– Уже еду! – Занервничав, ответил я, трогаясь с места. – Жди, буду через полчаса.
Как ни странно, но именно столько потребовалось времени, чтобы я оказался у порога его берлоги. Открыв дверь, он сделал шаг назад.
– Фу, ну и видок! Выглядишь отвратительно. Тебя пытали всю ночь? – Виктор потянул носом, – О, какой великолепный, божественный перегар! Мечта гаишников! Судя по скорости прибытия, добрался без приключений? Заходи, – он посторонился и поспешно захлопнул за мной дверь, – и проходи. Раз уж ты смог доехать сюда в столь, скажем, не совсем приличном состоянии, то наверняка сможешь адекватно оценить информацию, которая в ближайший час выльется на твою не здоровую голову.
– Ой, ладно, Витя, прекрати издевки, ей Богу, не до того. Сделай лучше кофе и давай всё, что ты там накопал. Кофе желательно побыстрее, а то умру и не узнаю дурных новостей, – пропыхтел я, пробираясь на кухню.
Кофе был готов за пару минут, и Витька приступил к рассказу.
По мере его повествования, все предыдущие события теряли свою остроту и отходили на задний план. Собственно, я уже принял их, прошел через них, смирился с ними, а вот от услышанных только что новостей у меня и головная боль прошла, и волосы на ошарашенной голове поднялись дыбом. Мир потерял свои привычные краски. Эх, люди, люди…
Как оказалось, драгоценный наш Павел был продажной шкурой, предателем по призванию и от рождения. Виктор вскрыл компьютер и по множеству записей, по обрывкам, по клочкам восстановил его переписку с неким абонентом, которому Павел сливал всю информацию о наших планах, контрактах и переговорах. Некто, мистер «Икс», был в курсе моих командировок и даже деталей намечаемых переговоров. Знал он и о раскрывающихся перед фирмой перспективах. Мистеру «Иксу» были переданы все копии прорабатываемых нами контрактов, деловой переписки, ведущейся в офисе, все наработки и даже черновые наметки юристов. Данные финансовой отчетности были списаны с общего сервера и отправлены таинственному «Иксу» путем копирования на электронные носители. Мы еще только прорабатывали свою стратегию, а кто-то уже с легкостью головокружительной пользовался в своих целях плодами наших титанических усилий, этот кто-то «слизывал» всю секретную информацию, как паршивый кот, дорвавшийся до горшка со сметаной.
Да… Павел был для «Икса» прекрасным источником закрытых сведений, «жучком», подсаженным в фирму. Но зачем он это делал, что ему было нужно? А Виктор продолжал говорить и воспроизводил ошеломляющие картины на мерцающем экране, а в моей, в один миг просветлевшей голове, отчетливо складывался ребус.
– Кстати, и что самое интересное, – захлебываясь продолжал Виктор, – я «нарыл» переписку, касающуюся открытого против нас уголовного дела. А именно, информацию по тому самому оттиску, который при обыске нашли в офисе. Думаю, что если отследить все звонки с Пашкиного телефона, то можно было бы привлечь кое-кого к уголовной ответственности, а также…
– Стоп, ты пока не сказал главного, – предостерегающе поднял я руку, прерывая его пространное сообщение. – Кому Пашка сливал информацию? То, о чем ты мне сейчас повествуешь, ты сумел откопать еще до того, как позвонил мне на мобильный вчера. А нужно было выяснить, кому он сливал все наши данные. Кто же этот самоубийца, подписавший себе приговор?
– Ну, Стас, ты уж не торопи меня, позволь рассказать все по порядку, – с гордостью приосанился Виктор.
– Чёрт меня забери, Витя! – резко оборвал я рьяного докладчика. – Я уже схватил всю картину. Сейчас же мне требуются факты, факты и еще раз факты. Я уже все понял, теперь я хочу увязать воедино всю информацию и вывести эту поганую тварь на чистую воду. Мы же все под ударом! Пока на мне висит это уголовное дело, и я не в курсе кто играет роль кукловода, исправить ситуацию практически невозможно. Так что, говори конкретно, не томи и не тяни кота за хвост.
