– Где вы? – кричал он в телефонную трубку. – Не хочу слышать никаких отговорок! Немедленно приезжайте! Ужин остывает!
Мы переглянулись и развели руками. Надо ехать.
За ужином присутствовало человек двенадцать, большая часть из них была нам не знакома. Разговоры вертелись вокруг северной природы городка и астронавтики. Мы с Амигой молчали. Мне вообще показалось, что нас пригласили для создания нужного интерьера, мы сидели, украшая стол и глядя в свои тарелки. Я почувствовала раздражение, и оно тут же получило шанс вырваться наружу.
– Ну что, видели Астронавта №1? – снова спросил Станислав.
– Видели, – подтвердили мы.
– И что скажете?
– Редкостная тварь, – ответила я.
Воцарилось молчание. На меня устремились все взгляды. Так говорить было не то, что не принято, это было почти преступно!
– И почему же? – спросила какая-то девушка, видимо большая его поклонница. Еще минута и она может вцепиться мне в волосы!
– Я видела, как он общается со своими так называемыми фанатами. Он игнорирует людей, которые живут его жизнью. Или, наоборот, показывает себя этаким благодетелем. Он высокомерен и равнодушен. Он вообще не человек.
– Ну, ты не права, – миролюбиво заметил Станислав. – Он сильный человек. Все те, кто начинали с ним вместе уже давно покончили с собой или были убиты наркотиками и выпивкой. Он единственный, кто сохранил цельность натуры. У них тяжелая жизнь, а у него особенно, к нему приковано столько глаз, следящих за каждым шагом, весь мир судит о его поступках, у него нет ни секунды личного времени. Быть все время на виду, продолжая жить и работать, достаточно сложно. Человеку нужно тепло и внимание.
– Он – не человек, – упрямо возразила я. – Он робот или зомби. Я еще не определила кто именно.
– Знаешь, однажды он пришел к нам на спектакль, – сказала сидевшая рядом со мной девушка, актриса из небольшого городка. – Просто так, сам захотел и пришел. У нас был сложный спектакль, многие зрители не понимали наших действий и покидали зал. Он остался до самого конца и, похоже, был единственным, кто понял, что мы хотели сказать. Я наблюдала за ним. Не верьте, что актер, играющий на сцене, не видит происходящего в зале. Мы все прекрасно видим, мы следим за реакцией зрителей. И я замечала, что он с интересом смотрел на нас и понимал происходящее.
Я пожала плечами.
– Что ж, любовь к познанию делает ему честь, но это лишь часть его профессии, не более того. Это совершенно не означает, что у него могут быть человеческие чувства.
– А зачем тебе его человеческие чувства? – усмехнулся один из журналистов, весь вечер оказывавший мне недвусмысленные знаки внимания, – Ты что, жить с ним собираешься?
– Слава Богу, не придется, – ответила я и покачала головой, показывая, насколько мне противны подобные предположения.
– А многие девушки очень хотят, – продолжил журналист. – Я помню одну его прошлую пассию, это была женщина редкой красоты. Правда, то было лет двадцать назад.
– Не удивлюсь, – согласилась я, – многие женщины готовы на что угодно, ради известности и денег. Я не возьмусь их осуждать. Просто мне это кажется смешным. А если абстрагироваться от его славы, простите, но я не представляю себе женщину, которой он мог бы понравиться.
– Твоя мама, – подсказала Амига.
– Это другой вопрос. Моей маме принципиально нравятся все, кто не нравится мне и наоборот, – парировала я.
– Тогда относись к этому как к части своей работы. В конце концов, ты сама приняла решение перейти в эту редакцию, – заметил Станислав.
– Да, но не с этой целью! – подумала я и ощутила странную горечь. Цель, которую я преследовала, переводясь в редакцию астронавтики, оказалась иллюзорной. Я совершила очередную необъяснимую глупость. Жизнь опять пошла куда-то под уклон и в сторону – мое любимое направление. Я вздохнула и налила себе еще клюквенной наливки. Мир начал казаться веселее.
А наутро мне позвонил редактор.
