– Господи, Жан! – прокричал я, отворачивая лицо от её безумно дергающейся головы. Только подбитого глаза мне не хватало! – Откуда она взялась? Ты ее знаешь?
Жан смущенно улыбнулся:
– Да, это так одна… одна моя знакомая.
– Что? Как ты меня назвал? – Гарпия просто задохнулась от нового приступа бешенства. – Знакомая?! Это я-то знакомая? Ах, ты, мерзкий лягушатник! Знакомая? Значит, теперь это так называется? Значит, время, потраченное на тебя, не в счет? А знаешь ли ты, что мое время, – это деньги! Да я вторая Коммиссаржевская! Да Ермолова мне и в подметки не годится! Да, отпусти ты меня, наконец! – с этим последним словом она больно лягнула меня в травмированную ногу, и от вспыхнувшей боли я мигом выпустил это чудовище из рук. Однако пыл ее несколько поугас, и уже более спокойно, хотя все еще и с надрывом, она продолжила поносить моего приятеля.
– Где мои деньги ты, сволочь?
– Какие деньги, дорогая? – искренне изумился Жан.
– Мои! Компенсация за время, потраченное мною на тебя!
– Какие еще деньги, Кокоша? – Гебауэр всплеснул руками.
– Не смей меня так называть. Отныне я для тебя Дарья Владимировна!
– Ну, хорошо, Кокоша, хорошо! Только не кричи! Сейчас все любопытные соседи сюда сбегутся.
– И пусть сбегаются! Пусть и они знают, какое жалкое создание проживает у них по соседству.
При этом она то картинно вскидывала руки, то заламывала их, то вставала в какую-то совершенно немыслимую позу, принимая, вероятнее всего, московский двор за театральные подмостки.
Они пререкались с Жаном еще несколько минут, но я их уже не слушал, уяснив, что все это лишь обыденное «выяснение отношений». У меня своих проблем было выше крыши, чтобы я еще вдавался в перипетии личной жизни Гебауэра. Пора была уходить, но в тот же момент, от души пообещав «этого так не оставить», Госпожа Мегера продефилировала в свой автомобиль, плюхнулась на сиденье, резко захлопнула дверцу и с визгом тронувшись с места, наконец-то, исчезла.
– Зайдешь выпить? – отдуваясь и приходя в себя, спросил Жан.
– Пожалуй, нет. Надо бы и дома появиться. – Проявил я твердость характера и отказался от его предложения. Француз не настаивал, а потому, договорившись заехать за ним завтра часов в одиннадцать, я снова сел за руль и выехал со двора.
Однако, отъехав совсем немного, я уже пожалел, что не остался. Центр города, час пик. Я встал в пробку и медленно потащился по перегруженному мегаполису. Я вспоминал нашу встречу с Петром Степановичем Коломейцевым, затем его друга, историка Столпова, те сведения о магии Вуду, которые узнал от них, а перед мысленным взором уже вставали джунгли далекого Конго. Но здесь воображение меня подводило, поскольку в Африке я никогда не был, а уж тем более, в глубине джунглей, куда, наверняка, не ступала нога среднестатистического россиянина. Я достал с заднего сиденья свою сумку, положил ее рядом с собой, раскрыл и вытащил Баку. Выглядело чудище, прямо скажем, не ахти. Помятое, лохматое, лишившееся моего носового платка, оно казалось голым и каким-то беззащитным.
«Я что, жалею его?» – подумал я. – «Вот уж не ожидал от себя, что способен пожалеть исчадие ада.» – А вслух сказал, усаживая куклу на сумку:
– Ну, как дела? Проголодался? Я бы тоже не отказался чего-нибудь съесть, да вот проблема, – в Москве пробки, так что тащиться нам с тобой еще как минимум часа два.
С некоторых пор я начал контролировать свои мысли, упрятывая истинные размышления за произнесенными вслух, поскольку опасался, что кукла может принять к действию неосторожно брошенные слова.