– Ладно, хотя, мне кажется, именно на это я и нацелен. Фактов в наличии достаточно. Переписка велась из офиса Ильдара. Его имя, точнее обращение к нему, я поймал лишь в одном документе. Но восстановил адресата по адресу сервера. Это, конечно, их упущение, конспирации, по сути, не было никакой. Но, может быть, ими владело такое ощущение безопасности, что они даже не позаботились хоть каким-то образом засекретить свою переписку. В общем плане она выглянет безликой, поскольку велась без конкретных обращений. Нам еще крупно повезло, что я напал на след, потому что Пашка, хотя и не предполагал, что мы влезем в его компьютер, но подсознательно подстраховывался и время от времени чистил систему. Однако, по всей видимости, он так радовался возможностям своего новенького компьютера, что не влезал капитально и не рубил диск напрочь. Это и оказалось нам на руку.
– Ильдар? Да… – я сразу вспомнил, что именно он звонил мне несколько месяцев назад. – Вот, значит, кто исподволь интересовался нашими контрактами. С какого же момента началось это грязное проникновение в тайное тайных фирмы?
– Переписке между ними чуть больше месяца, но она велась очень активно. Скорее всего, Ильдар просто купил Пашка. Ты же знаешь, этому сопляку всегда не хватало денег, а тут вдруг подвернулась легкая нажива.
– Да, заглотнул крючок. И наверняка, по молодости и дури, понадеялся на свой ум, да на традиционный авось, вот вам и результат. Как бы и смерть его оказалась не такой уж случайной. Знаешь же, мавр сделал свое дело и пошел вон. Ладно, проехали, дай-ка я еще гляну, что ты там нашел, – я передвинул к себе ноутбук и углубился в просмотр найденной информации.
Я смотрел на экран, а перед глазами стоял образ Ильдара. Этого типа мне совсем не хочется описывать, Ильдар Алпаров всегда вызывал во мне противоречивые чувства. По большому счету, когда-то он был мне симпатичен: умный, успешный, прагматичный… мерзавец! Какой-то период времени я ему бесконечно доверял, и мы даже запланировали несколько совместных проектов, но, как ни странно, ни один из них не был реализован. Это сейчас я страшно доволен, что не ввязался в рискованное сотрудничество, а тогда, помнится, это изрядно расстраивало меня.
Ильдар владел фирмой, которая поставляла нам комплектующие для компьютеров. Бизнес, если его можно назвать таковым, ограничивался рамками «купи-продай», ничего общего с интеллектуальным трудом, зато в загашниках Ильдара прятались такие финансовые средства, которые могли бы сослужить моим проектам отличную службу. Теперь я понимаю, почему мы так и не пришли к сотрудничеству: ему не нужен был я, как компаньон, ему нужны были лишь мои идеи. Вот же, паразит! Вовсе даже не зря, еще тогда, у меня несколько раз возникало подобное ощущение, но я отгонял эти мысли, наивным еще был, не опытным, и очень уж легкомысленно полагался на людскую порядочность.
Я просматривал добытую Виктором информацию, и с растущим раздражением убеждался, насколько был доверчив и близорук. Оказывается, все можно купить и продать, не только близких друзей, но и честь, и совесть. Вот как раз господин Алпаров весьма и преуспел в искусстве подобного маркетинга.
Теперь-то и я, с чистой душой и отбросив всякие сантименты, «запродам» Ильдара следователю.
Просидев у Виктора еще около двух часов, скопировав всю информацию на флеш-карту, я отправился домой. Было над чем поразмышлять…
Амур шутить не любит
Еще один день был на исходе, день весьма непростой, принесший, прежде всего, понимание происходящего, в результате чего все неизвестные, более или менее, но определились. Дело оставалось за малым, – завтра, явившись к следователю, все показать и рассказать, ну, а уж потом, уповать на справедливость отечественного правосудия. Ха, а в принципе, есть ли она, эта справедливость? Взять хотя бы Пашка! Ну, чего ему не хватало? Я взял этого желторотого птенца на работу, платил ему неплохие деньги, в коллективе его ценили и уважали, а он такую свинью подложил! Во имя чего? Неужели все люди настолько порочны? И я, значит, не лучше? Тьфу, тьфу, прости Господи, конечно же, нет! По крайней мере, мне такого никогда не сделать, ну, не смог бы, подох бы, но не сделал! Так ведь не один же ты такой правильный, посмотрите на него! И без тебя таких хватает, однако, кого ж тогда все-таки больше на грешной земле?
