Клад на словах

Блэр, ставший его самым ярым защитником, писал многостраничные статьи, где тезисно доказывал, что Оссиану суждено превзойти славу Гомера. И очень многие разделяли его точку зрения.

Пока не появился Самуэль Джонсон.

Джеймс слышал вполуха от Хоума, что некто решил повторить его маршрут по Высокогорью якобы с целью доказать, что никаких манускриптов там днем со днем не сыщешь. Джеймс отнесся к этому спокойно. Он впервые проводил лето в Лондоне и не мог обращать внимания на все предупреждения, которые сыпались на него как из рога изобилия, ведь каждый лондонец считал своим долгом просветить его относительно опасностей высшего света.

Прошло некоторое время. Джеймс вернулся в Эдинбург, где купил квартиру недалеко от центра города, и читал лекции в университете. И вот однажды к нему вечером заявились полузабытые друзья: Хоум и Блэр. Джеймс не хотел их видеть.

– Что привело вас в Эдинбург, дорогой Хоум, я думал, Вы в Лондоне надолго? – спросил он, пропуская их в гостиную.

– Решил Вас навестить, – сказал Хоум сухо.

– У меня все в порядке, не стоило волноваться, – ответил Джеймс в тон. – Тут у меня наконец – то появилось время для литературы и преподавания. Чего ещё я мог бы желать?

– Мы очень рады за Вас, Джеймс, – сказал Блэр осторожно. Они сели перед камином. – Это прекрасная новость. Не правда ли, Джон?

– Да, – крякнул Хоум. Он посмотрел на Джеймса с ненавистью, тот ответил самодовольной улыбкой.

– Помнится, мы сидели так же втроём, когда счастливая мысль о поиске кельтских легенд озарила нас, – сказал Блэр с ноткой ностальгии.

– Помнится, вы сразу отказались участвовать, – напомнил Макферсон.

– Отказался поехать с Вами, не участвовать, – пожурил Блэр. – Джеймс, неужели я недостаточно сделал для успеха нашего детища? Мои поправки, советы, мои связи в Лондоне в конце концов! Если бы не мое здоровье, я был бы счастлив поехать с Вами, Вы знаете, что это правда.

Макферсон смягчился.

– Я не сомневаюсь в Ваших добрых намерениях, дорогой Блэр, но если Вы пришли ко мне по делу, я предпочел бы узнать, в чем состоит это дело.

– Вы хотите откровенности? – сразу вцепился в эту мысль Хоум. – Что ж отлично! Покажите нам оригиналы манускриптов.

Макферсон вскочил на ноги.

– Вы сомневаетесь в том, что они существуют?

– Я нет. Другие – о да.

– Вы называете меня лжецом! Я вызвал бы Вас на дуэль, если бы не уважал Ваши седины.

– Не надо носиться с моими сединами, Макферсон! До Вас не могли не дойти слухи о том, что говорят повсюду, и о том, что этот паршивец Джонсон собирается сделать. Вы знаете репутацию этого человека: он чудовище и не погнушается выставить на посмешище любого, особенно шотландца.

– Ложь этого человека ни к чему не приведет. Если я начну оправдываться, все решат, что он вынудил меня!

– А если не начнете, все решат, что он прав!

– Джеймс, пожалуйста! – вмешался Блэр. – Ваша гордость не пострадает, если Вы станете защищать себя, когда на Вас клевещут. Покажите манускрипты хотя бы нам, чтобы мы могли с чистой совестью говорить, что видели их…

– Вы и видели их! Когда я вернулся из гор.

– Да, но только мельком. И я же не слова не понимаю на гэльском, это могло быть что угодно…

– Так зачем Вам смотреть на них?

– Чтобы убедиться, что они есть.

– Моего слова, слова вашего друга, Вам уже недостаточно!

– Макферсон, я требую, чтобы Вы взяли себя в руки! Именно из-за нашей дружбы мы и печемся о Вашей репутации. Выставите их на всеобщее обозрение, Вы ведь уже делали это в Лондоне!

– Да, делал, но очевидно, для доктора Джонсона этого было недостаточно, – огрызнулся Джеймс.

– Вы правы, – мягко согласился Блэр, – но тогда Вашу книгу только опубликовали, она еще не получила такой публичности и никому и в голову не приходила, что…

– Что я мошенник? Господа, я прошу Вас уйти.

– Черт бы Вас побрал, Макферсон! – сорвался Хоум. – Я лишь надеюсь, что Вы нас не потянете с собой на дно, куда Вы явно собираетесь.

Джеймс хлопнул за ними дверью.

Он не мог довериться никому. Безумная мысль посетила его: сфабриковать оригинальные документы, как он сфабриковал перевод. Но он тут же отмел эту идею – его несомненно раскроют, да с таким позором, который нельзя пережить. Нет, надо придерживаться той линии, которую он для себя выбрал. Он слишком горд, чтобы подчиниться требованию людей, которые принимают его за шарлатана. Вот оправдание, которое спасет его.

А Джонсону скоро наскучат шотландские селения, и он вернётся в свой Лондон, где займется критикой более изысканных литераторов, благо критиковать их можно месяцами, не лишившись при этом поводов для недовольства.

Все так и будет. Несомненно.