– Поздравляю! – закричал он в трубку, – Вы идете на встречу с Астронавтом №1! Вы должны подробнейшим образом описать все, что там будет происходить, сделать побольше фотографий и, если получится, добиться личного интервью! Примените весь свой шарм! Я надеюсь на вас, девушки!
– Я не пойду! – завопила я, – Я не хочу!
– Что за глупости? Почему это?
– Потому что я не желаю три часа мерзнуть на морозе, прежде чем нас запустят в зал, потому что я не желаю стоять в этой толпе и ловить каждое слово человека, который мне глубоко неприятен!
– И думать забудь, – ответил редактор. – Иначе уволю обеих.
Он повесил трубку. Я села на кровать, переваривая новость. Амига нарушила молчание.
– Слушай, – осторожно сказала она, – мне неприятно это говорить, но тебе придется идти одной.
– Почему?!
– Я договорилась о встрече с Ним. Ты же понимаешь? Я не могу не пойти, нам нужно поговорить. Я ждала три года. Ты ведь выручишь меня?
Я молчала. Она была моей подругой, конечно, я должна ей помочь. Но идти туда одной, стоять в глупой вопящей толпе, словно древнеримская крестьянка, которой удалось увидеть светлый лик императора – это было уже слишком!
– Но я не хочу стоять три часа на морозе! – жалобно сказала я.
– Возможно, и не придется, – произнесла Амига, и ее слова оказались пророческими.
В тот день я элементарно проспала. Точнее забыла перевести время на будильнике и за час до назначенной встречи еще только сидела на кровати, протирая глаза. Потом мой взгляд упал на часы, я подскочила, метнулась в ванную, натянула на себя первое, что попало под руку, схватила сумку и бросилась на улицу. Подобное случилось со мной впервые. В такси я накрасила ресницы и губы. Зачем я это сделала, я бы не смогла объяснить даже самой себе, тем более макияж странно смотрелся на моем бледном лице. Такси остановилось. Дорога к пресс-центру вела на вершину высокого холма, а я уже опаздывала. Значит, придется бежать. И я побежала. Бежать в гору было непросто, поэтому на полпути мне стало жарко, я сняла куртку, потом кофту, и когда подбежала к дверям пресс-центра, вид имела весьма необычный – от моей бледности не осталось и следа, щеки полыхали, волосы растрепались и чуть ли не стояли вертикально, одета я была в старую нательную кофту, – в общем, я редко выглядела хуже, чем в эти минуты. Впрочем, какая разница? Я пробралась в зал за минуту до начала пресс-конференции, бросила вещи, зажала в руках свой компьютер и развалилась на стуле – иначе мою позу назвать было трудно.
– Надо же, как свободно чувствуешь себя, когда здесь нет Эвальда! – улыбнулась я себе и приготовилась слушать.
Он вошел, его встретили аплодисментами, он поклонился, занял свое место и произнес что-то вроде приветственной речи. Я не могла не признать, что в жизни он выглядел значительно лучше, чем на своих многочисленных портретах, что никак не меняло моего к нему отношения.
Так как мой боевой товарищ компьютер записывал все сказанное, я позволила сознанию отключиться и погрузилась в себя, лишний раз демонстрируя презрение к происходящему.
Из бескрайнего потока мыслей меня выудило странное, я бы даже сказала удивительное обстоятельство. Астронавт №1 смотрел на меня. Я взглянула на него, он тут же отвел глаза, я снова уставилась в компьютер, а когда подняла голову, то вновь столкнулась с его взглядом. Мне показалось, что он слегка улыбнулся. Если бы здесь была Амига, я бы без колебаний подумала, что она привлекла его внимание. Это бы не показалось мне странным, моя подруга была красива и расположена ко всем людям. Но ее здесь не было. Я сидела в окружении доброго десятка седеющих мужчин, так что этот взгляд без сомнения предназначался мне. Я провела рукой по волосам, думая, что моя лохматость превзошла все виденное им за полтора столетия, но нет – он не смотрел на меня, как на странного взъерошенного клоуна в поношенной кофте, каковым я являлась в тот момент, его взгляд по шкале симпатий был теплым, очень теплым!