Рассуждая подобным образом, я ходил взад и вперед по комнате, и взгляд мой случайно упал на куклу Вуду, по-прежнему подпиравшую горшок с кактусом. Я взял чудище в руку и заглянув прямо в его омерзительный, выпуклый глаз, спросил:
– Ну, а ты? Смог бы?
Бака щерился своим шитым ртом, и было ощущение, что он откровенно смеется надо мной.
– Насмехаешься? – укоризненно вопросил я. – Друг называется! Эх, ты! Да окажись ты в моей ситуации, еще неизвестно, не вылез бы твой единственный глаз тебе на лоб! Взять хотя бы Таню…
И вновь пришла на память вчерашняя «ночь любви», и я даже застонал от чувства отвращения к себе.
– Болван! Ну, как мне теперь показываться ей на глаза? Такого намолотить! Так все шло хорошо, но уж действительно, «пришел сержант и все испортил!»
Плюнув со злости, я вернул Баку на его место и пошел в душ. Завтра меня ждет еще один трудный день, надо хоть выспаться, как следует, а иначе у следователя и лыка связать не смогу. А фирма на меня надеется…
Как ни странно, но в эту ночь бессонница меня не беспокоила, я спал сном праведника, а вероятнее всего, просто дошел до ручки. Не будет преувеличением сказать, что круговерть событий, в череде которых одно было хлеще другого, вымотала меня до предела, до пьяных постельных безумств, и… в общем, «покой нам только снился.» Да, черт с ними, с этими рассуждениями, следует просто сказать, что едва моя голова коснулась подушки, как я уснул мертвецким сном.
Когда зазвонил мобильник, я даже не сразу понял, что это такое. В темноте и с перепугу, судорожно зашарил по тумбочке в поисках будильника, схватил его и уронил, грохнуло и зазвенело, дрожащая рука ткнулась в ночник, и он улетел куда-то, а телефон все звонил и звонил. Наконец, немного придя в себя и сообразив, откуда раздается звук, я уцепил мобильник и хрипло рыкнул в него:
– Алло!
А где-то, на другом конце космической связи что-то хлюпало, хрюкало, или сопело. Сон слетел, как будто его и не было и теперь уже тревога начала заползать в душу, да ведь ночные звонки могут испугать любого. Ну, кто, позвольте спросить, будет звонить ночью, если нет крайней нужды? И я снова проорал в телефон:
– Алло! Кто это?
И тут до боли знакомый голос не то простонал в трубке, не то провыл всего лишь одно слово:
– Ста-а-а-а-с! – да с таким надрывом, что у меня волосы на голове зашевелились. Это была Татьяна.
– Боже ты, мой! Таня! Что случилось? Что-нибудь с Катюшей?
От ужаса, что с моей любимой дочерью приключилась беда, у меня, что называется, кровь застыла в жилах. Ладно, уж я, но она-то причем?
– Нет, – глухим и гнусавым, видимо от слез, голосом ответила моя бывшая жена. – Не-ет, с Катей все в порядке…
– Господи, как ты меня напугала! А с кем не в порядке?
– Ни с ке-ем! – Всхлипывая, и как-то по-детски обидчиво протянула Таня. – Со всеми все хорошо. – и уже обычным голосом уточнила, – кроме меня!
– Таня, ты что, под хмелем? – осенила меня внезапная догадка. – Ты знаешь, сколько сейчас времени?
– Не знаю… Стас, – она опять захлюпала, – Стас, мне плохо!… Приезжай ко мне!
– Что значит плохо? Сердце? Живот? Голова? Что и где у тебя плохо? – вопросы посыпались один за другим, и, не отрывая мобильник от уха, я нашарил и поднял с пола упавший ночник, включил его, потом полез за будильником. Часы, как ни странно, шли и показывали без четверти два.
– Нет, не живот, и не голова, а… да, пожалуй, сердце! – Она снова громко всхлипнула. – Стас, ты сознательно разбил мне сердце? Зачем ты это сделал? Я не могу без тебя! Прошу тебя, приезжай!
– Господи, Таня, ну… мы все это уже тысячу раз обсуждали! И утром я все сказал. Дорогая моя, пойди умойся холодной водой, прими таблетку аспирина и ложись спать. Утро вечера мудренее. Завтра проснешься, и все будет хорошо, как всегда! Ты меня понимаешь?