Машина, идущая впереди снова встала, и в очередной раз пришлось резко нажать на тормоз, а мимолетно брошенный в сторону взгляд ухватил вдруг огромных размеров рекламный щит, занимавший стену дома. На нем была изображена Госпожа Мегера собственной персоной, в полный рост, в некой зазывной позе, а надпись внизу гласила: «Новый сериал КОКОША на экранах этой осенью!» И поскольку на данном этапе моего пути я не двигался вовсе, то смог хорошенько разглядеть бывшую, как я начинал понимать, подружку Жана. Она была стройная, грациозная и, я бы сказал, миловидная, если бы не явно выраженное стервозное выражение лица. На рекламном плакате её глаза были красивыми и ясными, но я помнил их презрительно сощуренными и смотрящими злобно и исподлобья. Губы ее казались чувственными и соблазнительными, но всего лишь каких-то полчаса назад они были сжаты в тонкую полоску, деформированную от гнева. Её каштановые волосы, ни слишком короткие, ни слишком длинные, роскошные и шелковистые, были красиво уложены, но в моей памяти они остались растрепанными и торчащими во все стороны. Она могла быть хорошенькой, но была законченной стервой, и это был уже окончательный диагноз.
Внезапно в кармане зазвонил мобильный, а в движении явно наметился прогресс, поэтому, когда я нажал кнопку принятия вызова, щит остался уже позади.
– Стас, это я, – раздался голос Жана.
– Что, уже соскучился?
– Просто хотел извиниться за столь нелицеприятную сцену, свидетелем которой ты стал.
– Да брось, Жан! Ты-то тут при чем?
– Надо было давно с ней разобраться, но я проявил некое малодушие, сначала, правда, не отвечал на звонки, потом болел, как ты знаешь, а она все звонила и звонила, ну, а потом было уж и вовсе не до нее. Чертова лицедейка! Считает себя великой актрисой, а снимается в дешевых сериалишках.
– Да не забивай ты себе голову! Она еще пригодится, чтобы забить и не такой ерундой. А мы вот с Бакой до сих пор на Садовом, тут пробка просто нескончаемая.
– Надо было оставаться у меня, я же тебе говорил. А то я тут сижу один, вспоминаю события последних дней, а потом и эту… Так не кстати все! Ох, и надоела она мне, как вы русские говорите, хуже горькой редьки.
– Да гори она синим пламенем, Жан! Не сегодня, так завтра улетим, может все и утрясется само по себе.
– Будем надеяться! Ладно, Стас, еще раз извини, до завтра.
– Пока! Не переживай! Все будет нормально.
До дома я все-таки добрался гораздо быстрее, чем ожидал, пробка рассосалась самым неожиданным образом и оставшуюся часть пути мы пролетели с ветерком. Я прошелся по пустой квартире, принял душ, потом на скорую руку приготовил себе легкий ужин и позвонил Катёне. Тихий, спокойный вечер, как будто и не было в моей жизни всей череды событий, толкающих меня на отчаянную поездку вглубь неизвестного, чужого и враждебного мне континента. Не позже одиннадцати я лег спать и проспал без сновидений до самого утра.
Ровно без десяти двенадцать мы с Жаном были по адресу Симферопольский бульвар, дом семь «А». Гебауэр, конечно, предупреждал меня, что конголезское посольство несколько необычно, но я и предположить не мог насколько! Оно размещалось на первом этаже обычной жилой девятиэтажки, в третьем подъезде, и если бы я этого не знал, то долго плутал бы в поисках привычного для таких заведений особняка. Мрачного вида чернокожий охранник долго вертел наши документы в своих огромных ручищах, после чего переписал данные в засаленный талмуд и пропустил внутрь. Посольство выглядело не просто бедным, оно казалось натуральной дырой. Это были две обычные трехкомнатные квартиры, соединенные в одну и переделанные под офис. Мебель была старой и обшарпанной, стены грязными, повсюду валялся мусор, видимо экономили даже на уборщице. Кроме встретившего нас охранника, кажется, во всем помещении было еще только два сотрудника. Один из них, высокий толстый африканец, занимался нами, что делал второй, худощавый, но с необыкновенно круглым лицом, я так и не понял, за все время нашего пребывания там он, не отрываясь, задумчиво смотрел в окно. На обшарпанной стене криво висел прибитый гвоздем портрет какого-то свирепого негра, – президента республики, – как позже объяснил мне Жан, распечатанный на принтере на обычном листе бумаге формата А4.