– Отлично, – сказала я себе. – Поздравляю. У меня опять случился приступ паранойи.
Дело в том, что периодически я страдала этим заболеванием. Возможно, другие женщины тоже к нему склонны, только переносят его не столь болезненно. Это началось еще в школе, когда я заметила, что один из старшеклассников обращает на меня внимание. Я довольно-таки долго наблюдала за ним, причисляя к своим поклонникам, пока однажды он не признался в любви моей подруге. После этого мне казалось, что я нравлюсь, по порядку: преподавателю английского, туристическому гиду, популярному певцу, директору компании, где я работала, редактору моего журнала, мужу моей подруги, инструктору по плаванию, владельцу отеля, где я отдыхала… Надо заметить, что каждый новый мужчина был значительнее предыдущего, а вершиной достижений был один известный миллионер. Естественно, ни с кем из них у меня не возникло и короткого романа, так как я старательно боролась с приступами паранойи и даже обращалась к психологу.
Но Астронавт №1 – это уж слишком. Я не была красавицей и знала об этом. Я была самой обычной среднестатистической девушкой, и совершенно очевидно, что обратить на меня внимание он не мог. Это означало, что паранойя прогрессирует. Хотя странно, мне же не показалось, что Эвальд заинтересовался мной, вовсе нет, мой Бальдр остался ко мне совершенно равнодушен. Было ли то мое воображение или нет, но Астронавт №1 продолжал смотреть на меня, и я почувствовала себя неловко. Я поправила волосы, крепче сжала компьютер и начала ерзать на стуле. Тем временем до меня дошла очередь задавать вопросы редакции. Я поднялась.
– Зато сейчас я смогу убедиться, действительно ли я больна, – радостно подумала я и бойко принялась зачитывать написанное.
Он слушал серьезно и внимательно, без улыбки, а потом, отвернувшись к микрофону, принялся отвечать, так же, как до этого отвечал на вопросы остальных. Спокойно, вежливо и умно. Я опустилась на стул.
– Мне показалось, как хорошо! – подумала я. – Я все еще вменяема!
И в эту минуту он, закончив свой ответ, обернулся, сомнений быть не могло, он действительно обернулся, посмотрел мне в глаза и улыбнулся открытой, искренней улыбкой, полной уважения и симпатии. Более того, эта улыбка совершенно очевидно и намеренно подчеркивала его внимание ко мне.
Мои чувства и мысли смешались, как тогда, еще в детстве, когда я нос к носу столкнулась с президентом страны, и он поздравил меня с женским праздником. Я пыталась что-то понять, но мозг отказывался обсуждать со мной случившееся и единственная мысль, которая была в тот момент: робот, не имеющий чувств, не смог бы так улыбнуться. В этой улыбке я увидела странную комбинация силы и гармонии, которая не встречалась мне прежде. Я вышла из зала потрясенная.
Но тут же забыла о своем потрясении, так как столкнулась с сияющей Амигой.
– Мы обо всем договорились! Сразу после возвращения я еду к нему! – радостно сообщила она. Я улыбнулась. Как просто все оказалось, надеюсь у этой любви будет счастливый финал!
