Заря и Северный ветер. Часть III

– Нет, оправдываешь! Ты всегда всех пытаешься понять, всех защищаешь, будто это не сознательный выбор людей, будто они жертвы обстоятельств…

– Да, Люба, я пытаюсь понять людей. И даже тех, кто мне неприятен. Потому что в конечном счёте нам всем придётся разговаривать друг с другом. Я и вас с Ириной понимаю, ваши взгляды мне очень даже близки. Буся, я всего лишь призываю тебя не отрекаться от семьи. Я прошу тебя быть внимательной и осмотрительной. Ты у меня умная девочка, сердобольная, честная. Но будь осторожна в мыслях и действиях. Я просил тебя не вступать ни в какие группы и сообщества, не ходить ни на какие собрания. Тем более закрытые, они в любой момент могут стать запрещёнными. Ты пойдёшь за правдой, а окажешься за решёткой как предательницы родины, террористка или сектантка.

– Андрюш, я же обещала, что никуда не буду вступать, – успокаивающе мягким тоном сказала Люба. – Я буду осторожной, не волнуйся.

– Подумай сто раз, прежде чем выходить на улицу с плакатом. Подумай об этом не с позиции «я не пошла, значит, мне плевать». Ты совсем не равнодушный человек, и ты многое делаешь. В том же центре! Подумай об этом с позиции сбережения: что будет с тобой, когда тебя обвинят в том, чего ты не делала. Система живьём проглотит тебя и не поперхнётся…

Они вздрогнули от оглушительного грохота салютов.

– Проморгали Новый год! – опомнилась Ирина.

Андрей выстрелил в потолок пробкой шампанского и под девичий визг быстро наполнил бокалы до краёв.

– Мои солнечные девочки, – сказал он, стоя во главе стола, – какой бы ветер ни дул в нашу сторону, мы устоим, потому что мы не одиноки. Мы есть друг у друга. И это по-настоящему важно.

Звон бокалов сопроводило нестройное «ура».

Когда они переместились на балкон, темнота за окном всё ещё озарялась трескучими всполохами. Залпы салюта горячими искрами рассыпались во мгле. Слетая на землю, эти искры царапали холодное синее небо. Их было столько, что казалось, день пришёл на смену ночи. Ирина смотрела на эти рукотворные зарницы и ей чудилось, что они освещают не городской двор, а тёмный глухой бор, и что стоит она не на балконе с друзьями, а в сумрачном больничном коридоре. От этого ощущения больно сдавило грудь. Ирина закрыла глаза и сделала глубокий вдох. В свежем зимнем воздухе ей померещился тяжёлый стерильный запах медикаментов, хлорки и чего-то ещё, густого и солёного.

– С Новой зимой вас… – произнесла Ирина размывающиеся в её памяти чьи-то слова, но никто не услышал их.

Люба была увлечена съёмкой, Андрей, прислонившись к бетонной стене, теребил бородку и смотрел в пустоту перед собой.

***

Через несколько ленивых и сытых дней они выбрались на каток. Чтобы не толкаться с детворой, в городской парк отправились вечером. Владимир заехал за ними около девяти часов. Ирина спустилась к нему, оставив Андрею ключи от квартиры. Тот терпеливо дожидался Любу в зале, пока она металась по квартире и ругалась сама с собой, не понимая, куда сунула контейнер с линзами. Эта заминка была кстати: Ирина могла без свидетелей отдать Владимиру подарок. Когда она вышла из подъезда, он топтался у машины и курил. Ирина не знала об этой его привычке. Услышав скрип двери, Владимир суетливо обернулся, и она заметила смятение на его лице.

– Здравствуй, Володя! – она приветливо улыбнулась ему.

– Здравствуй…

– Ты куришь?

– Нет… Привычка. Старая, – он подошёл к урне и погасил окурок о её стенку. – Я не курю.

– Не волнуйся, они хорошие ребята.

Эти слова не коснулись его слуха. Выдыхая пар, Владимир вдруг замер всего в нескольких десятках сантиметров от Ирины. Его синие пытливые глаза что-то искали в ней. Он собирался что-то сделать или сказать, но колебался. Ирина поправила шапку и пролепетала:

– Для меня… тебя… подарок у меня. Возьми? – она неуклюже сунула ему в руки перевязанную алой лентой коробочку.

– Что?

– Подарок. С Новым годом и прошедшим днём рождения.

– Я ничего не привёз тебе, – обескураженно пробормотал Владимир.

– Слава богу! У меня есть луна!

– Зачем ты потратилась?

– Я не тратилась. Открывай. Там ничего особенного. Искала Любе и Андрею что-нибудь. И вот увидела его. По скидке. Вечно ты нараспашку. Вот и взяла. Может, польза какая будет.

– Ирина… – Владимир вытянул из коробочки мягкий шерстяной шарф. – Я… не ожидал. Спасибо.

У Ирины больно защемило в груди. Он казался таким потерянным и ранимым… Он был похож на испуганного мальчишку-сироту, который впервые получил подарок и не знал теперь, что с ним делать.

– Как… как ты встретила Новый год? – он догадался перекинуть шарф через шею.

– Неплохо, – Ирина кивнула на детскую площадку, приглашая Владимира пройтись.

Прежде чем пойти за ней, он убрал в машину пустую коробку. Вытаптывая на свежем снегу тропинку и не глядя друг на друга, они шли рядом и обсуждали прошедшие дни.

– А мы тюленили, кино смотрели, доедали салаты, – Ирина остановилась у качелей и рассеянно взялась за перекладину. – А ты? – она толкнула сиденье вперёд.

Жалобно скрипя, пустые качели тоскливо заколыхались.

– Мы работали.

– Ты когда-нибудь отдыхаешь?

– Да. Сейчас.

Ирина улыбнулась и тут заметила пустой сугроб.

– Упёрли. Тут ёлка стояла. Кому она помешала?

Сделав круг по двору, они вернулись к подъезду, из которого как раз вывалилась хохочущая парочка.

– Это Люба и Андрей, – сразу представила друзей Ирина. – Ребята, это Володя, – она обернулась к нему, и радость её погасла.

Владимир с надменным вызовом изучал Андрея и Любу – и это обожгло Ирину стыдом. Беспокойно поглядев на друзей, она обнаружила, что Андрей тоже настроен враждебно. Люба в замешательстве переводила глаза с одного мужчины на другого.

– Вы знакомы? – удивилась Ирина.

Они ответили одновременно.

– Нет!

– Да.

Девушки настороженно переглянулись.

– Могу предположить, – усмехнулся Владимир, – что мы встречались. Где-то на Юге?

Кровь схлынула с лица Андрея.

– Не думаю, – охрипшим голосом сказал он.

– Андрей родом из Минска, – миролюбиво вставила Ирина.

– В Беларуси я не был. Прошу прощения. Ошибся, – губы Владимира вяло скривились. – Едем?

Всю дорогу Ирина и Люба старались вовлечь мужчин в беседу. Но градус напряжения не понижался – они упорно молчали. В парке дышать стало чуть свободнее: взяв на прокат коньки, каждый остался со своей парой. Первыми переобулись и ступили на лёд Люба и Андрей. Пёстрая галдящая толпа смела их, и Ирина потеряла друзей из виду. Владимир стоял на коньках очень неуверенно, поэтому Ирина дала ему время освоиться. Она оставила его у бортика и скользнула в самую гущу. Она должна была убедиться, что Люба и Андрей не обижены на неё. Через несколько минут поисков до неё долетел озорной голос Любы:

– Учишься балету, Поттер? – крикнула она Ирине.

Оглядевшись, Ирина увидела друзей в центре площадки под ёлкой. Они помахали ей, и она, успокоившись, воротилась обратно.

– Володя, держись за меня! – она так резко затормозила возле него, что из-под лезвий полетели снежные крошки.

– Я сто лет не надевал коньки. Чувствую себя…

– Коровкой на льду? Не бойся, держись за меня. Я не дам… – Ирина вдруг покачнулась, знакомое тошнотворное чувство разлилось холодом по её внутренностям. – Я не дам тебе упасть…

– Тебе плохо? – Владимир придержал её за плечи.

Она уткнулась лбом в его грудь.

– Сейчас… пройдёт. Такое бывает. После комы часто.

– Ты должна обследоваться. Я знаю специалиста…

– Нет. Это просто дежавю. Просто кусок кошмара, – Ирина старалась дышать медленно и глубоко, хотя внутри неё нарастала паника. – Я всегда сижу в какой-то клетке. В темноте. И меня окружают монстры. Психолог говорила, что это мои страхи… – отшатнувшись, Ирина прижалась к бортику и посмотрела на жёлтые фонарики, шатром укрывавшие каток. – Уже лучше.

– Завтра едем к доктору.

– Перестань, а? – она с улыбкой поглядела на него. – Ох! Володя! Какие у тебя глаза…

– Что?

– У тебя необыкновенные глаза! То светлые, как лёд, то тёмные. Сейчас синие, как небо ночью.

Он нахмурился.

– Извини, прозвучало, наверно, глупо.

– Не глупо, я…

В бортик рядом с Володей влетела раскрасневшаяся Люба. Развернувшись к Ирине, она радостно отрапортовала:

– Жив, цел, орёл! А вы чего примёрзли к месту? Давайте на перегонки?

– Володя точно пас, а я за. Давай вдвоём? – Ирина бросила короткий взгляд на подкатившегося Андрея.

– Стартуем! – Люба схватила Ирину за руку и проворно заскользила вперёд. – Наталья – морская пехота!

Описав круг, они вернулись к прежнему месту, но не нашли здесь брошенных ими мужчин.

– Хьюстон, у нас проблемы, – вынесла вердикт Люба, пока Ирина, кусая губы, с тревогой вглядывалась в толпу.

– И куда они делись?

– Во-он, – Люба указала на деревянную беседку за ледовой площадкой, Владимир и Андрей сидели на лавке под навесом.

– Разговаривают?

– Угу.

– И о чём, интересно?

– Ну о чём говорят мужчины? О женщинах, конечно!

– Думаешь, нашли общий язык?

– Думаю… – Люба прищурилась, вперившись в Андрея, он поднял голову и подмигнул ей. – Да, криминала не будет.

Через полчаса на выходе их встретил Владимир. Андрей держался чуть поодаль за его спиной. Он выглядел подавленным и отстранённым. Люба заметила это, но он обманул её фальшивой улыбкой, и она взялась допрашивать Владимира. Пока они шли к зданию проката, этот диалог перерос в шутливую пикировку. В дверях она прервалась. Заходя внутрь, Ирина случайно встретилась глазами с Андреем. Это длилось всего мгновение. Андрей сразу отвернулся и дёрнул плечом, словно его кто-то толкнул. Ирина перевела взгляд на Владимира, но он был занят Любой.

– Хах! А ты думал? С самого начала у меня была какая-то тактика, и я её придерживалась!

– Ведьма! – Владимир не угадывал отсылок к мемам.

– Месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным.

– Теперь мне известны твои вкусы.

– Мои вкусы очень специфичны, боюсь, ты не поймёшь.

– Откройся мне? – с придыханием попросил Любу вдруг оживший Андрей.

Она прыснула. Это была цитата из того же фильма, что и её последняя реплика. Люба взяла Андрея за руку и потянула к хвосту очереди.

– Ты – мой личный сорт героина.

Игра началась.

– Я самый опасный хищник в мире. От меня не убежать! Меня не победить! Я создан убивать…

– И пусть!

Владимир смотрел на них с таким ошалелым выражением лица, что Ирине стоило большего труда, чтобы не рассмеяться. Она ухватилась его за локоть и повела к друзьям.

– Но я убивал людей…

– Это… Это не важно!

– Но я хотел убить тебя. Я никогда не чувствовал такой жажды крови…

– Я верю тебе!

– Они придуряются, – шепнула Ирина. – Это диалог из «Сумерек».

– Из чего?

– Из фильма.

– А! – хлопнула в ладоши Люба. – Переврал, переврал! Ты проиграл!

– Это их традиция. Привыкай.

– А. Когда мы разговаривали, там было… тоже что-то..?

– Ага!

Пока очередь медленно сокращалась, Ирина достала из рюкзака термос и налила в крышку медово-лимонный чай.

– Если готовы обмениваться бациллами, налетайте…

– Я не брезгливая, – Люба отхлебнула чай. – И вообще у меня иммунитет, я переболела. Андрей – кремень. Ему всё нипочём. А вы как?

– Мне кажется, я бессимптомно перенесла.

– Я никогда не болею, – Владимиру пришлось отреагировать на настойчиво-вопросительный взгляд Любы.

– Прямо-таки никогда? – она насмешливо сузила глаза и передала «кружку» Андрею.

– Никогда.

– Может, ты тоже бессимптомно? – предположила Ирина. – Просто не заметил.

– Нет. Я точно знаю, что не болел и не заболею.

К парковке они пошли через ледовый городок. Ирина и Люба увидели пустую горку и не сговариваясь бросились к ней. Лихо скатившись вниз, они стали агитировать Владимира и Андрея присоединиться к ним. После недолгих уговоров мужчины сдались. Они добыли где-то четыре ледянки, и забава затянулась. Вчетвером, то соединяясь паровозиком, то парами, а то и вовсе съезжая в разброд, они дурачились, потеряв счёт времени. Толкаясь, догоняя друг друга, сваливаясь в кучу и забрасывая за шиворот снег, они веселились, как сбежавшие с уроков дети.

Лёжа на льду и глядя на небо, Ирина с замирающим сердцем слушала смех распластанного рядом Володи и боялась прервать его. Этот живой, мягкий смех всколыхнул в ней что-то тёплое и нежное. Было в этом смехе что-то трогательное и мальчишеское, доселе спрятанное, запертое. Ей было радостно открыть такого Владимира. Наконец он стал для неё обычным человеком, близким и понятным. Приподнявшись на локте, Володя склонился над ней, заслоняя от сыплющейся звёздной пыли, и она увидела его немыслимо красивое улыбающееся лицо.

– Не ушиблась?

Ирина хотела ответить, но слетевшие с горки Андрей и Люба врезались в Володю и повалили его на неё. Всё снова завертелось в горячей кутерьме.

Глава 8. Пять секунд до смерти

В канун рождества Люба и Андрей улетели домой, им нужно было успеть на праздниках навестить родственников в деревне. Ирина и Владимир проводили их и сразу из аэропорта отправились в кафе. В «Клубке» они заняли угловой столик у светящейся ёлки и заказали завтрак. Обхватив себя руками, Ирина прижалась к спинке дивана. Её одолевала дремота.

– Не выспалась?

– Глаза закрываются, – она прерывисто выдохнула. – Мы встали в три.

– Поешь, и я отвезу тебя домой спать.

– Нельзя спать, надо к экзаменам готовиться. Я итак столько дней потеряла!

– Когда первый?

– Восемнадцатого. Общая хирургия. Четырнадцатого – консультация.

– Успеешь. Выспись хорошенько, отдохни, а днём с лёгкой головой сядешь за учебники.

– Да-а-а… Наверно, ты прав, – подавив зевок, Ирина передёрнула плечами и выпрямилась. – Как тебе ребята? Хорошие, правда?

– Хорошие.

– Думаю, ты понравился Любе, хотя она осторожничает. Андрей хорошо отзывался о тебе. Она прислушивается к нему. Так что рано или поздно она избавится от своего скепсиса.

– Она не доверяет мне?

– Не доверяла, – Ирина невольно задержала взгляд на его обручальном кольце. – Она немножко в другом свете видит наше общение.

– В каком?

Ирина смутилась. Он нарочно вынуждал её откровенно говорить о том, о чём она не хотела думать. Чувствуя на себе его выжидающее внимание, она отвернулась к окошку. Заиндевелый полупустой троллейбус, вытягивая электрическую кровь из проводов, медленно подполз к перекрёстку, на котором догорал красный. Когда светофор моргнул зелёным и троллейбус тронулся, она прямо посмотрела на Владимира и тихо сказала:

– Ты сам всё понимаешь.

Он не стал избегать зрительного контакта, и это выглядело как признание и вызов. В груди у неё стало горячо. Смотреть вот так открыто мужчине в глаза и открыто говорить с ним – было для неё неожиданной смелостью.

– Ей нечего опасаться, – Владимир сосредоточился на изучении ёлочной гирлянды за спиной Ирины.

– Я тоже так думаю, – Ирина сильнее сдавила предплечья.

В повисшей долгой тишине они старались не смотреть друг на друга и в одиночку справлялись с тем, что обнажало их молчание. Им принесли завтрак, и они обменялись пожеланиями приятного аппетита. Когда с омлетом было покончено, Ирина разочарованно отодвинула тарелку: блюдо показалось ей пресным и резиновым, что было странно для «Клубка».

– Володя? – робко заговорила она через секунду.

– Что?

– Почему Андрей скрывает, что вы знакомы?

Владимир помешал кофе, прежде чем ответить.

– Он не хочет вспоминать прошлое. Он его перечеркнул.

– Ты знаком с его семьёй?

– Не близко.

– Но ты же знаешь, что они считают его сектантом? Они хотели сдать его в психушку.

– Его обвиняли в государственной измене.

– Как?

– Это клевета. Он не предатель, не шпион, не сектант. Его обманул и оговорил наш общий знакомый. Поэтому он не был рад мне.

– А ты ему?

– У каждого свой чёрный мешок за плечом. У меня тоже есть прошлое, которое не должно касаться настоящего.

– Понятно. Хм… А как этот «знакомый» его обманул?

– Дал поручение проверить подпольное сообщество. Самым простым способом было тайно завербоваться. Так Андрей оказался не в том месте и не в то время. И был скомпрометирован.

– А что это было за сообщество?

– Сборище студентов-вольнодумцев, обычный философский кружок.

– А причём тут госизмена?

– Виктору нужно было устранить фигуру Леонида, и он воспользовался его сыном. Вот и всё. Кружок не играет роли.

– Виктор?.. – Ирина потёрла забившуюся на виске жилку. – Погоди. Отец Андрея связан с политикой, да?

– Да. Виктору нужно было занять его место.

– Но почему Леонид ему поверил?

– Ему верят многие. Леонид хотел спасти Андрея от тюрьмы, и Обитель тишины казалось ему меньшим злом. Ты поела?

– Угу. Сейчас какао допью, – Ирина прижалась губами к стакану и исподлобья глянула на Володю.

Он не собирался продолжать этот разговор. Видимо, не хотел ворошить прошлое – ни Андрея, ни своё.

– Я просто думала о нём.

Владимир вопросительно вскинул глаза.

– Мне жаль Андрея. И я его, как бы… ну, понимаю. Ему страшно и одиноко. У меня тоже никого нет. Но у меня другое. Я, конечно, скучаю по бабушке, но она умерла. А близкие Андрея живы, и наверняка он тоскует по ним. Люба говорила, у него есть сестра. Аврора? Он вспоминал о ней. Понятно же, что ему не хватает… общения с ними.

– Ты так считаешь? А если кровные родственники не близки ему? Может, они не разделяют его взгляды? Может, ему достаточно того, что у него есть человек гораздо ближе и роднее? Ты проецируешь своё отношение к семье на него.

– А ты своё?

– Может быть, – Владимир усмехнулся и выпил залпом свой чёрный густой напиток.

– У него теперь есть Люба. Она из очень хорошей семьи, – Ирина рассеянно придвинула к себе рекламный журнал и открыла его.

– А бывают хорошие семьи?

– Хорошая – не значит идеальная. В каждой семье есть свои перегибы. У Любы тоже не сходятся во взглядах, но они очень заботятся друг о друге.

– Иногда излишняя забота только вредит.

– Если бы ты их один раз увидел, – Ирина оторвалась от разглядывания театральной афиши, – то сразу бы всё понял. А какая у тебя семья?

Владимир равнодушно дёрнул плечами и покачал головой.

– Дай угадаю? Думаю, с отцом у тебя непростые отношения, у вас разные взгляды и ценности. А мама, возможно, поддерживает тебя, но слишком опекает?

Он невесело рассмеялся.

– Почти. Только всё это великолепие соединяется в моём дяде. У меня нет родителей, Ирина. И воспитывался я в чужой семье.

– О-о…

– Не смущайся. Мы не касаемся больных мест. Это всё так далеко и уже не важно. Но да, ты угадала, Мстислав Иванович слишком опекает меня.

– У меня так с бабушкой было. Она всегда мне всё запрещала. Старалась контролировать каждый шаг.

– Он контролирует, но даёт воздух. Это выгодно – иногда давать человеку свободу. Это делает его преданным и покорным.

– Почему? Может, наоборот? Свобода делает человека непокорным. Зная, какие возможности она перед тобой открывает, ты от неё уже не откажешься. И вообще, чем больше у тебя свободы, тем ты сильнее, увереннее и… непослушнее?

– Я же сказал «иногда». Как в дрессировке: поощрение – наказание.

– Да уж… У вас правда всё непросто.