– Вам нужна виза? – спросил сотрудник посольства на русском.
– Да, две визы в вашу страну сроком на один месяц каждая, – ответил я.
– С каждого по сто долларов, паспорта, фотографии и приглашения.
Фотографии мы с Жаном на всякий случай прихватили с собой, несмотря на то, что мой вчерашний телефонный собеседник ни слова об этом не обмолвился, но вот никаких приглашений у нас не было, да и быть не могло.
– Э-э, – протянул я. – Про приглашения нам не говорили… – я уже начал думать о том, как нам связаться со Столповым, чтобы он попросил своих конголезских знакомых выслать нам приглашения, только вот интересно, сколько все это продлится. Размышления мои были прерваны словами сотрудника посольства:
– Еще по сто долларов.
Столь простого выхода из положения я не ожидал, и даже рот открыл от изумления, но более находчивый Жан уже вынимал из кармана деньги.
Итак, пока что нам везло. Мы заполнили анкеты, отдали свои паспорта, фотографии и деньги, половина из которых, как я понимал, осядет в карманах находчивых сотрудников, едва мы выкатимся за порог. Паспорта с визами нам обещали выдать ровно через три дня, а, значит, самое время заняться покупкой билетов. С легкой душой мы и отправились в авиакассы. А вот там нас ждал очередной неприятный сюрприз. Оказалось, что прямых рейсов до Киншасы нет, и следует лететь либо через Амстердам, либо через Париж. Причем цены были просто астрономическими! Увы, особенного выбора у нас не было, поэтому, заплатив каждый примерно по сто тысяч рублей, мы стали обладателями билетов по маршруту Москва-Париж-Киншаса, куда должны были вылететь через пять дней, обратная же дата оставалась открытой.
После этого мне еще предстояло отправиться в Центральный прививочный пункт, чтобы сделать оставшиеся прививки, а Жан собрался куда-то отъехать по своим делам, но перед этим мы решили забежать в ближайшую кафешку и слегка перекусить.
Мы заказали по салату с морепродуктами и по стакану свежевыжатого сока, а в ожидании заказа разговорились о предстоящем путешествии. Я выразил мысль, что Жану будет легко общаться в Конго, поскольку это франкоговорящая страна, но он несколько огорошил меня, заявив, что местные жители говорят более, чем на двухстах наречиях, по числу имеющихся в стране племен, и эти языки весьма далеки от французского. К белым там относятся по-разному, но в основном негативно, часто на улице в тебя тыкают пальцами и громко высказываются. О чем? Можно только догадываться, но интонации при этом весьма недружественные. Все это вовсе не прибавляло мне оптимизма. Обдумывая полученную информацию, я уставился в окно и вдруг снова на глаза мне попался рекламный щит с «великой актрисой», – Кокошей, как именовал ее Жан. Я воспользовался ситуацией и решил отвлечься от проблем насущных, обратившись к Жану:
– Вон опять твоя подружка на рекламе. Как она, не донимает тебе после вчерашней атаки?
– Чудеса, да и только! – удивлялся Гебауэр. – Кокоша буквально обрывала мой телефон на протяжении последних двух недель, а тут вдруг неожиданно оставила меня в покое. Ох, и не нравится мне это! Натуральное затишье перед очередной бурей.
– Очень может быть, – согласился я. – Должно быть, копит силы.
Мы уже доедали салат, когда телефон Жана зазвонил. Он ответил, некоторое время молча слушал, и лицо его при этом заметно мрачнело. Наконец, он закончил разговор, дрожащей рукой положил телефон на стол и выразительно посмотрел на меня.
У меня в душе все замерло.
– Что? – только и смог спросить я.
– Это звонила подруга Кокоши. Кокоша умерла.
Вот это был шок, так шок!