Уже вечером я рассказала ей свою историю, рассказала, как анекдот, опустив чувства, охватившие меня. Она посмеялась вместе со мной, и мы отправились в клуб. На следующий день мы вылетали обратно. Я принципиально не вела мысленного диалога с собой даже в корабле. Я довольна командировкой и хочу приехать сюда еще раз – вот все, что я знала. У меня получилась неплохая статья, в общем, я проявила себя как хороший репортер, так, по крайней мере, казалось. Мы простились с Амигой, она улетела на встречу со своим возлюбленным, а я отнесла материалы в редакцию, вернулась домой, пришла в комнату и легла на диван, на котором я уже много лет принимала все ответственные решения, касающиеся моей личной жизни. Случалось мне, поразмыслив на диване, отклонять полученные предложения руки и сердца, случалось мечтать о новых походах за синей птицей. Однако то, что я ощущала сейчас, было совершенно не похоже на происходившее со мной прежде. На месте сердца, с которым я собиралась разговаривать, образовалась зияющая пустота. А само оно осталось там, где я видела его в последний раз, – возле Астронавта №1. Можно было бы говорить, что меня привлек блеск его славы, но это не так: я знала, кто он, знала, как он выглядит, знала о его достижениях и совершенно спокойно продолжала ненавидеть. Это не было и магнетизмом, под действие которого я могла бы попасть, ибо подобное происходило со мной прежде. Но то, что я чувствовала сейчас, отличалось от предыдущего опыта. Мне случалось влюбляться. Часто случалось. Случалось и любить, даже дважды. Надеюсь, вам не нужно объяснять разницу между влюбленностью и любовью? Это было бы слишком утомительно. В первый раз я полюбила молодого человека, учившегося со мной в институте. Я до сих пор считаю его своей пресловутой половиной, его образ по-прежнему отражается в моей душе. Но почему-то наши жизни прошли параллельно, мы пересеклись на короткое мгновение, обменялись нерушимыми клятвами встретиться потом, за пределами этой части большого спектакля, именуемой жизнью земной, после чего пошли каждый своей дорогой. Я не сделала ни одной попытки сблизиться с ним, уверенная, что судьба подарит мне новую встречу, если она прописана в предначертанных нам линиях. Не подарила. И я встретила другого.
Как получилось, что я полюбила его? Еще в школе я повторяла, что мужчина, которого я смогу полюбить должен быть умным, добрым, великодушным, обладать чувством юмора, понимать меня, быть смелым, честным и романтичным.
– Таких не бывает, – сообщила мне со всей откровенностью человека, умудренного жизнью, моя добрая родительница.
– Таких не бывает, – хором поддержали ее мои подруги.
И я поставила своей целью доказать обратное. И преуспела.
– Разве ты не видишь, – обратилось ко мне мое сознание, когда я, наконец, встретила его, – он соответствует всем заявленным критериям. Он даже превосходит их!
Я согласилась, а мое сердце мгновенно растаяло от ежедневно совершаемых им прекрасных поступков.
В тот момент я не подумала, что соответствие критериям не является главным. Я была совершенно уверена, что нас ждет счастливое будущее.
Меня не смутило, что он был женат и его брак дал трещину. Я ждала, когда произойдет неизбежное, он станет свободным и начнет новую жизнь со мной. Я до сих пор считаю, что мы вполне могли бы быть счастливы.
И ничто не заставило меня отказаться от моих намерений. Ничто, кроме романа Сэра Томаса М. «Смерть Артура».
Я запоем прочла историю любви прекрасной королевы Гвиневеры и сэра Ланселота, чистой и искренней, такой же, как была и наша любовь. Эта чистая и искренняя любовь привела к смерти доблестного короля Артура и сотен рыцарей Круглого стола, падению Камелота, окончанию рыцарской эпохи и завоеванию Британского королевства саксами. Кроме того, сам Круглый стол был явно кем-то украден.
Не много ли, для светлого чувства? После окончания войны, уцелевший Ланселот приехал за Гвиневерой, чтобы сделать ее своей женой и нашел женщину в монастыре. Вопреки ожиданиям рыцаря, королева отказалась даже подарить ему поцелуй и сказала:
– Посмотри, к чему привела наша любовь! Теперь я поняла, что лишь та любовь может считаться истинной, когда сначала – Бог, а потом уже твой возлюбленный.
Эта фраза поразила меня своей простотой и точностью. Я закрыла книгу и дала себе слово, что больше никогда не забуду о том, что есть правда.
Тогда я еще не знала, что мы не можем давать обещаний, ибо не ведаем своей судьбы. Однако мое решение отказаться от этих отношений до сих пор кажется мне верным. Думаю, королева Гвиневера одобрила бы его, не говоря уже об Артуре. Супруга же моего возлюбленного оказалась не столь понятлива, как король Бриттов и почему-то вместо благодарности испытывала ко мне редкостную антипатию. Неисповедимы пути Господни.
