The Fate

Глава двенадцатая

Саундтрек для чтения: Richard Wagner – Ride of The Valkyries

Алистер совершенно точно знал, как поступить ему теперь, и чья жизнь ему подходит больше всего для того, чтобы предотвратить грядущий земной конфликт – Евы Браун, конечно.

Воспитанная в строгой семье, не принимающая реальность такой, какая она есть, не жалеющая свой собственный фейт для того, чтобы добиться своей цели – эта женщина определенно точно ему подходила. Кто-то очень давно прописал в ее программе цель – нахождения рядом с персонажем Гитлера. Кто-то очень уверен в том, что достигнет своей цели, если будет находиться именно рядом с ним. Любыми путями, как посмотрел Алистер на диске персонажа Евы – она несколько раз не гнушалась даже самоуничтожением персонажа, выводя его на самоубийство – сильнейший игрок. Вселенная столкнула два фейта с определенной целью, их «случайная» встреча в фотоотелье десятками лет ранее вовсе не случайна, только вот владелец персонажа Гитлера – какая-то слишком важная фигура, поэтому все делает на протяжении фейта, чтобы отдалиться от персонажа Евы. Хоть ее присутствие в жизни его и забавляет.

«Так что же, посмотрим, как нам с этим быть», – Алистер уже принял это решение. Забирать жизни игроков у их владельцев при отправлении старшим не разрешали, но и запрета не было. Тем не менее, очевидно, владелец Евы слегка огорчится, увидев, что игрок выбыл из игры. Можно подстроить самоубийство и на самом краю жизни, перевязать ее на себя. Можно просто по-хамски забрать управление игроком на себя, но тогда поднимется шум во всей вселенной, начнутся разговоры о нарушении истин… Нет, это ни к чему и сразу же привлечет слишком много внимания. Просто забрать на себя управление Гитлером – все равно, что себя обнаружить перед всей Галактидой. А это категорически запрещено.

Определенно точно: игрок Ева находится ближе всего к такому важному игроку как Адольф Гитлер на земной игровой арене. Она-то нам и нужна.

19 июля 1944 года, когда ворота закрылись и машина с Гитлером отправилась в сторону Восточной Пруссии, Ева Браун крепко спала царским сном в большой дубовой кровати.

Ей снился большой чудесный луг, повсюду росли сиреневые цветы и пахло так по-деревенски чисто и свежо. Она шла вприпрыжку по этому лугу, и все было будто в замедленной съемке: золотистые колосья, небо синее и чистое над головой, солнце ласково грело ее кожу, она беззаботно улыбалась всему этому изобилию. Вдруг она отчетливо услышала знакомый властный голос:

– Ева!

Она обернулась. Вдалеке, посреди поля, она увидела стоящие пять фигур – среди них стоял Адольф, ее любимый Адольф. Она засмеялась и побежала в его сторону, приближаясь ближе, она вдруг заметила, что все фигуры – мужчины, они стояли посреди поля в черных костюмах и все смотрели куда-то под ноги. Когда она оказалась около них, она резко остановилась – на коленях перед ними стоял ее возлюбленный со слезами на глазах. – Гримаса ужаса сейчас же искривила ее улыбку, она хотела закричать, она кричала, но не слышно было ни звука. В следующую секунду произошел громкий взрыв, ее отбросило в сторону, на землю, тут же вскочив она увидела, что место, где только что стоял ее любимый пустует, и повсюду кровь.

Ева проснулась в следующее мгновение. Не понимая, что делает, Ева тихо встала с кровати и подошла к окну. Повернув ручку, она раскрыла окно максимально широко. Она слегка отодвинула штору в сторону, поднялась на подоконник. «Холодно», – подумала она и шагнула в окно. Охрана, болтающая у забора, не успела даже понять, откуда раздался глухой звук падения. Когда они обернулись и подбежали к дому, они увидели лишь всю перепачканную в земле Еву Браун в нижнем белье, которая дружелюбно им помахала, поднеся, нюхая, к лицу цветок розы, сорванный с клумбы.

Алистер старался вести себя естественно в новообретенном теле – но по лицам охранников все-таки понял, что что-то не так, как они привыкли видеть. Проведя анализ, вскрыв в памяти все воспоминания, он пришел к выводу, что все дело в одежде, которая на нем, раньше таких ситуаций, в которых Ева выглядела бы так при встрече с охраной, Алистер не обнаружил. Поэтому поспешил зайти в дом, тем более, что к этому моменту домашняя прислуга уже спешила с халатом на встречу к хозяйке.

