделян. Девушка широко улыбнулась, и, как показалось подозрительному клипсянину, с большим облегчением.

– Тогда я расскажу тебе кое-что про Доргейм, чтобы ты понимал. На первый взгляд кажется, что я тут единственная госпожа, и все подчиняются мне напрямую. Так и есть. Если правила нарушаются, я приказываю жестоко наказать нарушителей. Но это вовсе не от того, что я излишне жестока. Просто если не накажу я, накажет он.

– Он?

– Да, он, Бунтарь. Доргейм.

Артур с удивлением посмотрел на Одди, намереваясь застать на ее лице хоть какой-то признак, указывающий на то, что она шутит. Но нет, госпожа топей была серьезна и грустна.

– Ты не шутишь? – на всякий случай уточнил он. – И если нет, то о ком конкретно, собственно, идет речь?

Оделян пожала плечами.

– Я не знаю, о ком конкретно. Представь, один из обитателей Доргейма вдруг вздумал артачиться на уроках. Он перестал делать задания, принялся грубить преподавателям, потом устроил голодную забастовку в качестве протеста. Я наказываю его максимально жестоко, чтобы у него не возникло иллюзии, что все сойдет ему с рук. В моих интересах проучить его с максимальной суровостью, потому что мне небезразлична его дальнейшая судьба. Допустим, моего внушения оказывается недостаточно, и нарушитель планирует побег. Ему даже удается уйти за пределы школы… А потом он пропадает навсегда, либо возвращается, но уже в таком видоизмененном состоянии, что лучше бы ему было, поверь, послушаться меня с самого начала. Я не знаю, кто это делает. Между собой мы зовем его Доргеймом. Незримый дух школы, который денно и нощно следит за нами. К несчастью, он не дает второго шанса. Сначала он позволяет мне наказать отступника, а потом расправляется и сам по своему усмотрению. Правила просты: слушаться лидеров, исправно учиться, выполнять ежедневные работы и не помышлять о побеге.

– И ты… Вполне принимаешь такой порядок? Тебе кажется это нормальным?

Одди покачала головой и с потаенной грустью посмотрела вдаль, как несколько минут назад это делал Артур.

– Я считаю происходящее нормальным, поскольку мои и его цели совпадают.

– Может, ты просто до конца не знаешь, какая на самом деле твоя цель?

Оделян фыркнула.

– Опять забываешься, новичок. Не боишься оказаться в стане Неприкасаемых? Одна ошибка, вторая, а потом… Врач пытался их вылечить, но тоже безуспешно.

Артур вздрогнул. Джехар, кажется, говорил, что Неприкасаемые становились таковыми уже после того, как попадали к главному лекарю, а не до того.

– Одди, а вы не пытались вычислить того, кто мог совершить…

– Нет, Бунтарь. Нас устраивает распорядок. Вера в то, что это поможет нам в будущем, столь крепка, что поддерживает каждого из нас и дает силы.

– А почему ты, кстати, не любишь беруанцев?

Лицо Одди изменилось и сделалось жестким.

– Ненавижу политику Беру по избавлению от собственных жителей. Если нет места на ветках, так обеспечьте жителей альтернативой! Но король едва ли об этом задумывается. Моя собственная семья предпочла избавиться от меня. Удивлен? Да, у меня были брат и сестра, так вот этот самый милый братишка собственноручно сдал меня армутскому купцу. Не знаю, сколько он за это получил, да и не хочу знать.

– И где ты потом оказалась? – спросил Артур, испытывая невольную жалость к девушке, сидевшей рядом с ним. Оделян хмыкнула.

– В Мире чудес.

И этим все было сказано. Артур понимал Одди, как никто другой, ибо и сам прошел испытания кочевого города.

– Так что не кручинься, Бунтарь, – с горькой улыбкой произнесла девушка, и Артуру в этот момент показалось, будто она старше его лет на двадцать, хоть в действительности все было совсем не так. – Доргейм не самое плохое место на земле. И потом, мы выберемся отсюда. И восстановим справедливость. Хотела бы я посмотреть в лицо своей мерзкой семейке, когда мы будем завоевывать ветку за веткой.

Потом Оделян изящно поднялась на ноги.

– Я пойду. Ты мне не понравился в начале, но теперь мне хочется тебе доверять. Я знаю, что ты не подведешь и не наделаешь глупостей. В противном случае мне будет действительно искренне тебя жаль. Встретимся за обедом, и, если хочешь, можешь сесть за мой стол. – Выдав данную тираду, Оделян развернулась и оставила Артура в одиночестве.

Этим же вечером, когда ребята уже утрамбовывали клопов в своей камере, Азор, проходя мимо Артура, тихонько шепнул тому на ухо, чтобы остальные не услышали:

– Завтра мы должны попытаться. Четверка не против. Что скажешь ты?

Несколько минут Артур обдумывал сказанное. А затем в тишине раздался его уверенный голос.

– Я согласен.