– С чего ты, бесчувственный чурбан, взял, что мне всегда было хорошо? – с надрывом прокричала она.
Не было сомнения, что истерика только начинала набирать обороты.
– Таня, уймись! Я же говорил тебе, что жутко устал, что завтра мне предстоит непростой допрос в уголовке, дашь ты мне выспаться хотя бы один раз?! – я тоже начинал заводиться.
– Ну, конечно, ты только о себе и думаешь! Дон Жуан! Казанова! А кто подумает обо мне? О муках моих ты подумал? – Господи, театра только и не хватало!
– Конечно, подумал, – я из последних сил пытался держать себя в руках, – я никогда не забываю о тебе. И о Кате. Я хочу, чтобы вам обеим было хорошо.
– Ну, раз хочешь, значит, должен приехать! Я столько лет тебя жду! Стас, ты человек или истукан, вернись! Давай, начнем все сначала! Ну, скажи, зачем тебе эта Дина? Она вообще может остаться инвалидом!
– Таня! – заорал я, потеряв терпение, – что ты несешь? Прекрати истерику! Я не приеду! Мы в разводе! И давно! Я не люблю тебя! Понимаешь? И хватит об этом!
– Ах, он не любит! – она уже вопила скандальным голосом базарной торговки. – Так какого же ты черта спал со мной не далее, как прошлой ночью? Какого черта? Отвечай, мерзавец! – Она рыдала в голос, и мне представлялось, что разбуженные ее воплями соседи с интересом прислушиваются к ее монологу. – Какой же ты гад, – кричала взбешенная Татьяна, – Стас, какая же ты сволочь!
В мобильнике послышался звук разбиваемого стекла, что-то там грохнуло еще и еще, и я понял, что Татьяна в остервенении крушит все, что попадается ей под руку. Если так будет продолжаться, то она запросто себя искалечит.
– Таня! Да, успокойся же ты в конце концов! Ты же сильная женщина! Ну, зачем тебе Казанова? Ты заслуживаешь лучшего!
Я слышал, как она рыдает в голос, сердце у меня сжималось от жалости к ней, но я ничего не мог поделать с собой, в прошлое нельзя возвращаться. Ошибок оно не прощает…
Рыдания ее неожиданно оборвались, сухой парой слов она будто выстрелила из трубки, – ладно, гуляй, – и связь оборвалась.
Не знаю, сколько я пролежал неподвижно, незряче уставившись в потолок. Сон как рукой сняло. Да, что же это за жизнь такая, сколько же неприятностей свалилось на мою голову за последнее время! Не пора ли заняться подсчетом? А почему бы и нет? Давай, все началось с дурного перелома ноги. Потом, значит, умерла тетя Алла. За ней настала очередь Дины попасть в беду… потом аварии… сломанный зуб… смерть Пашки… его предательство… Татьяна… нет, с Таней, слава Богу, все в порядке, просто у нее истерика на почве… на почве… Тьфу! На почве меня, дурака! Надеюсь, что сейчас-то она спит. И тут какой-то мерзкий внутренний голос тихо шепнул мне: «а зачем же ты внес её в этот свой список, старик? Разве он не из одних негативов?»
Меня подбросило с постели, будто ударило током и продолжало трясти. Черт ее знает, а вдруг? За окном светало, часы показывали четверть пятого. Схватив мобильник, я с трудом набрал номер Татьяны. Один гудок… три… пять… восемь… Тишина. Никто не отвечает. Может, спит? Приняла снотворное и спит? Приняла и спит… Спит…
Я рванул в гостиную, на ходу напяливая на себя штаны и рубашку. Господи, где же ключи от машины? В голове была какая-то свистопляска, я суматошно носился по комнатам в поисках ключей и наконец-то узрел их. Собственно говоря, сложно было их не заметить, они лежали на виду, рядом с Бакой, возле горшка с кактусом. Я схватил их, бросился к двери и тут безумная мысль остановила мой бег. А, что, если… и я медленно приблизился к кукле, присел перед ней на корточки и тихо спросил:
– Надеюсь, с ней все нормально?