– То есть как это, – умерла? Мы же только вчера…
– Я толком не понял, что она мне рассказала. На ночных съемках… какое-то короткое замыкание… На ней было что-то такое надето, синтетика какая-то, всё вспыхнуло в считанные секунды… Она сгорела заживо, прямо на площадке, среди актеров и толпы зевак. Никто ничего не успел… Не оказалось ни огнетушителей, ни воды, к ее пылающему телу никто не смог подступиться. – Он немного помолчал. И добавил: – Адская чертовщина, адская смерть.
Жан замолчал, я тоже не знал, что сказать. О существовании несчастной Кокошы я узнал только вчера, и никаких добрых чувств она во мне не пробудила, скорее наоборот, но известие о ее скоропалительной и столь чудовищной смерти стало таким неожиданным и шокирующим, что слов просто не находилось. Кошмар, да и только! Через какое-то время я посмотрел на Жана и медленно озвучил то, что уже прочно засело в моей голове:
– Чёртова кукла укокошила Кокошу!
Некоторое время француз смотрел на меня молча, потом губы его дернулись, задрожали, все лицо как-то съёжилось, и он… разразился смехом. Сначала это были какие-то прерывистые смешки, потом они усилились, смех его становился все громче и громче, и вот он уже хохотал в голос. Он хрюкал, хлюпал, всхлипывал и давился, но остановиться не мог, казалось, еще чуть-чуть и он лопнет от смеха. Вначале я подумал, что Жан сошел с ума и нужно вызывать скорую, но потом меня осенила догадка, – да у человека истерика! Нужно было его хорошенько встряхнуть, привести в чувства и он успокоится, но в этот момент я с ужасом понял, что точно так же буквально захожусь неистовым смехом. Я стонал, хрипел, сипел, слезы градом катились у меня из глаз, но безудержный смех буквально душил и рвался наружу. Еще немного и я бы умер от смеха, а потом все вдруг резко закончилось. В душе опять засквозил жуткий леденящий страх. Мы с Жаном сидели друг против друга, красные, взлохмаченные, со следами потоков слез на лицах, а посетители за соседними столиками и официанты как-то странно смотрели на нас и перешептывались. Мы поспешили расплатиться и на вялых, не сгибающихся ногах покинули кафе, оставив в нем о себе, по меньшей мере, странное впечатление.
В этот день я вернулся домой не очень поздно, но чувствовал себя разбитым напрочь. Сказывалось и нервное напряжение, и беготня по городу, да и больная нога не давала забыть о себе. Да, что там говорить, зло не выпускало нас из виду, и беда шла по нашим следам. Когда же все это закончится? Мобильник пока помалкивал…
Я буквально заставил себя поужинал, наскоро отварив свои любимые макароны-рожки, которые смешал с восхитительным итальянским соусом, разнообразные запасы коего никогда не иссякали в холодильнике. Под минорное настроение я позволил себе открыть бутылку бургундского, чего раньше никогда не делал в одиночестве. Но сейчас нужно было и отвлечься, и по мере возможности отдохнуть, ибо завтра предстоял очередной непростой денек. Перед отъездом нужно было решить кое-какие вопросы в офисе, потом навестить Дину и Таню, а вечером у нас с Жаном намечен визит к Столпову. Конечно, нужно было хорошенько выспаться, чтобы свежей была голова, но отходить ко сну было еще рано, и само собой возникло желание немного покопаться в Интернете, и посмотреть, что же представляет собой то место, куда нам с Жаном предстояло отправиться.
Должен сказать, что оптимизма от полученных знаний не прибавлялось. Отзывы тех немногих путешественников, кто отважился поколесить по Конго, были настолько пугающими, что мне захотелось отключить компьютер и выбросить все из головы. Увы, машина была запущена, и отступать уже было слишком поздно, да и в принципе невозможно. Я продолжил чтение и мало-помалу все же так увлекся, что забыл о времени. Все-таки довелось узнать немало интересного и познавательного о жизни местного населения, условностях и привычках, вероисповедании, нравах и обычаях. Полезными были знания о деньгах и магазинах, питании и ночлегах, дорогах и транспорте. Не нашел я там только одного: как чувствуют себя обычные, белые путешественники в глубине непролазных джунглей, а именно это интересовало меня больше всего. Когда я, отвлекшись от экрана, глянул на часы, стрелки показывали без четверти двенадцать. Пора было отправляться спать, что, собственно, я и сделал.
