Запутанные нити. РАК: умереть нельзя измениться

Инструкция по обращению со мной

Я собрала маму и Дишу на «совещание». Нечего тянуть и откладывать.

– Знаете, хочу вас предупредить – вас ждут непростые времена. Будет тяжело, и больно, и страшно. Есть то, что никак не будет подчиняться, а будет постоянно выходить из-под контроля. Будут ожидания результатов и наверняка длинные периоды, когда их не будет.

Кроме того, я не смогу гарантировать, что мое состояние будет ровным и бодрым. Скорее всего, я буду проходить разные этапы, буду проваливаться, могу быть несдержанной и попросту грубой, наверняка буду периодами отчаиваться, грустить и плакать.

Вы тоже пройдете свои фазы. Будет и фаза вины – сначала вы посмотрите на себя, потом начнете винить кого-то. Или наоборот.

Я хочу, чтобы вы были готовы. И… предостеречь вас в этом не могу – бессмысленно. Наоборот, пройти надо все «остановки», чтобы выйти в другое качество. Просто обратите на это внимание – не застревайте. Вины тут нет. Хотя будет очень хотеться ее куда-то набросить.

– То есть ты все себе решила, – всколыхнулась мама. – Ты себе все предписала, назначила и убеждена, что все у тебя есть? Так вот – и это я тебе говорю: ничего у тебя нет, никакой гадости нет и быть не может!

– Я ни в чем не убеждена – ни в том, ни в этом. … допускаю все – может быть все, что угодно. Лучшее сейчас – обнулить любые ожидания. Убрать надежды, не мечтать и не делать вид, что это приснилось.

«Я не буду закрывать глаза на то, что уже есть. Я реально не понимаю, из какого перепуга в это вписалась….

Но если у меня обнаружат рак, я хочу их подготовить. И дать инструкцию – как со мной обращаться, чтобы силы расходовались грамотно.

Первое, что сейчас будет мешать, – убеждать меня, что все закончится хорошо. Ну… потому что ничего нет или потому что я сильная и все смогу… Сейчас это спасительное «хорошо» будет не к месту и только вытянет силы. Все закончится – это то, что я знаю. Когда-то закончится.

Дальше – апелляции к моей воле, разумности, удачливости и т. п. Я не смогу гарантировать, что все мои последующие проявления будут образцово-показательными. Не хочу, чтобы это причиняло боль моим родным, но настала пора, когда проявится то, что есть на самом деле.

Еще – моя ответственность. Или чувство ответственности. Я не смогу отвечать за их состояние и чувства. Как и они за мои. Мне придется поискать, где зона моей ответственности заканчивается.

И прямо сейчас я не знаю, за что я реально могу отвечать. Но не смогу регулировать свое поведение так, чтобы им было спокойно.»

– Мне сейчас тяжело, но вам наверно будет еще тяжелее. Я готова вас поддержать, но больше, видимо, не смогу решать за вас ваши проблемы и всех «выравнивать».

– А может уже и хватит? – голос мамы был металлически-уверенный. – Хватит за кого-то, займись собой и нечего тут о нас переживать. Ты – самое главное. Все с нами будет в порядке.

Похоже, я впервые в жизни себе позволяю быть… Просто позволяю.

Территория вины

Приехали в Мечникова. Знакомый маммолог-онколог задает сакраментальные вопросы:

– Сколько выращивали? Что делали все это время? Почему не обратились сразу?

Говорю, как под сывороткой правды – все как есть. Не выращивала, а сразу нашла в том самом виде, как сегодня. Что делала – жила, как получалось, без оглядок на эту штуку. И сразу – это когда? И мне ужасно не хочется сейчас оправдываться-объяснять-обосновывать. Зачем? Какая разница? Я ведь здесь, и пытливые пальцы доктора выщупывают-выманивают-вымеряют то, что позднее будет вырезано.

– Я так понимаю, что Вы девушка сильная… тут 50 на 50. Определить это можно уже во время операции. Мы делаем срочную гистологию, если что-то находим, продолжаем операцию. Нет – значит зашиваем и отпускаем Вас.