Потом произошло несколько неприятных событий, которые привели меня на путь равнодушия, а потом появилась Амига с ее ссылкой и Эвальд, вернувшие меня к жизни. И Николай Угодник, совершивший-таки для меня чудо.
Я долго пыталась понять, чем же это новое чувство отличается от предыдущих и вспомнила один из своих разговоров с Анной.
– Чего мы все время ищем? Чего ты ждешь от любви? – спросила она меня.
Я задумалась, не решаясь рассказать ей о наиболее точном образе, приходящем мне в голову.
– Ты читала «Властелина Колец»? – спросила я, наконец. Она отрицательно покачала головой.
– В этой книге был город, в центре которого стояло засохшее белое дерево. Король покинул город, и многие пытались занять его место, но город преследовали несчастья. И была легенда, что в тот момент, когда король возвратится, белое дерево зацветет. Я верю, что у меня в душе, такое же белое дерево, которое зацветет лишь при встрече с истинным королем. Только так я могу узнать его. Пока оно не еще цвело. И знаешь – я скажу тебе правду – я не верю, что это случится. Я действительно не верю, что подобное возможно.
И вот сейчас, я лежала на диване и понимала, что путь к моему сердцу похож на странный лабиринт с множеством ловушек, как те, что приходилось обходить компьютерной Ларе Крофт. Неосторожное движение, одно лишнее слово – ловушка срабатывает – и путь оказывается навечно закрыт. Те двое, которых я любила, шаг за шагом преодолели этот путь, они открыли все двери, и сердце ответило согласием покориться. А мое сознание даже высказалось по поводу соответствия всем критериям. И я полюбила их, потому что каждый был достоин стать королем. Но белое дерево не цвело – лишь потому, что они таковыми не являлись. Они оказались способными чужестранцами, которые не были предназначены мне судьбой, а настоящий король продолжал свой поход, не собираясь возвращаться в покинутый город. И вот теперь это случилось. Самым удивительным было то, что прежние возлюбленные прилагали значительные усилия, блуждая по лабиринтам моей души, а Астронавт №1 легко и без напряжения преодолел все препятствия, словно прошел по весеннему лугу, мгновенно покорив мое непреступное сердце. И белое дерево зацвело. Мне это было очевидно. Как очевидно и то, что я никак не могла ожидать подобного исхода, напоминавшего дешевый любовный роман из тех, что продаются на уличных прилавках. От ненависти до любви… Что ж, по крайней мере, теперь я знаю, что это действительно существует.
Отсюда и абсолютная истина – наше будущее неизвестно и непредсказуемо, мы не знаем, кто мы и кем будем завтра. Жизнь полна сюрпризов и в любую минуту может произойти что-то, что изменит ее навсегда. Глупо зарекаться, давать советы и пользоваться чужим опытом, ведь в мире все неново и в то же время неповторимо.
Я вспомнила, что, давая клятву при венчании, спрашивают: «берешь ли ты этого человека в мужья? Берешь ли ты эту женщину в жены, чтобы любить ее в радости и в горести?» И не спрашивают «Будешь ли ты любить эту женщину в радости и в горести», ведь мы не знаем, что ждет нас завтра. Ни одно из данных обещаний не является нерушимым. Мы не знаем себя и никогда не узнаем, ведь мир изменчив, как и наша душа.
И я спрашивала себя, должна ли я попытаться еще раз увидеть его, ведь это может принести мне разочарование. И вдруг поняла, что наше сердце – вовсе не барометр любви, как думают романтические девушки, и не насос для перекачивания крови, как считают биологи. Наше сердце – есть компас. Прислушайтесь к нему, оно всегда неспокойно, как крутящаяся стрелка, оно всегда зовет куда-то. И лишь найдя свой полюс, стрелка останавливается и неустанно указывает дорогу. Так и сердце может обрести покой лишь там, куда зовет нас судьба. Мы не знаем дороги, но у нас есть компас. И я не могу не следовать его указаниям, ведь тогда я не пройду части предначертанного мне, а значит уже не буду собой. Только там, на этом пути ждет меня мое сокровище, а уж каким оно будет, я угадать не могу. Более того, я знаю, что даже самые невероятные догадки окажутся блеклыми и банальными в сравнении с красочным пасьянсом, которые небрежно раскинет рука судьбы.