– Дорогая, ну что же вы наделали… – запричитала было нянечка.

– Не стоит, все хорошо, – отрезал Алистер, – об этом не стоит никому знать.

Нянечка понимающе кивнула и поспешила уступить дорогу Еве – Алистеру в ванную комнату. «Первый контакт – более-менее успешно прошел. Все удачно сложилось».

Алистер мысленно похвалил себя за успех операции. Оказалось совсем не сложным влезть в программу Евы и обновить сны изнутри. Череда зрительных образов, заложенных Алистером во сне сработала как нельзя четко: Алистер был экспертом в программировании и манипулятором со стажем, ему ничего не стоило вызвать желание к суициду, заранее настроенной до этого модели мышления. Он, можно сказать, просто подтолкнул объект и оказался рядом в ту самую секунду, когда тело вышло из строя от удара о землю с большой высоты (третьего этажа), в ту же секунду, когда сердце Евы Браун остановилось под воздействием удара, ее несущие кости треснули, а внутренние органы получили повреждение – Алистер смог уменьшиться до самых крохотных своих размеров и поселиться в теле этой женщины с внешностью и психологией, так любимой Гитлером. В ту же секунду был стерт из памяти Евы последний сон-программа на суицид и заменен на то, что был предназначен. Фактически ни один из жителей Галактиды, будь то ищейка или бывалый розыскник, не отыщет причину в программе и сошлется на сбой системы. Память с ненужными фрагментами облака над головой также была зачищена, а раны, едва полученные при падении, залечены. Перед нами новая усовершенствованная модель человека – Ева Браун, можно сказать, версия 2.0

Адольф Гитлер как персонаж был сильнейшим игроком своего времени на мировой арене Земли. Очень много других игроков были подвешены за ниточки, ведущие по всей планете. Не смотря не это, он испытывал необъяснимую нежность к этой женщине с самой первой их встречи.

Диктатор внешне, властелин и повелитель, он становился несуразен и робок, как ему казалось, только рядом с ней. Это его пугало и обновляло, придавало сил одновременно. Он много раз пытался убрать эту «слабинку», изгнать из своей жизни, но снова и снова она возвращала его разными путями к себе. В свой прекрасный и такой далекий внутренний мир. Эта нежность, которую Ева ему дарила, не могла сравниться ни с красотой Германии, ни с мелодиями Вагнера. Все красоты и изобилие мира меркли рядом с ней, а счастье становилось больше и глубже.

Он боялся назвать это любовью. – Любовью занимаются слабые. Они зависимы от этого чувства, не могут его объяснить, а значит, – теряют контроль и чистую голову. И с тех пор, когда в лексиконе человека появляется и учащается слово «любовь», он становится похож на религиозного тупого фанатика, слепо верующего в ее существование. Гитлер так отождествлял любовь и себя. Страх перед тем, что хоть одна живая душа упрекнет его, такого жесткого человека и правителя, в любви, преобладал над страхом потери авторитета. Но страх потери Евы из его жизни преобладал, пожалуй, над всем, что в этом мире существовало и будет существовать.

Гитлер предчувствовал все верно, правильно, как и всегда. Интуитивно полагаясь на свои сны (конечно, программированные владельцем игрока заранее), он понимал все то, что еще с ним не произошло, а только должно происходить. Именно поэтому все его планы осуществлялись довольно быстро, а враги отступали неизбежно, поджав хвосты. Каждое предательство он чуял за версту, словно охотничий пес. И в этот раз предчувствие не обмануло. Едва выехав за ворота, он снова почуял запах смерти, она была рядом.

Глава тринадцатая

Саундтрек для чтения: Raving George – Alternate

Алекс поджал губы. Совсем так же, как поджал бы их Александр Вейгер, если бы был пойман с поличным – человеческие эмоции он считал и уже понял их применение.

«Есть два варианта развития дальнейших событий: отрицание всего и соглашение со всем», – Алекс искал верный путь в программе решений.