Да, что со мной творится в последнее время?! Схожу я с ума, что ли? Я же говорю с куклой, более того, в чем-то уже и подозреваю её! Но ведь это же бред, полный бред! Катюшке это еще позволительно, но для меня такое попахивает клиникой. Вот, сейчас я приеду к Татьяне, удостоверюсь, что она спит, и успокоюсь. А что смотреть, может, взять да и убрать с глаз долой этого Баку? Я потянулся к кукле, но поскольку занимал весьма неудобную позу, причиной чего была не так давно сломанная нога, то как-то неожиданно для себя потерял опору и судорожно вытянул вперед руку, чтобы опереться или ухватиться за что-нибудь. Этим «чем-нибудь» оказался кактус моей дочери. Я натуральным образом взвыл от дикой боли в ладони. Моментально отдернув её от этого подобия утыканного иголками огурца, я чертыхался, размахивая рукой, потом приблизил ладонь к своим глазам и стал поочередно извлекать из нее мелкие, острые колючки. Казавшийся довольным Бака чуть отъехал в сторону от горшка, но по-прежнему с насмешкой озирал пространство. Нет, не его, меня. Задыхаясь от злости, я схватил ключи и ринулся вон из квартиры.
Заруливая во двор Татьяниного дома, я успел увидеть отъезжавшую от её подъезда машину «скорой помощи» и что-то тревожно заныло у меня где-то глубоко внутри. Кое-как втиснув машину в первый попавшийся узкий просвет, я бросился к подъезду. Лифт стоял на первом этаже, так что ждать его не пришлось, но подъем показался мне бесконечным. Я гнал от себя тревожные мысли, но в глубине души уже осознавал, что какая-то беда с Татьяной случилась. Когда двери лифта разъехались, я буквально подлетел к столь знакомой мне двери и с силой надавил на кнопку звонка. По ту сторону раздалась длинная переливчатая трель и… тишина. Я давил на кнопку, отпускал и нажимал снова и снова. Открывать никто не спешил. Я продолжил это занятие, потом бросил, и начал колотить в дверь кулаками. Видимо для столь раннего часа здесь, на лестничной площадке, шум я производил не малый, поскольку дверь соседней квартиры распахнулась и показалась небритая рожа соседа-алкаша Васьки:
– Ну, чё, блин колотишь? – недовольно прохрипел он. – И так ночку устроили, дай боже, дали бы хоть доспать! Чё бьешься-то, не видишь, нет там никого!
– А где? Где Таня?
– Где, где… в Караганде! – сосед почесал помятую щеку, – увезли Таньку-то. Вроде, только что. На скорой.
– Как увезли? Почему? Куда?
– Да откуда мне знать куда? Тут шум такой поднялся, ты спроси вон у Петровны, она кажись, дверь вашу запирала. – И он мотнул головой в сторону двери противоположной квартиры, где жила Наталья Петровна, довольно контактная женщина, с которой Татьяна изредка общалась, так, между делом.
Я переметнулся туда и позвонил, при этом Васька, только что просивший дать ему возможность досмотреть прерванный сон, уже никуда не торопился, стоял на пороге и ждал. А может, и разгулялся.
Наталья Петровна, по всей вероятности таилась у двери, прислушиваясь к шуму на лестничной площадке, потому как открыла ее практически сразу. Заметно было ее возмущение, но, узнав меня, она всплеснула руками и воскликнула: – Боже мой, Стас, а ты-то откуда так быстро узнал?
– Я? Что я узнал? – обескуражено откликнулся я,– может, кто подскажет? Хоть вы мне скажите, что тут случилось? Неужели, с Таней?
– Во, блин, проснулся! – хохотнул за моей спиной Васька, но Наталья Петровна зыркнула на него столь злобно, что тот моментально ретировался, гулко хлопнув дверью.
– Заходи, Стас, – сказала соседка, пропуская меня в квартиру, и, оглядев площадку, проследовала вслед за мной, осторожно притворив дверь.
– Наталья Петровна, голубушка, не тяните, скажите же, наконец, что произошло?
– Ох, беда, Стасик, беда! Танюша-то покончить с собой пыталась…
От услышанной невероятной новости ноги мои просто подкосились, и я беспомощно опустился на стоявшую в прихожей табуретку.
– Как же так…– только и смог пробормотать я. А перед глазами замелькал калейдоскоп недавнего прошлого.