Они ещё долго говорили о своих семьях. Ирина узнала, что Владимир тоже рано лишился родителей, он не помнил их. Но у него было счастливое и полное детство в семье интеллигентов-предпринимателей. Они относились к нему как к родному, а их сын Григорий стал ему братом. Мальчиками они много времени проводили вместе. Летом на даче их компанию нередко разбавлял третий товарищ – соседская дочка Ольга. Володя даже вспомнил, как они играли в «пять секунд до смерти». Смысл игры заключался в том, чтобы успеть добежать до какого-нибудь места, прежде чем истечёт время. Они бегали наперегонки до сада, до пруда, до веранды и всегда успевали. Прошли годы, и никого уже не осталось в живых. На вопрос Ирины о том, что с ними случилось, Владимир нехотя ответил: у каждого своё.

Из монолога Володи Ирина поняла, что, будучи мальчиком, он был очень привязан к родному дяди. Но Мстислав Иванович, обеспечивая его всем необходимым, приезжал редко и почти не принимал участия в его воспитании. Когда Володя стал юношей, Мстислав Иванович решил взять опеку на себя, и тогда появились первые разногласия – дядя и племянник на одни и те же вещи смотрели иначе. Это рождало споры и ссоры. До сих пор они не могли найти безопасную для обоих золотую середину: каждый гнул свою линию.

Ирина тоже поделилась с Владимиром своим детством. Она рассказала о пожаре, после которого её забрали в приют, о совместной непростой жизни с бабушкой, о похоронах матери, которую убил собутыльник, об отце, пропавшем в тюрьмах. Ирина думала, что это шокирует Володю и образует пропасть между ними. Но она ошиблась: он замечал лишь то, в чём они были похожи. И он, и она избегали людей и чувствовали себя чужаками. Они и друзей находили с трудом, но при этом оставались слишком привязчивыми и тяжело переживали разрывы.

Время уже подходило к обеду, когда Владимир, попросил счёт.

– Что там у тебя? – дожидаясь официанта, он вытянул из-под сложенных рук Ирины журнал, о котором она уже забыла.

– Да так, смотрела, что в театре идёт.

– Часто ходишь в театр?

– Не-е-ет… Куратор в колледже один раз водила нас. Вот я и вспомнила. Мне, вроде, понравилось. Не помню, правда, что мы смотрели.

– На что бы ты хотела сходить?

– Не знаю. Ну, вот… – Ирина ткнула в столбик с описанием, – «Обыкновенное чудо».

– Шварц?

– Звучит интересно. Как думаешь?

– Премьера весной. Мы сходим на неё, если ты хочешь.

Всю дорогу Владимир с болезненной сосредоточенность размышлял о чём-то. Только свернув во двор, он нарушил молчание.

– Ирина, тебе нужна семья. Ты не думала, что можешь сама её создать? Такую, какую захочешь. Это будет твоя крепость и твой мир. Ты будешь не одна.

– Сейчас я хочу только учиться.

– Разве семья – преграда?

– На это всё нужны силы и время. А у меня их нет. Володя… А можно я тоже задам личный вопрос?

Лицо Владимира застыло в напряжённом ожидании. Пытаясь скрыть это, он ответил, не глядя на неё:

– Задай.

– Почему ты развелся с женой? Если не хочешь, можешь не говорить.

Владимир не спешил говорить. Он медленно и недоверчиво, словно в унисон своим мыслям, парковался напротив соседнего подъезда. Он оборачивался, выкручивал руль, то выезжая вперёд, то сдавая назад. Когда они вписались между двумя машинами, он глухо сказал:

– Я не знаю, что тебе ответить. Почему мы разошлись? – его голубые глаза потемнели, глядя на неё в упор. – Почему? – от этого вопроса в груди Ирины всё сжалось. – Может, мы ошиблись? Может, не поняли друг друга. А может, мы из разных миров? Так сложилось. Что есть, то есть.

– Ты не снимаешь кольцо…

– Это заставляет твою подругу сомневаться во мне? Она считает, что я женат и морочу тебе голову?

– Я ей говорила, что это не важно. Мы же просто…

– Нет, это важно, Ирина. Но, уверяю тебя, она ошибается. Я не преследую тех целей, о которых могла подумать Любовь.

– Ладно. Хорошо, – Ирина нервно выдохнула через рот, её бросало то в холод, то в жар.

– Ты задержишься ещё на несколько минут? – Владимир убавил звук на радио. – Я хочу с тобой поговорить.

Ирина с пугливым ожиданием поглядела на него из-под ресниц.

– Ты говорила, что у тебя часто кружится голова. И эти кошмары… Я хочу, чтобы ты прошла обследование у хорошего доктора.

– Зачем? Володя, всё нормально. Голова у меня не болит и не то чтобы кружится. Просто бывает ощущение дежавю. Оно неприятное, но оно у многих бывает. А кошмары? Так они всем снятся.

– Я уже обо всём договорился. В понедельник мы поедем в клинику.

Ирина расширила глаза. Её поразило не только это неуместное вмешательство Владимира, но и его приказная интонация, словно он был отцом, который имел право решать за неё.

– Я не поеду.

– Почему?

– Потому что не хочу. Не вижу в этом смысла.

– Я вижу.

Она открыла рот, но не сразу нашла, что сказать.

– Но мы же говорим обо мне? – возмутилась Ирина. – О моём здоровье. Я не вижу смысла. Со мной всё нормально. В последние несколько лет я вообще не болею! Зачем мне ехать к какому-то специалисту, отдавать деньги… И не говори, что оплатишь всё! Мне это совсем не нравится. Да и что я ему скажу? «Здрасьте. У меня дежавю. Это лечится?»

– Денег не нужно, – с досадой ответил Владимир. – Это клиника моей семьи. Павлу Фёдоровичу можно доверять. Расскажешь всё как есть. Про сны, ощущения, про воспоминания…

Она в знак протеста сложила руки на груди.

– Ирина, это просто консультация. И, возможно, небольшое обследование.

– А-а-а! А я думала, сова.

– Что? Какая сова?

– Это мем! Ты что, не видел?

– Что такое мем?

– Просто вирусный прикол.

– Причём тут сова?

– Это просто мем, – Ирине стало неловко. – Это я у Любы понабралась. Извини. Спасибо за заботу, Володя, но я не хочу никаких консультаций. Мне ничего не нужно. Я чувствую себя пре-кра-сно.

– Я скоро уеду, Ирина. Сделай это для меня? Пожалуйста? Мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты в порядке.

– Ты с дяди пример берешь? Что это за гиперопека? Я ведь тебе не племянница, не сестра, не жена.

Скрипнув зубами, Владимир откинулся к спинке. Ирине стало не по себе и от его злости, и от своего резкого тона, и от этого странного противостояния, от которого неприятно веяло чем-то знакомым.

– Ну и что там за специалист? – проворчала она.

– Он разбирается в таких вещах, – голос Владимира казался деревянным. – Он тебе поможет. Ты согласна?

– Не знаю, – Ирина насупилась.

Она не знала, что больше её раздражает: бесцеремонность, с какой Владимир принимал решения за неё, или эта его странная пугающая опека. Она никак не вязалась с их «приятельскими» отношениями и его привязанностью к бывшей жене.

– Ты надолго уезжаешь? – перевела Ирина тему.

– Вернусь не раньше весны.

– О… – из Ирины как будто весь воздух выпустили, внутри стало пусто и холодно.

– Я вынужден уехать, Ирина. Мстислав Иванович ждёт меня, – Владимир упёрся локтями в руль и, сцепив пальцы в замок, задумчиво прижался губами к костяшкам. – Я бы хотел остаться, но должен уехать. Я буду на Севере. Там нет связи… Не смогу писать тебе. И звонить.

– О-о… Так далеко… Когда ты уезжаешь?

– Во вторник, – Владимир выпрямился. – Мы уедем с Павлом Фёдоровичем вместе. Поэтому тебе надо успеть попасть к нему. В понедельник, Ирина?

– Ух, ну ладно.

Владимир не смог скрыть облегчения.

– Отлично! Путь неблизкий. Выезжаем в пять. Встанешь?

– А куда я теперь денусь…

***

Родственник Владимира оказался приятным пожилым мужчиной с добрыми дымчатыми глазами за стёклами очков-половинок и суховатым, скрипучим голосом. Павел Фёдорович Чернов в своём немного старомодном клетчатом костюме создавал впечатление человека другой эпохи, говорил он под стать этому впечатлению – витиевато и размеренно.

– Должен признаться, ворошить прошлогодний снег чрезвычайно неприятно, – с печальным смирением ронял он слова, сдвигая жалюзи на панорамном окне своего кабинета и открывая вид на разлапистые накрахмаленные деревья. – Но вам не следует тревожиться.

Ирина сидела в кресле, стиснув от волнения пальцы. Реабилитационный центр «Анна», куда она приехала, находился в соседней области в нескольких десятках километров от небольшого горного городка. Со всех сторон здание обступал густой заснеженный ельник. И от этого казалось, что центр застыл в стальном холодном покое, отрезанный от шумного и горячего живого мира.