«Если я скажу, что листок и работа не моя, то какие варианты последствий», – запросил у программы выстраивания будущего Алекс. Программа выдала ему не очень радужную картинку с полным обыском дома Вейгера и арестом на трое суток позднее. Еще программа выдала образ Вейгера, запертого в психиатрической клинике, что тоже было не самой радужной перспективой.

Также он отправил следом запрос в программу о том, что будет, если он признает свое авторство рисунка. Ответ был найден быстро, Алекс сопоставил все за и против, и принял решение:

– Ах, это, – сказал он изумленным инспекторам, которые с вниманием рассматривали одновременно втроем сразу непонятный их разуму рисунок, – это моя последняя работа – набросок. Не спалось как-то ночью, в голову пришла идея, бред – не придавайте значения, друзья.

Алекс натянуто искренне улыбнулся всем троим с надеждой, что дальше разговор не зайдет. Но не тут-то было, конечно, – рисунок очень занял полицейских, даже слишком привлек их внимание.

«Вот некстати это все», – подумал было Алекс, но тут он услышал очень яркую мысль Стэна: «Да этот инженер – отшельник гений!» И ни одной мысли ни от кого из них по поводу узоров на полях, оставленных, конечно, при вынужденном взаимодействии космической и земной энергий.

«Да это как раз то, что нужно, чтобы отвлечь их от корабля», – Алекс торжествующе прописал внутри себя дальнейшую программу действий за пару секунд до того, как Стэн произнес это вслух:

– Да вы гений! Это же какой-то новый самолет, да?

– Ага. Что-то вроде того, но я только представил это на бумаге…

– Александр, я настаиваю, чтобы вы показали это главе научно-исследовательского центра. Я кое-что смыслю в самолетостроении, это правда интересная мысль! К тому, же он – мой хороший знакомый. Я могу вас с ним свести.

Алекс улыбнулся:

– Хорошо, ну если вы настаиваете…

– Сэр, как вы это назвали?

– Дископтер, – моментально пришло в голову самое глупое название, которое только могло прийти, – я назвал этот летательный аппарат «дископтером». Ничего особенного… Просто приснился сон.

– Оо, – протянул самый низкий по росту из трех полицейских, – мне тоже, сэр, часто снятся странные сны. Он ностальгически возвел глаза в небо и прихлебнул кофе из белой кружки.

Все присутствующие уставились на него во все глаза, включая Алекса:

– Да что вы? И какие, например? О чем ваши «странные» сны?

Полицейского не отпускала ностальгия:

– Ну, иногда мне снится, что я генерал, а иногда, что я пристрелил Гитлера.

Все заливисто засмеялись, кроме Алекса. – Он просто не знал до этого момента, как извлекать из себя эти странные прерывисто-звонкие звуки, но, мгновенно скопировав манеру смеха сразу всех присутствующих, Алекс впервые по-человечески захохотал. И, если сначала он не сразу понял, зачем он вообще это делает, то услышав свой собственный первый человеческий смех, он засмеялся искренне сам, от того нового звука, который издал только что сам.

«Человеческие эмоции – как это необъяснимо влияет на настроение», – подумал Алекс, глядя на ярлычки над головами своих полицейских гостей – в момент смеха ярлычки всех троих на минуту засияли серебряным цветом.

Алекс тут же скопировал данные об этом случае в своей памяти – с переменой цвета ярлычков от смеха и отправил в качестве отчета Алистеру с пометкой: «Еще один интересный пример замены потребностей».

В 1944 году инженер Александр Вейгер представил научному сообществу США свой «Дископтер» и через год почти получил патент на изобретение космического корабля. Но об этом позже.

Глава четырнадцатая

Саундтрек к чтению: Kadebostany – Monumental

Москва, январь 2020

За окном бесконечно разрывались фейерверки, а вместе с ними мое сердце. Это был самый тихий Новый год в моей жизни – я ушла в тишину, благородно смирившись с тем, что мечтам иногда не суждено сбыться. Столько прекрасного каждый день вокруг нас существует, существует вместе с нами, но мы зацикливаемся всего на нескольких своих желаниях, без осуществления которых не можем до конца поверить в счастье, не можем находиться в состоянии счастья.