– Хорошо еще все так обнаружилось быстро. Соседка снизу проснулась по малой нужде, пошла в туалет, а там настоящий потоп! Вода с потолка так и льет! Ну, они быстрее сюда, наверх, давай ломиться в дверь, а та открыта. Они сразу в ванную, краны смотреть, а там Танюшка, вот как есть, одетая прямо там, в ванной и лежит… бездыханная! А вода льет и льет, кран не завернут… не закрыла… отравилась она… врач сказал… Там, говорит, пузырьков от таблеток немеренно валялось на полу.
– А почему в ванной?
– Да может, хотела вены себе перерезать, там и бритва на краешке лежала, а потом, наверное, испугалась, ну и таблеток наелась. Эти соседи, что снизу, давай нам всем в двери звонить, Васька ругался, не открыл, а у меня сон и так плохой, а сегодня что-то совсем не спалось, ну я и вышла, помогать надо было. Скорую вызвали, воду убирали, Таню пытались в чувство привести, по щекам даже били, она, вроде стонала, значит, жива была еще. Вот, Стасик, ключ от ее квартиры, – и Наталья Петровна протянула мне его дрожащей рукой.
Я сидел, сраженный наповал. Татьяна пыталась себя убить! Она же звонила мне, рыдала, умоляла приехать, а я…! Устал, видите ли, скотина! Отдохнуть, видите ли, ему захотелось! Уверял беднягу, что все будет у нее хорошо! Гад и мерзавец!
Я сжимал в руке ключ, но все так же продолжал сидеть, не в силах заставить себя подняться и пройти в квартиру Татьяны.
– С чего бы это она, Стасик? – нарушила молчание соседка. – Вроде такая женщина положительная, все у нее хорошо было, и доченька у вас прекрасная, и работа у нее, я знаю, хорошая. Что же случилось, а?
– Понятия не имею, – развел я руками. Ну, не объяснять же посторонней, по сути, женщине, что произошло. – Нет, не знаю, – покачал я головой, вздохнул, поднялся с великим трудом и, шаркая ногами, медленно побрел к двери.
На пороге я обернулся и спросил: – Наталья Петровна, а куда её увезли?
– Сказали, вроде как, в Склифосовского.
Я молча кивнул и вышел.
Стоя на лестничной площадке, я не знал, что делать, ключ, наливаясь тяжелым весом, оттягивал руку. Наталья Петровна не спешила захлопнуть дверь, изъявляя желание пребывать в курсе моих дальнейших действий, – кинусь ли я вслед за скорой помощью, войду ли в квартиру, или хладнокровно удалюсь восвояси. Что ж, понять ее можно, такое событие и она прямой участник, да и любопытство человеческое безгранично.
Я колебался, в раздумье рассматривал ключ, а потом все-таки склонился к тому, что надо зайти в Татьянину квартиру. Там, в той обстановке, обо всём и подумаю. Едва только я вставил ключ в замочную скважину, как услышал, что за моей спиной, сердобольная соседка, одобрительно вздыхая, захлопнула дверь.
И вот я снова здесь, в доме, где прожил долгое время, наверное, был счастлив, но уберечь это состояние не сумел. Того уюта, который я ощущал буквально пару дней назад, уже не было и в помине, в квартире витал устойчивый запах сырости и медикаментов. Я зажег свет в коридоре, сел здесь же на банкетку и задумался. Квартира ли так внезапно опустела или это опустела моя душа?
Что же делать? – размышлял я. – Как узнать, если «вроде как, в Склифосовского», это всего лишь предположения Натальи Петровны? Хотя из ее уст эта информация прозвучала весьма убедительно. Я набрал справочную службу на мобильном телефоне, чтобы узнать номер приемного отделения или круглосуточной справки института Склифосовского. Хоть мне и приходилось в последнее время бывать в этом заведении довольно часто, телефонных номеров я, естественно, не знал. В трубке меня долго информировали о возможности выяснить интересующий меня вопрос у автоматического вещателя и через несколько секунд, показавшихся мне вечностью, оператор ответил: – Здравствуйте, оператор 1225, чем могу помочь?
