Записки онкобольного, или История одного парика

* * *

Сейчас я стараюсь поменьше встречаться с людьми, потому что стесняюсь своего внешнего вида и все чаще смотрю телевизор. Зацепило меня одно шоу, где у женщины обнаружили рак груди и она начала лечение. Оказалось, что она беременна, и ей операцию по удалению груди перенесли, а начали с химиотерапии. Я всецело была поглощена этой историей, вот прямо через себя проносила ее и внутренне радовалась за ее беременность, сожалела, что мне не повезло так же, как ей. Героиня родила здорового малыша и прошла мастэктомию, после химиотерапию. Я видела на экране знакомый мне доксорубицин, выпавшие волосы и ее поход за париком и таким же послеоперационным лифчиком. Срослась с ее историей. И тут ей дали время на отдых между химиотерапиями, перспективы были радужными, она поехала домой к родным, а потом ей стало хуже. Женщина вернулась в клинику и оказалось самое страшное – возврат, метастазы были в головном мозге. Онколог назначил ей новый курс химиотерапии, а в разговоре объяснил, что коварство таких опухолей в том, что они хорошо поддаются лечению, но так же быстро могут возвращаться, и самое страшное, что могут возвращаться в мозг. А после черный экран и некролог: она умерла – и дата. Вечер, семья уже спит, в комнате темно, я сижу перед телевизором, и только свет от монитора освещает меня, он на минуту угасает с этим черным экраном, меня пробирает дрожь и ужас. Эту историю я пронесла через свое сердце и как будто сроднилась с ней, она мне была близка и понятна. Но я не ожидала такого поворота, ну это же телевидение, все должно быть хорошо, я же ожидала хеппи-энд. Ну вот как, они что – не могли ей помочь, найти еще решение какое-то, лучше клинику, врачей? Понимаю, что нет, но голова отказывается верить. Это совершенно чужая мне женщина, а я сижу в слезах перед телеэкраном.

Не поверите, но «настоящесть» происходящего со мной и всю серьезность я поняла, наверное, тогда. Ну как-то мозг, что ли, блокирует такие мысли. Ведь самое страшное не сама болезнь сейчас и не лечение, а выживаемость и возврат.

Я увидела статью об одном докторе-онкологе, который сам заболел и давал интервью, вот так честно, без прикрас рассказывал, что понимает свои шансы, знает свои прогнозы. И вот что интересное он сказал: онкологи дают процент выживаемости с учетом 5 лет и процент невозврата тоже на 5 лет, потому что дольше проводить исследования, вести общемировой учет очень сложно. И тут тоже есть нюанс, ведь это общая усредненная статистика, и кто-то может в результате получить двухлетнюю выживаемость, кого-то через месяц не станет, а кто-то проживет еще тридцать лет без рецидивов. Вот такая вот лотерея жизнь. И он, как онколог, лучше других понимает свою ситуацию, потому что не раз своим пациентам сообщал похожие прогнозы. Но знаете, как интересно этот доктор говорит – задача онколога не только и не столько вылечить рак, сколько максимально продлить жизнь пациенту и сделать эти годы жизни максимально комфортными, безболезненными для пациента. Вау, вот это откровение для меня. А ведь действительно: мои переживания по поводу моего нынешнего состояния пустяк по сравнению с угрозой рецидива. Возврат – это страшнейший кошмар и страх любого онкопациента. Рак страшен своей скоростью роста и способностью очень быстро распространяться на все органы и системы. Он, как гад на ветках дерева, старается оплести человека и уничтожить весь организм. Вот вам и фильм ужасов: не зомби надо бояться и оборотней, а совсем реальной истории, когда болезнь становится врагом человечества. Правда ведь, не Стивен Кинг автор ваших кошмаров, а реальность. И эта болезнь очень тихо убивает сотни тысяч людей, сильнее войны, цунами, землетрясения, терактов и, к сожалению, часто сильнее нас. Поэтому пока Илон Маск исследует космос, реальность показывает, что наш враг может быть в нас самих. Да, это не чума, которая истребляла целые народы, это тихая, коварная часть нас самих, возможно ошибка в нашей эволюции.

* * *

Становится теплее, теперь сложнее подобрать одежду, скрывающую послеоперационный бюстгальтер и несимметричность груди. Дело в том, что у этого бюстгальтера широкие шлейки на липучках, как у спортивного, поэтому его видно у горловины большей части одежды, а пояс по верху тоже выпирает, даже в слегка прилегающей одежде. Наловчилась в меньшую грудь подкладывать пуш-ап и надевать рубашки из плотной ткани, которые застегиваются под горло. Шапку уже пора снимать, но ветер или неловкое движение на улице могут сделать видным, что у меня парик, то есть может открыться линия пришивания волос к «шапочке», поэтому теперь на улице кепка – мой верный спутник.

Но когда становится тепло, начинается большая проблема – приливы. При химиотерапии произошла аменорея, прекратились месячные, и организм поначалу никаких сигналов не подавал, а после временами начало бросать в жар, голова кружилась, сильный прилив пота и какая-то растерянность. В транспорте теперь мне стало сложно находиться, мне не хватало воздуха, в прямом смысле этого слова я не могла дышать, только ветер из окна как будто давал «напиться» этим воздухом, а если не было возможности находиться у окна, или солнце немного больше припекало, или транспорт останавливался, то все – мне казалось, что и воздух перестает поступать ко мне в легкие. Я чувствую себя как рыба, выброшенная на сушу, судорожно пытаюсь губами схватить кислород, а от этого впадаю в паническое состояние, моя нервная система дает сбой, и я просто мгновенно обливаюсь потом насквозь. Это, наверное, почти паническая атака, и потом, в таких же условиях уже не отсутствие ветра, а мой мозг сам эту ситуацию повторяет, и я ничего не могу с этим поделать, какая-то клаустрофобия развивается. Я пытаюсь успокоиться, спокойнее дышать, закрыть глаза, визуализировать приятное место, но нет, голова не слушается.

В один из таких моментов в транспорте мне становится совсем плохо, я понимаю, что перед глазами темнеет, а дышать я уже совсем не могу, срочно останавливаю водителя и выхожу посреди дороги, не понимаю, как звоню мужу, от обочины дохожу до заборчика и просто на секунду отключаюсь, падая на него. Прихожу в себя – и в глазах все еще расплывшаяся картинка, расплывшаяся настолько, что я могу разглядеть только очертания. Понимаю, что совсем рядом есть здания, поднимаюсь и, шатаясь, еле волоку ноги, вижу по очертаниям, что мимо проходят люди. Как назло, язык совсем меня не слушается, я очень несвязно говорю «помогите, помогите», но они проходят мимо, потом я просто за руку хватаюсь за какого-то мужчину, тогда в