Диша начинает деловито интересоваться, каким образом и насколько велики шансы, можно ли сделать гистологию сейчас и т.д.и т. п.

Разговор идет как-то в стороне от меня. Пожалуй, втыкаюсь я на ровненькой такой фразе доктора:

– Бывает, что уже на операции приходится удалить все. – смотрит на меня, ловит мое втыкание. – Вас спросить мы уже не сможем, поэтому Вы подпишите документы перед операцией.

21.02.2015 Г.

Я не знаю, откуда это прет. Но это реальное чувство вины. Хотя прямо никто не виноватит. Однако есть подтекст, я его чувствую. Пытаюсь разобраться – туго. Это что-то такое: раз ты здесь, значит априори виновна. А мы теперь строго, но справедливо будем исправлять то, что ты натворила.

Это как вазу дорогущую разбить в детстве – никто не убьет, конечно, но этот сокрушенный вид, с которым сметаются осколки… Или когда уколы пенициллина в детстве от пневмонии делали. Бабушка с медсестрой так про меня разговаривала: «Вот что натворила – третье воспаление легких!» И я готова была терпеть еще лишних десять уколов и не признаваться, что мне страшно, лишь бы «искупить», исчерпать, исколоть это дурацкое чувство.

И почему мне кажется, что на каждый вопрос от меня ждут извинений или обоснований? А у меня как раз нет подходящих. И сильно ли я вас всех подведу, если не объясню-не обосную то, что вам нужно услышать? И не принесу извинений? Кстати, в том же детстве я предпочитала отбыть в углу тройное наказание, но не извиняться. И на все призывы «Скажи, что больше так не будешь – и наказание окончено!» молча возвращалась стоять дальше.

А если сейчас – сработает? Больше так не буду… что? Больше так не буду жить, думать, чувствовать, решать, действовать, обманываться, бежать, падать, рушить, забивать на себя, придумывать несуществующее, оправдывать преступное, тянуть неподъемное, закрывать рвущееся? Просто больше ТАК не буду. И не извиняйте меня пожалуйста, я никого не подвела. Пока.

23.02.2015

Миелю.

У меня подозревают онкологию. Пока есть несколько дней, чтобы пересложить и пересобрать свои картинки, хочу поделиться с вами одной штукой. Для меня как якорек осознания. А когда и как разложится, будет еще и фактическим «вещдоком».

Когда мы были у вас в Сельве, уплотнение в левой груди у меня уже было и довольно длительное время. На последнюю практику с Аяваской я поставила запрос об исцелении. И под конец встречи уже торопилась, «напомнила» :)), прошла прямо по каким-то протокам, видела, как что-то развернулось, надтреснулось и вылилось что-то голубое и липкое. И все собственно.

И тут я не сразу как-то дошла, когда после маммографии, меня позвали к рентгенологу. Он задал вопрос, был ли у меня шрам или хирургическое вмешательство. Нет – говорю. Спросила его – на что похоже то, что на снимках? Он повторяет – на шрам и послал к маммологу и делать биопсию. Только потом эта «странность» со шрамом как-то осенила :) Может это и было «хирургическое» вмешательство? Это реально.

Письмо Миеля:

Всегда лучше действовать чем объяснять))))

Таких операций у нас было много. Когда люди видели что из них выходит то, что диагностировали как онкологию. Так же выпиливали, выдалбливали, вырезали.

Я работал много с онкологией. На церемониях видел эти процедуры, как «воздушные пилорамки», плавно выпиливающие пораженные органы. Позже эту силу видел, как аяваска подходящая и проникающая в кокон. Ещё позже как поток энергии проникает и раздавливает другой поток и следом наполняет нужным потоком. Так же видел, когда она отказывалась лечить просто уходила.

Лучше всего начальные стадии и сразу после операции, если опухоль была большая. Аяваска в этом плане сильна.

Диагноз должен быть-было-но-почему-то-нет

Если будет по-другому мы возьмем вас без разговоров и всё уберем.