Не снежная зима в России, пожары в Австралии, одиночество. Новости, которые я слышала, угнетали меня и мою веру в волшебство. Хотя я всегда в него верила раньше, сейчас, эта зима, эти чертовы тихие праздники, которые заставляют тебя ждать чего-то хорошего, чего-то исключительного, окончательно убили во мне желание мечтать. И если вы в небе летела комета, она бы угасла, так и не долетела, не имея больше источника энергии – так можно было бы описать, этой кометой, мое состояние в начале 2020 года.

И вот, он наступил. 20 лет тому назад никто и не верил, что он наступит, а он наступил. Так быстро. И вроде бы ничего не изменилось, но изменилось сильно.

Засыпая под очередной слащавый американский новогодний фильм, который привыкла смотреть в новогодние праздники, который будит обычно в тебе все самое светлое, что может быть, поднимает настроение и вселяет надежду на счастье, я вдруг взмолилась в мыслях от усталости: неужели никого со мной никого нет? Все меня покинули. Как вы могли?

Мой мозг, уходя в сон, вдруг выдал мне картинку из моего детства. Раньше я этого не помнила, вернее, помнила, но не всегда хранила в памяти бережно – мои детские воспоминания, один за одним стали появляться в моем засыпающем сознании.

Я совсем ребенок, лет 5, осень, – мы одеты тепло, – родители, и папа и мама, вместе (я уже почти 10 лет не видела их вместе в одном помещении), они учат меня кататься на велосипеде в одном из школьных дворов, я вижу все детали – в чем я одета, какого цвета на мне шапка. Я вдруг вспоминаю их лица. Наш новый год, я в красном милом бархатном платье, у меня волосы завязаны в два высоких хвостика на голове, мы втроем на кухне, темно и горят свечи. Мама выносит торт и произносит слова совсем своим голосом: «Наш первый семейный новый год».

Картинку сменяет другая. Бабушкин дом, я роюсь в старом шкафу на каком – то семейном празднике – примеряю на себя поочередно наряды из «бабушкиного сундука», на мне смешно смотрятся ее шарфы и платья из прошлого – мода 40-х.

Следующее воспоминание: зима, очередной семейный праздник, вся семья за столом, а я играю во дворе – валяюсь в снегу, леплю снеговика, очень хочется пить, бегу в дом и вижу перед собой большую эмалированную кружку: «В ней вода», – мелькает в моей голове, я стремительно забегаю в комнату, бегу к кружке и вдруг неожиданно понимаю, что проваливаюсь сквозь пол и лечу спиной вниз куда-то в темноту. Удар. Я лежу неподвижно. Крики взрослых, мамин плач, они ругаются с отцом – кто-то не закрыл вход в погреб, и я, не видя его, провалилась внутрь. Высота погреба около 10 м. Это не много, но достаточно для того, чтобы я получила сотрясение мозга в свои 6 лет. Вспомнилось, как папа на руках занес меня в больницу и мне назначили больнющие уколы, – какие-то витамины, для восстановления или чего-то еще.

Следом картинка, как я сижу во дворе дома с какой-то девочкой, мы смеемся, о чем-то говорим, вдруг я чувствую удар, хватаюсь за голову – неприятное ощущение, но я продолжаю говорить, как ни в чем не бывало. – Девочка меняется в лице и произносит:

– Кажется, тебе нужен доктор.

Я прикасаюсь к своей голове и чувствую что-то теплое и водянистое – по моей руке и лицу течет моя кровь. Оказалось, мне в голову прилетел один из камней, которыми бросались в игре соседские мальчишки.

Следом в моей голове появляется воспоминание о том, как венчается моя мама с отчимом, церковь, горят свечи, все счастливы, момент единения душ, я выхожу на улицу – подышать свежим воздухом – в русских церквях мне всегда становится нехорошо от спертого воздуха и характерного для церквей запаха… На улице уже темно, зима, темнеет рано – и я спокойно бреду рядом с церковью, вдыхая свежий воздух. И вдруг, земля снова уходит из под ног, и я понимаю, что уже снова лечу в какую-то яму, внизу темно – не видно ни того, куда я лечу, ни моего тела. Наконец, я приземляюсь на две ноги во что-то вязкое и проваливаюсь в эту жижу буквально по колено – это яма, вырытая кем-то то ли для отхожих материалов, то ли строительного мусора. Мне страшно, никого рядом нет, и никто не видел, когда и куда я ушла. Я кричу, мне холодно, темно, я нахожусь в яме 3 на 4 метра, под ногами не понятная жидкая грязевая субстанция, и яма такая глубокая, что из нее в одиночку не выбраться, как ни старайся. Страшно. Ощущение, похожее на сюжет классического кошмара – ты кричишь во всю силу, но тебя никто не слышит, будто ты не издаешь ни звука. Я кричала 10 минут, а потом меня услышала мама, которая спохватилась, что меня долго нет и пошла меня искать.