Утро следующего дня было пасмурным и хмурым. Вообще, несмотря на то, что июль уже перевалил за свою половину, погода стояла отнюдь не летняя, и солнце радовало москвичей не так уж часто. Когда я подъехал к офису начал моросить мелкий противный дождь, а выйдя из машины, почувствовал на себе хлесткие удары ветра, пронизывающие буквально до костей. Это уже и вовсе походило на осень, и я даже с некоторой ехидцей подумал о том, что через пару дней, возможно, буду мечтать о такой погоде, прячась от невыносимого зноя в тени раскидистой пальмы.
Первым, кого я встретил, поднявшись на свой этаж, был Влад.
– О, на ловца и зверь бежит! – радостно приветствовал меня он.
– Привет, Влад. Ты мне тоже нужен. Пошли ко мне, выпьем кофейку и поговорим.
В последнее время я был нечастым гостем в собственном офисе, и было отрадно видеть, что сотрудники искренне радовались моему появлению. Усевшись в свое удобное кожаное кресло, я почувствовал такое умиротворение, которого не ощущал уже очень давно. Мне, вдруг, на секунду показалось, что все по плечу, что все проблемы мелочны и незначительны и я справлюсь с ними легко и быстро. Жаль, что это было лишь мимолетное ощущение и тот же Влад, увы, спустил меня с небес на землю.
– Стас, думаю, что на нашем контракте с кубинцами можно поставить точку.
– Нет, Влад, этого никак нельзя допустить. Надо начинать все сначала. Возможно, придется опять лететь к ним, снова говорить и убеждать. Такой контракт нельзя терять, тем более, что он был у нас почти в кармане.
– Ну, тогда лети! Зачем откладывать?
– Я-то полечу, только не на Кубу, а в Конго. Через три дня.
Влад удивленно посмотрел на меня, чашка с кофе застыла на полпути к его губам.
– Мы что, налаживаем связи с Центральной Африкой?
– Нет, это я налаживаю с ними связи. Личные.
– Стас, не темни. Я ничего не понимаю. О чем ты говоришь?
– Влад, я не могу объяснить тебе всего, но поверь, для меня очень важна эта поездка. У меня возникли большие проблемы. Личного характера. Я должен лететь в Конго, и боюсь, что мое отсутствие может затянуться чуть не на месяц. Выручай.
– Черт возьми, Стас! Сейчас не время! У нас столько проблем! Я же не могу разорваться!
– Придется, Влад и надрываться и разрываться. Если я не слетаю в Африку, проблем может стать еще больше.
– Почему? Я ничего не понимаю, объяснись.
– Влад, не могу. Тебе придется поверить мне на слово. Честное слово, я бы ни за что не отправился в эту богом забытую страну, если бы не острая необходимость.
Некоторое время мы молчали, Влад переваривал известие, но в нем-то я не сомневался, и его последующие слова убедили меня в верности своей оценки.
– О'кей. Я все понял. Сделаю все, что в моих силах. Но на Кубу, думаю, все же придется лететь.
– Ничего, Виктор здесь справится, Лариса ему поможет. Мы должны, обязаны справиться. И контракт этот мы потерять не можем. Я в тебя и в вас всех верю. Нас легко не одолеть.
Мы еще некоторое время поговорили, обсуждая рабочие моменты, и когда Влад уже уходил, в кабинет заглянул Виктор.
– А, Витя, заходи, заходи, как раз хотел тебя вызывать.
Ему я также сказал о необходимости скорого отъезда и попросил помочь в делах. Ну, по работе ему ничего объяснять было не нужно, свою работу он знал лучше, чем кто бы то ни было, но я просил его оказывать помощь сотрудникам, если таковая понадобится, а также заезжать к Татьяне и помогать ей по возможности. Более того, я надеялся, что её скоро выпишут, и тогда Виктору нужно будет забрать её из этого адского места и первое время ненавязчиво приглядывать. В отличие от Влада, Виктор не задал много вопросов, все понял, заверил меня в том, что все будет нормально, и я знал, что на этого парня можно положиться!