– Ирина, голубушка, – доктор обернулся к ней. – Вы без стеснения можете рассказать мне обо всём, что вас заботит.

– На самом деле меня ничего не беспокоит, – доверительно призналась она и покосилась на дверь, за которую доктор выпроводил Владимира. – Это Володя раздул из мухи слона.

Павел Фёдорович поставил на деревянный круглый столик две фарфоровые чашки с золотистым чаем и сел на диван напротив Ирины.

– И всё же муха есть? – проницательно заметил он.

– Ну, может, небольшая.

– Не держите слова в чёрном кармане – выкладывайте как есть. А я уж пособлю вам сколько-нибудь.

Что ей оставалось делать? Пришлось копаться в прошлом, в котором её сбила машина и она потеряла часть воспоминаний. Даже сейчас она не могла восстановить последовательность и связь событий, многие из которых давно рассыпались на фрагменты и истаяли.

– Но с другой стороны, – рассуждала Ирина, – разве это не нормально? Мы ведь и в обычной жизни забываем кучу мелочей и не можем вспомнить даже то, что было месяц или неделю назад.

– Владимир говорил о головокружениях и болях, – Павел Фёдорович отпил чай.

– Он преувеличивает! Голова у меня не болит. Ну, кружится… не знаю. Это скорее похоже на очень сильное ощущение дежавю. Это как вспышка и волна: в какой-то момент я вдруг вспоминаю что-то, вернее, ощущаю и угадываю, но дальше не идёт – и поэтому становится не по себе.

– Как часто вы испытываете это?

– Не знаю, я не вела какую-то статистику. Но мне кажется, что в последнее время всё чаще.

– Вы связываете это с чем-то определённым?

– Да нет, наверное.

– Припомните что-нибудь из последнего. Что послужило толчком?

Ирина задумчиво посмотрела на потолок.

– Ну вот на катке. Мы стояли у бортика, и в какой-то момент я что-то сказала, и мне показалось, что я это уже слышала. Именно что слышала, а не сама говорила!

– Вас тогда сопровождал Владимир, верно?

– Угу.

– Так. Что ещё? – доктор поставил чашку на стол.

– Мой день рождения. Мы С Володей ехали в машине, была небольшая метель. И мне показалось, что я вот так уже когда-то ехала. Именно с ним! И ещё! В голове у меня вертелось какое-то неприятное мужское имя. На «В»… Виталий, что ли?.. Ой, нет! Виктор! Но я не знаю, по крайней мере, близко, ни одного Виктора. Во второй группе учится Витя, но мы с ним не общаемся.

– А ещё какие-нибудь имена вы вспоминали?

– Вроде, нет. Но, знаете, бывает такое, что я как будто на автомате называю подругу чужими именами. То Лизой, то Авророй… Женщин, с такими именами в моём кругу общения нет. Не знаю, имеет ли это вообще какое-то значение… Ещё иногда мне кажется, будто я узнаю запахи. Вот, например, одеколон Володи, я чувствую, что с ним что-то связано, у меня внутри аж всё замирает, но я никак не могу вспомнить. С другой стороны, может, я это придумала? Наверно, просто многие пользуются этим парфюмом.

– А я не кажусь вам знакомым?

– Кажетесь, – Ирина поникла: когда она только вошла в кабинет и увидела худую фигуру и лысый затылок доктора, её обдало волной дежавю. – Думаете, у меня с головой не в порядке?

– Разумеется, я так не думаю, – встрепенулся Павел Фёдорович. – Ангел мой, расскажите про свои сны.

Ирина путанно расписала красную яблоню, чёрный старинный замок, оберегающего её человека без лица, клетку и жутких человекоподобных существ. Она умолчала лишь о новых снах, пронизанных нежностью и страстью: в тех же местах она теперь видела и чувствовала Владимира. В этой утайке не было ничего страшного, ведь эти видения пришли гораздо позже. Вероятнее всего, они не имели отношения к первым, повторяющимся. Павел Фёдорович слушал её очень внимательно, лишь изредка он прерывал Ирину, чтобы уточнить некоторые детали. Но в ходе их беседы его лицо всё больше принимало озабоченный вид. Доктор покачивал головой, задумчиво жевал губами или вздыхал – и это пугало Ирину.