Я быстро сказал, что меня интересует, и в ожидании ответа стал оглядываться в поисках ручки или карандаша, однако, ничего подходящего не попадалось на глаза, я в нетерпении заерзал на банкетке и вдруг, что-то отлетело от ноги. Я нагнулся и увидел Татьянин мобильный. Как он здесь оказался? Схватив его, я начал набирать диктуемые оператором цифры, один номер, – вызов и сброс, второй номер, – та же последовательность. Я поблагодарил оператора и отключил мобильник. Теперь следовало перенести раздобытые номера в свой телефон и дозвониться в Склиф. Я набрал на Татьянином телефоне последние вызовы и на дисплее высветился список. Последние два номера были набраны мною, а два предыдущих означились под символом «Darling». Я не сразу понял, кто это, но под высветившимися номерами стояла дата и время вызова. Под «Darling» фигурировало сегодняшнее число и время двух вызовов – первый в 01:42, второй – в 4:14. Интересно, 1:45 показывали мои часы, когда Таня разбудила меня и рыдала в трубку, я посмотрел информацию о номере «Darling», – это был мой мобильный. На душе стало совсем хреново. Так, вот и второй вызов, время 4:14, непонятно, она же не перезванивала мне. Я посмотрел информацию о вызове ,– да это же входящий вызов, это же я звонил, когда всполошился. Вот, так вот, безмозглый чурбан, рви на себе рубашку и распрощайся даже с зыбкими надеждами, которые разом рухнули в пропасть, сменившись на грызущее чувство вины.
Я набрал номер Склифа и одновременно посмотрел на часы, времени было двадцать минут седьмого. Телефонную трубку долго не брали, я уж было отчаялся, но тут мне ответил уставший женский голос: – Склифосовского, слушаю.
– Простите, пожалуйста, – растерялся я, – мою жену сейчас увезли по скорой, скорее всего к вам, у нее отравление лекарствами.
– Мужчина, вы с ума сошли, знаете, сколько карет скорой помощи поступает к нам? Я что, должна караулить вашу жену?
– Простите, пожалуйста, и поймите, у меня нет информации, жива она или нет, о том, что ее, скорее всего, повезли к вам, мне сказали соседи.
То ли неслышный вопль отчаяния в моем голосе отразился стонущим эхом в телефонной трубке, то ли просто человек оказался отзывчивым, но в ответ я услышал: – Вы не нервничайте, гражданин, если это отравление препаратами, то, скорее всего, она поступит в отделение лечения острых эндотоксикозов. Звоните днем, сейчас никто никакой информации не даст, пока ее примут, пока процедуры проведут, может реанимация понадобится, не дай Бог, конечно. Днем звоните.
– Спасибо, – чуть слышно прошептал я и отключился.
Я сидел в коридоре опустевшей квартиры, давила гнетущая тишина, а в душе тонко позвякивал ледяной колокольчик. Невозможно было собраться с мыслями, похоже, за последнее время голова вообще устала переваривать их.
Так прошло полчаса. Из состояния ступора меня вывел заведенный на семь утра будильник мобильного телефона, который должен был просигналить мне, что пора собираться и ехать в Тулу.
Так, сегодня вторник, – туго соображал я, – раз мне сказали, что рыпаться и искать Татьяну сейчас бесполезно, поеду в Тулу, время тратить на сборы не буду, помчусь туда сейчас же, думаю, найду следователя сразу по приезду, и не придется ждать назначенного времени. Не мешало бы, как можно скорее уладить наши «криминальные» дела. А, чёрт, все равно придется заехать домой, за Пашкиным компьютером и записанной информацией.
Я быстро вышел из квартиры Татьяны, запер за собой дверь, и поспешил к дому, по дороге обдумывая план предстоящих действий. Да ничего в них сложного не просматривалось: беру многозначащие улики, еду в Тулу, встречаюсь и разговариваю со следователем, а затем тороплюсь в Склиф. Там все на месте и выясню. Главное, что остается, это успеть, времени на все, про все не так-то и много.
Несмотря на лето, время отпусков, дорога в Тулу заняла у меня два часа, плюс поиск нужного адреса, указанного в повестке, и в итоге на месте я оказался около десяти утра. Временной параметр следует учесть, чтобы не появиться в Склифе слишком поздно.
Я припарковал машину, прошел в помещение и показал дежурному повестку, – вот, на сегодня назначено.
– Хм, – рассматривая ее, ухмыльнулся вальяжный дежурный. – Рановато, гражданин хороший, вы что-то заявились, или не терпится облегчить душу? У вас, в повестке, двенадцать часов прописано.