Офис я оставлял с легкой душой, уверенный в том, что моя надежная команда сделает все необходимое, и даже больше.
Следующим пунктом в моей программе была Дина. В эти дни я посещал ее непростительно редко, и перед отъездом просто обязан был увидеть. Я сильно волновался, не зная, какой она предстанет передо мной на этот раз, но, едва увидев, успокоился. Конечности её были по-прежнему в гипсе, но дышала она уже самостоятельно, не было никаких трубок и пугающих аппаратов, вот только лицо осталось изуродованным пунцовыми шрамами от порезов.
– Что, испугался? – тихим, хриплым голосом спросила она.
– Ну, что ты! – попытался я скрыть свое первое впечатление беспечно веселым ответом. – Ты выглядишь просто отлично.
– Ну, да, конечно! Хоть на конкурс красоты выставляй. – И в этой её реплике было столько горечи и отчаяния, что я моментом стушевался, и улыбка сползла с моего лица.
– Ладно, Дин, мы же никогда не были лицемерами… Ну, что такое шрамы, при твоем-то муже? Временное неудобство, исчезнут они. Мы должны благодарить Господа бога за то, что ты осталась жива, а остальное наладится.
– Ну вот, уже другое дело, – она попыталась улыбнуться, что далось ей с большим трудом. – Давай не будем говорить обо мне. Расскажи лучше о себе.
Я представил себе, как рассказываю Дине всю историю куклы Баки, и внутренне содрогнулся. Нет, хоть я никогда не имел от нее секретов, сейчас не очень подходящий момент для подобных откровений. Но проблема в том, что я впервые в жизни не знал, о чем с ней говорить. Меня беспокоило её здоровье, но о нем не хотела говорить она, другая же тема, не выходившая из моей головы, была сейчас ни к чему. Я стоял и молчал, как истукан.
– Стас, ты что, онемел от моего вида?
– Ну что ты говоришь, Дина! Конечно, нет! Просто, нечего особо рассказывать. На днях улетаю в длительную командировку…
– Куда?
– В Африку.
– В Африку? Надо же. Расширяетесь? Дела идут в гору?
«Скорее под гору» – подумал я, но ответил: – Что-то вроде того… Поэтому долго не увидимся. Ты уж, давай, поправляйся, вставай на ноги. Ты нам нужна…
– Да… – тихо проговорила Дина. – Нам… Раньше ты сказал бы: мне.
Я смутился. Действительно ведь не знал, что говорить, о чем и как. Я не знал, чего хочу, поскольку на данный момент хотел только одного: поскорее найти бокора и нейтрализовать Баку. Представив, как говорю об этом Дине, я даже усмехнулся, но она восприняла и это на свой счет.
– Тебе даже нечего мне возразить… Знаешь, Стас, ты иди… Приходи потом… После Африки… Сейчас я устала.
Я попытался было протестовать, но понял, что только усугублю ситуацию, и после каких-то никчемных, дежурных фраз, покинул её палату.
Всю дорогу до психиатрической клиники, где лежала Татьяна, я клял себя самыми последними словами за малодушие, трусость и никчемность. Вместо того, чтобы поддержать мою давнюю подругу в столь тяжелый момент, я проявил себя, как сопливый, ни на что не годный мальчишка. Господи, неужели я такой слабый и бесхарактерный человек? Как же я буду искать этого чертова бокора, бороться с темными силами зла, если даже в обычных житейских ситуациях оказываюсь таким беспомощным? Вот с такими невеселыми мыслями и предстал я перед взором своей бывшей жены.
Выглядела Таня не лучше Дины. Нет, у нее, конечно же, не было сломанных конечностей и лицо её не было обезображено шрамами, но это было потухшее лицо какого-то выключенного человека. Я сел рядом с ней, взял её за руку и какое-то время мы молчали. Она пустым взглядом смотрела куда-то вдаль, и я не решался прервать томительное молчание. Через некоторое время я все же задал самый простой, житейский вопрос:
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – без эмоций ответила она.
