Спокойных дней не будет. Книга II. Все, что захочешь

– Вы слишком строги к себе.

– А сегодня мне сообщили, что в бухгалтерии сломался ксерокс. Главбух рвет и мечет, а телефон в сервисе занят. Привезу мастера сама, даже если придется применить силу.

– Может, дать кого-нибудь в помощь? – рассмеялся он, чувствуя, как между ними подтаивает тонкий лед. – В бирюзовом мерседесе и я бы не прочь прокатиться.

– Я сегодня оставила его дома, – неожиданно сухо ответила она и поднялась.

– И что за машина на этот раз?

Даже если его интерес выглядел заигрыванием, остановиться он не мог. С каждым днем эта женщина, не считающая своих денег и радеющая за бюджетные расходы компании, нравилась ему все больше.

– Красное купе «гадюка». В Москве они редкость.

И прежде, чем он успел удивиться, она вышла из кабинета, оставив вместо себя весенний запах цветущего жасмина.

Александр Васильевич приподнял жалюзи на окне. С утра небо было хмурым и мятым, как не проснувшееся лицо в зеркале. Между домов пластами молочного желе лежал туман, и с трудом можно было различить стоп-сигналы машин, идущих в нескольких метрах впереди. А теперь синева, зажатая в прямоугольнике крыш, была разбавлена редкими облаками, и, жмурясь от бьющего в глаза солнца, он впервые отметил перемены в природе.

За окном разгорался март. Капли воды с тающих сосулек ударялись о железный козырек под окном и скатывались в большую лужу. Между колесами его новенькой ауди собралось приличных размеров озеро, и если дворники не разгонят ручьи и не прочистят канализационные стоки, забитые всякой дрянью после зимы, то к вечеру оно замерзнет, и машина врастет в лед. А если и не замерзнет, то он все равно промочит надетые не по сезону ботинки на тонкой подошве, пока будет форсировать водное препятствие, добираясь до двери. Ни та, ни другая перспективы его не обрадовали.

Машин, которые могли без натяжки считаться красными, было три. Две из них были ему знакомы давно: пижонская БМВ начальника отдела продаж – с прошлого лета, и старая альфа ромео одного из юристов – с самого начала карьеры в компании. Третью машину почти не было видно за двумя стоящими рядом внедорожниками. Только кончик ее экзотически загнутого вниз капота, как нос гончей, почти утыкался в остатки грязного сугроба возле забора.

Он мысленно перебирал итальянские, английские и немецкие конюшни, но «гадюка» не спешила на поверхность, чтобы погреться на весеннем солнышке. «Жаль!» – вздохнул он, не разобрав марку за массивными кузовами внедорожников, и обернулся к двери. Сониной сумки уже не было на месте возле мерцающего звездной россыпью монитора. «Сейчас она выведет своего коня на дорожку», – с азартом подумал Александр Васильевич, наблюдая, как Соня в короткой белой шубке спешит к машине, по-девчоночьи перепрыгивая через ручейки на высоких каблуках. Но в этот момент его отвлек телефонный звонок, а когда он снова повернулся к окну, дорога, как обычно в разгар рабочего дня, была пуста. «В другой раз», – утешил он себя и вернулся в кресло, позволив потокам солнечного света беспрепятственно вливаться в кабинет.

День рождения компании каждый год отмечали сразу после майских праздников. Все иные поводы собраться за столом были уже исчерпаны, короткая передышка с шашлыками на дачах подошла к концу, кто-то даже успел погреть косточки на курортном солнышке, и вот тебе – настоящий праздник, без ограничений и ханжеских вывертов. Напиться, значит, напиться. Да здравствует весна, любовь и щедрые боссы. Единственное, что не приветствовалось, так это приход со своими женами или мужьями. Праздник традиционно считался камерным, несмотря на размах мероприятия. На него принято было приглашать всех, кто когда-то занимал в компании значимые должности или каким-то образом, находясь вне коллектива, поспособствовал общему процветанию.

Если восьмое марта, Новый Год или Рождество обычно отмечали в зафрахтованном до утра ресторане, то этот день считалось традицией провести в родных стенах, чтобы почувствовать редкое единение душ и, если была такая необходимость, то и тел.