Миелю.

Та информация, которую «снимаю» я, именно так и выстраивается: сначала было, и четко идет, что есть, потом нет, потом разваливаются какие-то события, потом неопределенность.

Операцию назначили, 11 марта госпитализируюсь. В общем, 50/50. Гистологию сделают прямо во время операции по-срочному. И сказали так: если придет 100% ответ, что все в порядке, зашьют и закончат. Если что-то не так, то продолжат оперировать и почему-то сказали, что удалят полностью все – с лимфоузлами и т. п. Плюс один курс химиотерапии. Пока.

…я не знаю – у меня все внутри возражает против химии, если пойдет по такому сценарию… Я намерена отказаться от химии и приехать на Аяваску. Т.е. к вам я приеду в любом случае, но химиотерапию не хочу. Пока действую – перемешиваю и все стараюсь обнулить – любые вероятности.

Но блин, у меня конкретно злость прет – будто кто-то мои расчеты на жизнь решил поменять и мне нужно громко из глубины себя СВОИ планы заявить. Как-то не нуждаюсь я в борьбе и изнурительном пути-сражении за жизнь, чтобы прочувствовать ее ценность. Не пропадаю.

Отпечаток диагноза

Надо собраться с мыслями….Но мысли такие, что их компания мне неприятна. Я не хочу собираться в компанию с подобными. Лучше побуду без них.

Читаю, рою интернет. Ну, что там было про «лимон в 40 раз сильнее химиотерапии»? Сода, греча, масло с водкой, голодание и заедание… Все эти статьи упорно попадались на глаза до диагноза. Не читаю. Принципиально не читаю. Не могу – мозг взрывается. Внутри что-то подстегивает начинать что-то есть-пить-лечить-узнавать.

Я ничего не хочу знать, кроме одного – есть у меня рак или нет. Растворяю страхи-беспокойства, обнуляю вероятности, еще и еще раз обнуляю… Прохожу, продираюсь сквозь мутную толщу отвратительного чувства. Я даже названия ему дать не могу – не хочу. Опять и опять лезу-просачиваюсь – а что если есть? А что, если нет? Симорон, давай разгоним эти вероятности до охренительного смеха!

Моя жизнь изменилась – хочу того или нет. Шаблонно, стреотипно? да – она никогда не будет прежней. Есть-нет, отпечаток появился. Перезагружаюсь, две точки – смещаюсь или стараюсь сместиться.

Иду по улице и чувствую этот отпечаток. Ну вот как-то так, как когда день рождения – ты идешь по улице, люди не знают, а ты знаешь. И есть в этом что-то особенное. И здесь есть, только знак другой. Люди не знают, а ты знаешь. И хочется стереть, смыть этот отпечаток. И не знаешь как. Смотрю на улицу, людей, привычные магазины, деревья – ничего не изменилось. Для них. А для меня на всем этом отпечаток. Все так же, а у меня рак.

И теперь все мое путешествие склонно определяться этим? Он как фильтр – вы говорите, переживаете о ерунде, сожалеете об упущенной распродаже, беспокоитесь о техосмотре, волнуетесь, чем заплатить аренду, цены поднялись, на работе прессуют, отношения не те, мужиков не осталось, а которые остались, совсем не те и что с ними происходит? …и много этих вполне дискомфортных вещей, которые стали комфортными. Люди любят заморачиваться.

А у меня рак. И это заморочка на всю жизнь. Я не смогу щелкнуть пальцем, уснуть-проснуться и понять, что это был сон. Или смогу. Не знаю, и это отвратительно – всегда знать, а теперь не знать ничего.

Про статистику

У меня на руках большой список анализов-обследований. Это для госпитализации. И анализы имеют свой срок годности, оказывается. Поэтому делать надо непосредственно перед операцией.

Среди прочих – анализ на генетические мутации. Такой, как Анджелина Джоли делала. И потом решила не рисковать – удалила все, что в опасной категории. Я не знаю, что сделала бы я.

Я знаю, что сделает медицина, если обнаружит в этих BRСА-1,2 мутировавший ген. Это закон. И статистика. Как-то это однозначно, а хочется вариантов. Даже самых фантастических. Наверно у такого анализа не бывает срока годности…

Кто он такой, профессор Семиглазов? К нему посылал узист. Смотрю ролики, читаю отрывки каких-то его работ. Великий медик, ну да – весь в науке. Еще и в практике. Что-то там про корреляцию срока выживаемости с применением химиотерапии и без таковой. Статистика. Там выходит, что с химией шансов больше. В среднем. А в крайнем? Выживамость 5 лет – это хорошая статистика. Что потом – тебя нет для медицины или нет статистики? Закрываю ролик с Семиглазовым. Удачи тебе, профессор! Меня в твоей статистике не будет.

Еще забавно про излечившихся. Их нет. То есть, они есть, согласно 5-летней хорошей статистике. Но у медицины нет такого термина. Как в алкоголизме, бывших не бывает – есть ремиссия. Если повторно ничего не происходит, называют «стойкая ремиссия». А если не повезло и все вернулось – рецидив. А где статистика по «рецидивистам»? Они после 5 лет или после скольки?________________________________________________________________

Мне нужно другое. Совсем другое. Я не статистика, и не вплыву в стойкую ремиссию. А тем более не стану «рецидивистом».

Я знаю, что онкология – мой жесткий разворот. И не буду бороться со следствием. Хочу причину, первоисточник – чтобы раз и навсегда.

А еще круче хочу понять, где я не так прошла, где жила не в тему. И куда мне разворачиваться? Судя по красной штрафной карточке, все предыдущие предупреждения для меня не сработали. Это последнее. И у меня нет времени на веру в кого-то или что-то, борьбу и разочарования, размазывание саможалости и оправдания своей глухоты. Мне нужно услышать тишину внутри себя. И это все.

Прочая статистика

У друзей-пацанчиков начиналось все как обычно – смеялись, шутили, выясняли «Кто у нас Ленин?». Сошлись на том, что девочки должны быть девочками и не хотеть ничего решать. И даже платьев новых не надо. Хотя…

Маняша привычно обращалась к своему драгоценному, мол, чем еще пинать-шевелить, чтобы уже расшевелился? А потом Диша так в проброс: «Да, действовать надо, или тебе такой пинок для ускорения придадут…»

– Мы чего-то не знаем? – игриво осведомилась Маняша в ожидании стопудово праздничных новостей. Ну, как-то среди тупых и монотонных и бесплодных трудобудней мы всегда за намек на праздник.

И я сказала про все. Про подозрения и проценты, которые с 50 скакнули на 95. Про определения и статистику, частью которой мне предлагала стать официальная медицина. И про четкие заверения, что мне по блату вырежут все. И даже про женщину со шрамом тоже.

Была длинная пауза. Слишком длинная для того, чтобы что-то принять и слишком неуместная для того, чтобы что-то исправить. Что-то не люблю я эти паузы в последнее время.

– У ТЕБЯ?! – на протяжный вдох-выдох повторила Маняша.

Это «У тебя?!» я услышу еще несколько раз потом. Примерно с одной и той же интонацией, в которой все. Я и сама этот вопрос, как фантастический, внутри иногда переворачиваю. И совсем не потому, что со мной такого быть не может. А потому что не вяжется, не соответствует, не бьется.

Вот есть статистика по группам риска – ОК. Есть факторы, против которых не попрешь. И там, среди лишнего веса, наследственности, не-кормления грудью, диабета и парочки других, можно найти и список привычных, но канцерогенных предметов вроде освежителя для туалета или антиперспиранта, которые провоцируют рак.

Давайте про метафизику. Онкология – болезни обиды, да, все знают. При чем тут я?

Или вот в китайской медицине – опухоли относят к «болезням холода». А у меня ни конституция, ни привычные недомогания, ни пища, которую мы потребляем, ни разу не туда. А наоборот – к жару.

– Вот в чем прикол, – говорю, – не сильно эта статистка по группам риска подходит. В этих списках ничего моего не значится, ну или почти. Пойду без списков, как депутат-одномандатник.

Маняша убеждает меня посетить другого врача. Наверно да, сделаю. Зачем-то же профессор сказал на прощание: «И если вы захотите к нам вернуться….» Не захочу, извините, что-то не сошлось.

Заведу свою статистику – пользователя освежителя для туалета.

Я не Бог, я мама

Мама договорилась со знакомым врачом о консультации хирурга в Песочном. Так и попросила: «Надо в хорошие ручки». Хирург, он же завотделением маммологии, не назначил по телефону конкретное время и сказал, что как-то я его там найду. Ну найду – так найду, наверно его там все знают.

С дачи вернулась Лялька. Я слышу, как моя мама ей что-то тихо говорит.

И только дочкин выдох в ответ: «У мое-е-ей? Мамы?…»

Потом захожу, дочь не поднимает головы. А я не знаю, что мне ей сказать. Как-то это неправильно.

Все, что я могу, просто молча ее обнять. Она плачет, тихо и безнадежно. Наверно дальше будут какие-то слова и что-то надо будет объяснить… Утешить ее сердечко, но не сейчас.

Сейчас – я знаю, что сейчас. Сейчас для нее гаснет свет, отъезжает платформа и мир встает с ног на голову. Сейчас ее догонит чувство потери защищенности и опоры. Сейчас она убедится, что я, мама, больше не великая волшебница, не фокусница, не маг. Потом объявится противное чувство вины. Его захочется оттолкнуть от себя и направить на кого-то. Потом, возможно, родится некая отчаянная претензия ко мне – как я могла и почему. Дальше пойдет липкий страх и начнется ее дорога – как это пройти?

Я сама плачу, уткнувшись в ее спину. Наверно что-то пытаюсь говорить вроде «Ничего, разберемся»… Но как же жмет сердце, прямо сердце-рулетик получился. Я первый раз знаю, что не могу уверить свою доченьку в том, что все будет… Мне больно от каждой ее слезинки, и обидно так, будто я ее бросаю. Да, я реально чувствую, что оставляю ее и больше не смогу защитить, закрыть, отвести.

Она кажется спрашивает, как давно я знаю. И почему я молчала. А мне тягостно и больно за нее.

И отчего-то чувствую себя беспомощной и …неправой. Я боюсь, что она без меня не справится. И говорю, что ей сейчас придется быстро вырасти. И про себя говорю, и про свои руки, которые теперь будут не всегда. Но я постараюсь. И про то, что ее жизнь изменится. У нас всех жизнь изменится. Уже изменилась. И про то, что рано думать, к каким улучшениям это нас приведет, но приведет обязательно.

Я вижу ее, мою почти 25-летнюю доченьку, маленькой-маленькой. Там, где все и всегда можно было поправить и решить. Она знала – я знала, она чувствовала – я поддерживала. Мы все могли решить, у нее всегда была я. И она могла быть маленькой. Сейчас что-то изменится, но я этого не хочу – я не уверена, что сделала все. Наверно удерживаю ее от встречи с реальностью. Не могла, не допускала, чтобы ей было плохо. Амортизировала, снижала порог, взывала к быстрым и моментальным решениям. Даже ныть ей не разрешала. Есть проблема – действуем, очищаем, оставляем, трансформируем, вперед!

Как-то в одной из своих юных любовных драм, она сказала, что я ей даже пореветь не дала и пришлось звонить кому-то. А ей отчаянно хотелось навзрыд, но я по рефлексу – так, отставить, действуем! И вот это делай-раз, делай-два… – моя защита от ее боли. И сейчас у меня нет этого щита, и у нее щит в виде меня развеивается как иллюзия.

И да, дурацкое чувство – я сильно виновата перед тобой, доченька. Не знаю в чем. Но как-то не оправдала, и я не железная. И не Бог. Наверно не прослежу за тобой пристально. И не предвосхищу твой душевный дискомфорт. И манна небесная теперь точно не прорвется.

А то, что я тебе смогла этим событием предложить, мне самой не нравится. И я бы предпочла, чтобы ты тут и рядом не стояла. Но ты уже здесь. Как это отразится на твоей жизни, только предстоит узнать. И я не до конца уверена, что тебе это по силам.

Я бы не хотела испытывать твои силы так. Я боюсь причинить тебе горе, нарушить и не поддержать твои планы. И не смочь создать ту жизнь, о которой ты мечтала. Теперь все иначе. Мне придется тебя отпустить. И я боюсь разочарования. В тебе. В себе.

Про пользу соцсетей

Я не пользуюсь. Ну не то чтобы совсем. Читаю ФБ, к примеру. До недавнего времени нигде не имела аккаунтов и регистраций. На ФБ попала как-то случайно и оставила его для статей. ВК зарегистрировалась, чтобы быстро связаться с дочкой, когда была далеко от России. Да, и моя дочь считает, что если я хоть что-то там читаю или слушаю свою музыку, то уже пользователь.  Хренопользователь.

Я не обсуждаю и не критикую тех ребят, которые каждый свой шаг сначала постят в соцсеть, а потом его реально делают. Хотя мне это странно. И я не понимаю, зачем всей стране знать, что ты ешь в мажорном ресторане (критерий его «мажорности» тоже определяется сообществом).

Не могу постичь статусов о личной жизни – это слишком натянуто. Если нет статуса, ты не прописал на страничке, то что? Другие у тебя спросят? Зачем об этом знать другим? Но это так, если думать об этом. Я не думаю – не хочу.

Есть в этом и несомненная польза. Наверно. Это такая афиша, за которой можно скрыть все, что угодно. И образ создать такой, какой нужен. Сейчас, в этот момент. Или на вовсе.

Этим можно демонстрировать свою толерантность и социальную приемлемость. И ни с кем не воевать, и ни в чем не упорствовать (если это, конечно, не часть образа).

Если тебе хреново, можно накидать кучу жизнеутверждающих фоток с шариками и пузырями. И подписать что-то вроде: «Как прекрасна жизнь – во всех ее…» Или там не ладится в реальности (неважно что) – забить страницу псевдолозунгами о прекрасных прекрасностях своей работы/бизнеса/друзей/мужей/детей. Да, и еще Вселенной, это обязательно.

Ну или ладится, так можно раскрутить этот процесс сильнее. Можно свою афишу так усовершенствовать, чтобы самому аж захлебнуться от зависти. Тусовки, места, пафосные люди, хобби/интересы, но только чтобы все в тренде. Ты должен быть актуальным, регулярно апгрейдиться. Даже если в своей хипповской простоте. Тогда ты интересен. За тобой следят – без разницы зачем. Ты востребован как информационный повод, ты – всегда, ты – есть.

И вот сижу я, такой антитренд…

Нет-нет, моя дочь может выложить мое фото в бикини на безлюдном тайском пляже, как это делают со своими мамами их трендовые дочки. И все будет ах-как-безупречно! И много чего могу показать, и офигительный рецепт на кухне исполнить.

А мне отчаянно хочется с кем-то просто поговорить. И тут же ни с кем не хочется. Я не знаю сейчас человека, с которым могла бы поговорить. Поэтому смотрю в сеть. Хочется, ну правда, громко так на капслоке – на всю сеть заорать: «Я не знаю, как жить с этим!!!! Научите меня, кто смог. Мне больно и никак. Я не хочу убивать своих близких тем, что я не могу найти силы жить!»

Не хочется. Громко или шепотом – не хочется. Это слишком свое. И вряд ли об этом будут знать многие, только единицы. Хочется просто поговорить, а я никогда не была у психотерапевта. И кто сейчас сможет мне помочь простым слушанием, простым приятием? Не хочу, чтобы это были мои родные – им слишком много. Не обременю этим Дишку – он должен верить. За двоих.

И как хренопользователь всех мыслимых соцсетей, остаюсь антитрендом.