– Катюша звонила, беспокоилась о тебе… Я сказал ей, что ты улетела на симпозиум в Африку.
– Хорошо.
Я не имел ни малейшего представления, что можно и о чем нельзя с ней говорить, а казаться черствым сухарем не хотелось, достаточно было моего визита к Дине.
– Таня, за тобой хорошо тут ухаживают?
Впервые за все время нашей встречи она посмотрела на меня, и как-то грустно усмехнулась.
– Стас, кто находится в психушке, ты или я? Кто тут ухаживает и за кем?
И этот проблеск некой прежней Татьяны пробудил меня от того ступора, в котором я находился.
– Господи, Танечка! Прости меня! Я уникальный идиот! То и дело говорю всякие глупости, а делаю еще большие! – Я с силой сжал её руку, но она снова ушла в свою «раковину», и как будто даже не почувствовала взрыва моих эмоций.
– Таня, послушай, мне нужно уехать. Надолго. В Африку. Я потом тебе все объясню. Когда тебя будут выписывать, позвони Вите, он тебя заберет. Я приеду и все тебе расскажу, мы сядем рядом, все обсудим и решим, как нам жить дальше.
Она продолжала молчать, никак не реагируя на мои слова. Вспоминать сейчас о её попытке самоубийства я не хотел, полагая, что для этого еще не пришло время, а говорить о всяких пустяках язык не поворачивался. Так мы и сидели молча, взявшись за руки и каждый думая о своем.
Я покидал клинику с тяжелым сердцем.
У профессора Столпова мы задержались до позднего вечера. В самое ближайшее время нам предстояло непростое путешествие, и, естественно, мы хотели подготовиться к нему как можно тщательнее. Иван Андреевич вручил нам изготовленные им талисманы, которые опять назвал мешочками «гри-гри», сказал, чтобы мы повесили их на шнурочках себе на шею, и не снимали ни на минуту. Он долго говорил о том, чего нам стоило остерегаться, и как вообще себя вести в столь далеком и пугающем меня Конго. Профессор был знатоком своего дела, и его рассказ настолько увлек нас, что на какое-то время мы будто бы забыли, для чего и зачем направляемся в эту страну. Он еще раз напомнил об отличительных особенностях конголезских колдунов, да, Столпов был безумно интересным рассказчиком, его слова складывались в витиеватую фразеологическую реку, которая уносила мое сознание к далеким африканским землям. Профессор рассказывал, что в забытых богом племенах считается, будто все колдуны наделены свыше дурным характером, что они вообще не имеют ничего общего с сородичами, а, значит, не имеют никаких родственных чувств, держатся всегда обособлено, в стороне, и даже не участвуют в общих трапезах. Ведьмы и колдуны не похожи на «нормальных человеческих существ», то есть на те стандарты, что увековечены в африканских племенах. Даже их кожа белее обычной, либо имеет сероватый оттенок, а во многих племенах Уганды считается, что у ведьм и колдунов в наличии много физических недостатков, и это тоже служит их отличительной чертой.
– Кстати! Я об этом уже говорил вам, но все же повторю еще раз. Никогда не забывайте, что колдунов подозревают в каннибализме, – поправив очки, произнес Столпов,– и может, так оно и есть на самом деле.
Эта фраза выдернула меня из расплывчатых мыслей о загадочной Африке и вернула в кабинет профессора.
– О Боже! На дворе двадцать первый век, а там нужно иметь в виду каннибализм! Вы куда нас отправляете? – Я смотрел на Столпова так, будто именно он был повинен в том, что где-то, в Богом забытой стране, сохраняется людоедство.