Я поделилась своими мыслями с Ольгой, одной из моих скептически настроенных подруг.
– Знаешь, – сказала она, – Мне нравится эта теория с компасом-сердцем. Без сомнения, здесь что-то есть. Только вот, я подозреваю, что под твой компас кто-то подложил топор, так как ведет он тебя в сомнительном направлении.
И тут я вспомнила свой сон – королевская лилия на моей ладони. Я должна была встретить своего короля. В любом случае, я пойду этой дорогой, хотя и не знаю, что ждет меня на этом пути. Но что бы ни встретилось мне, я смогу принять это. Как я могу поступить иначе? Как раз в этот период я окончательно рассталась с Давним Поклонником, а также избавилась от всех приятелей мужского пола. Я сказала Анне, что хочу пойти к своей цели с открытым забралом и без камня за пазухой. Анна, большая сторонница целомудрия в отношениях между мужчиной и женщиной, горячо поддержала мою идею. Но, естественно, ни ей, ни Ольге, никому, даже лучшей подруге, я не называла имени того, кто стал отныне моей судьбой.
– Я встретила мужчину своей мечты, – больше я ничего не сказала, и подругам пришлось довольствоваться этой скудной информацией. Однако на следующий же день после возвращения из командировки я рассказала обо всем Анастейше. Мы шли по городу, почему-то мне казалось, что она сможет понять. Ну как я могу рассказать об этом лучшей подруге, и так несущей груз моего безумного прошлого? Как должна она, разумная замужняя женщина, принять эту, превосходящую остальные, мою глупость? Анастейша же была авантюристкой, она верила в самые невероятные вещи, она одна могла бы разделить мои мысли. К тому же, она, кажется, искренне любила меня.
Мы шли по мокрому от дождя городу, и я рассказывала свою странную историю.
– Ты поддержала мою мечту, в которую никто не верил, а я готова поддержать твою, – сказала мне Анастейша. – Борись. Все должно получиться.
Больше я ни с кем не говорила. Я узнала, что он готовится к новому, испытательному полету, совсем краткому, но это означало, что в ближайшие полгода мне не стоит надеяться на встречу. Ну что ж – у меня будет возможность привести себя в порядок, заняться спортом, сбросить вес, нельзя допустить, чтобы и во второй раз я появилась перед ним в том ужасном обличие лохматого клоуна.
– А ты не боишься, что он решит воспользоваться твоими чувствами? – спросила Анастейша.
Как раз этого я не боялась совершенно. Я понимала, что в мире найдется не одна тысяча девушек, готовых на все ради его расположения, понимала, что они красивее и лучше меня. Поэтому, если бы я попыталась привлечь его внимание, меня бы ждало неминуемое поражение. Я могу лишь положиться на судьбу: если он предназначен мне, мы будем вместе. Иначе – у меня нет шансов.
В отличие от Эвальда он не был похож на светлого Бальдра. Это был мой Сигурд – храбрейший из героев всех времен, а я чувствовала себя Брюнхильдой, готовой на все, чтобы вернуть его любовь. Его слава разделяла нас надежней тысячи отравленных мечей, а вихрь кружащих вокруг него валькирий-астронавток оберегал лучше любой самой свирепой стражи. Я полагалась лишь на судьбу, лишь она, завиваясь тонкой нитью Ариадны, могла привести меня к его дверям.
Для полной картины нам не хватало Гудрун. И вот она появилась. С великим неудовольствием я обнаружила, что мой Сигурд связан многолетними отношениями с дамой, уже достигшей сороколетнего возраста, хотя начались эти отношения, когда ей едва исполнилось восемнадцать. Вот уже два полета подряд он неизбежно возвращается к ней. Я испытывала мучительные, тревожные колебания. Я все еще помнила историю о сэре Ланселоте. Я помнила свою торжественную клятву не прикасаться к чужому.
Я снова шла по городу одна. Над землей поднимались облака тумана. Есть человеческие понятия о морали, есть нечто, что мы принимаем как данность: не убий, не укради… Это система координат нашей души. Они призваны указать нам, что есть правда. Но что если голос сердца противоречит этим координатам? Не подумайте, я не говорю сейчас об эгоистичных желаниях, заглушающих совесть. Я говорю именно о голосе сердца, о надежном компасе, указующем истинный путь. Ты поступишь неправильно, если свернешь с этой дороги. Вы люди, вам не дано понять, что есть плохо, а что хорошо, говорит голос. И я не могу не верить. Если он противоречит заданным направлениям, это значит, что здесь, на данном отрезке бесконечного пути, которым идет сквозь тысячелетия моя душа, система координат не действует. Мои ощущения добра и зла стали настолько тонкими, настолько чутко я чувствую малейшие их оттенки, что могу положиться на компас. Но это опасная дорога. Неверный шаг – и ты потеряешь себя. Пройти, не испачкавшись, сквозь грязь по дороге, которая тоньше лезвия бритвы… Нет. Это раньше она была тоньше лезвия бритвы. А теперь я иду по серебряной нитке паутины над пропастью, и позволь мне судьба, дойти до цели, не сделав неверного шага, не сорвавшись в бездну, и позволь повернуть назад, прежде чем добро обернется злом.
Я вспомнила, как однажды, сидя на кухне у Анны, мы обсуждали невезение ее подруги.
– Она замечательная, почему же ей так не везет! – горячо говорила Анна.
– Я тоже ничего, почему же ты не сочувствуешь мне? – поинтересовалась я. – Мне тоже катастрофически не везет, как если бы надо мной тяготело проклятие.
– Тебе совсем не сочувствую, – согласилась Анна.
– И почему же?
– Потому что я знаю, что у тебя все будет очень хорошо. Необыкновенно хорошо.
Я вспомнила, что уже на протяжении многих лет слышу эти слова от лучшей подруги. В их полку прибыло – число людей, предсказывающих мне счастье, увеличилось вдвое.
И вот, когда я рассказала Анне о судьбоносной встрече, я добавила:
– Если что-то получится, это нельзя будет назвать даже «необыкновенно хорошо». Даже нельзя назвать «превосходно»!
– Неужели, все настолько прекрасно? – восхитилась Анна.
– Золушка бы съела свои хрустальные башмачки от зависти! – сообщила я.
***
Ожидание было невыносимым. Я каждый день смотрела на календарь и не могла понять: если несколько дней назад оставалось еще три с половиной месяца, то почему сегодня опять остается еще три с половиной месяца и через несколько дней снова будет три с половиной месяца? Почему дни ползут, словно груженые старые сани, почему не летят стремительно навстречу моему счастью?
Я старалась занять себя как могла. Во-первых, работой. Во-вторых, общением с друзьями. И в-третьих, я всерьез занялась своей внешностью. Я тратила достаточно много денег: сделала новую прическу, перекрасила волосы, ну и, конечно же, занялась спортом с усиленным рвением. Каждый раз, без сил падая на мат, я заставляла себя подняться, вспоминая, что все эти мучения служат большой и светлой цели. Мои кондиции действительно значительно улучшились, я постройнела, а многодневные экспедиции стали переноситься гораздо легче.
Зачем я это делала? Думала ли я, что привлекательная внешность может помочь мне? Разумеется, нет. Он никогда не заметит, какого цвета у меня волосы и сколь старательно я накрасила ресницы. Дело не в этом. Просто я должна была знать, что сделала все, что было в моих силах. Также, как когда я писала статьи. Меня часто спрашивали, что нужно делать, чтобы написать хорошо? Рецепт удачной статьи, он существует? Да, существует. Нужно выкладываться по максимуму, отдавать все, без остатка, не пытаться подворовать, сэкономить силы, не идти на поводу у собственной лени. И вы достигнете нужного результата. В любви точно также – если вы не готовы приложить все усилия, на которые способны, если хотите что-то утаить, о чем-то забыть, где-то пройти легкой дорогой, то какая же это любовь? Нет, я хотела достойной награды и была готова приложить максимум усилий. Могу сказать, ничего подобного я не делала прежде ни для одного мужчины. Честно говоря, я вообще ни для кого ничего не делала.
Однажды, лежа на полу после очередной тренировки, я смотрела в зеленый потолок спортзала и вдруг вспомнила ту самую Юлию, девочку с голубыми бантиками, которая крикнула:
– Если я не выйду за него замуж, пусть лучше останусь одна навсегда!
Теперь, пожалуй, я готова разделить ее мнение. С той лишь разницей, что ей тогда было двенадцать, а мне исполнилось тридцать…
Великого конунга
я тебе выбрала,
первым из всех
он признан повсюду;
с ним проживешь ты
до самой смерти,
а не захочешь —
не быть тебе замужем!
Удивительно, как парадоксален мир. Все эти годы, я считала себя умнее других девушек, сходивших с ума от любви к Астронавту №1. Все оказалось гораздо прозаичнее. То, к чему они пришли в свои десять-двенадцать, стало доступно мне, когда я разменяла четвертый десяток. Выходит, я всего лишь медленнее развивалась, лишь отказывалась принимать очевидное… Что ж… Возможно однажды я тоже повзрослею, как повзрослели они. Годам к восьмидесяти…
А возможно и нет. Как-то в книге по психологии я прочитала о синдроме Питера Пэна, этой странной болезнью страдали люди, упорно не желающие взрослеть. Я читала симптомы и отчетливо понимала – это же обо мне! Я и есть тот самый вечно молодой победитель пиратов, влетающий в окна к маленьким девочкам в поисках себе подобных… Мои подруги стали взрослыми женщинами, а я осталось такой же, как прежде, как если бы не прошли все эти годы… Но разве не таким же был он? Астронавты преодолевают световой барьер, и время обходит их стороной, так же, как по неизвестным причинам, оно до сих пор обходило стороной меня…
Недавно я побывала в гостях у сестры. Мы разговаривали, рассуждали о том, почему соединяются в пары, казалось бы, совершенно несовместимые, неподходящие друг другу ни по статусу, ни по возрасту люди.
– Знаешь, – сказала сестра, – Я много думала и читала об этом. И я поняла, что другой человек ищет в твоей душе нечто скрытое, и если оно совпадает с его сущностью, вы притягиваетесь друг к другу. Например, если для человека главное деньги, а в глубине души ты мечтаешь о них, то вы – пара. Понимаешь?
Я улыбнулась и благодарно кивнула.
– Спасибо, – сказала я ей.
Наверное, она не поняла за что. За то, что она сказала нечто, что мне очень важно было услышать. Я любила путешествовать. Он тоже. Но что я искала в этих путешествиях? Неужели лишь древние сокровища прельщали меня? Нет, мне был нужен процесс, не результат. Мне неважно было дойти до прекрасных развалин, неважно сделать удачную статью и получить за нее неплохой гонорар. Даже, когда меня называли лучшим журналистом в моем жанре, – мне это было неважно. Главным же было идти по жидкой грязи, заливавшейся в сапоги, пробираться по непроходимым чащобам, отмахиваться от назойливых насекомых, вытирая капли пота со лба, думать, что ты уже никогда не дойдешь до цели, и наконец достигать. Именно сверх усилия, моменты существования на пределе возможностей, были нужны мне, именно способность к ним и потребность в них были основной сущностью моей натуры. Таким же был он. Как ошибалась я в детстве, когда думала, что его притягивают слава и дешевый авторитет, вопящие толпы и развешенные по улицам портреты. Нет, ему важны были космические перегрузки, опасности нехоженых троп, и ощущение, что уже никогда больше он не вернется на Землю, потому что погибнет в дальнем уголке Вселенной, и сознание, что вопреки всему, возвращается домой. В этом мы были похожи. И потому так легко прошел он по лабиринту моей души, без труда завоевав сердце и мысли. Астронавт №1 был достойной парой для Лары Крофт. Другие бы не справились с этой ролью. И теперь я верила, что он и правда никогда не употреблял метакринол.