Каждый раз подготовка мероприятия ложилась тяжелым грузом на Александра Васильевича и весь его отдел. В этом году к проблемам закупки всего необходимого для пиршества и лотереи с ценными призами подключили и Соню, которая удвоила активность и за пару дней до мероприятия обнаружила, что все платья болтаются на ней, как на вешалке. Настя, призванная составить ей компанию по магазинам, охала и ругала ее работу на чем свет стоит. Сама она после рождения Никиты была счастлива уже тем, что не прибавила лишних килограммов.

После трех часов хождения по бутикам и бесконечного раздевания под яркими лампами в примерочных Соня остановила выбор на длинном темно-зеленом платье с высоким разрезом сбоку и полуобнаженной спиной. Здесь же нашлись и туфли в тон, что сняло с ее души огромный камень. После рабочего дня провести три часа в магазинах оказалось настоящей пыткой.

– Надо было взять красное с открытыми плечами, – ворчала Настя, копаясь пальцами в коробке с платьем. – Нет, материя чудесная, но красное… Вы бы в нем были секс-бомбой.

– Зачем, Настенька? – через силу улыбнулась еле живая Соня. – Я ведь иду на корпоративный вечер, а не зарабатывать на пропитание.

– Это глупости, что только падшие женщины ходят в красном. Для такого цвета нужно иметь идеальную фигуру, потому что он притягивает мужчин, как быков. Как бы я хотела хоть раз надеть такое платье!

– У тебя опять проблемы с Антоном? – спросила Соня, переживая за ее неудавшуюся семейную жизнь, как за свою.

– На Антоне свет клином не сошелся. Мужики просто падали бы к моим ногам!

– Нет, нет, красное – это слишком вызывающе.

– Призывающе, – сострила Настя, но вспомнила о профессоре. – Если бы вы не были замужем…

– Да, если бы… Господи, о чем это ты? – спохватилась Соня. – Зеленое – замечательное.

– Как скажете, барышня, – согласилась Настя и закрыла глаза, представляя себя в красном платье среди мужчин, сложенных штабелями вдоль дороги.

К началу праздничного вечера Соня так устала от суеты и нетерпеливых ожиданий коллег, что почти не запомнила ни вступительного слова генерального и ответных речей приглашенных гостей, ни красочного оживления во время лотереи, ни первых официальных и полуофициальных тостов.

Несколько раз она танцевала с проявившими обычную для себя активность консультантами, но большую часть времени сидела в углу у окна, наблюдая за перемещениями людей по залу и ловя обрывки чужих разговоров.

Кирилл порхал из угла в угол, одетый во все яркое и пестрое, как молодой фазан. А Александр Васильевич раз за разом возвращался из толпы танцующих к той стороне стола, где свила гнездышко группа молоденьких девушек из приемной, которых он ежедневно баловал свежими анекдотами из интернета, и которые испытывали к нему простительную слабость. В очередной раз вырвавшись из цепких девичьих рук, он огляделся по сторонам и увидел уединившуюся в разгар веселья Соню. На сегодня он был сыт пустыми разговорами и многозначительным хихиканьем и решил попробовать себя на другом поприще.

– Потанцуем?

– Нет-нет, я не…

Она даже отступила на шаг, словно пыталась убежать, но он не был настроен на отказ.

– Я чем-то провинился?

– Что вы! – испугалась Соня и прекратила отступление.

– Тогда идем.

Он взял ее за руку и увлек в круг танцующих. В эту минуту быстрая музыка сменилась медленной композицией, и ему удалось сократить расстояние между ними до позволенного приличиями минимума. На этот раз от нее не пахло жасмином. Запах был пряный и густой, темно-зеленый, как ее вечернее платье с глубоким вырезом на спине. Соня держалась прямо и смотрела куда-то поверх его плеча, как будто боялась перевести глаза на своего партнера.

– Я заметил, что вы совсем не пьете, – заговорил он, наклонившись к ней, и попытался поймать ее взгляд.

– Не пью.

Чтобы не быть занудой, он не стал спрашивать о причинах. Вероятно, сегодня эту фразу она слышала не один раз.

– Тогда вам, должно быть, скучно. Наблюдать за выпивающими, которые неизвестно чему радуются и заводят друг друга сомнительными шутками, удовольствие ниже среднего.

– В этом есть своя прелесть. Многие становятся естественными, сбрасывают привычную кольчугу. И потом, я никогда не видела всех вместе. Посмотрите, сколько красивых пар.

Он последовал ее совету и обвел взглядом зал. Ему было известно об этих людях куда больше, чем ей. Он знал, когда какие пары составлялись, когда менялись партнерами или распадались. Некоторые ограничивались невинным флиртом на работе, поддерживая естественный тонус и блеск в глазах. Другие сбегали в обеденный перерыв на съемные квартиры и частенько задерживались там дольше положенного. Кое-кто пошел еще дальше и со всей серьезностью готовился к разводу, чтобы узаконить служебный роман.

– А мы с вами?

– Я не это имела в виду, – смутилась она.

– Я тоже. По-моему, со стороны мы должны смотреться неплохо. Помните, как сказал герой Андрея Миронова: «Вы – привлекательны, я – чертовски привлекателен»?

– Да, – с улыбкой согласилась она. – В этом смысле, пожалуй.

– Надо же, я заставил царевну-несмеяну улыбнуться. – Он слегка сжал ее руку, и свет на ее лице погас. – Вы не пьете, не курите, не ходите по пятницам в джинсах и свитерах, не сплетничаете в столовой о том, кто с кем встречается. Это странно. Вы не устали всегда быть серьезной?

– Я такая родилась, – пожала плечами Соня.

– Не может быть. Вы постоянно контролируете себя и этим выделяетесь на общем фоне. Хотя, не только этим. – Он вспомнил о машинах, каких нет ни у кого в компании, о костюмах и шубах, о строгих украшениях стоимостью в целое состояние. – О вас шепчутся. Вам завидует лучшая часть коллектива, вы вызываете раздражение у худшей его части.

– Я понимаю, что вношу диссонанс, – вздохнула она – Но что же мне делать? Купить старенькие Жигули и одеваться на вьетнамском рынке? Разве дело в одежде?

– Для большинства – да.

Он удивился, что приходится объяснять ей такие простые вещи. Может ли женщина с зарплатой в триста баксов одеваться лучше, чем жена генерального директора и трижды на неделе менять машины под цвет лака для ногтей? Разве ответ не очевиден? И даже если она завтра приедет на ржавой «копейке» в синем спортивном костюме времен застоя – это уже ничего не изменит.

– Значит, я ничего не смогу изменить, – словно прочитав его последнюю мысль, сказала она.

– Нет. Но для окружающих хуже другое – вы ничего не хотите менять. Помните главный принцип революционеров «всех сделать бедными»? Уравниловка и только она греет сердца неимущих.

– Я не стану бедной. У меня это не получится. А если бы и получилось… Я – как кошка породы сфинкс, выросла в теплом инкубаторе и на сквозняке не выживу.

– Вы серьезно так думаете? А как же подтвержденное сотнями научных фактов исследование, что человек может привыкнуть к любым условиям?

– Я говорю только о себе.

– Я все-таки не могу вас понять, Соня, – размышляя вслух, сказал Александр Васильевич и слегка отстранился, чтобы лучше разглядеть ее. – То ли вы слишком сильная, но хотите казаться слабой, то ли, напротив, такая слабая, что носите железную маску, чтобы этой слабости не было видно. Помогите мне разобраться.

– Если я не справляюсь со своими обязанностями…

– Справляетесь. Но я должен понимать своих сотрудников, а с вами у меня какой-то информационный и эмоциональный провал.

– И вы решили поговорить со мной об этом в неформальной обстановке?

Он подумал, что сейчас бессовестно пользуется своим служебным положением в личных целях. Он вовсе не пытался вызвать ее на откровенность, чтобы сложить полученную информацию в папку с ее фамилией и использовать в нужный момент, но из его последних слов выходило, что дело обстоит именно так.

– Вообще-то я не собирался говорить о работе, – смутился он.

– Но если начали… Я не вписалась в коллектив, ведь так? – Соня готова была предположить самое худшее. – У меня на днях заканчивается испытательный срок…

В этот момент музыка стихла. Пары начали распадаться, перебираться поближе к разоренным столам и образовывать новые группки. Александр Васильевич и Соня вынуждены были отодвинуться друг от друга.

Соня чувствовала себя хуже некуда. Разговор, начавшийся нейтрально, подвел ее к черте, за которой решалась ее судьба. Но ответа на свой вопрос она не получила и оставшуюся неделю должна была провести в душевных муках. В то, что разговор об отношениях в коллективе возник случайно, она не верила. А директор по персоналу ощущал себя ребенком, отрывающим у бабочки крылья, чтобы посмотреть, сможет ли она ходить, потеряв способность летать. Но крылья этой бабочки вызывали в нем мысли, далекие от служебного интереса. И когда ди-джей, приглашенный поддержать корпоративную вечеринку, неожиданно для всех объявил белый танец, сославшись на заявку «одной прекрасной дамы, мечтающей завоевать сердце рыцаря», Александр Васильевич решительно шагнул в Сонину сторону.

– Кажется, прошлой песни нам не хватило.

– Да, – сказала она с облегчением и положила доверчивую руку ему на плечо.

– Я не поторопился? – усмехнулся он. – Возможно, вы хотели выбрать другого?

– Вы знаете, что нам надо поговорить. – Она подняла брови и с усталым вздохом взглянула на него. – Не мучайте меня.

И он увидел умоляющие глаза маленькой девочки, одетой в шикарное вечернее платье и готовой вот-вот расплакаться. Однажды он рано вернулся с работы и застал свою младшую дочь в родительской спальне, примеряющую мамины костюмы и туфли, благоухающую, как цветочная клумба, с раскрашенной мордашкой и таким же испуганным и доверчивым взглядом, ждущим заслуженного наказания.

– Хотите, открою вам страшную тайну? – вместо ответа зашептал он ей в ухо. – Но, учтите, если вы меня выдадите, меня ждут неприятные минуты наедине с начальством. Впрочем, я и так знаю, что вы никому не скажете.

– Не скажу, – покладисто подтвердила она.

– Через неделю я должен буду объявить вам результаты вашей трехмесячной работы.

– О, господи! – Он снова вверг ее в бездну сомнений. – Хотите сказать уже сейчас, что мне лучше заранее собирать вещи?

– Да почему женщины всегда так торопятся с выводами? – возмутился он. – Выводы сейчас делаю я.

– Простите.

Она опустила плечи, приготовившись выслушать приговор и не ожидая ничего хорошего от его тайны.

– Я должен сказать. – Он склонился к ней, почувствовал щекой шелковистую прядь и, воспользовавшись интимностью заявленной интриги, прижал женщину к себе. – Вы блестяще справились со своей работой. Я с удовольствием оставляю вас в компании и счастлив поднять вам на тридцать процентов заявленный оклад. Даже жаль, что вам этого не нужно.

– Да, не нужно, – равнодушным тоном произнесла Соня и с облегчением закрыла глаза.

– Вы не рады, что выдержали испытание? – На этот раз ее ледяная сдержанность показалась ему вызывающей. – Может быть, это мы не соответствуем, и вы хотите нас оставить?

– Что вы! – Соня не на шутку испугалась и поторопилась неловко разубедить его. – Мне очень нравится здесь работать.

– Тогда что же вам мешает взвизгнуть от радости и повиснуть у меня на шее со словами благодарности?

– Я никогда в жизни так не поступала, – растерявшись, ответила она. – Меня учили сдерживать чувства на людях.

– Главное, чтобы они у вас были. Мне их не видно, к сожалению.

– Я счастлива. – Она не смогла скрыть сомнения в голосе. – Не сердитесь, но я не могу все время извиняться за себя.

Даже находясь в его руках в прямом и в переносном смысле, она удерживала его на расстоянии. И чем ближе он пытался подойти, тем сильнее ее предостерегающая ладонь упиралась ему в грудь. Еще один шаг с его стороны – и непонимание перерастет в агрессию. Ее холодность и намеренная дистанция бросали ему вызов, мимо которого нельзя было пройти, не перестав считать себя мужчиной. И потому он позволил себе двусмысленность, которая не могла оставить ее равнодушной.

– Тогда попробуйте убедить меня не словами.

– Я могла бы попробовать работать еще эффективнее, – задумалась Соня, но тут же возразила самой себе. – Нет, не могла бы. Я выкладываюсь, как могу. Наверное, просто опыта не хватает.

– Соня! – позвал он, не надеясь больше быть понятым. – Вы меня совсем не слушаете. Мне нет никакого дела до производительности труда, финансовых показателей и тому подобной ерунды. Просто посмотрите на меня и улыбнитесь. А обо всем остальном я смогу догадаться.

– Улыбнуться?

Сейчас ее глаза казались почти черными. В расширенных зрачках дрожали блики разноцветных огней, а на губах играла едва заметная улыбка. «Она красавица, и при этом как будто не знает, как обращаться со своей красотой!» Он представил себе, какой силы пощечину мог бы заработать, попробуй он сейчас поцеловать эти губы. Соня все еще смотрела на него, не подозревая о его тайных желаниях. Может быть, и к лучшему. Хотя вся обстановка вечера подсказывала ему, что за это удовольствие стоило бы заплатить слегка попорченным лицом.

– Уважаю людей, умеющих владеть собой, – наконец сказал он, первым отведя взгляд. – Не хотите рассказать немного о себе?

Александр Васильевич решил, что сейчас самое время получить немного личной информации, не рискуя показаться навязчивым.

– Не хочу, – с подкупающей искренностью ответила она. – Я не люблю рассказывать о себе.

– И на вопросы не отвечаете?

– Смотря на какие.

Это было равносильно ответу «не отвечаю», и он попробовал зайти с другой стороны.

– Ну, хотя бы просьбу мою уважить сможете? В качестве скромной награды за разглашение сверхсекретной информации.

– Постараюсь, если это в моих силах.

– Соня, давайте перейдем на «ты».

Что ей стоило после такого интимного разговора, держа руку в его руке, вдыхая запах его одеколона, сказать «да»? Согласиться с тем, что рабочие отношения вполне могут перерасти формальные рамки и стать дружескими. А это означало утренний обмен информацией о дураках и дорогах, забитых дураками, совместное распитие кофе во время многочисленных перекуров, пересылку забавных картинок с одного электронного ящика на другой с добавлением своих комментариев. Это означало всего лишь нормальную человеческую жизнь, приправленную рабочими проблемами, совещаниями и отчетами. Но она спросила: «Зачем?» и отказалась увидеть в нем человека, а не начальника.

– Потому что так удобнее, – как маленькому ребенку пояснил он, теряя терпение. – Не всегда нужно носить костюмы и шляпы.

– На работе мы всегда в костюмах, – возразила она.

– Тогда примите дружеский совет, – стараясь быть дружелюбным, а не язвительным, ответил он. – Люди не любят себе подобных, никогда не снимающих костюмы. Надменность, равнодушие, пренебрежение – вот что такое костюм среди тех, кто предпочитает джинсы и футболки.

– Разве я требую, чтобы меня любили? – оборвала его Соня, заставив пропустить целый кусок проповеди. – Проще работать, когда тебя не отвлекают фамильярным похлопыванием по плечу или скучным рассказом о семейной сцене.

– Вы не хотите, чтобы вас любили?

От неожиданности он даже забыл, что во время танца следует хотя бы иногда передвигать ногами.

– Не знаю, – тут же засомневалась она, увидев свой ответ под другим углом. – Это образно. Я об этом не думала.

– Итак, вы и дальше будете продолжать держать всех нас на расстоянии выстрела?

Именно на выстрела, чего же еще! Холодное оружие помогает в ближнем бою, а она не подпускает к себе никого на расстояние вытянутой руки.

– Вам проще обращаться ко мне на «ты»? – вдруг спросила она, наморщив лоб.

– И вам будет проще.

– Ладно.

Ничего, что могло изменить ее мнение, в этот миг не случилось. И, тем не менее, она шагнула ему навстречу, словно только что не сопротивлялась, как пещерный лев, отстаивая свою независимость. Но теперь-то она в ловушке, и назад пути нет. Можно без особых потерь опуститься до «ты», но подняться обратно до «вы» еще никому не удавалось.

– Да не будь такой серьезной, словно тебя вынуждают публично разоблачиться.

Еще минуту назад такое сравнение было бы просто немыслимым.

– Хорошо. – Снова согласилась она, пытаясь привыкнуть к новому статусу. – Танец уже закончился.

Александр Васильевич почти с облегчением опустил руки. Ему требовалось выкурить сигарету и подкрепиться чем-нибудь горячительным, словно после тяжелых переговоров с несговорчивым клиентом. Он отвел ее к колонне, возле которой начался их разговор, и, слегка поклонившись, пошел к маркетологам, столпившимся возле стола и поднимающим один тост за другим. Его увидели, замахали руками, и он с неожиданной теплотой подумал о коллегах, с которыми бок о бок провел почти пять лет, не мучаясь проблемами психологической совместимости.

Но Соня недолго оставалась одна. Кирилл, поискавший глазами в толпе, к кому бы пристроиться со своим стаканом, увидел ее возле стены.

– Привет! Как вам здесь нравится?

– Здорово! – почти прокричала Соня. – Только громко!

– К этому с годами привыкаешь. Я люблю такие тусовки!

– А я сегодня в первый раз.

– А как же восьмое марта? Мы классно отрывались.

– Я не ходила.

– О, первый раз следует отметить! Выпьем?

– Нет, спасибо. – Она подумала, что не выдержит еще одной дискуссии на эту тему. – Лучше потанцуем.

– Тоже вариант, – согласился он и, опорожнив свой стакан, поискал глазами кого-то в зале. – Сейчас пристрою пустую тару.

Проходящий мимо юрист согласился отнести стакан к столу в обмен на какую-то любезность, в понедельник. Кирилл, не дослушав, согласился стать «вечным должником» и, дружески хлопнув его по плечу, снова повернулся к Соне.

«Если уж начинать новую жизнь, то не откладывая в долгий ящик!» – решила Соня.

– Кирилл, можно вас попросить об одолжении?..

– Денег нет, – хохотнул он. – А все остальное для прекрасной дамы сделаю с удовольствием.

– Давайте перейдем на «ты».

Кирилл удержал ее руку, остановился и чуть-чуть отодвинулся, словно пытаясь лучше рассмотреть собеседницу. Соня, полная решимости, не отвела глаз.

– Это лучшие слова в моей жизни за последние три месяца! Ты танцуешь только медляки? Или оторвемся по полной?

– По полной, конечно! – с облегчением выдохнула она.

– Кстати, у тебя самое красивое платье за всю историю местных вечеринок!

– А оно не слишком открытое, на твой вкус?

Он едва удержался, чтобы не сказать, что его вкус предпочитает обходиться без платья.

– Посмотри-ка вон туда. – Он развернул ее за плечи и указал в сторону окна. – Видишь умопомрачительную ночную сорочку на нашей королеве маркетинга? Вот это – слишком. А у тебя в самый раз!

Соня благодарно кивнула, а Кирилл представил себе, что сказала королева маркетинга по поводу Сони и ее платья, и порадовался, что родился мужчиной.

Минут через сорок Александр Васильевич, как призрак, набравшийся сил в подземелье не без участия волшебного зелья, снова возник за ее плечом со стаканом в руке.

– Я смотрю, ты здесь пользуешься бешеным успехом.

– Да, это даже странно, – слегка покраснела Соня. – Наверное, из-за платья.

– Какая ерунда! – возмутился он. – Ты или совсем не разбираешься в мужчинах или напрашиваешься на комплимент. Не знаю ни одного, кто подошел бы к женщине ради красивого платья. Вот, давай спросим независимого эксперта.

Он ухватил за рукав начальника отдела продаж, проходящего мимо в изрядном подпитии.