– Молодой человек, – снисходительно глянул он на меня, – это у нас, в цивилизованных странах двадцать первый век, а туда, куда направляетесь вы, чуть ли не мезозойская эра. Конечно, цивилизация проникает и в самые глухие регионы, но до научно-технической революции в тех племенах еще крайне далеко. В столице Демократической Республики Конго, Киншасе, конечно, много примет мирового прогресса, туда летают самолеты, обеспеченные люди пользуются компьютерами и автомобилями, но общий уровень жизни крайне низок, и, в какой-то степени, это зависит и от менталитета нации. Конголезцам удобно жить, так как они живут, но повторюсь снова, цивилизация дает о себе знать лишь в крупных городах, а в других местах о ней можно судить лишь по видам оружия да носимой одежды. Поэтому, не удивляйтесь, и в нашем двадцать первом веке есть место дикарям. В некоторых местных преданиях утверждается, что Конго, куда вы держите путь, страна особая, и народ ее необычный, наделенный странными особенностями и нет ничего удивительного в том, что колдуны, коих там немало, предпочитают ходить не как простые, нормальные люди, а вверх ногами.
– Ну, мало ли сказок существует на свете, – усомнился я.
Но профессор, не обратив на мою реплику никакого внимания, с увлечением продолжал свою любопытную лекцию.
– То, что порой случается на том континенте, пока не поддается никаким научным объяснениям, ну, а в архаичном обществе живет стойкое убеждение о наличии в избранной личности огромной колдовской силы. Это внушает соплеменникам уважение и страх. Иногда деяния колдунов и ведьм могут быть направлены на благо человека, они могут заниматься врачеванием и спасать людей, могут вызывать дожди, когда урожаи гибнут от засухи, но людская молва гласит и о том, что многие ритуалы, связанные с магией, страшны и зловещи. Во многих легендах говорится, что бокоры, превращаясь в зверей или птиц, разоряли посевы, наводили порчу на целые племена с целью их истребления. Естественно, все, что я вам сейчас говорю, поражает воображение, – профессор как-то загадочно ухмыльнулся. – Вам еще предстоит узнать, где была создана кукла, кем, с какой целью, а для этого, скорее всего, вам придется проникнуть вглубь, в самое сердце Конго. Я предупредил своего друга, Мобобо Антуана о цели вашего визита. Можете называть его просто доктор Мобобо. Он известный в мире специалист в области Вуду, к тому же коренной конголезец, прекрасно знающий историю своего народа. Думаю, что по некоторым признакам куклы он определит хотя бы примерное направление вашего следования. А кукла ведь определенно обладает неимоверной силой, и было бы великолепно, если бы вы, лишив ее силы, сохранили бы ее как уникальный экспонат. Кстати, надо сказать, что у африканских народов распространено мнение о том, что чем отдаленнее место, откуда происходит бокор, тем оно таинственнее и тем сильнее его мощь. Так что вам предстоит захватывающее путешествие. М-да … будь я помоложе, непременно присоединился бы к вам. Очень, очень жаль. Такой случай… – Последние слова профессор произнес с явным огорчением.
Ну, а я, чем больше слушал, тем больше испытывал разочарование в предстоящей поездке. Меня изначально терзали сомнения в успешности данного предприятия, хотя Жан и пытался уверить в том, что, ничего страшного не случится, что мы быстро устраним причину наших бед и благополучно вернемся в родные пенаты. А тут каннибализм, ведьмаки, ходящие вверх ногами, перевоплощения, а в прошлый раз профессор упоминал еще и про зомби. Прекрасная комбинация.
– Иван Андреевич, – обратился я к нашему наставнику, – может все же есть возможность не испытывать судьбу, а ликвидировать куклу здесь? Может, вам известен какой-нибудь соответствующий случаю ритуал, вы же смогли изготовить нам эти амулеты? – и я коснулся рукой маленького мешочка уже висящего у меня на груди. – Как вы их назвали, «гри-гри»?
– Да, молодой человек, это амулеты, можно их назвать талисманами, или даже оберегами, они созданы для вашей защиты от зла и напастей. К сожалению, моих магических сил и знаний хватает только на совершение не сложных манипуляций. Я могу лишь отчасти защитить вас, но в противодействии бокорам я беспомощен. Ваши амулеты не сложно было изготовить, но они дают лишь малую толику уверенности в том, что вас не убьют сразу же по прибытии в страну. Я ни в коем случае не хочу вас запугать, но лучше быть готовыми к самому страшному.