Спокойных дней не будет. Книга III. Время любить

– Какой у тебя муж! – с нескрываемым восхищением сказала Соня и промокнула салфеткой навернувшиеся на глаза слезы. – Настоящий.

– Настоящий полковник, – гордо подтвердила Наташа. – Их в разведке и не таким фокусам учат.

– При чем здесь разведка? Кто-то может быть благородным и сильным, а кому-то не дано. Ему дано. Я рада, что тебе достался именно такой мужчина.

– Еще бы, он мне и за отца, и за мать, и за мужа. Един в трех лицах.

– Вот и Илья… – вспомнила Соня и неожиданно покраснела. – Тоже мне за отца и за брата.

– Ну, хоть не за мужа, – усмехнулась Наташа и опять закурила.

– Ну… нет, – занервничала Соня и с неодобрением посмотрела на ее сигарету. – Я, конечно, не считаю и замечаний тебе делать не хочу… Но пепельница уже полная.

– Да, они редко выносят, – согласилась, как ни в чем не бывало, Наташа и подозвала официанта. – Принесите новую. Так о чем ты хотела поговорить?

– Кажется, у меня появился поклонник, – сказала Соня и принялась складывать из бумажной салфетки самолетик, не глядя на подругу. – И я понятия не имею, что мне с этим делать.

– А какие рассматриваются варианты? – уточнила практичная Наташа. – Или тебя беспокоит супружеская верность?

– У меня никогда не было настоящих поклонников, – вздохнула она, словно признавалась невесть в каком грехе. – Если не брать в расчет поцелуй с мальчиком на выпускном вечере.

– Ты бы еще детский сад вспомнила.

– Я не ходила в детский сад. А что, там тоже бывает… любовь?

– И в доме престарелых бывает, – со знанием предмета ответила Наташа. – Но туда ты тоже, думаю, не попадешь.

– Надеюсь. – До дома престарелых она надеялась не дожить, а Арсений маячил в ближайшем будущем и никак не выходил из головы. – Посоветуй, как мне быть.

– То есть, он тебе нравится, но ты не знаешь, как себя с ним вести?

– В общем, да. Нравится. Он такой, знаешь… блестящий. – Слова никак не подбирались, а вместо трехмерного изображения получалась плоская серая картинка, отпечатанная на древнем принтере и состоящая из нулей и единиц. – И при этом с ним интересно. Читает, следит за новинками кино, бывает в театрах, слушает классику.

– По описанию он принц, а ты все еще веришь в сказки. В наше время принцам нелегко. Если помнишь, Доди разбился вместе с Дианой.

Наташа видела разных мужчин. Жизнь не обделила ее обожателями всех мастей, о чем она порой даже жалела, но принцев среди них было раз-два и обчелся. Самым настоящим оказался ее собственный муж. Остальные были расписаны, как матрешки, слишком яркими красками, но под ливнем различных неприятностей умудрялись полинять и мгновенно теряли весь свой мнимый шик.

– Ты думаешь, он рисуется? – испугалась Соня. – А зачем?

– Ну, например, потому что хочет тебе понравиться. – Наташе никогда не приходилось выступать в роли наставника в столь щекотливом вопросе. – Или преследует выгоду. Или самовлюбленный индюк. Мотивов множество, результат один – подделка.

– А если окажется, что он настоящий. Что делать тогда?

– Ты меня спрашиваешь?

– Если ты не знаешь, то никто не знает.

– Когда мне такой попался, я вышла замуж.

– Но я не могу замуж, – заскулила Соня, понимая, что при ее полном отсутствии практического опыта общения с поклонником такой ответ ничего не проясняет.

– Почему нет? Разведись и повтори попытку. Может, во второй раз получится лучше.

– Нет, Наташа, мы не обсуждаем замужество.

– Дело твое. Я считаю, что несчастная та женщина, которая трижды не сходила замуж. Но у тебя еще все впереди.

– Но ты же первый раз замужем.

– Официально – да. Но с одним козлом я прожила три года в гражданском браке, с другим – почти два. Думала, что третьим станет Николай, но он так и не сделал мне предложения. К счастью.

– Может, ты бы ему жизнь спасла, – понурилась Соня и снова взялась за салфетку. – И он был бы счастлив с тобой.

– Это ты у нас сторонница благотворительных миссий. А я не могу вечно плакать над больным котенком, я предпочитаю жить для себя.

– Я бы тоже хотела для себя, – вздохнула Соня и, взглянув на подругу, тут же уточнила: – Но замуж я все равно не могу. Не из-за Коли. Мне брат не позволит.

– А послать этого брата?

От Наташиной прямоты у Сони между лопаток забегали мурашки и нехорошо застучало в висках. Ведь ей еще даже не известно, что за человек Арсений, а она уже обсуждает с опытной подругой, как строить с ним отношения. И готова, как мартовская кошка, бежать за эффектным котом, забыв, что дома ее ждет лев. Ну, пусть не ждет, не сидит, как привязанный, пусть он занят, но он пообещал, он взял на себя ответственность за них обоих. Да только стоило ему отвернуться, как весна бессовестно и внезапно вторглась в Сонину жизнь. Но это было место Ильи, и любому другому оно было не по размеру. Соня знала это, однако с упрямством влюбленной гимназистки пыталась приладить Арсения к своей жизни и своим мечтам о легких отношениях с красивым незнакомцем с непослушной каштановой челкой над высоким лбом. Пока приладить не получалось. После последней встречи совесть то и дело жестокими уколами напоминала ей, что Илья ждет ее звонка. Он не заслужил быть обманутым и не предполагал ее предательства. Мучимая сомнениями, Соня в тоске просыпалась по утрам с мыслью о разговоре с ним, весь день оттягивала момент, когда надо поднять трубку, а вечером вздыхала, что снова не посмела нарушить собственное душевное равновесие. И каждый день она все оттягивала этот звонок, как будто время могло что-то изменить. Почему этой весной у нее никак не получалось быть прежней Соней? И почему она никак не могла принять новую себя и научиться жить в новом мире?

– Я не могу его послать, – твердо ответила она. – И мне нравится быть предметом ухаживания, понимаешь? За мной никто так не ухаживал. Он дарит мне цветы и держит меня за руку.

– Да ты по уши влюблена, девочка моя!

Наташа одарила подругу понимающей улыбкой, которая тут же погасла, как будто невидимая рука прикрутила фитилек, но все равно за соседним столиком заметили, заволновались, стали шептаться и поднимать бокалы, оглядываясь на двух женщин. Она пробормотала что-то не очень внятное, но Соня была уверена, что ее собеседница снова выругалась. Наталья Михайловна вообще не стеснялась в выражениях, хотя Сонино присутствие ее несколько сдерживало.

– Может и влюблена, – неохотно согласилась Соня. – Но пока я в этом разберусь, полжизни пройдет.

– А ты торопишься?

– Мне скоро тридцать, а я еще даже жить не начала.

Это было слабое оправдание, но в тот момент оно казалось ей значительным и существенным. У нее не было еще ни одного серьезного романа, и больше всего на свете ей хотелось узнать, как это – быть откровенно, настойчиво, восторженно любимой.

– Так не теряй времени даром. – Наташа чутко уловила ее настроение и не посчитала нужным прочесть ей лекцию о женской скромности, которая когда-то кого-то украшала. – Пользуйся им, как тебе заблагорассудится. Что-то подсказывает мне, что твой воздыхатель не будет против, если ты затащишь его в постель и позволишь тратить на тебя деньги. Чем больше он вложит в тебя, тем приятнее будет ему. А тебе это даст преимущество во времени и возможность присмотреться к нему и разобраться в себе.

– Как же в постель? Это уж слишком, – покраснев, усомнилась в рекомендации Соня. – Я его почти не знаю.

– А где его узнать, как ни там? Без одежды, на подушке, с сигаретой после хорошего секса они расскажут о себе больше, чем в любом ресторане.

– Но такие отношения уже обязывают…

– Кого и к чему? Тебе тридцать, Соня. Ну, почти тридцать, – поправилась Наташа, но Соня даже не заметила. – У тебя классический женский кризис. Ты ищешь себя. И кто знает, где найдешь. Иной раз женщины находят себя в очень необычных местах. Почему-то мне кажется, что твое призвание – быть рядом с сильным мужчиной. Как и мне, тебе требуется папа на всю оставшуюся жизнь. Так позволь кому-то беспокоиться о тебе, заботиться, холить тебя и лелеять. Если это не он – ты ничего не потеряешь. А если он? Пожалеешь, да будет поздно.

– Но так сразу…

– Пусть будет все, как будет. Не торопись и не затягивай. Ты сама поймешь, когда придет время. Может, завтра, а может – через месяц. И запомни: у нас нет никаких обязательств перед ними. Ни за какие деньги или блага. Если ты его не хочешь – не вздумай расплачиваться собой за приятный вечер или дорогой подарок. Он делает это для себя, и ты делай для себя.

– Но он же все равно будет ждать.

– Вот и пусть ждет. Ты не разменная монета. Для гордости нет места только в настоящей любви, проверенной временем и совместно пережитыми трудностями. Во всех остальных случаях она – наше богатство.

– Какая ты умная, Наташа!.

– А сколько раз я на грабли наступала? Нет, дорогая, это на мне просто шрамы не видны. А мой опыт зарабатывался трудно, уж поверь!

– Так значит, ты советуешь руководствоваться внутренним инстинктом.

– Разными инстинктами: когда самосохранением, а когда – продолжением рода. Надеюсь, на этот раз тебе повезет больше.

Наташа одобрительным жестом похлопала ее по руке и заверила, что все будет хорошо. Но, несмотря на откровенный разговор, Соня не знала, на что ей надеяться. Полноценное свидание, назначенное на следующий день, казалось далеким и нереальным. Совесть напоминала об Илье, который даже не подозревал о появлении соперника. А Наташа, прищурившись, курила и смотрела на нее сквозь клубы дыма испытующим взглядом опытного сержанта, умеющего разглядеть в новобранце задатки будущего генерала.

Глава 4. Утро в зверинце

В субботу они три часа бродили по залам Пушкинского музея. Держались за руки, как старшеклассники, и разговаривали без умолку. Несколько раз она звонко рассмеялась и получила выговор от престарелой смотрительницы египетского зала, которая встрепенулась на своем стуле и решительно направилась к разудалой парочке, чтобы объяснить, что в Храме Искусства, как впрочем, и везде, женщине полагается быть скромной и умеренной в проявлении чувств. Соня вежливо выслушала старушку и извинилась, стараясь высвободить пальцы из игриво настроенной ладони Арсения, на которую то и дело падал суровый взгляд смотрительницы.

– Что ты творишь! – зашептала она, когда они остались одни возле саркофага. – Она нам чуть руки не отпилила взглядом.

– Я боялся, что если отпущу, она заберет тебя в кабинет директора, – шепнул он ей на ухо, и она снова прыснула смехом, спрятав лицо у него на плече.

Соня тянула его к импрессионистам, но он остановился возле розовых французских ангелочков, покрытых складками, как носороги, и долго разглядывал картину с разных ракурсов.

– Тебе нравятся пухлые женоподобные мальчики? – осведомилась она, стиснув его пальцы. – Вот уж не думала.

– Совсем не нравятся. Так же как и мужеподобные девушки. Но посмотри на этот праздник обнаженного тела. Вот уж когда люди не стеснялись своих габаритов.

– Так ты предпочитаешь толстушек, не изнуряющих себя диетами? Так бы сразу и сказал. С завтрашнего дня начну налегать на булочки с маслом.

– Думаешь, ты сможешь достичь моего идеала? – усмехнулся он, скептически осмотрев ее с ног до головы с видом опытного работорговца. – Ну, может, года через полтора-два.

– Я буду стараться!

– Кстати, а какой ты была в детстве? Розовой и пухленькой, как они?

– Да нет, тощей, изможденной и бледной, как поганка.

– Не было у тебя моей мамы. До подросткового возраста у меня были вот такие щеки. – Он показал руками нечто шарообразное возле узкого холеного лица. – И весил я, как начинающая штанга, килограмм восемьдесят.

– Ты шутишь! У тебя такая шикарная фигура. Люди годами зарабатывают их в фитнесс-центрах.

– А тогда у меня была шикарная мама. Она кормила меня на убой, как рождественского гуся, учила играть на контрабасе и сама провожала в школу мимо компании местной шпаны, которая так и поджидала, чтобы оказать дурное влияние на маменькиного сынка, раскормленного до размеров хряка-рекордсмена.

– И что же с тобой случилось потом?

– Ты не догадываешься? Типичный рецепт похудания для подростка пятнадцати лет. Вместо обеда – пачка сигарет, лучше две, вместо контрабаса – карточная колода, вместо школы – чердаки и подворотни, вместо вечернего пирога с мясом или яблоками – порка отцовским ремнем.

– Бедная мама, – вздохнула Соня.

– Я думал, ты пожалеешь меня, – удивился Арсений.

– А чего тебя-то жалеть? Ты ведь похудел и перестал быть всеобщим посмешищем.

– Интересный подход, – усмехнулся он и поцеловал ее ладонь. – Но тебя я взялся бы слегка откормить.

– Ничего, к зиме я поправлюсь, – заверила его Соня. – Вот съезжу в отпуск к морю и стану толстая и красивая, как херувим. Ты же сам от меня и отвернешься.

– Тебе придется очень постараться, чтобы отвратить меня. Хотя, конечно, если поставить такую цель…

– В любом случае, сейчас это не первоочередная задача.

– Успокоила.

Они потратили на импрессионистов больше получаса, а когда положенное время свидания истекло и пришла пора расставаться, он не выпустил ее пальцы.

– Давай поужинаем.

– Увы, мне надо бежать.

– Только не сейчас, Соня. Видишь, и моя рука не разжимается, она срослась с твоей, пустила корни.

– Боюсь, ей придется, – невесело улыбнулась Соня.

– Скорее, тебе теперь придется забрать меня с собой, куда бы ты ни шла.

Арсений все еще пытался шутить, но глаза уже стали серьезными и разочарованными, а пальцы ослабили хватку.

– Я иду домой, – твердо сказала она и вдела руки в рукава плаща. – Ты знаешь.

– И там тебя ждет ребенок и больной муж… – не скрывая разочарования, сам себе напомнил он и тоже оделся, оглянувшись на их отражения в зеркале. – Как всегда.

– Сеня, прошу тебя! – Она легонько подергала его за рукав. – Я тоже не хочу уходить. Но должна.

– Задержись еще ненадолго, – попросил он, чувствуя, что она готова сдаться. – Давай забежим в ирландский паб. Здесь рядом.

– Десять минут в машине, – предложила женщина, готовая к компромиссу. – Это все, чем я располагаю.

– Этого слишком мало.

– Скоро и они истекут. – Она постучала по циферблату часов и взглянула на своего спутника. – Или домой?

– Идем в машину. Только сидеть будем в моей.

Он потянул ее к парковке, не открывая зонта, хотя дождь не прекращался, буквально втолкнул в заднюю дверь и в ту же секунду оказался рядом, повернувшись всем телом и поблескивая белками глаз в полумраке салона за тонированными стеклами. Она испугалась, что он услышит, как колотится ее сердце, и отвернулась к окну.

– Когда же прекратится этот дождь?

– По прогнозу – в середине будущей недели. Ты не любишь дожди?

Он дышал ей в затылок, и она боялась пошевелиться, чтобы случайно не оказаться слишком близко.

– Не знаю. Я люблю воду, как рыба. Но не дождь. Или дождь я тоже люблю…

– Ты не можешь решить, что любишь на самом деле?

– Меня не пускали гулять под дождем в детстве, хотя я очень хотела побегать босиком по траве, по лужам, как это не возбранялось Левушке и даже Марине. Все боялись, что я простужусь. Они были нормальные дети, а я – сплошное недоразумение.

– И с тех пор ты опасаешься, что под дождем с тобой случится что-то плохое? Даже сейчас так думаешь?

– А оно может случиться?

Она спросила это едва слышно и ниже опустила голову, как будто не хотела услышать ответ. Он видел, как поднимаются и опадают ее плечи под мокрым плащом, как подрагивают капли в волосах, слышал настороженное дыхание.

– Нет, – уверил ее мужчина и придвинулся ближе. – Я не допущу плохого. Ты можешь мне верить.

– Я хочу верить, – призрачным шепотом откликнулась она, но Арсений сумел расслышать и развернул ее к себе.

Он снимал губами капли дождя с ее волос, а Соня, закрыв глаза, трепетно отдавалась этим невесомым ласкам, как прикосновениям влажного ветерка на далеком взморье. Потом его поцелуи тронули ее висок, спустились к опущенным ресницам. Он никуда не торопился, хотя оговоренные десять минут безудержно истекали. Гладил пальцами ее длинную шею с бьющейся жилкой, смотрел в запрокинутое лицо. Наконец, она не выдержала этой сладкой пытки и сама обняла его, прижалась, потянулась ждущими губами. Сорок обморочных минут промелькнули, как один миг. Арсений оказался нежным и страстным, но не шел дальше поцелуев, как в фильмах пятидесятых годов.

– Я не нравлюсь тебе? – спросила она, облизнув горящие губы, и отстранилась. – Ты не хочешь меня?

– Здесь? Разве я могу так обойтись с тобой!

– Тогда увези меня, – прошептала она, дрожа от возбуждения. – Поедем к тебе, в гостиницу, на край света…

– И ты не пожалеешь, что поддалась порыву? Не оттолкнешь меня после?

– Я не знаю, – после мучительного раздумья вздохнула Соня и посмотрела в мокрое окно. – Может, сейчас я и ошибаюсь. Но как узнать, пока не совершишь ошибки?

В его квартире сладко и уютно пахло свежей выпечкой, как во французской кондитерской. Соня принюхалась в темноте прихожей и обернулась к хозяину дома:

– Корица?

– Плюшки, – деловито сообщил он, запутавшись в рукаве мокрого плаща. – Моя домработница уже много лет по выходным печет плюшки с корицей.

– Фрекен Бок? – фыркнула Соня и тут же испугалась. – Она сейчас здесь?

– Она интеллигентная женщина и уходит не позже шести, чтобы не мешать мне отъедаться на сон грядущий. – Арсений забросил сухой зонтик в подставку под вешалкой. – Снимай скорее плащ, простудишься.

Но вместе с плащом на пол соскользнул и ее коротенький клетчатый жакет, и внезапно Соня оказалась накрепко прижата к стене сильным, стремительным телом.

– Ты хочешь прямо здесь? – хихикнула она, удерживая от посягательств пуговицы на блузке.

– Я хотел еще в Питере, – жарко зашептал он, целуя ее беззащитную шею в том месте, где тонкая цепочка легла между ключиц. – Чего еще ждать?

– И вправду, – согласилась она, позволив его ладони забраться под одежду. – А может, все-таки в спальне?

– Ты сторонница традиционного секса? Спальня – не единственное место для игр.

– Да, есть еще казино, – лукаво засмеялась Соня, пока нетерпеливые руки избавляли ее от блузки.

– Например, стол для покера… – быстро согласился он. – Я привезу тебя в казино, когда все уйдут.

Между поцелуями он рассказывал, что можно делать в пустом казино, а она вздыхала, погружая пальцы в его каштановые волосы, быстро впитавшие запах корицы.

– Еще немного, и я не смогу находить доводы против близости в коридоре, – простонала Соня, когда узкая юбка упала к ее ногам. – Уйдем отсюда, прошу тебя.

Он без лишних слов вскинул ее на плечо, как ковер, принесенный из химчистки, и понес мимо многочисленных открытых дверей в дальние комнаты.

– Большая квартира. – Она успела насчитать шесть дверных проемов, когда он опустил ее на пол в спальне с наглухо зашторенными окнами. – Ты завидный жених, Арсений.

– Пока еще нет. – Он расстегивал рубашку и зазвенел пряжкой на ремне. – Буду, когда разведусь.

– Ты женат?

Она стояла посреди мягкого песочного ковра и с любопытством смотрела на неубранную кровать в стиле одного из помазанных на царство Людовиков, занимавшую половину комнаты. Слева на стене висело зеркало невероятных размеров, задрапированное тяжелой тканью. На других стенах располагались картины с очень несовременными сюжетами, вроде тех ангелочков и полуобнаженных пышнотелых дев, которых они видели два часа назад в музее. Но в полумраке Соня не могла разобрать подробности сюжетов. С потолка свешивалась золоченая люстра. Другой мебели в спальне не было, если не считать двух антикварных кресел, на которых в беспорядке лежала хозяйская одежда.

– Это важно?

Она не заметила, как он оказался у нее за спиной, пока она изучала убранство комнаты.

– Нет. Просто, ты не говорил.

– Ты тоже много мне пока не рассказала. – Он поцеловал ее затылок, пахнущий духами и дождем, и повернул женщину к себе. – Но я не тороплю тебя.

– Важно не то, что было раньше, а то, что есть сейчас.

– Я думал, ты скажешь о будущем. Женщины любят рассуждать на эту тему.

– Зачем говорить о будущем, которое может не наступить. – Она прижалась к нему сама. – Сейчас я хочу быть с тобой в настоящем.

– Разумное желание, – согласился он и отбросил угол одеяло. – При таком единодушии у нас все получится.

– Все получится, – эхом повторила Соня и обернулась на свое отражение.

И бесстрастное зеркало на миг приоткрыло завесу тайны и показала ей будущее: стройную темноволосую женщину на постели, готовую обрести счастье в объятиях зеленоглазого мужчины.

– Хочешь плюшку? – спросил Арсений и повернулся на бок, глядя на Соню.

– Плюшку? – Она потянулась под его изучающим взглядом и закинула руки за голову. – Пить, пожалуй, хочу, а плюшку нет.

– А я хочу, – сказал он и улегся рядом с ней на спину, мучаясь неодолимой ленью. – И пить. И курить. И тебя, но чуть позже.

– Я тоже попала в список жизненных потребностей?

– Этот список начался с тебя и тобой завершается, ты заметила?

– Боюсь, сейчас я плохо соображаю. Кажется, только что на меня наехал трехтонный автомобиль с шестилитровым двигателем, без тормозов и гражданской ответственности.

– Ты предпочитаешь застрахованные малолитражки с талоном техосмотра под стеклом?

– О, нет! Скажу честно, я против самокатов, велосипедов, мотоциклов и роликов.

– Но ты жаловалась…

– Я не жаловалась, Сеня. Я хвасталась.

– Ну, тогда продолжай. Лесть твоя, о женщина, прекрасна, как героическая поэма о взятии Трои.

– Но Троя превратилась в руины, Елена состарилась, а конеборного Гектора погребли, если мне не изменяет память. Мрачная картина разрушений. Не дай бог на сон грядущий. А ты живой. Просто фантастический.

– Хотел бы я возгордиться, но жизнь научила меня осторожности. А с кем ты сравниваешь?

– Даже не спрашивай!

– Ладно, не надо имен. Просто скажи, сколько их было.

– Сколько? Кажется, трое. – Она снова потянулась и нашла его руку возле своего бедра. – Точно трое. Три волхва. Три тополя на Плющихе. Три мушкетера. Три карты.

– Три поросенка, – презрительно заметил он, чтобы прервать ее ассоциации. – Так это вместе с мужем или без него?

– Вместе, конечно, – обиделась Соня. – За кого ты меня принимаешь! Лучше скажи, сколько красавиц соблазнил ты? Ты ведешь им счет? Судовой журнал?

– Когда-то вел, но на третьей сотне сбился.

– Ты шутишь! – воскликнула она и повернула к нему изумленное лицо. – Я думала, такое бывает только в кино. Невероятно! Ты ведь не мог их всех любить?

– Нет, конечно, не мог и не любил. Правда, на трех из них я был женат, а с четвертой развожусь через пару недель.

– Кажется, я схожу с ума!

Соня села в кровати, потерла виски и обхватила голову руками, как обручем.

– Я шокировал тебя?

Он оказался рядом и обнял ее прохладные плечи. Она покачала головой, словно никак не могла осмыслить услышанное, и подтянула к себе колени, закрывшись от мужчины, как потревоженная ракушка с морским обитателем внутри.

– Я и подумать не могла. Ты не производишь впечатление…

– Кобеля? – закончил он логичную мысль и усмехнулся. – Это все уже в прошлом. За последние год у меня были только две женщины. С одной из них я на днях расторгаю личные и материальные отношения, а другая сидит рядом и думает, что я сексуальный маньяк.

– Нет, я не думаю, что ты маньяк, – возразила она и зябко повела лопатками, вглядываясь в смутные силуэты двух фигур в зеркале. – Но триста женщин – это, согласись, некоторое излишество. И я в их списке.

– Тебя оскорбляет этот перечислительный ряд, который ты венчаешь, или возмущает моя моральная распущенность?

– Я не хочу быть одной из трех сотен. Ты ведь и имен-то всех не помнишь.

– Всех – нет. Но твое – уникальное.

– И самое красивое? – не удержалась от сарказма она. – Это не столь важно. Просто мне всегда казалось, что человек не должен осквернять собственное тело. Конечно, абсолютная чистота недостижима, но все же…

– Кажется, это я схожу с ума! Тебя вырастили средневековые монахини?

– Нет, всего лишь книги. Рыцарские романы и классическая литература. Тебе кажется, что я выгляжу глупо и несовременно до сих пор?

– Несколько пафосно и старомодно, пожалуй. Но не глупо. Многие мужчины мечтают жениться на девушке с такими принципами.

– Но не ты?

– У меня были и настоящие нимфоманки и девственницы. Но чтобы так серьезно рассуждать о сексе, да еще и в этическом аспекте…

– Не смейся, пожалуйста, – нахмурилась Соня, уловив иронию в его тоне. – Я не хочу выглядеть тургеневской барышней.

– Ну, после того, что между нами было, тебе это уже не удастся. Но позволь спросить, два твоих любовника, те, что не мужья, – это попытка преодолеть в себе девятнадцатый век?

– Трудно сказать, – пожала плечами она.

– И ты, конечно, любила всех своих мужчин?

– Нет, – серьезно ответила пристыженная Соня и отвернулась от зеркала, которое услужливо предложило ей образ Ильи. – Только одного.

– И снова, видимо, речь не о муже. Но разве длина списка важнее принципа? Ты любила одного, а спала с тремя. Где же хваленая чистота и целомудрие благородной барышни?

– Я не осуждала тебя. – Она попыталась уклониться от скользкой темы, но он повторил вопрос, и ей пришлось отвечать против желания. – Я любила одного и старалась забыть о нем с другими. Моя любовь к нему всегда была чем-то недостижимым. Каждый день я должна была преодолевать в себе это чувство. Это было тяжкое испытание, и по неопытности я решила, что другой мужчина, муж, сможет увлечь и отвлечь меня. Но ничего не вышло. Чувство было сильнее меня.

– И тогда ты перестала сопротивляться?

– Да, – подтвердила она и с легким ужасом покосилась в темное зеркало, но Ильи там уже не было.

– А сейчас ты тоже пытаешься преодолеть эту любовь, ведь так? – безжалостно спросил мужчина и развернул ее к себе лицом.

– Ох, нет! – Она испугалась не его сурового тона, а самого вопроса, который боялась задать себе самой. – Все уже позади. Мы расстались.

– Меня ты сможешь обмануть, если захочешь. А вот себя… Но время покажет.

– Ты говоришь о будущем, а ведь мы договорились, что будущего не существует, – выкрутилась она, уходя от дальнейших расспросов. – Это фикция, мираж.

– Ты саму себя уговариваешь, дорогая? – Он приблизил к ней лицо с большими блестящими глазами как у ночного хищника, выслеживающего добычу. – Я тоже предпочитаю жить настоящим, а не мечтать о несбыточном или скорбеть об утраченных возможностях. Но каждому надежда нужна. Я встретил тебя в чужом городе в казино и подумал, что хочу еще одну встречу. А потом еще одну. Значит, будущее – это то, ради чего сегодня я поступаю так, а не иначе. Поэтому ты здесь.

– Хочешь сказать, что ты знал, как все будет?

– Я не просто знал, я все сделал, чтобы так случилось, – не погрешил против истины Арсений.

– И бог тут, по-твоему, не вмешался?

– Ну, если только самую малость.

Он подмигнул и поманил ее к себе ближе.

– Какая самонадеянность! И ты знаешь, что будет завтра? Через неделю?

– Ну, через неделю с уверенностью не скажу. А вот что случится через пять минут, знаю точно.

– И что же случится? – кокетливо спросила она, и он без слов потянул ее вниз на подушки. – Что случится? Что?

– На тебя наедет трехтонный автомобиль с шестилитровым двигателем, без тормозов и гражданской ответственности, и тебе некуда будет увернуться, – голосом медиума возгласил мужчина и навис над ней, как грозовая туча. – Готова ли ты к испытаниям?

– Не готова, не готова! – Ее голос прервался от смеха. – Пощади! А как же пить и плюшки? – Она уворачивалась от его поцелуев и сыпала вопросами. – И сигарета?

– Считай, что у меня склероз, и я снова начал список жизненных потребностей с первого номера.

Он прижал ее к кровати и закрыл поцелуем смеющийся рот.

– Мне нравится такое будущее, – через несколько минут прошептала покоренная Соня и прижалась к нему. – Даже если я умру от жажды.

Она проснулась, потому что безумно хотела пить. Комната перед глазами плыла и расползалась, как ветхая ткань, голова тихонько звенела, словно в ней перекатывались металлические шарики и бились друг о друга. Вокруг царила непроглядная тьма, и она не могла понять, то ли на дворе еще ночь, то ли плотные шторы не дают свету проникать в спальню.

– С новым годом! – раздался неприятно-скрипучий голос позади нее. – Допрыгались.

«Радио! – не сразу сообразила Соня и поленилась повернуться, чтобы разглядеть источник звука. – Какая глупая постановка!»

– Пой, птичка, – приказала женщина с той стороны кровати, откуда только что говорил мужчина, и засмеялась хриплым простуженным голосом. – Пой!

«Кто-то имитирует Эдит Пиаф. По-русски это совсем не звучит», – сказала себе Соня и приподнялась на локте, чтобы увидеть радиоприемник. Неясная тень мелькнула в изножье кровати и раздался странный звук, словно кто-то интенсивно вытряхивал на ветру наволочку, а она пузырилась и хлопала, сопротивляясь насилию.

– Кто здесь?

Соня безуспешно вглядывалась в темноту.

– Федя!

Раздраженный тон собеседника и мужское имя заставили ее сесть и подтянуть к себе подушку, прикрыв наготу.

– Где вы?

– Федя, – ласково повторил голос и вдруг закашлял и громко закричал, как будто отпугивал врага. – Батяня, сволочь! Сволочь!

Соне показалось, что она выпала из реальности и оказалась в одном из своих ночных кошмаров. По спине побежали мурашки.

– Сволочь, Батяня, – не унимался невидимый собеседник. – Пой, чтоб тебя!

– Да прекратите! – возмутилась она и натянула на голову одеяло. – Что здесь творится?

– Пой, птичка! – не замедлил отреагировать мужской голос и мрачно подвел итог: – Допрыгался, сволочь!

Соня заткнула уши и закрыла глаза, возвращаясь в другой сон, откуда можно было попытаться выбраться наружу, но тут кровать мягко спружинила и, закачавшись, утихла. Соня облизнула пересохшие губы и снова погрузилась в странную дрему, сопровождаемую тихими недовольными всхлипываниями откуда-то сверху.

– Ах, вот ты где! Ну-ка, иди сюда, кошкин сын!

На этот раз приглушенный голос принадлежал Арсению, и она приподняла тяжелые веки, зная, что все равно уже не уснет. Но глаза, которые, не моргая, смотрели на нее, были ярко-желтыми и никак не могли быть человеческими.

– О, нет!

Обладатель ярко-желтых глаз ощерился, когда она вскрикнула и подалась в сторону, обнажил желтоватые клыки и, распахнув алую пасть, зашипел. Соня попыталась закрыться руками, но зверь вскочил на все четыре лапы, размахивая длинным хвостом, и припал грудью к кровати.

– Сеня!

– Я здесь, не бойся! – Арсений ухватил ее сзади за плечи и развернул к себе. – Он не укусит. Только пугает.

– Но это же… Это лев?

Она оглядывалась на огромную кошку, с недоверием глядящую на нее с другой стороны широкого ложа.

– Батяня! – пояснил услужливый скрипучий голос сверху. – Сволочь!

– На себя посмотри! – бросил в темноту Арсений. – Чем ругаться, иди знакомиться с дамой.

– Пой, птичка! – с презрением парировал собеседник. – Пой, Федя.

– Мы оба сошли с ума? – уточнила женщина, утопая в тесных объятиях любовника. – Или только я? С кем ты разговариваешь?