Следующий фрагмент, который всплыл в моей памяти: мы едем с подругой домой, она за рулем своего автомобиля, я на пассажирском сидении, ночь, мы в пяти минутах от дома. Зажигается зеленый свет, и мы начинаем выполнять поворот налево, нас ослепляет яркий свет, за ним следует сильный удар в корпус автомобиля, затем на нас сыпется стекло, вылетают подушки безопасности, из под капота машины валит дым.

Все это пронеслось в моей голове в течение минуты.

Я вдруг почувствовала, что в комнате не одна, мало того – я почувствовала, что кто-то или что-то невесомое гладит меня, успокаивающе, едва касаясь, вернее, даже не касаясь – тепло разливается от плеч, вдоль по всему телу, до ног.

В голове я услышала мужской голос (скорее мужской, чем женский): «И как ты могла подумать, что ты была когда – то одна?»

И следом череда кадров: как падая в погреб в возрасте 6 лет, я приземляюсь аккурат головой на дедушкину пушистую шапку аккурат между стеклянных банок с засоленными на зиму овощами, как камень, который летел мне прямо в лицо, еле задевает мою голову и отскакивает, как я приземляюсь в яму около церкви в метре от торчащей арматуры, как мотоциклист, врезавшийся в автомобиль, не доезжает каких-то несколько сантиметров до пассажирской двери, перелетает «Мерседес», и его отбрасывает от машины на 20 метров кувырком, ломая кости.

Я проснулась от того, что заплакала во сне, ощущая всю свою неблагодарность и слепоту. Привет, 2020.

Глава пятнадцатая

Саундтрек для чтения: L’Orchestra Cinematique – Wicked Game

20 июля, Восточная Пруссия

Ева (точнее, уже день как Алистер) трансгресировала в Восточную Пруссию. Здесь должен был находиться Гитлер. Алистер воспользовался внутренней памятью Евы, чтобы вспомнить четче его образ и переместиться аккурат ближе к фюреру. Он оказался в каком-то полутемном помещении, не трудно догадаться – Еве тут быть нельзя, и никто не должен его заметить здесь, а просто превратиться в облачко в теле человека он не решался – не предсказуемо было, как человеческая кожная ткань отреагирует на трансгрессию, надо было и это заранее проверить, но он не предугадал, что это может принести вред. «Хорошо, что все обошлось, и вроде бы все внешние данные в том же состоянии», – Алистер на всякий случай проверил состояние потребностей и внутренний диск Евы – все в норме, не считая показателя комфорта – тревога одолевала ее мозг.

Вдруг Алистер отчетливо услышал чей-то голос, кто-то говорил на немецком в паре стен от помещения, где находился он сам:

– Он не должен ни о чем догадаться, положи чемодан на видное место!

– Угу. А если досмотр на входе?

– Остается только думать, что эти тупоголовые нам доверяют.

Кто-то готовил покушение, Алистер услышал и мысли говорящих так же четко, как и разговор: «Эта фашистская сволочь сегодня обогреет своей кровью Восточную Пруссию!»

Алистер понял: сегодня на встрече, на которую отправился Гитлер, должно произойти покушение на него и его команду. Это была прописанная программа, сами бы они до такого не дошли, сидели бы посасывали пиво на диване и молчали, как все остальные игроки. К тому же, уровень жестокости был слишком неестественно задран, и все указывало на то, что это чей-то четкий план. Для того, чтобы внятно представить картину, маловато слышать мысли незнакомых в лицо людей, Алистер решил рискнуть и попытаться раствориться в привычную дымчатую материю из тела Евы, в конце концов, сейчас уже не время для сомнений, хоть риск и не воссоздать обратно всю сложную индивидуальную инфраструктуру игрока был.

Он принял свое привычное состояние и медленно просочился через одну стену, а затем, и через вторую. Перед ним были два человеческих игрока, одетые в немецкую военную форму. Убедившись, что реакции на него нет, и что он невидим, Алистер расположился в кресле в углу комнаты и стал вникать в беседу.

Очень удобно, что программное обеспечение Алистера позволяло ему владеть сразу всеми известными землянам языками, от современных до забытых и не используемых, так что он очень хорошо понимал разговор и мысли всех, кого только хотел услышать или расщелкнуть. Ярлычки, что интересно, у обоих говорящих немцев светились ярко зеленым. – «В спокойствии и комфорте, не смотря на опасность мероприятия», – подумал Алистер. На секунду ему даже показалось, что они осознают его присутствие, так как они оба про себя фактически одновременно подумали: «Главное, чтоб разговор не услышал никто лишний».

Алистер расщелкнул сначала одного немца, – им оказался граф Клаус Шенк фон Штауффенберг, полковник, офицер и аристократ. За 36 лет он не был замечен ни в одном нарушении или в пренебрежении полномочиями. В бою получил ранение – повреждена рука, имеет трех детей и супругу. Но сейчас все его естество кричало о том, что нацисты несут беду его родине. Он молча делал свое дело, неся в себе план смещения вождя нации. Утроенное чувство патриотизма, религиозность, ущемленное чувство справедливости – четкая установка, – что легко прочел Алистер, расщелкнув потребности Клауса. Кто-то очень хотел, буквально мечтал сыграть роль убийцы Гитлера. «Только вот не сегодня», – Алистер все прочитал, все успел разобрать и понять.

Второй офицер был ниже ростом и его мысли так громко звучали все это время, что не обращать на них внимания Алистер больше не мог: «В гестапо уже просочилась информация о готовящемся заговоре. А что если Гитлер не приедет в ставку? Что если сегодня его не будет в «Волчьем логове»? Могут погибнуть невинные офицеры!»

«Ха. Невинные», – забывшись, Алистер ответил на мысли офицера прямо в его же голове. В его же голове и своим голосом. У того тут же сделались круглые глаза, ярлычок над головой из ярко зеленого перешел резко в тревожный ядовито желтый и испуганное лицо подпрыгнуло вместе с телом.

– Клаус, ты что – то слышал? Ты тоже слышал? – залепетал он на немецком, весь дрожа.

– Что слышал? – Клаус оглянулся, прислушиваясь настороженно, по сторонам, торопливо закончил заворачивать взрывчатку и уложил ее в портфель.

– Голос, здесь кто-то есть!

– Да брось, ты просто переволновался, – граф взял со стола портфель с взрывчаткой, по-отечески хлопнул офицера по плечу, и они вышли.

За время своей «прослушки» Алистер понял, что скоро в «Волчье логово» прибудет Адольф Гитлер, на него готовится покушение, которое не оставит ему шансов. Клаус должен пронести взрывчатку в зал совещания. О плане в курсе большинство участников совещания. Гитлер действительно под угрозой, как никогда раньше.

«Как я вовремя», – подумал про себя Алистер.

Спустя несколько минут в здание вошел Адольф, рецепторы Евы моментально сработали, через мгновение «облако Евы» уже витало над ним. Адольф был настроен на серьезную встречу, он был «заряжен» словно кольт и готов к жестким разговорам. Ярлычок над головой желто-оранжевый, потребности на середине – состояние – зол и напряжен, готов рвать зубами. Он стремительно направился в зал совещаний, минуя первого адъютанта, как вдруг что-то его заставило замедлиться, а потом и остановиться.

В голове Гитлера совершенно четко раздался родной и знакомый нежный голос: «Любимый, остановись». Он почувствовал на секунду, как земля ушла из под ног, оперся на стену рукой. Заметив, что стена еще не просохла от краски, а также глаза, выдающие удивление адъютанта, Гитлер одернул руку и выпрямился. Он хотел было сделать снова попытку пройти дальше, как снова этот голос: «Адольф, там опасно». Фюрер мотнул головой, как пришибленное животное, скорее, чтобы выбросить мешающие ему чужие мысли, как снова услышал совершенно ровное и спокойное: «Послушай меня. Повремени заходить туда, отойди в сторону и послушай меня».

Но кто-то все-таки усердно играл сейчас онлайн в игрока по имени Адольф Гитлер, и ему очень не нравились возникающие сами собой желания и мысли о любви в голове игрока. Игровой персонаж откровенно лагал. Алистер ждал, когда у игрока на той стороне Вселенной уже закончится терпение и он отложит миссию, поставив его на паузу или автономную игру. Алистеру нужна была эта пауза хотя бы в минуту, чтобы успеть занести данные в голову Гитлера через связь с Евой – так это будет незаметно, поэтому он неустанно снова и снова прорывался в его голову.

Со стороны для всех людей это выглядело так: уже заходя, Гитлер передумал развернулся, сделал несколько шагов назад, потом шаг вперед, оперся о стену, одернул руку, отвернулся от всех и встал спиной.

Со стороны игрока это все выглядело будто игра зависла, либо сбой, либо персонаж лагает.

Спустя минуту Алистер все же добился своего, и Гитлер полностью переключился с ним на внутреннюю беседу.

– Ты должен знать следующее, – говорил Алистер в голове Гитлера голосом Евы, – Клаус и несколько офицеров вместе с ним подготовили против тебя заговор. Они жаждут твоей смерти.

– Штауффенберг?

– Да, Клаус Штауффенберг. Взрывчатка в портфеле, портфель будет лежать слева от места, где ты будешь сидеть. Взрыв произойдет после того, как Клаус покинет заседание, точнее – еще до его начала.

– Ева, как ты… Как это тебе удалось? Откуда ты здесь в моей голове и все это знаешь?

– Не думай об этом, думай о том, как ты поступишь, когда Клаус покинет помещение. Я тебя люблю.

«Я тебя люблю», – это еще что за связка и откуда она взялась?» – Алистер не понял, как именно, но это выражение само вырвалось у него, – «Что-то вроде привычного прощания, наверное, между ними. Видимо, сработала цепочка ассоциаций».

Гитлер наконец-то «отвис» и зашел в помещение, слегка улыбаясь, что вызвало недоумение у всех присутствующих.

«Вот дьявол! Еще и скалится!», – слышал Алистер почти во всех головах. Почти – это потому, что некоторые боялись даже думать в присутствии фюрера.

Проходя по залу к своему месту, Адольф увидел, что Штауффеньерг действительно сел справа от него, он мысленно запомнил всех, кто расположился рядом с предателем, и спокойно опустился на свое место. Совещание началось, Гитлер говорил свою речь, но параллельно пытался увидеть портфель или пакет со взрывчаткой, он все ждал момента, когда у Штауффенберга появятся неотложные дела, и он покинет помещение. В конце концов, голос Евы в голове может быть просто признаком какой-то новой развивающейся психической болезни, фюрер понимал головой, что этого диалога не могло быть, но интуиция подсказывала, что Ева впервые, вот так, за все эти годы, не спроста появилась в его голове.

Наконец, где-то на середине совещания, Штауффенберг поднялся из кресла и сообщил всем, что у него появились срочные дела в Берлине, и он вынужден покинуть совещание.

В тот момент, когда Клаус начал уходить, один из участников совещания машинально заерзал на месте и подвинул портфель ногой дальше под стол.

Гитлер понял все в ту же секунду и в тут же еще больше полюбил Еву Браун – как только дверь за Клаусом начала закрываться, Гитлер напрягся и приготовился к падению под стол. Это случилось незамедлительно – в ставке раздался взрыв.

«Чертов калека-предатель», – эта мысль возникла в голове Гитлера в момент взрыва, он улыбнулся, резко встал и бросился в противоположную сторону от той, где сидел сам.

Взрыв прогремел такой силы, что от его силы обвалился потолок, а сам зал превратился в груду развалин, под которыми погибло одновременно 17 человек, участвующих в том совещании. Но не Гитлер. Он победоносно вышел из зала, весь в пыли, чужой крови и грязи на мундире и лице, холодно бросил сбежавшимся офицерам:

– Взять Клауса Штауффенберга и приговорить к казни его и всех, кто принял участие в заговоре.

Он вышел в этом виде, как ни в чем ни бывало, из здания, в котором только что его чуть не убили, сел в машину и бросил водителю:

– К Еве в резиденцию. Сейчас же.

Когда машина резко отъехала, Алистер в видимом обличии, в образе Евы стоял на ее месте перед зданием, скрестив руки на груди и улыбался. На улице ярко светило солнце, был погожий июльский день. «Вот теперь результат будет превосходным».