– Я же из Москвы ехал, точное время при наличии пробок не высчитаешь, вот так оно и получилось, – стараясь ничем не спровоцировать стража порядка, пояснил я. – Может, я как-то смог бы встретиться со следователем сейчас?
Милиционеру такая моя покладистость пришлась по душе, и, ощутив себя мгновенно вершителем человеческих судеб, он, глядя на меня в упор и явно затягивая время, все-таки барственно снизошел: – Ну, что ж, попробуем. Давайте ваш паспорт и ждите. Поищу вашего следователя.
Я отошел в сторону, думая, что вот сейчас поспешит он куда-то в глубь помещения, но дежурный деловито, не торопясь начал названивать по телефону. С кем-то переговаривался, чему-то посмеивался, с кем-то о чем-то договаривался и наконец-то, минут через десять-пятнадцать победно произнес: – Смотри, как удачно вышло! Проходите, гражданин столичный, на второй этаж, направо, семнадцатый кабинет.
Я прошел в строгом соответствии с указанием, нашел обшарпанную деревянную дверь с табличкой «семнадцать», постучал и, чуть выждав, вошел в кабинет. Это была маленькая комнатенка с тусклым, судя по всему, годами немытым окном, по углам которой разместились два небольших письменных стола с допотопными мониторами и грудами бумаг. Стены были выкрашены в скучный серый цвет, местами они пожелтели, может, выцвели, а может, выел их табачный дым, которым было пропитано всё вокруг. За письменным столом, стоявшим ближе к окну, сидел тучный мужчина лет пятидесяти с необыкновенно добродушным лицом, обрамленным седой шевелюрой. Мужчина был в гражданке.
– Здравствуйте, я, верно, по вашей повестке, моя фамилия Суворов.
– Проходите, садитесь, – пропыхтел он. – Что это вы раньше времени?
– Не рассчитал, – измученно ответил я, – дорога не близкая, движение, сами знаете какое.
– Ладно, так даже лучше. Меня зовут Константин Иванович Перевезенцев, я следователь, ведущий уголовное дело, в котором, к сожалению, фигурирует и ваша фамилия. Надеюсь, вы в курсе или мне стоит пояснить вам суть дела?
– Константин Иванович, я лишь знаком с постановлением, по которому производился обыск в арендуемом мною здании. Больше ничего не знаю. Не могли бы вы, хотя бы вкратце ознакомить меня попервоначалу с материалами?
– Станислав Евгеньевич, – устало вздохнул следователь, медленно набирая что-то на клавиатуре архаичного компьютера, – сейчас я всё вам поясню, но одновременно буду задавать вопросы и заносить все в протокол допроса.
И мы начали беседу, которая заняла без малого пять часов.
Следователь и вправду оказался мировым дядькой, как его и охарактеризовал майор Владимир Натанович. Он четко, грамотно и без лишних деталей объяснил мне суть дела, невольным участником которого я оказался. Параллельно он задавал наводящие вопросы, тыкал пальцем в клавиатуру и медленно воспроизводил на экране компьютера наш разговор, слово в слово. Для такого скрупулезного конспектирования ему нужна была бы опытная секретарша, но для наших следователей, а уж тем более областных, это просто непозволительная роскошь. Последующая беседа больше походила на викторину, поскольку строилась она на основе вопросов и ответов, в котором вопрошающей стороной, конечно же, являлся блюститель закона. В определенный момент я почувствовал, что пора пускать в ход свои аргументы, и рассказал Константину Ивановичу о том, что с фирмой «Сириус» мы не имели никаких дел, что упомянута наша фирма в бумагах совершенно случайно, и по причине, о которой мне есть, что сказать. Следователь с нарастающим вниманием слушал мое повествование о том, как мы, чисто случайно, «нарыли» с моим программистом массу компрометирующей аферистов информации, в подтверждение чего я предоставил в распоряжение своего визави ноутбук, распечатки и электронные носители. Я рассказал, каким образом Пашкин компьютер попал ко мне, объяснив, что информация действительно вскрылась абсолютно случайно, поскольку никто из сотрудников не имел желания специально копаться в личных вещах после смерти молодого программиста. Следователь чрезвычайно заинтересованно отнёсся к полученным сведениям, и внимательно выслушав мой рассказ, занес всё в протокол. Затем, с явным облегчением откинувшись на спинку хлипкого кресла, заговорил веско и неторопливо: