Гилас обернулся к магу и, снова вздохнув, кивнул.
– Живы, – ответил он при этом, – но боль их велика. Златоглазый ужас оставил глубокие раны не только своими клыками. Я надеялся, что встретился с ним лицом к лицу лишь единожды и больше никогда не увижу его, однако он явился в эти края. Долгие годы, капля за каплей, тянул он из деревьев жизнь, и долго я вёл с ним борьбу. По временам он отступал, но неизменно являлся вновь. Однако я не терял надежды, что сумею навеки прогнать его из этих мест. Не знаю, преуспел бы я в этом или нет… И всё же мне удавалось сдерживать его алчность и смягчать зло, что он причинял. Никогда прежде зубы его не ранили их так глубоко, теперь же…
Тут Гилас замолчал и обвёл рощу печальным взглядом.
– Неужели всё напрасно? – поражённо спросил волшебник.
Ответ он услышал не сразу.
– Гибель подобралась к ним очень близко, – промолвил наконец Гилас. – Как я сказал, раны от клыков глубоки, но ещё глубже печаль, что поселилась в их душах. Они горюют, видя страдания своего родича. Однако не всё потеряно. Вечный лекарь исцелит их, если больше их никто не потревожит. Вот только не в моей власти дать им надёжную защиту.
– Мне это также недоступно, – сказал на это волшебник. – Пусть даже остались бы со мной прежние силы, их было бы мало. Но знания по-прежнему при мне.
– Что значат твои слова? – спросил Гилас.
– Думаю, нам вполне по силам помочь этим созданиям, – ответил волшебник. – Объединившись, мы сможем их сберечь.
Долго ещё длилась их беседа, и, хотя вечер начал окутывать холм тенями, лица мага и лесного жителя светились надеждой. Словно старые друзья, тепло простились они друг с другом. Волшебник постоял немного, наблюдая, как яркая изумрудная искра устремляется к лесу, и, когда та скрылась среди деревьев, отправился обратно в город.
***
– Завтра мы встретимся вновь, – завершил свой рассказ чародей. – С первыми лучами солнца я отправлюсь к холму.
Лета, что затаив дыхание слушала мага, поспешно спросила:
– А можно ли и мне пойти? Я бы хотела… – Тут голос её прервался, и девочка всхлипнула. – Я так виновата, – чуть слышно добавила она.
Волшебник пристально посмотрел на неё и тепло улыбнулся.
– Ты меня опередила, – сказал он. – Я и сам хотел спросить, пойдёшь ли ты со мной, ибо твой друг просил об этом.
Глаза Леты изумлённо расширились.
– Вы думаете, он простит меня? – спросила она с опаской, потому что боялась услышать ответ.
– Я думаю, лучше тебе спросить об этом у него самого, – ответил волшебник. – Я не столь хорошо с ним знаком, чтобы судить о таких вещах. Однако злопамятным он мне не показался… – Тут он опять улыбнулся и добавил: – А вот в чём я уверен, так это в том, что сейчас всем нам нужен отдых. Признаться, я порядком утомился.
Лете, мысли которой беспокойно метались в голове, казалось, что уснуть этой ночью ей не суждено. Однако спустя лишь несколько мгновений после того как она легла в постель, она забылась спокойным и крепким сном.
Тёмная ночь сменилась ясным утром. Едва солнце снова выглянуло из-за горизонта, дверь дома на окраине городка отворилась, и из неё вышли двое: высокий маг и маленькая девочка. Один сжимал в руке посох, вторая несла альбом. Выйдя на дорогу, они остановились. Волшебник взглянул на девочку и улыбнулся, та с улыбкой же кивнула в ответ, и они продолжили свой путь.
Ни один не произнёс ни слова до тех пор, пока на их пути не встал холм, на плечах которого спала роща прекрасных деревьев. Только тогда девочка, взволнованно оглядевшись по сторонам, проговорила:
– Пожалуй, мне лучше подождать здесь.
Ответить на эти слова волшебник не успел, потому что из уснувшей рощи до них донёсся голос:
– Не робей, Одуванчик, подойди.
Лета обернулась. Без всякого сомнения, это был он, её дорогой лесной друг! Как и прежде, он возник будто бы из ниоткуда и теперь стоял на вершине холма, прислонясь к стволу чудо-дерева и глядя на девочку единственным зелёным глазом. И во взгляде его не было ни осуждения, ни обиды, которые Лета так страшилась увидеть.
Словно яркое солнце вдруг вспыхнуло в её душе, в один миг разогнав притаившуюся там грусть. Выронив любимый альбом, Лета бросилась вверх по холму. Сердце её билось от счастья, а по щекам текли слёзы, когда она крепко обняла Гиласа. А тот, обняв её в ответ, тихо повторил слова, что сказал накануне:
– Как жаль, что мне не дано плакать…
А у подножия холма стоял волшебник и радостно было ему видеть, как беседуют две невысокие фигурки.
– Я так виновата, – произнесла Лета, когда слёзы высохли, и она вновь взглянула на Гиласа. – Простите ли вы меня?
– Я уже простил тебя, Одуванчик, – ответил тот и вздохнул. – В том, что случилось, есть и моя вина. Мне следовало больше доверять тебе. Слишком долго хранил я в своём сердце обиду на людей. Не будь я так скрытен и мстителен, всё могло бы сложиться иначе. Я и сам чуть было не погубил тех, кто мне так дорог. – Гилас помолчал, а затем продолжил: – Но что проку в сожалениях? Как бы то ни было, нужно жить дальше: оступаться, падать, но вновь подниматься и продолжать путь. Так мы и поступим.
С этими словами он обернулся и кивнул волшебнику, что ждал у холма.
– Что я должен делать? – спросил он, когда маг приблизился.
– Почти ничего, – ответил тот и, обращаясь к Лете, добавил: – А тебе лучше отойти подальше. Магия – явление небезопасное, не будем искушать судьбу. Но можешь посмотреть издали, вместе с остальными.
Тут только Лета заметила, что у холма собрались люди. Немало горожан пришли в последний раз взглянуть на чудесные деревья. Не было среди них ни одного, кому хотелось бы расстаться с любимой рощей, и печаль была в их глазах, но всё же лица их были светлы и спокойны.
Лета увидела среди горожан маму и тётушку Селесту и, подобрав альбом, который она выронила, спеша к своему другу, поторопилась к ним. Вместе со всеми увидела она, как волшебник воткнул посох в холодную землю, как кивнул своему спутнику и что-то произнёс, как тот, по примеру мага, тоже сжал посох рукой и тихо заговорил. Затем он умолк, волшебник же продолжал.
Поначалу голос его был слышен лишь им двоим, но вскоре и все, кто стоял у подножия холма, различили слова заклинания. Таинственные фразы разлились в холодном утреннем воздухе. Теперь они звучали громко и торжественно, вселяя в сердца тех, кто им внимал, изумление и восторг.
А в следующий миг роща вспыхнула мириадами ярких искр, словно чья-то невидимая рука рассы́пала повсюду несметное число алмазов. Едва возникнув, закружились они вокруг чудо-деревьев, сплетаясь в сияющие нити и обвивая каждый ствол и все до единой ветки. Искрящиеся гирлянды танцевали под музыку голоса, а воздух звенел от магии. Тут волшебник выкрикнул новое слово, отчего деревья, до той поры стоявшие недвижно, как показалось всем, словно бы вздохнули – так вздыхает мирно спящий человек, которому привиделось во сне нечто необычайно прекрасное. Тотчас их стволы и ветви сделались прозрачными, как речная вода, а затем, озарившись мягким сиянием, задрожали и пропали, будто унесённое ветром видение. Остались лишь алмазные гирлянды, всё ещё повторявшие очертания дивных растений, но и они вскоре, вспыхнув напоследок, исчезли. Теперь на холме, где прежде была роща, стояли лишь две фигуры – высокая и низенькая. Всё вокруг смолкло, и воцарилась тишина.
В безмолвии встретили люди мага и жителя леса, когда те спустились с холма. Без слов поклонились они защитнику деревьев, которого ещё недавно считали их губителем, и он ответил им тем же. Он понял и принял всё, о чём говорили их глаза, и сам в ответ просил прощения. С лёгким сердцем возвращались люди в свои каменные дома, и светло было на душе у того, кого ждал дом лесной.
– Что ж, дорогой Одуванчик, – сказал Гилас, подойдя к Лете, – пришло время и нам проститься.
– Мы больше не увидимся, – тихо произнесла девочка, и это был не вопрос.
– Так будет лучше, – столь же тихо проговорил Гилас. – Ты и сама понимаешь это.
Лета кивнула.
– Я всегда буду помнить о вас, – сказала она и улыбнулась.
– Могу ответить тебе тем же, – проговорил Гилас и, помедлив, добавил: – Исполнишь ли ты на прощание одну мою просьбу?
Лета снова с готовностью кинула.
– Оставь мне свой альбом, – попросил Гилас, – в знак дружбы и на память о себе. Если только я не слишком о многом прошу.
– О, вовсе нет! – воскликнула Лета. – Я с радостью отдам его вам! По правде, я и сама хотела…
С этими словами она протянула другу альбом, что сжимала в руках.
– Вот только он немного… пострадал, – смущённо добавила она. – Обложка запачкалась и помялась.
– Что верно, то верно, – усмехнулся Гилас, принимая подарок. – Но это не беда, всё поправимо. Благодарю тебя и даю слово, что буду беречь твоё сокровище.
Тут к ним подошла мама, которая до сих пор ждала поодаль.
– Останьтесь ещё ненадолго, – попросила она. – Примите подарок и от нас.
На лице Гиласа вспыхнуло любопытство, которое сменилось восторгом, когда он увидел, что́ принесли ему на прощание горожане. То был огромный круг ярко-жёлтого, словно летнее солнце, сыра, безмерно вкусного и ароматного. При виде любимого лакомства лесной житель преобразился так, что изумлённым горожанам почудилось, будто перед ними не загадочное древнее создание, что многие века жило на свете, прежде чем появились они сами, а милое наивное дитя, которое с восторгом и удивлением глядит на новый, незнакомый мир. С большой радостью принял Гилас дар людей. Широко улыбаясь, он вновь склонил голову в знак благодарности.
– Да будет ваша жизнь спокойной и счастливой, – промолвил он.
И тотчас на месте, где он стоял, вспыхнул и замерцал зелёный огонёк. Он облетел оставшихся на лугу горожан, будто бы танцуя в воздухе, и устремился в сторону леса, а те провожали его взглядами, в которых светилась радость. Когда же зелёная искорка исчезла вдали, Лета подошла к волшебнику и взяла его за руку.
– А вы останетесь с нами? – смущённо спросила она. – Прошу вас, останьтесь!
Волшебник ответил не сразу. Он взглянул на маму девочки, и та кивнула, тепло улыбнувшись.
– Что ж, – произнёс наконец волшебник и слегка сжал ладошку Леты, – пожалуй, я отвечу на твою просьбу: «С радостью».
***
А следующей весной, когда после дождя на небе вновь появилось весёлое улыбчивое солнце, жители прекрасного городка услышали то, что ещё не так давно, казалось, было утрачено для них навсегда. Чудесная мелодия, как и прежде, разнеслась над зеленеющим лугом. И снова вторили ей звонкие птичьи голоса. И пусть невысокий холм за речкой был пуст, и вокруг него не разливалось золотое сияние, души людей полнились счастьем. И впредь всякий путник, которому в такую пору случалось там пройти, дивился музыке, звучавшей словно бы ниоткуда. Поражённый этим чудом, он ненадолго замирал у холма, а затем, будто очнувшись от приятного сновидения, с лёгким сердцем продолжал свой путь.