Осень давнего года. Книга первая

Сашка вскинул глаза и недоверчиво спросил:

– А вы точно надо мной стебаться не будете?

Мы с подружкой молча затрясли головами, уверяя, что не будем. Иноземцев еще чуть передохнул – на этот раз с облегчением – и заговорил:

– Да, я испугался. Подумал, что нам капец пришел. Понимаете, я ведь даже на самолете никогда не летал. А тут! И сам куда-то несусь, и вы рядом в воздухе болтаетесь. А я мужчина. Значит, должен решения принимать, – так мне отец всегда внушал. Но я не знал, что делать! Как приземлиться и спастись? Вы девчонки, вам бояться можно. А мне нельзя, я действовать обязан! А я закоченел от страха, вцепился в руку Костиной и думаю: «Хорошо, что Ирка без памяти и не видит ни этого полета, ни моей паники. Девчонка сейчас точно истерила бы по полной! Она ведь нежная у нас, чувствительная до опупения». Извини, Ира, но я так думал. Уж если говорить правду, то всю, до конца. Но тогда может показаться, что я вроде как рад был твоему обмороку? Нет, Ира! Мне очень жалко тебя было. Только бы, думаю, Костина сейчас не очнулась и с ума не сошла от ужаса! Она ведь даже не поймет, как мы в небе оказались. Как, думаю, там Ковалева? Шахматистка, конечно, покрепче Костиной, но ведь тоже девчонка! Хочу голову к ней повернуть, а не могу: застыл с перепугу. Но глаза кое-как скосил! Смотрю, а Света гордо голову подняла и вперед смотрит. Еще и сердится, орет, вылупив глаза. Но что именно – разобрать не могу. Свистит же все, трещит вокруг!

– Значит, я сильно вопила? – усомнилась Светка.

– Да, Ковалева! Но это и очень хорошо оказалось.

– Чего хорошего?!

– А того: тебе не до меня было. «Вот здоровски! – думаю. – Шахматистка тоже не видит, как я боюсь за нашу летящую компанию». Ну, и… отпустило меня немного. Чувствую, руки-ноги задвигались. Может, прикидываю, попытаться затормозить? И вниз ринуться? Тогда мы вырвемся из колец и на земле окажемся. Может, сильно хлопнемся, но это лучше, чем нестись куда-то до бесконечности.

– А если бы мы разбились? Тогда что? – с любопытством спросила Светка.

– Не знаю, – буркнул Иноземцев. – Я об этом не успел подумать. Я… А, ладно! В общем, стал сдуру вниз смотреть. Короче, место выискивать, где бы нам упасть можно было. И наконец-то понял, на какой огроменной высоте мы находимся. Тут уж меня затмило не по-детски! До сих пор это был не страх, а просто мелкая тряска. Как поплыло все перед глазами! Я вроде бы вообще дышать перестал, и тьма на меня навалилась…

– И вот тогда ты, Саня, петь начал, – посочувствовала я. – Да?

– Наверное. Но я не помню! И песенку ту не знаю, про которую Ковалева говорила, даже не слышал ее ни разу. И сказал же, не пою я давно, с пяти лет!

Мы немного помолчали, и я дипломатично предложила:

– Знаете что? Давайте этот вопрос пока замнем для ясности. Но ты, Саня, точно пел, – Светлана врать не будет.

– Конечно! – подняла брови моя подружка. – Да я и не могла бы обманывать, даже если б захотела. Вы помните, где мы? Сейчас бы сразу после моих слов или ливень пошел, или беседка обвалилась. Поэтому, Санек, не сомневайся. Ты пел, как курский соловей. Заслушаться можно было, тем более, что и порхали мы тогда… ха-ха, словно птички, действительно – между небом и землей.

– Но послушай, Ковалева! – возмутился Иноземцев.

Я отмахнулась от него:

– Сейчас не время спорить. Появились новые ребусы! И мы их пока, между прочим, не разгадали. Ты лучше, Саня, поведай, что дальше было.

Иноземцев нахмурился:

– Ну… Я же сказал: затмило меня. Как досюда донеслись, вообще не помню. Но вот когда над этой страной зависли, я уже очухался. Смотрю, внизу красота: зелень, речки блестят, озера голубеют. А мы с Ковалевой по-прежнему Костину под руки держим, и она все еще бледная, с закрытыми глазами. И тут я вспомнил, что боялся! Меня сразу как кипятком ошпарило! Чувствую, краснею, потому что Ковалева на меня смотрит и смеется, а это до того обломно… Значит, думаю, она заметила, до чего мне страхово было….

– А я смеялась из-за «Жаворонка». Ты, когда его пел, очень напоминал Зайца из «Ну, погоди». Ну, когда он в телевизоре от Волка спрятался. Ты так же жестикулировал и глаза заводил. Просто звезда вокала! Давай, Санек, рассказывай, что ты еще выкинул, пока мы в воздухе над камнем болтались. А то молчишь, скромник.

– Ох, Ковалева, – сжал кулаки Иноземцев, – вредная же ты! Могла бы хоть про этот косяк не вспоминать при Костиной!

– Почему? Я хочу знать все, что тогда произошло, – заявила я. – Свет! Может, ты скажешь правду, если Саня секреты разводит?

– Точно! Вот пусть Ковалева тут и расчесывает про мои дела. А я слушать не буду. Пойду лучше прогуляюсь чуток, а то мне сидеть не месте надоело.

Сашка вскочил со скамьи и вышел из беседки. Оглянувшись по сторонам, он обогнул большой куст сирени и скрылся за ним. Светка проводила мальчишку веселым взглядом и начала:

– Ну вот, слушай. Когда мы долетели до голубого камня – а я его сразу заметила, он ярко блестел внизу! – цветные спирали куда-то исчезли. Остался только воздух вокруг – чистый и будто чуть мерцающий. Мне стало совсем не страшно и даже интересно: куда это мы попали? Было ясно, что путешествие закончилось. Мы живы, не упали и не разбились. Значит, все хорошо. Вот только ты, Ир, пока остаешься в обмороке. И еще непонятно, как на землю попасть!

Светка засмеялась, а мне стало зябко. Да, наверное, к лучшему, что я не видела момент прибытия в Нелживию. Если уж мои друзья – а они люди, в общем, неробкого десятка – пережили жуткий страх… А что было бы со мной? Вдруг бы Ира Костина и правда того – с глузду сдвинулась? Так сказал папа, когда очень рассердился на меня: мы со Светкой в позапрошлом году, зимой, решили проверить свою выносливость и вышли на улицу в летних платьицах и тапочках на босу ногу. А было минус пятнадцать! Погуляли мы, правда, недолго – всего минут пять, но и они показались двум «полярницам» на морозе вечностью! Возвращавшаяся с работы соседка ахнула, увидев посиневших дурочек, и закричала: «Света, Ира, немедленно домой!» Мы с облегчением вбежали в подъезд. Но, конечно, при этом делали вид, что нам этого совсем не хочется! Что закаливание только-только началось, но вот противная тетя Рита взяла и помешала нашей разминке на свежем воздухе! Заскочив в квартиру к Светке, мы долго отогревались горячим чаем, а дрожать перестали, кажется, только через два часа. Но не забывали деланно возмущаться и ругать соседку! Какие же мы врушки были тогда, друг перед другом хвастались дутой смелостью! Вечером, конечно, тетя Рита заявилась домой и ко мне, и к Светке и все рассказала родителям. Что было после, не хочется вспоминать… Вот тогда папа и сказал, что если я, уже давно выйдя из ясельного возраста, сделала подобную глупость, то…

– Ир, ты чего задумалась? Страшную картину представила: мы трое в воздухе висим и спрыгнуть не можем? Не бойся, это давно было.

– Но как же вы…

– На земле оказались? Вопрос, конечно, интересный. Санек правду сказал: я, пока длился полет, на него внимания не обращала. Больше о тебе беспокоилась: вдруг, думаю, Ира так и не придет в сознание? Что тогда делать? Мы ведь с Иноземцевым помочь ей не сумеем. А еще я не могла от ужаса избавиться. Поэтому старалась отвлечься на мыслительный процесс. А когда поняла, что мы прибыли на место, сразу трястись перестала и думаю: «Интересно, как там себя чувствует Санек? Надо же нам приземляться в конце концов». И вот…

Сверху раздался знакомый скрипучий голос:

– Дор-рогие девочки! Р-разрешите вам помочь нар-рисовать точную кар-ртину того, что случилось в момент пр-рибытия в Нелживию.

Мы подняли головы. Так и есть: сверху на своей жердочке качался Кирилл и косил на нас черным глазом.

– Видите ли, эта стр-рана уникальна. Ее живые силы напр-равлены к единственной цели – установить истину. Стоит сейчас одной из вас сказать: «Хочу увидеть все как было» – если речь идет о прошлом, или «как есть» – если хочется узнать, что происходит в данный момент времени, – и Светлане вообще не придется излагать Ирине недавний ход событий. Известно, что память наша не всегда точна, а язык бывает лукавым – причем без малейшего участия в этом человеческой воли. Рассказчику кажется: он передает информацию правильно, а на самом деле…

– А на самом деле скворец вовсе не скворец, потому что его картавость опять исчезла, – поддразнила я Кирилла. – И он по-прежнему не хочет сказать нам, кем является в реальной жизни, а не здесь.

Птица слетела вниз, села мне на плечо и заявила:

– Ир-ра, ты меня опять р-разочаровываешь, пр-роявляя глупость и лень, котор-рые вообще-то тебе не свойственны. Неужели ты до сих пор не сообр-разила, что в Нелживии истина не дается легко, сама собой? Пр-равду здесь надо упор-рно искать, добывать с тр-рудом и болью, а не хватать готовенькую. Ох, я даже ненадолго потер-рял вер-ру в человечество. Потому в мыслях и удалился от него, и опять закар-ртавил…

– А не надо терять в нас веру! – пропела Светка. – Мы небезнадежны, как говорит мой папа. Так что же насчет объективной картины происшедшего? Говорю: «Хочу увидеть все как было!»

Что-то мягко зашумело слева от беседки. Мы вскочили и бросились вон из павильончика. Скворец вылетел следом и уселся на перила у входа. На поляне, в нескольких метрах от нас, разворачивался огромный экран. На нем я увидела знакомые чистые краски Нелживии и лазурный камень, возле которого ко мне вернулось сознание. Но на экране мы – все трое – были еще в воздухе, легко плавая над поляной.

Н-да, ну и вид у Иры Костиной… Обвисшие руки и ноги. Запрокинутое лицо будто выбелено мелом. Друзья держат меня за локти, изумленно озираясь по сторонам. Вот Сашка глянул вниз и в ужасе зажмурился. По его телу прошла дрожь. Сейчас мальчишка отпустит мою руку, и я упаду! Ведь одна Светка не удержит потерявшую память подружку… Но нет: Иноземцев еще крепче, как тисками, стиснул пальцы на моем предплечье. Я перевела дух…

Светка с любопытством смотрела сбоку на Санька – видно, прикидывала, что будет дальше. И тут… Сашка широко раскрыл глаза, вскинул голову. У него был вид человека, решившегося на безрассудный шаг. Мальчишку будто сильным порывом ветра оторвало от нас с подружкой и отнесло немного в сторону и вверх. И что интересно, мы со Светкой не нырнули вниз, а висели на прежнем месте! И Ковалева без труда держала меня под руку. Ее взгляд был прикован к Сане, с которым действительно творилось что-то непонятное. На лице мальчишки застыла странная улыбка. Руки Санек сложил перед грудью в замок по примеру оперных певиц. И вот… понеслось! Иноземцев вздохнул и запел:

 
Между небом и землей
Песня раздается,
Неисходною струей
Громче, громче льется.
Не видать певца полей,
Где поет так громко
Над подружкою своей
Жаворонок звонкий…
 

У меня голова пошла кругом. Ясное дело, Санек кратковременно спятил от страха! И откуда у Иноземцева взялся столь высокий и сильный голос? И песня… Теперь я узнала ее. У нас дома на компьютере есть записи Большого детского хора Всесоюзного радио и Центрального телевидения – был когда-то в Советском Союзе любимый всем народом коллектив. И пели те хористы действительно замечательно – это было давным-давно, в папином и мамином детстве. Родители и сейчас любят их слушать. И вот, в наших домашних записях есть «Жаворонок»! Романс на диске выводит чистый детский голос. Но делает это совсем иначе! Проще, строже и сдержанней.

А Сашка пел так жалобно, так закатывал глаза и дрожал, что хотелось плакать… Ага, вот он начал второй куплет и стал водить руками, как рассказывала Светка. Интересно, что она сама в тот момент делала? А Ковалева, оказывается, хохотала во все горло, глядя на музицирующего Саню. Про меня Ковалева вообще забыла, отпустила руку лучшей подруги! А я в двух шагах от нее болтаюсь в воздухе…

– Ты почему меня бросила? – сердито спросила я настоящую Ковалеву рядом с собой. – А если бы я упала и разбилась?!

– Нет, – отмахнулась подружка, увлеченно наблюдая за происходящим на экране. – Такого не могло быть. Мы трое, прилетев, плавали в воздухе без всякой опоры и даже не думали падать – ни вместе, ни поодиночке! Сила земного притяжения отчего-то не действовала на нас, понимаешь? О-о-о, смотри!

Подружка восторженно тыкала пальцем в Сашку. Я взглянула, и у меня перехватило дыхание. Иноземцев стал… девочкой! На его голове красовалась розовая шляпка с лентами, завязанными на шее бантиком. Из-под шляпки на плечи спускались – подумать только! – две тугие косички соломенного цвета. Откуда они взялись у черноволосого Иноземцева?! Саня был теперь одет в длинноватое, ниже колен, пышное платьице с воланами. Из-под платья виднелись панталоны, обшитые кружевами. На ногах поблескивали шелковые туфельки. Мальчишка старательно выводил романс. На лице Иноземцева играла блаженная улыбка. И, честное слово, он нас со Светкой в упор не видел, вообще не замечал! Хорош друг, нечего сказать! О, вот это да… Сашка, по-прежнему стоя на невидимой сцене, пискнул в последний раз, жеманно вздохнул и, приподняв пальцами края платья, присел в реверансе. Ковалева от смеха закрыла лицо руками. А я рядом с ней нахожусь в обмороке! Я покосилась на настоящую Светку. Она и теперь, представьте, хихикала, во второй раз наблюдая наше появление в Нелживии.

6. В чем же правда?

– Эт-то что? – свистящим шепотом спросил у меня за спиной Сашка.

Видно, он незаметно подошел к нам сзади. Не вытерпел, дружочек, прибежал посмотреть, что здесь происходит! Иноземцев грубо растолкал меня и Ковалеву в разные стороны и заорал:

– Ну и страна! Называется красиво! А сама врет! Не было такого никогда, чтоб я девкой стал!

Огромная шишка, упав откуда-то сверху, стукнула Санька по голове. Мальчишка охнул, сел на землю. Мы с подружкой едва успели поддержать Иноземцева, чтобы он не свалился навзничь. Все втроем мы опустились на траву. Светка мотнула головой на экран и сказала:

– Смотри дальше!

Так, интересно. На живой картине кое-что изменилось. Ковалева там уже не хохотала. Она смотрела, как Иноземцев стремительно принимает свой обычный – мальчишеский – облик. Исчезли светлые косички, растаяла в воздухе девичья одежда, заменившись на пиджак, рубашку и брюки. Пропали и туфельки, и легкомысленная шляпка. Я обрадовалась: это был уже самый настоящий хмурый Сашка, которого я давным-давно знаю. Он, словно очнувшись, потерянно озирался вокруг. Наконец взгляд мальчишки упал на землю далеко под ногами. Иноземцев вздрогнул, попытался схватиться рукой за воздух и внезапно рухнул вниз. Светка, повернувшись, вцепилась мне в руку. Вспомнила наконец-то о подруге – и вовремя! Мы полетели следом за Сашкой – но гораздо более плавно, в щадящем режиме. Сашка внизу вскрикнул и застонал. Через несколько секунд мы с подружкой оказались рядом с ним, и Светка бережно уложила меня на густую траву. Потом, обернувшись к Иноземцеву, спросила:

– Ты чего?

Мальчишка сидел, зажмурившись от боли. Все, что сумел наш друг в эту минуту, – показать пальцем на безобразно вывернутую ногу. Светка сочувственно покачала головой и хотела, кажется, что-то сказать Сане, но в последний момент передумала. Видно, побоялась лишний раз тревожить раненого. Прошло немного времени в молчании. Иноземцев шевельнулся и забурчал:

– Говори, Ковалева. Что произошло? Я как будто отключился. Помню только: мы сюда прилетели и над поляной зависли. Дальше – туман.

Светка отвела взгляд и протянула:

– Ну-у… Да ничего не было, Санек. Плавали в воздухе, да и все. Ты сам видел.

– Не ври, Ковалева, – строго сказал Сашка. – Я что-то пропустил. Я же слышал, ты смеялась, как дурочка из переулочка. Быстро говори!

Светка зачастила:

– Отстань, Иноземцев. Ты чего такой вредный стал? Моя баба Лиза сказала бы: заполошный!

– Ты на свою бабушку стрелки не переводи, – настаивал мальчишка. – Она тут ни при чем. Ты одна все видела. Костина, вон, до сих пор в отключке…

– Вот именно, – Светкин голос приобрел твердость. Ира без памяти, а ты ко мне со всякой ерундой лезешь. Ничего я не знаю, Санек. О-ой!

Какой-то большой жук, пролетая мимо, чиркнул жестким крылом по лицу Ковалевой. На коже сразу появилась кровавая царапина. Подружка схватилась за щеку и заныла. Иноземцев моргнул, потянулся было к Светке, чтобы похлопать ее по плечу, но дернулся от боли в ноге и опять откинулся назад. Потом предложил:

– Ты вот что, Ковалева. Кончай себя жалеть. Мы-то в нормальном состоянии – только чуть поранены. А Костина вообще не в себе! Ты там ее похлопай по щекам. Надо же Ирке помочь. А то вдруг она вовсе из обморока не выйдет?

Светка засуетилась и принялась тереть мне щеки и виски. Но я осталась лежать в неподвижности. Мои друзья расстроенно переглянулись. Сашка сказал с напускной бодростью:

– Ладно, Ковалева, не парься. Кажется, в таких случаях нашатырь дают нюхать, но у нас его нет. Подождем. Давай только переместимся вон к тому камню – видишь, голубой, как небо осенью? Надо, чтобы у Костиной голова в тени оказалась, тогда она быстрее очнется. Ирке прохладнее будет, понимаешь? Я идти не могу, просто буду здоровой ногой сидя отталкиваться и ползти. Ты бери Костину за левый локоть и тащи, а я за правый. Давай!

Друзья медленно поволокли меня к камню и наконец уложили в тени. Сашка прислонился спиной к боку скалы и откинул больную ногу. Светка примостилась рядом. Про ободранную щеку она, похоже, забыла и тревожно наблюдала за мной. Потом сказала:

– Смотри, Санек. У Иры, кажется, губы порозовели. Она приходит в сознание!

Задремавший было Иноземцев проснулся и с готовностью подтвердил:

– Ну да, ты права. Вон у нее ресницы дрогнули.

Светка и Сашка опять уставились на меня…

Как странно и – стыдно! – мне было наблюдать эту сцену со стороны! Я хорошо помнила, что в тот момент уже вполне пришла в себя, но боялась показать это. Почему – не знаю, но страшно было не на шутку, просто до тошноты! Будто бы подобное уже случалось со мной раньше, и я четко понимала: если признаюсь, что вышла из тьмы, произойдет что-то непоправимо ужасное… Но нет, бесполезно! Я и сейчас не могла понять свое тогдашнее поведение. Обморок-то со мной случился тогда первый раз в жизни! Ага, вот меня укусила оса, и я сразу подскочила.

Настоящий Иноземцев, которого мы с подружкой, сидя на траве, держали за руки после удара по темени шишкой, потряс головой и пробурчал:

– А я все понял, девчонки. Хотя нет, не все, но…

Огромный экран перед нами тут же погас. Не зря, наверное. Мы должны были срочно выслушать Сашку!

Он, чуть покраснев, высвободил свои локти и заявил:

– Дело ясное. Здесь и правда нельзя лгать. Поэтому, Ковалева, ты и получила царапину на щеке. Ты же обманула меня! Сказала, что ничего особенного не было. А я про жаворонка пел! Да еще девкой стал, с ума спрыгнуть можно! Вот и получила ты по физиомордии, поняла? Чтоб больше не врала. И не смеялась надо мной.

Светка подхватилась с земли, отбежала на несколько шагов и стала, уперев руки в боки. Кажется, прежде я не видела свою подружку настолько рассерженной! Презрительно оглядев Сашку сверху вниз, она начала атаку:

– Посмотри, Ир, на этого тормоза! Во – первых, Иноземцев, что это еще за слово – девка? Я в первый раз подумала, ты его просто от злости, случайно сказал. А ты опять! Не знала я, что ты такой гад и считаешь девочек кем-то ниже себя. Но зачем тогда тебе с нами дружить?! Иди вон к Щуке, он-то не девка. Он настоящий, правильный пацан. Да, Сашенька? Давай, дуй к Рыбе и к Мухину с Акимовым. Они ведь где-то здесь, недалеко. Будешь у Ленечки третьим слугой.

Иноземцев неудержимо залился краской! Ага, проняло тебя, реального пацана? Мальчишка сжал кулаки и стал приподниматься над землей. Я рывком вернула его на место и спросила, глядя прямо в лицо Саньку:

– Что, не нравится, настоящий мужчина? А ведь Света правду сказала. И чего ты подскочил?

Сашка долго переводил взгляд с меня на Светку. Потом пробурчал:

– Ладно, Костина, ты права. Девчонки ничем не хуже пацанов. Просто этим словом многие… ну, из нас… вас называют.

– Не многие, а самые тупые и наглые, – отчеканила Светка. – И самые жестокие – вроде Щуки. Согласен?

– А когда эти пацаны вырастают и становятся большими дядьками, они начинают звать женщин бабами, – ехидно добавила я. – Оставаясь при этом такими же дураками, какими были в детстве, даже еще хуже. Замечал?

– Ладно, девчонки, сдаюсь! Извините дурачка за грубость! – завопил Иноземцев. – Но все равно ты меня обманула, Ковалева, вот и…

Невыразимо приятный звук вдруг наполнил пространство вокруг нас, будто кто-то тронул серебряную струну. У меня от радости запело сердце глубоко-глубоко в груди. Светка и Санек заулыбались, оглядываясь по сторонам.

– Что это? – спросил Иноземцев. – Как красиво звенит…

– А это вы, все вместе, начали выяснять истину. Честно и не кривя душой. Нелживия подает вам знак: так держать! Молодцы, ребята.

Конечно, Кирилл был тут как тут. Скворец весело качался на веточке рядом с нашими головами, а мы и не заметили, когда он подлетел.

Светка сузила глаза и прислонилась спиной к стволу дерева. Наверное, искала поддержки у Нелживии.

– Значит, я обманщица, Санек? И меня за это жук оцарапал? А вот ты сейчас шишкой по башке получил – это как? Мальчику, наверное, дали приз за честное поведение?

Вы не поверите, но Иноземцев просиял! Почесав ушибленную голову, Сашка затарахтел:

– Вот, наконец-то дошло до тебя, Ковалева! Понятно, что шишка в меня не случайно вмазалась! Смотрите, она же кедровая. Нам отец такие всегда с Севера привозил, пока на вахте работал. А мне он на картинке кедр показывал, и я знаю, что это за дерево. А ну скажи, Костина умная, где тут рядом кедр?

Так, лихорадочно соображала я, это хвойное дерево, растущее в тайге. И достигающее огромных размеров. Я оглянулась вокруг. Да ведь тут одни сосны и ели, их-то я хорошо знаю! Стоп! Вон там, далеко, вздымается вверх темно-зеленая громада… Была не была! Я ткнула пальцем в неизвестное дерево.

– Молодец, Костина, – кивнул Санек. – Уважаю. Все знаешь, обо всем читала. Но тогда скажи, почему эта шишечка здесь-то оказалась?

Он выразительно покачал на ладони увесистый кедровый плод. Я не успела ничего ответить, как Светка шагнула навстречу Иноземцеву и сказала:

– Точно, ты прав. Шишка тяжелая, а кедр вон где находится, метров за пятьдесят от нас! И ветра почти нет, тихо. Значит, это тебе наказание за обман? За то, что ты неправду про Нелживию орал?

– И во вр-ранье ее обвинял! – строго каркнул скворец.

– Ну да! – расставил руки Сашка. – А чего мне не орать-то? Я точно знаю, что песенку про жаворонка не пел. И уж тем более никогда под девку… м-м… девчонку не косил.

– Но тогда где же истина? – осторожно поинтересовалась я, на всякий случай оглянувшись. – Кто из вас врет – ты или Нелживия?

Странно, но ничего плохого со мной не случилось. Видно, предполагать здесь можно что угодно – только обманывать нельзя. Санек сокрушенно вздохнул и покачал головой:

– Получается, мы здесь находимся… э-э-э… посреди правды. И она нас постоянно контролирует. Но тогда выходит, я с ума сошел. Взял и нарядился в платье, нацепил кружевные штаны, шляпу дурацкую и пошел себе на сцену романсы петь… Да еще перед этим косы себе отрастил белобрысые.

Бедного Сашку передернуло. Он с надеждой переводил глаза с меня на Светку и обратно – ждал объяснений. Мы ошеломленно молчали. Потом Ковалева разлепила губы и добавила:

– А еще потом, сорвав аплодисменты и крики «Браво!», ты ушел без шапки в ночь холодную и сразу, навсегда забыл про свое выступление. И публика, как ни странно, тоже о тебе забыла, Санек. Ведь никто позже не вспоминал о том концерте, верно? Не хвалил твой голос и артистизм? А это еще более странно – ведь пел ты просто прекрасно! Я уверена, что в зале все рыдали…

– Издеваешься, да?! – прошипел Сашка. – А я еще с ними, как с понимающими людьми! Вот сейчас…

Он двинулся к Ковалевой. Я встала между друзьями и спокойно сказала:

– Иноземцев, не бухти. Ты все не так понял. Света просто ищет логику в твоем… дебюте. И не находит. Действительно, ты не мог петь на сцене романс, да и не помнишь ничего подобного. Мы тоже об этом не слышали, а живем-то все в одном доме и учимся вместе. Все равно какие-то слухи о концерте обязательно просочились бы, понимаешь? Ну и муть зеленая получается!

– Зато другое мне ясно как белый день, – протянула Светка. – Ты и тогда, в первый раз, не случайно упал и подвернул ногу. Это было тебе наказание за обман во время пения!

– Чего? – опешил Иноземцев. – Я, по-твоему, слова перепутал или музыку переврал? У-у-у…

Сашка схватился руками за голову и завыл. Скворец слетел с ветки и сел ему на плечо. Поддерживал мальчишку. Светка упрямо продолжала:

– Нет, дело в чем-то другом. Пел ты, Санек, безупречно. У моей бабушки в деревне есть соседка. Она сказала бы: «Как божий андел», то есть ангел, понимаешь? Она ангелами всех детей считает.

Иноземцев удивился:

– Всех?!

– Да, – подтвердила Светка. – Эта тетя Маша говорит, что если дети и грешат, то поневоле. И в этом взрослые больше виноваты, чем они сами.

Сашка пробурчал;

– Полнейшая ерунда, по-моему. Но ты, Ковалева, не увиливай от ответа. Ну, и в чем я соврал перед тем, как свалиться на землю?

Подружка нехотя призналась:

– Не знаю, Санек. Не могу понять. Но ложь в твоем поведении была. Потому что эта посылка логически объясняет все. Ты прав, жук действительно ободрал мое лицо не зря. Я тебя обманула.

– Ага! – Иноземцев торжествующе ткнул в Ковалеву пальцем.

Кирилл сразу снялся с Сашкиного плеча и перелетел на Светкино. Теперь, значит, он сочувствовал моей подружке? Да, ей и правда приходилось нелегко. Мучительно покраснев, Ковалева крикнула:

– Да, обманула! Чтобы ты не расстроился! Ты был ужасно смешной, когда в певицу превратился и пищал романс! Я подумала: может, ты надеешься, что я ничего не видела? Ну, вроде как скрыть хочешь свое выступление в девчачьем платье? Потому и спрашивал с наивным видом, что случилось. Ну, я и решила тебе подыграть. Меня будто толкнуло прямо в сердце: не говори правды, не приноси горя другу…

Сашка глухо кашлянул:

– Так ты поэтому наврала? Спасибо, Ковалева. Не ожидал. Ты иногда такой язвой бываешь от ума своего – все тебе надо проконторить и нам с Костиной по пунктам выдать. Причем сразу, не откладывая. А тут…

Светка махнула рукой и отвернулась. Кажется, на глазах Ковалевой были слезы. Кирилл на ее плече приосанился и одобрительно свистнул. Честное слово, скворец гордился Светкой, да и Сашкой тоже! – он ласково косился на моих друзей своим блестящим глазом! Но тогда…

– Правильно, Ира! Теперь и тебе надо признаться во лжи, – секундой позже скворец сидел уже на моем плече. – Это трудно, девочка, но ведь Светлана с Александром сумели переломить себя ради драгоценной истины. И теперь им легко и свободно дышится, верно?

Ковалева с Иноземцевым улыбнулись и кивнули. Эх, была не была! Почувствовав, как у меня загорелись щеки, я пробормотала:

– Да, я обманула. Когда мы прилетели сюда, я не сразу показала вам, что уже очнулась от обморока.

– Зачем? – удивился Иноземцев.

– Страшно было, Саня! – с облегчением крикнула я. – Понимаешь, меня просто корежило от ужаса!

– Ну, конечно, – посочувствовала Светка. – Ира ведь до этого была как во тьме, а значит, вообще не понимала, где она и что происходит. Мы-то с тобой, Санек, и над поляной повисели, и оглядеться успели.

– И над друзьями посмеяться! – сердито буркнул Иноземцев. – Понятно, Ковалева. Мы с тобой тогда уже привыкли к Нелживии, а Ирка ее только-только увидела и перепугалась странной местности.

– Нет, мои ощущения были другими, – я подыскивала слова. – Я словно бы точно знала, что мне нельзя шевелиться и открывать глаза. Иначе, если увидят, что я пришла в себя, произойдет несчастье!

– Интересно, какое? – заволновалась Светка. – И я ведь тоже… Я определенно знала: нельзя Саньку говорить, как он только что выглядел и что творил! Иначе может случиться непоправимое горе. В результате мы с тобой обе соврали и огребли за это: я от жука, а ты – от пчелы.

– Погодите, погодите, – замахал руками Сашка. У него был вид человека, озаренного счастливой догадкой. – Теперь все сходится! Мы втроем соврали сразу после прилета в Нелживию, и она нас наказала за ложь. Потом я еще раз сказал неправду про эту страну и получил шишкой по башке. Ты была права, Ковалева. Зря я на тебя наезжал, признаю. Но в чем я наврал, когда пел?! Скажите мне, пожалуйста!

Скворец, оттолкнувшись коготками, вспорхнул с моего плеча и снова уселся на ветку ели. Мы напряженно смотрели на него, ожидая ответа на Сашкин вопрос. Птица-то его знала! Но Кирилл, казалось, не обращал на нас внимания и спокойно чистил перышки.

– Ну, и не надо! – крикнула Светка. – Сами догадаемся!

Я предложила:

– Знаете что? Давайте пойдем назад в беседку. Я устала стоять, а на траву садиться неохота. Вдруг опять соврешь нечаянно…

– И от цветочков прилетит тебе по репе, – усмехнулся Иноземцев. – Не надейся, Костина, что в беседке ты спасешься, если будешь туфту гнать. Нелживия вранья не простит. Она, не забывай, сама нам этот домик подарила. А за что? За правду. Поэтому, в случае чего, может и назад его отобрать.

Ба-бах! Большой шар со свистом врезался в Иноземцева. Сашка упал, обливаясь кровью. Мы со Светкой в страхе бросились к нему. Кто посмел стрелять в нашего друга?! Я трясущимися руками расстегнула на мальчишке рубашку, боясь увидеть под ней ужасные раны. Светка, заплакав, приподняла Санину голову и осмотрела ее. Иноземцев был цел и невредим. Кажется, обошлось.

– Что это? – тихо спросил Сашка.

Бух! Второй снаряд попал в ствол старой сосны, под которой мы были. Гулко лопнув, он забрызгал нас густой красной кровью, и все замерли от ужаса. Светка осторожно провела пальцами по моей щеке и сказала:

– Кетчуп. Старый киношный трюк. А мы на него глупо попались.

Я увидела рядом, на испачканной томатами траве, какие-то клочки, подняла их и стала разглядывать. Иноземцев рывком приподнялся и сел. Раздраженно стряхивая с лица и плеч красную кашу, Сашка ткнул пальцем в лоскуты:

– Это воздушный шарик. В него налили кетчуп и потом надули. Вроде шар обычный, резиновый. Почему же он мне здоровенным показался, просто как бомба?

– Потому что у страха, как известно, глаза велики, – назидательно прокаркал в двух шагах скворчиный голос.

Кирилл, как ни в чем не бывало, стоял рядом, под высокой ромашкой, и смотрел на нас. Бах! Следующий шар чуть не сбил его самого, но птица успела вовремя отпрыгнуть. Зловредный «снаряд» долетел до куста цветущего шиповника, наткнулся на колючки и шумно лопнул, выпустив из себя кетчуп. Сашка вскочил и заорал:

– Это кто тут муму гонит?!