Мыслин. Королевство кота Яцыка

– Для нейронной нити нужна игла – сказал военный, когда вся их тайная группа в очередной раз собралась в лаборатории. Это вызвало смешок у нейрохирурга.

– И как она попадёт в человеческий мозг, интересно? – спросил Гордей Титов.

– Оптическая игла – начал фантазировать Тарас, – в кончик которой будет встроена микроскопическая камера, пронзит лоб наших испытуемых, и с помощью дистанционного пульта мы направим нейронную нить в нужный мозговой отдел, где она и закрепиться.

– Что, вместе с иглой? – недоумённо вскинула брови Мирослава.

Гордей Титов задумчиво произнёс:

– Допустим, это возможно. Направить иглу в гипоталамус, откуда, собственно и происходят чувства и эмоции людей. Когда нить соединиться с базовыми нейронами мозга, формирующиеся нейронные цепочки быстро оплетут иглу, и она никак не будет мешать работе устройства. Но как, скажите на милость, как мы заставим иглу незаметно пробить твёрдую черепную коробку? Из лука, что ли, её запульнём?

Военный почесал подбородок ладонью.

– Нет, нет, нет. Здесь нужно что-то неприметное, естественное. Иглу с нейронной ниткой придётся как-то замаскировать.

– Как, у тебя есть идеи? – спросила Мирослава.

На лице Тараса заиграло озарение.

– Есть – улыбнулся он.

***

Толстый художник весом под 200 кг вышел на балкон своей квартиры на прогулку. Традиция гулять на балконе появилась у него давно. Из-за лишнего веса творец не мог передвигаться на дальние расстояния. Поэтому единственным средством связи с внешним миром был балконный поход.

Нынешняя прогулка ознаменовалась небольшим приключением. В его лоб врезалась бабочка. Большая и наглая, с белыми крыльями, на которых виднелись крупные чёрные точки. Художнику на миг показалось, что она его укусила, потому что лоб пронзила острая боль. Впрочем, болевые ощущения быстро прошли и он, любуясь окружающими пейзажами и переливающимся на солнце церковным куполом, снова задумался о еде.

Трапезничать художник любил. Это занятие было единственным, если не считать написания картин, чем творец хотел бы заниматься каждый день по многу раз. Удовольствие, получаемое от еды, помогало художнику забыть обо всём на свете. Рисовать роскошные пейзажи получалось только после плотного завтрака. Какой глупец сказал, что художник должен быть голодным? Чушь! Голодный художник всегда очень злой. А в состоянии злости ничего прекрасного и светлого нарисовать нельзя.

Как человек творческий, он любил смешивать краски. Не только на палитре, но и в тарелке. Завтрак толстого художника обязательно состоял из вареников ассорти. Для творца вполне привычным было съесть десяток вареников с картошкой, густо пересыпанных жареным луком, затем добавить к ним вареники с капустой (тоже не меньше десятка), грибами и в самом конце – десертные, с изюмом и творогом. Но после вареничного рая чувство голода всё ещё оставалось с творцом. Поэтому он добавлял к основному меню бургер с огромной котлетой и хот-дог с двумя сосисками, затаившимися под хрустящей квашенной капустой и густо смазанными горчицей вперемешку с кетчупом. Свой завтрак пышный живописец запивал огромной кружкой чая с пятью столовыми ложками сгущённого молока вприкуску с ванильными вафлями. Только после этого у него появлялось немного сил для прогулки к балкону. После неё художник семенил к мольберту, стоявшему на кухне около холодильника, и принимался за работу. Он рисовал пять часов кряду, а потом обязательно обедал густым борщом с чесночными пампушками, воздушной картошкой-пюре на молоке, омлетом из пяти яиц, мясными голубцами или долмой. В самом конце обеда творец выпивал смородиновый кисель и отправлялся отдыхать вплоть до четырёх часов вечера. Затем он вновь принимался писать картины, а в девять часов ужинал диетической телячьей колбасой с толстым куском белого батона, нежирным бульоном на свиных косточках и тёплым козьим молоком с желтоватой пенкой.

Так, в муках творчества, проходил его день. Но однажды привычный уклад жизни художника был нарушен. Произошло это аккурат в тот день, когда его уколола назойливая бабочка. На пути к мольберту в его голове возникла весьма странная мысль: ГЛЮКОЗЫ В КРОВИ МНОГО. Почему она вдруг, ни с того, ни с сего, там появилась? Художник почему-то посчитал эту мысль новым витком своего творчества и, вооружившись простым карандашом, стал рисовать на девственно-чистом холсте новую картину. Теперь это были не пейзажи. Плотная бумага быстро покрывалась густой сетью кровеносных сосудов, по которым вместо крови тёк приторный сахарный сироп.

Нейрохирург заметил в мыслительном центре художника-обжоры яркие вспышки электроимпульсов. Вероятно, там зарождались новые, самостоятельные мысли.

– Похоже, сработало – громко сказал он, наблюдая за картинкой на экране. Идея военного по маскировке иглы с нейронной нитью под бабочку пришлась весьма кстати. Действительно, кто подумает, что насекомое с яркими крыльями могут использовать для внедрения в голову устройства управления мыслями? Наверняка и сам Тарас Кулян до этого не додумался, если бы бабочки не были его увлечением. Он их коллекционировал. Поэтому очень много знал о видах насекомых. Заветной мечтой военного было заполучить в свою коллекцию редкий экземпляр бабочки – Князя Тьмы. Роскошная красавица с огромными крыльями была самой большой среди всех своих родственниц на планете Земля. Она жила всего десять дней и водилась только в субтропиках и Китае. Сделать её частью коллекции было пока недостижимой мечтой Тараса. Зато благодаря своему хобби он придумал искусственных интерактивных бабочек. И они сослужили изобретателям нейронного электрода хорошую службу.

***

На огромной скорости бабочка, крылышки которой были сделаны из лёгкой шифоновой ткани, а туловище представлено длинной иглой, врезалась в лоб будущего носителя Мыслина. Стоявший во дворе многоэтажного дома молодой программист, которому Мирослава поручила задание по внедрению электрода, держал в руке дистанционный пульт и наблюдал за тем, как толстый художник на балконе со злостью смахивает со лба наглую красавицу. Наверняка творец ощутил укол иглы, поэтому так разозлился. Оставшись без металлического туловища, искусственная бабочка рухнула куда-то вниз, под балкон. В ближайшем рассмотрении можно было заметить, что от неё остались одни лишь крылья. Игла, игравшая роль туловища, уже была в голове художника-обжоры. Программист Эдуард Горяев успешно справился с первой частью поставленной задачи. Ему ещё предстояло отправить Мыслин в головы алкоголику и наркоману, которых Мирослава нашла специально для проведения первичных испытаний устройства.

А в лаборатории нейрохирург уже изучал данные из мозга ненасытного художника.

– Так, так, так – бурчал Гордей Титов себе под нос. – Мыслерадар показывает, что электрод закрепился в гипоталамусе.

На компьютерном экране виднелись два мозговых полушария. Они были совсем не такими, какими нейрохирург привык их видеть во время операций. Мозг отображался на приборе в разрезе, благодаря чему можно было увидеть глубочайшие слои и основные рабочие отделы. Между центрами памяти, мышления, воображения и речи тянулись редкие и короткие нейронные цепочки. Каждая из них содержала всего несколько звеньев. Среди всех мозговых структур самым огромным был центр удовольствий. От мыслительного центра к нему исходила всего одна нейронная цепочка, состоящая из трёх звеньев.

Нейрохирург подозвал к компьютеру создательницу лаборатории.

– Мира, смотри.

– Что там? – Рыжеволосая женщина встала из-за письменного стола, где изучала очередную жизненную историю одного из клиентов своего кабинета. Ради достижения мечты ей приходилось работать на два фронта, совмещая деятельность в лаборатории с психологическими консультациями.

– Вот. – Гордей Титов повернул к ней голову, не вставая с офисного кресла, и показал пальцем на экран. – Видишь? Центр удовольствий огромный, а все нейронные цепи – короткие и редкие.

– Почему так? – спросила у него Мирослава.

– Наверное, потому, что этот человек практически не думает. В нейронной цепи просто неоткуда взяться новым звеньям. Жизнь этого художника течёт по стандартной, заранее определённой схеме, где нет места новым мыслям.

Мирослава задумалась.

– Мы можем это исправить?

– Да, – ответил нейрохирург. – У нас же есть Мыслин. Вот он, кстати, в гипоталамусе. – Он вновь ткнул пальцем в экран. В одном из отделов мозга художника Мирослава увидела большой клубок нейронов, который густо оплетал металлическую иглу вместе с электродом.

– Похоже, наш Мыслин успешно прижился в мозге этого творца. Отторжения не будет.

Мирослава вновь направилась к столу, стоявшему посередине комнаты, порылась в стопке бумаг и достала из её толщи какой-то напечатанный бланк. Вернувшись к компьютеру нейрохирурга, она протянула коллеге лист, на котором было написано «План изменения мыслей».

– Я составила его ещё на этапе поиска испытуемых – начала пояснять женщина. – Уже тогда я понимала, что первыми носителями устройства будут зависимые люди. За годы психологической практики я на них насмотрелась вдоволь. И всегда хотелось узнать, почему вдруг в их головах зарождаются мысли отрешиться от мира с помощью психоактивных веществ, вкусной еды или алкоголя.

Гордей прочитал вслух выдержки из плана:

– человек с расстройством пищевого поведения – отправить мысль «глюкозы в крови много», алкоголик – мысль «пойдём со мной», наркоман – мысль «конопля в кадиле».

– Поясни, что всё это значит – попросил нейрохирург Мирославу.

– Смотри, – с энтузиазмом заговорила она. – Обжора ведь не задумывается над тем, что происходит в организме, когда он ест много разной и не всегда полезной еды за один присест? Сам ведь видишь – Мирослава кивнула на компьютерный монитор, где по-прежнему красовался мозг художника. – мыслительный центр у него практически не работает. Иначе от него в разные отделы мозга отходила бы целая паутина нейронных цепочек. А так – всего лишь одна, две, три – в каждый отдел. Но самое опасное – это центр удовольствий. Он ведь не должен быть таким огромным, правильно? А у нашего художника он именно такой. Это означает только одно. Носитель Мыслина занимается прокачкой только центра удовольствий, а на остальные отделы мозга ему, по большому счёту, плевать.

– И? – вопросительно смотрел на неё Гордей.

– Наша задача, – продолжала рыжеволосая хозяйка лаборатории – активировать мыслительный центр в голове зависимого человека так, чтобы вокруг него образовался целый лабиринт из нейронных цепей. Он должен задуматься не только о еде, наркотиках или спиртном. Вот, например, обжора-художник. Сформируй-ка для его мыслительного центра электроимпульс «ГЛЮКОЗЫ В КРОВИ МНОГО». Он наверняка подумает, что это за мысль такая странная и откуда в человеческой крови берётся глюкоза?

Гордей недоверчиво улыбнулся, но просьбу Мирославы выполнил.

– «Глюкозы в крови много» – написал он текст в Мыслеформирователе. Буквы медленно превратились в тоненькую ниточку-мысль, которая вырвалась за пределы устройства и устремилась юркой змейкой по нейронной цепочке прямо в мыслительный центр. Именно такую конечную точку задал для неё нейрохирург на своём компьютере.

Одиночные электроимпульсы в мыслительном центре художника вспыхивали и гасли, снова вспыхивали, и вновь гасли. Толстый творец пытался понять, в какой момент его манера написания картин так поменялась?

– Ну почему я вместо традиционных пейзажей намалевал кровеносные сосуды, заполненные сахарным сиропом? Вероятно, на это повлияла та самая диковинная мысль. В крови много глюкозы… В крови много глюкозы… Глюкоза – это ведь сахар? А откуда же в человеческой крови берётся сахар?

И в этот момент в мыслительном центре художника произошёл настоящий взрыв. Он на секунду ослепил нейрохирурга, наблюдавшего за этим процессом с экрана своего компьютера. В следующий миг центр удовольствий немного сдулся, а в нейронной цепочке между отделами памяти и мышления образовалось новое звено. Она начала расти, а ненасытный художник навсегда запечатлел в воспоминаниях мысль, которая помогла ему стать чуточку умнее и открыть новый этап жизни: Глюкозы в крови много…

***

Алкоголик Витя направлялся в свою любимую оранжерею, неся в руках целый пакет бутылочек, наполненных настойкой боярышника. Он очень любил выращивать цветы. Несмотря на некоторые особенности жизни, связанные с алкогольной зависимостью, Витя никогда не забывал ухаживать за своими питомицами. В оранжерее у него росли бордовые и синие розы, своенравные тюльпаны, нежные петунии, царственные лилии и трогательные ландыши.

В периоды запоев Витя брал с собой множество пузырьков настойки боярышника, которой затаривался в ближайшей аптеке, и отправлялся в цветник. Пить и разговаривать с цветами. Нынче он как раз собрался в алкогольную нирвану, прихватил с собой всё необходимое и почти дошёл к уютной и такой родной оранжерее.

– Шлёп!

О его лоб ударилась бабочка с коричневыми крыльями. Ударилась и упала. Замертво. Витя потёр лоб ладонью, потому что ощутил едва уловимое жжение. Если бы желание напиться было не таким огромным, то он бы наверняка заметил странности в туловище бесцеремонной бабочки. А точнее – его отсутствие. На вымощенной брусчаткой дорожке, ведущей к двери оранжереи, одиноко лежали сморщенные крылья. И они совсем не были похожи на крылья настоящих бабочек. А за дощатым забором Витиного двора затаился какой-то молодой мужчина с густой копной кудрявых чёрных волос на голове. В руках он держал предмет, похожий на джойстик от приставки.

Но алкоголику было совсем не до этого. Он резким движением открыл двери оранжереи и поприветствовал цветы:

– Привет, красавицы. Вот и снова я с вами.

Удобно расположившись прямо на земле между стройными цветочными рядами, Витя открыл первый пузырёк с боярышником.

– Пойдём со мной, – прозвучал в его голове писклявый и тонкий голос. – Или не в голове?

Алкоголик опешил, едва не выронив из трясущихся рук ёмкость с пахнущей высоким градусом жидкостью.

– К-к-куда? – заикаясь спросил Витя, оглядываясь по сторонам и совершенно не понимая, с кем он разговаривает.

– Как куда? Внутрь тебя самого. Быстренько по пищеводу пробежимся, в желудке попрыгаем, потом спустимся в кишечник и оттуда пойдём по клеткам.

Витя в недоумении продолжал оглядываться по сторонам. Его взгляд остановился на руке, сжимавшей пузырёк с настойкой. И вдруг алкоголика словно осенило:

– Боярышник, это ты со мной говоришь?

– Ну а кто, если не я? – пропищал голос.

Военный Тарас Кулян внимательно следил за мыслительным центром алкоголика с лабораторного компьютера. Именно ему Мирослава поручила работать с этим любителем цветов и боярышника. Подсадка Мыслина в голову алкоголика Вити тоже прошла успешно и когда на компьютерном экране появились данные из его мозговых центров, военный тут же принялся их изучать. Центр удовольствий у второго носителя электрода был таким же огромным, как и у обжоры-художника. От мыслительного центра исходили редкие канатики нейронных цепочек. Пара – к центру памяти. Ещё две – к центру воображения. Одна – к генетической базе. Цепочку нейронов, ведущую к центру удовольствий, почти не было видно за внушительными размерами последнего.

– Так-с – произнёс военный. – Что там у нас в плане записано? Ага, «ПОЙДЁМ СО МНОЙ».

Он записал фразу в текстовом поле Мыслеформирователя и задал конечную точку её движения: «мыслительный центр». Отправить. Новая мысль заструилась по нейронной цепи и быстро добралась в нужное место, минуя расположенный рядом отдел воображения.

Алкоголик, которого она неожиданно посетила, задал вопрос, тут же распознанный и расшифрованным мыслесчитывателем.

– К-к-куда? – прочитал военный поступившую информацию.

Поскольку Тарас Кулян был человеком творческим, он решил позаигрывать со своим подопечным от имени боярышника и тут же сварганил ответ, вновь направив его из базы Мыслина в мозговой центр мышления.

Алкоголик лихорадочно соображал, что же ему делать дальше. Допился. Раньше он, пьяненький, вёл беседы с цветами. Теперь с ним, трезвым на всю голову, беседует настойка боярышника. Может, внутри открытого пузырька сидит Джинн? Или Джинна?

– Нужно потереть флакон. Вдруг волшебник вылетит оттуда и начнёт исполнять мои желания?

И Витя принялся с остервенением натирать ребром ладони тёмно-коричневое стекло.

– От силы трения градус не поменяется – пискляво верещал боярышник. – Но алкоголик не обращал на него никакого внимания.

– Закрой крышку, я же испаряюсь – продолжал орать боярышник.

Витя тёр и тёр стеклянный пузырёк, размышляя о том, что же попросить у боярышникового Джинна.

– Чего я хочу? – думал Витя. – Конечно, пить. И ещё раз пить. А потом? Дарить людям радость. И цветы. А ещё? Быть нужным. Хоть кому-нибудь. А кому же я нужен? Да никому, поэтому и пью. Как никому? Не может быть такого, чтобы человек совсем никому не был нужен.

Военный заметил вспышки в мыслительном центре алкоголика, которые становились всё чаще и ярче. Витя совсем перестал беседовать с боярышником, от лица которого с ним разговаривал сотрудник лаборатории. Взрыв! В нейронной цепи между мыслительным центром и отделом воображения появилось новое звено. В этот момент Витя понял, что в мире точно есть один человек, которому он нужен. И этот человек – он сам.

***

Третье задание программиста Эдуарда Горяева было самым сложным. Наверное, потому, что в нём требовалось не только внедрить Мыслин в голову наркомана, но и кое-что отправить в мыслительный центр. Об этом «кое-что» Мирослава сказала ему ещё перед операцией по подсадке электрода в головы.

– Ты должен будешь активировать мыслительный центр у наркомана – наставляла программиста начальница. – Вот эту фразу отправишь туда из Мыслеформирователя.

Эдуард взял в руки листок, протягиваемый ему Мирославой, и прочитал:

– Отправить мысль «КОНОПЛЯ В КАДИЛЕ».

– Почему именно это? – спросил программист.

– Понимаешь, Эдик – начала объяснять начальница. – Наркоманы – это потерянные личности. Их интересует лишь одно – где находится закладка. Ты, кстати, знаешь, что такое закладка на наркоманском языке?

Эдуард замотал головой:

– Нет.

– Тайник с дозой наркотиков, который продавцы психоактивных веществ организуют в разных местах. Так вот, как ты думаешь, к чему приведёт мысль «КОНОПЛЯ В КАДИЛЕ», отправленная в мозг наркомана?

Программист задумался, приложив большой палец к губам:

– Наверное, наркоман решит, что это подсказка о месте тайника. И… И пойдёт в церковь, искать кадило.

– Точно! – Мирослава заулыбалась. – А уж там ему святой отец даст ладану понюхать.

Центр удовольствий в наркоманском мозгу разросся до таких размеров, что перекрывал практически все пути из базы Мыслина в отдел мышления. Единственный открытый канал для отправки мысли «Конопля в кадиле» программист увидел в нейронной цепи, пролегающей через речевой отдел. Туда Эдуард и направил её. Превратившись в зеленовато-красный электроимпульс, фраза понеслась прямо в конечную точку. Не вписавшись в поворот, она застряла в пятом, предпоследнем звене нейронной цепочки речевого центра.

– Блин, не получилось! – раздосадовано произнёс программист.

Воскресный день приближался к полудню. Наркоман в поисках денег на дозу почему-то забрёл в храм. Здесь в это время как раз шла служба. Прихожане разделились на две группы. По левую сторону стояли женщины с преклонёнными головами в платках и шарфиках. Они беззвучно шептали молитвы, поворачиваясь лицом к батюшке, который ходил в центре зала и окуривал его кадилом. С правой стороны от центра стояли мужчины. Они тоже молились. Некоторые прихожане под монотонный голос батюшки преклоняли колени и отбивали поклоны, склоняя головы к самому полу. Около иконостасов по всему храму горели свечи. Наркоман замешкался, остановившись аккурат возле священника. Тот посмотрел на нового прихожанина участливым и немного заискивающим взглядом.

– Проходи, Сын мой! Бог ждёт тебя!

Наркоман в ответ выпалил:

– А вас уже заждался Госнаркоконтроль! Думаете, я не знаю, что в вашем кадиле не ладан, а конопля? Знаю!

Батюшка на выпад наркомана отреагировал спокойно.

– Ты болен, сын мой. Тебя одолели бесы.

Его тихий голос вызвал у наркомана приступ ярости. Прихожане притихли, наблюдая за тем, как посередине храма, прервав службу, схлестнулись силы добра в лице священника и воин зла – наркоман. Батюшка кивнул в сторону одного из иконостасов.

– Она тебе поможет. Иди.

После этого служитель церкви отвернулся, направившись в другой конец храма и продолжая его окуривать. Наркоман опешил от такой наглости, и хотел было догнать священника, чтобы отобрать у него кадило. Его взгляд остановился на иконе, на которую указал батюшка. Она мироточила. Заинтересовавшись ею, наркоман прошёл через весь зал, минуя прихожан, и замер около мироточащего лика. Неупиваемая чаша. Так называлась эта икона. Он стал разглядывать лик женщины в красной накидке, вздымающей руки к небу. Впереди неё в золотой чаше сидел маленький ребёнок. На лицах обоих читалось умиротворение, а малыш, словно повторяя движение матери, поднимал вверх маленькие ручонки. Из глаз женщины текли рубиновые слёзы. Наркоман вглядывался в эти глаза. Глаза Матери. В них было много мудрости и боли.

– Почему плачут иконы? – размышлял наркоман, когда в его мыслительном центре появились первые вспышки зарождающихся электроимпульсов. Программист заметил их. Видимо, отголоски отправленной фразы, застрявшей в глубинах речевого центра, всё же докатились в конечную точку.

Батюшка завершил службу, оставив в зале плотную дымку пахучего ладана. Прихожане разбредались по храму, направляясь к иконостасам. Священник издали наблюдал за наркоманом, робко топтавшимся около иконы. Служитель церкви направился к нему.

– Проси её о здравии и исцелении от болезни, она поможет – сказал он наркоману.

– Почему она плачет кровавыми слезами? – спросил тот.

Священник провёл рукой по своей длинной, косматой бороде и задумчиво произнёс:

– Ну а почему плачут матери, как ты думаешь?

Наркоман замешкался с ответом, а когда он был, наконец, готов, в его мыслительном центре произошёл ослепляющий взрыв от разряда электроимпульсов.

– Матери плачут, потому что о них забывают дети.

***

Король Яцык возвращался к Радуге. Планета, которой ему предстояло править, оказалась ещё прекраснее, чем с высоты Радужного моста. Внутри цветущей горы наверняка кто-то жил. На самой её верхушке виднелся огромный яро-оранжевый цветок с зелёной сердцевиной, из-под которого струился лёгкий дымок. Вокруг этой горы раскинулось каменистое плато, уходящее за горизонт. Сразу за ним начиналась рябиновая роща, которая убегала прямо к кварталу Аистов. Прогуливаясь здесь, кот восторженно наблюдал за красивыми птицами. Их длинные, красноватые клювы торчали из гнёзд, построенных на ветвях могучих дубов. На Земле аисты строили свои домики на крышах человеческих жилищ, а здесь, на Зеркальной планете, облюбовали многовековые деревья. Наверное, потому, что эта планета была Безлюдимой. Аистовый Квартал заканчивался в низине, где протекал морской пролив, соединяющий южную и северную части Зелёного моря. В нём кот увидел странное и огромное существо. Оно лежало посреди пролива, иногда выпуская из спины фонтанчики.

Король Зеркальной планеты спросил бобра:

– Кто это?

– Молодой синий кит. Представляете, Ваше мурчательство, застрял. Ему бы в море вернуться – да пролив слишком уж мелкий. Только и остаётся, что ждать прилива.

– Бедное животное – грустно муркнул кот. – Надо ему как-то помочь. Но как? Эх, жаль, что здесь нет людей… Они бы его вернули в море.

Бобёр фыркнул:

– Люди здесь ещё будут. Причём совсем скоро. Но я не уверен, что они захотят помогать бедолаге. Скорее – убьют.

– Не выйдет у них ничего – ответил кот. – Ведь Король на этой планете всё-таки я. Скажу спасать кита, и люди сделают именно так, как сказано.

– Всё в ваших лапах, уважаемый, всё в ваших лапах – проскрипел бобёр.

Кот с большим сомнением в глазах посмотрел на свои чёрные, лохматые лапы и направился дальше.

Его путь лежал вдоль узенькой речушки. На одном из её берегов возвышался огромный земляной холм, полностью заросший некогда зелёной травой. Сейчас она пожухла от жары, и жёлтоватыми космами обрамляла огромное отверстие на одном из склонов холма. Оно было высотой с человеческий рост. Кот заглянул внутрь и ощетинился. Там была темнота. Король Зеркальной планеты попятился назад и быстро засеменил вслед за бобром, который уже приближался к устью маленькой реки.

Речное устье было водопадом. Он ниспадал далеко вниз и замерзал прямо в воздухе, покрываясь тысячами сосулек разных размеров. Король Яцык посмотрел вниз. От огромной высоты кошачья голова пошла кругом. Ледяной водопад заканчивался в необъятной заснеженной пустыне, сплошь покрытой поблёскивающими на солнце ледниками. Шерсть кота Яцыка от страха вздыбилась, и он на всякий случай отошёл от пропасти, в которую устремлялся водопад.

– Всё, дальше не пойду – сообщил он своему зубастому провожатому. – Там высоко и холодно.

– А дальше и нет ничего – сказал бобёр. – Только льды и снега.

– Ну и ладно – произнёс кот. – Идём обратно, к Радуге. Буду сочинять Устав своей Планеты.

Устав дался молодому Королю нелегко. Он долго обдумывал, какие правила помогут сделать Зеркальную планету примером для Землян. Бобёр сказал ему, что люди будут гостить здесь часто. Хорошо, если отсюда они унесут на свою Землю немножечко доброты. Кот держал кончиком своего пушистого хвоста остро заточенный деревянный клинок и размышлял. Перед ним на траве лежала прямоугольная деревянная дощечка, вверху которой была нацарапана всего одна фраза: «Устав Зеркальной планеты». Под ней шёл вертикальный ряд цифр: 1, 2, 3…

– Земляне, – думал Яцык, – удивительные существа. На их планете совсем не в почёте мудрость и справедливость. Там, конечно, можно встретить много умных людей. Но они совершенно ничего не знают о мудрости. Земляне привыкли за обиду платить обидой, отвечать на злость – исключительно злостью, а одну несправедливость мерить другой несправедливостью. Между ними существует особая система взаимоотношений. Она выстроена на деньгах, за которые можно купить любой товар. Среди всех земных товаров жители Голубой планеты больше всего любят нефть. Кот не знал, за что люди так ценят эту вонючую жижу, да ещё и называют чёрным золотом. Вот он тоже чёрный, энергичный, да к тому же пушистый. Но на Земле его почему-то не ценил никто, кроме сердобольной Люси. Наверное, чтобы стать любимым и ценным, как нефть, недостаточно быть просто чёрным. Чтобы за тебя сражались на фондовых биржах и устраивали войны по всему миру, нужно что-то ещё. Хотя нет, Король Яцык не хочет, чтобы из-за него были войны. Он вообще не хочет войн.

В первом пункте Устава Зеркальной планеты кот так и записал:

– Запрещаю войну и петарды.

Его кошачья жизнь на Земле всегда омрачалась громкими хлопками петард. Яцык их боялся. Дворовые мальчишки прекрасно знали об этом и при любом удобном случае старались напугать кота. Хлопки петард звучали в самые неподходящие моменты, когда будущий Король в умиротворённом настроении выходил из своей любимой отдушины под многоквартирным домом, чтобы прогуляться на улице. Едва завидев его, маленькие хулиганы тут же чиркали спичками и зажигали тоненькую тёмную палочку. Потом они подбрасывали её высоко в воздух, она летела, рассыпаясь множеством искр, падала наземь и… Бах! Раздавался громкий хлопок, от которого сердце чёрного кота кувыркалось и уходило в подушечки лап, хвост превращался в подобие фикуса после грандиозного пожара, а ушки, обычно стоящие торчком на маленькой и круглой голове, оттопыривались назад.

Кошачий страх перед взрывами петард можно было сравнить только с человеческим ужасом в те моменты, когда в небе свистели снаряды. Они тоже были петардами. Только большими и металлическими. Да-да, среди Землян живут не только маленькие хулиганы. Все мальчишки когда-нибудь вырастают во взрослых мужчин. Но желание напугать кота никуда не исчезает. Оно идёт с ними по жизни и медленно трансформируется в совсем другое, взрослое и кровожадное желание – напугать других людей. Взрослые мужчины играют в опасные игры, зажигая снаряды вместо петард. Такая игра у Землян называется войной. Что может быть страшнее того, когда одни люди, играя снарядами, убивают других людей? Наверное, только безразличие и равнодушие к чужим проблемам.

Король Яцык не хотел, чтобы Зеркальная планета была окутана туманом равнодушия. Поэтому во втором пункте Устава он записал:

– Запрещаю безразличие и равнодушие.

На Земле кот видел много безразличных людей. Они безучастно проходили мимо бездомных животных, мимо потерявшихся и плачущих детей, мимо одиноких стариков. У многих землян всё было мимо и этому даже находились весомые аргументы:

– У меня нет времени помогать другим;

– Всё равно за помощь никто не поблагодарит;

– Да зачем же мне чужое горе?

– Не хочу я тратить время на помощь незнакомцам

– Кто-нибудь другой обязательно поможет.

Среди жителей Земли встречались и те, кто радовался чужим неприятностям, облегчённо вздыхая:

– Фу-у-ухх! Хорошо, что меня это не касается!

Всю свою шестилетнюю жизнь на Земле кот много наблюдал за людьми. Они были абсолютно нелогичными существами. Завидовали чужим успехам. Были счастливы от чужих неудач. И при этом в погоне за идеалом, который есть у других, совершенно забывали о своей собственной жизни. Казалось бы, взглянуть на самого себя – проще простого. Особенно на Земле. Кот иногда любовался своей усатой мордахой в распластавшейся на асфальте дождевой луже, магазинной витрине или водной глади реки. В мире людей посмотреть на своё отражение было ещё легче. Ведь там существовало огромное количество зеркал. Но нет, Земляне и здесь ухитрялись завидовать другим.

– Свет мой, зеркальце, скажи, почему мой нос не такой идеальный, как у подружки Оли?

Или:

– Ответь мне, зеркальце, почему я вижу в отражении вьющиеся волосы, когда хочу ровные?

Кот не понимал, для чего Землянам зеркала? Всё равно они видят в них только плохое. Поэтому третий пункт в его Уставе был таким:

– Запрещаю зеркала.

Действительно, они ведь совсем не нужны. Только мешают сосредоточиться на самом себе. Всё время заставляют людей сравнивать свою внешность – с чужой. Кот полагал, что именно зеркала становятся причиной накопления мусора в человеческих душах, превращая её, в конце концов, в самую настоящую свалку. Там есть и медленно гниющие обиды, и злость за то, что не имеешь желанной внешности, и страх перед обществом за собственное несоответствие стандартам красоты. Весь ужас душевного мусора заключается в том, что когда-нибудь он начинает переваливаться через верх и вылезать наружу. Человек пытается очистить свой внутренний мир от свалки весьма оригинальным способом. Он ищет недостатки у других. И ладно бы просто ищет. Излюбленным занятием многих Землян, души которых превратились в свалку, становится высмеивание чужих недостатков. Наивные люди! Они полагают, что подобный способ самоутверждения помогает убрать душевный мусор. А что на самом деле? Мусорная свалка разрастается, проникая в другие души.