– Стой, Сергей Борисович! Куда идешь?

– К столу. – Недовольный, что его задержали на тернистом пути к неземному блаженству, тот посмотрел на Александра Васильевича мутными глазами и попытался вырвать руку. – То-ро-плюсь.

– Скажи, тебе нравятся женские платья?

– Ты что, с ума сошел? – зашипел тот, понизив голос и вращая глазами. – Ты же меня сто лет знаешь! Я что, на педика похож?

– Никогда, Серж, никогда! – заверил его коллега и подмигнул Соне. – А скажи-ка мне, уважаемый Сергей Борисович, что тебе нравится в женщинах, если не платья?

– Не надо, Саша! – испугалась Соня. – Пусть идет.

– Ну, в женщинах, – пробормотал тот, словно пытаясь вспомнить, что это за зверь такой «женщина» и что в ней может нравиться. – Ну, у них такое… и еще это…

Вместо связной речи он предпочел показать руками, где «такое» расположено и каких объемов должно быть «это».

– Согласен, – в понятной Сергею Борисовичу лаконичной манере ответил Александр Васильевич. – Молодец. Пять баллов.

– А ты что, опрос проводишь со-ци-о-ло-ги-че-ский? – с трудом завершил сложное слово начальник отдела продаж.

– Нет. Мы же на вечеринке, помнишь?

– Ах, да-да-да, – закивал тот и вдруг заметил Соню. – О! Разрешите вас пригласить!

Сергей Борисович качнулся к ней, протянул руку, словно пытаясь ухватиться за женщину, как за опору, но Александр Васильевич загородил Соню собой.

– Извини. Следующий танец обещан мне.

– Как скажешь, – без обиды пожал плечами тот и, забыв о конечном пункте назначения, повернулся с тем же предложением к одиноко стоящей новенькой секретарше из приемной.

Девочка шарахнулась в сторону и попыталась ввинтиться в группу пьяных и шумных программистов, которые с удовольствием разомкнули ряды, принимая ее под свою защиту. Начальник отдела продаж с минуту постоял, пытаясь справиться с ощущением вопиющей несправедливости и осознать себя в этом мире, потом снова повернулся в сторону стола, как стрелка компаса, и уже не сбивался с заданного курса, пока не добрался до предмета своего вожделения.

– Вечер входит в стадию исступления, – прокомментировал его упорное движение к цели Александр Васильевич. – Но у нас еще есть минут десять на танцы и еще десять на то, чтобы вовремя слинять.

– Тогда пошли танцевать? – спросила Соня, опасаясь, что следующий кавалер может тоже оказаться не в кондиции.

На втором танце, приобняв ее за талию, он заметил вялость, с которой она передвигалась вслед за ним.

– Мне кажется, или ты устала?

– Устала ужасно, – пожаловалась она. – Громко. Накурено. И натанцевалась сегодня, как на выпускном балу.

– Ты что же, помнишь свой выпускной?

– От первой минуты до последней!

Еще бы ей не помнить тот вечер и робкого мальчика со светлыми, как у ангела, волосами и яркими фиалковыми глазами, который впервые целовал ее в темноте школьного коридора на последнем этаже, где едва была слышна музыка из актового зала. Он лишь раз прикоснулся к ее груди и почти сразу убрал руку, опасаясь помять праздничное платье. А потом заканчивалась ночь, и был мужчина, который дожидался ее в темном доме, как раньше ждала его она. И целовал ее, заставив почувствовать себя желанной, хотеть близости и забыть обо всем. Ей никогда не забыть, как она едва не стала женщиной и, несмотря на это «едва», вынужденно повзрослела, отказавшись от человека, который был ее тайной надеждой и страстью. Незабываемый вечер, открывший двери в будущее, и долгая ночь, развеявшая детские мечты.

– А я почти ничего не помню, – не подозревая, что вызвал в ней бурю счастливых и горьких воспоминаний, принял эстафету он. – Кто-то из ребят принес водки. Сама понимаешь, какая это гремучая смесь с газировкой для скромного мальчика, которому родители даже шампанского на новый год не наливали. Я собирался на другой день ехать подавать документы в университет. Естественно, не смог. Два дня провалялся в кровати, в муках избавляясь от остатков праздничного ужина и глотая таблетки. Бедная моя мама! Не представляю, как она все это вынесла!

– А у меня остались очень светлые воспоминания, – скорее себе, чем собеседнику, сказала Соня и твердо повторила: – Очень светлые. Никаких разочарований.

Александр Васильевич, занятый перелистыванием картинок из прошлого, уловил оттенок грусти в ее первой фразе и фальшь во второй, но углубляться в подробности не стал. Оглядев поредевшие ряды гуляк, он сделал важный вывод:

– По-моему, пора уходить.

– Да, время позднее. – Она мельком взглянула на часы. – Меня ждут.

– Ничего, сегодня особый случай, подождут.

Он вовсе не собирался делать одолжение ее домочадцам, но время, в самом деле, было позднее. Он протолкался через коктейль из юристов, смешанных в равной пропорции с консультантами и маркетологами, и вытянул за собой Соню. По слабо освещенной лестнице они поднялись на второй этаж, полностью погруженный во тьму.

– Черт, здесь темно, как… – Он вовремя сдержал готовое вырваться слово, когда дверь на лестницу плавно закрылась. – Держись за меня. Пойдем по приборам.

Не выпуская ее руки, он прошел вдоль стены, пока не наткнулся на углубление. Свет вспыхнул сначала в малом холле, потом замигали и зажглись лампы по всему коридору. Свободной рукой Соня прикрыла глаза, и Александр Васильевич получил возможность несколько секунд беспрепятственно рассматривать свою спутницу с головы до ног.

– Бери вещи и возвращайся. Я подожду здесь.

Соня удалилась по лысеющей ковровой дорожке, но едва он прикурил, из коридора раздался ее разочарованный голос.

– Саша, здесь заперто, а ключи у меня в сумке.

– Что бы ты без меня делала!

Александр Васильевич поискал, куда пристроить сигарету, но, не найдя подходящего места, отправился выручать женщину, оставляя за собой легкую дымовую завесу.

Она стояла босиком у закрытой двери. Он посмотрел на туфли, которые она держала в руке, и мысленно придвинулся, чтобы примерить, на сколько сантиметров она стала ниже. Соня спрятала туфли за спину и боком протиснулась мимо него в дверь. Директор по персоналу остался при входе, опершись спиной о косяк.

Она собрала вещи и, надев другие туфли, направилась к двери. Он затушил сигарету о подошву ботинка и ловко бросил ее в ближайшее мусорное ведро. Соня выключила свет, но он вдруг загородил ей дорогу, не торопясь покинуть пустой этаж.

– Странно, что к такой красивой женщине еще никто не подъехал.

– В каком смысле?

Она опустила глаза, предчувствуя обсуждение неудобной темы, и сделала вид, что ищет что-то в сумке.

– Ты же сплетни не слушаешь. А служебные романы – это маленькие радости, приятно разбавляющие серые будни.

– Я замужем.

– Здесь большинство семейных. – Он посмотрел на собственное обручальное кольцо, которое никогда не пытался прятать, флиртуя с женщинами. – Если точнее, то восемьдесят пять процентов. У нас все-таки солидная компания, а не какая-то шарашкина контора из вчерашних студентов. И, тем не менее, народ удачно совмещает.

– Ты тоже совмещаешь две жизни?

Соня спросила просто так, чувствуя неловкость от разговора и вовсе не пытаясь получить на него компромат, но Александр Васильевич был не прочь пооткровенничать.

– На такие нескромные вопросы я обычно не отвечаю, но тебе по секрету скажу – нет. Однажды я завел роман на работе – и женился.

– Похвальное завершение романтической истории, – с облегчением выдохнула Соня, но просчиталась.

– А потом я завел роман на работе – и чуть не развелся, – закончил свою короткую исповедь он. – Правда, с тех пор корпоративное воздержание – мое непреложное правило. Но иногда… – Он понизил голос, как закадровый переводчик триллеров. – Долгими зимними вечерами мне ужасно хочется его нарушить.