– Бежать нельзя… нужно сидеть тихо… сейчас… сейчас они начнут выбирать… – из толпы доносились голоса, полные тревоги, пока дерево чертило красную линию на снегу телами беглецов, подтягивая их к себе. Опешив, мужчина наблюдал за происходящим и не знал, что делать дальше, ведь в этой толпе должна была находиться его дочь и мальчик, которому он обещал сохранить жизнь. Павел начал выискивать Катю среди детей. Поиски были тщетны – слишком много детей собралось на этом празднике смерти.
Он не решался призвать дочь криком. Отец не боялся привлечь внимание гигантского чудовища, способного одним махом прикончить его. Он трепетал от одной лишь мысли, что Катя не ответит на зов, потому что её больше нет. Перебарывая страх, он попытался найти ребенка среди останков, висевших на ёлке. Не все трупы можно было рассмотреть, как следует. Из сотен тел были и такие, которые невозможно было опознать.
Пока мужчина искал свою дочь, черти сгруппировались, и один из них, видимо главный, забрался на вершину дерева и принялся всматриваться в толпу ребятни. Он коснулся рукой лба, будто закрывал глаза от света и высматривал кого-то. Так он смотрел, пока не нашел кого искал. В это время смятение в рядах собравшихся у елки возрастало. Когда он медленно вытянул руку и указал в толпу, паника достигла своего апогея. Дети, находившиеся в поле зрения монстра, вопя, бросились в рассыпную, оголив круг притоптанного снега, в центре которого, сгорбившись, стоял одинокий, оставленный такими же, как и он сам, мальчик. Ему было не больше пяти. Он, крепко прижав к себе плюшевого зайца, в одной пижаме, босиком стоял на снегу и тихонько плакал. Несмотря на холод, причиной озноба был страх. Не взывая о помощи, он шептал что-то мягкой игрушке и, разуверившийся в чуде, смиренно ждал своей участи.
В этом странном омерзительном месте не было тех, кто мог бы ему помочь. Но хуже всего то, что здесь не было того, кто хотел помочь ребенку. Каждый доживающий свою короткую жизнь думал лишь о себе. Паша поймал себя на мысли, что не станет рисковать жизнью ради этого малыша, ведь сам подвергнет себя смертельной опасности, а впереди ещё спасение тех, кому он непременно должен помочь. «Но что если я опоздал, и их уже нет?» – в очередной раз мелькнула уничижительная мысль, перехватившая дыхание, а тем временем ель с протяжным скрипом начала тянуть свою ветвь к мальчику. Ребенок, зажмурив глаза, напрягся, будто это могло ему помочь и, не пытаясь сбежать, ждал, пока его больно не схватит кривая пятипалая ветвь. Когда монстр сжал ребенка и поднял над всеми, плюшевый заяц упал на снег. Выронил ли мальчик игрушку случайно или намеренно отпустил единственного друга, чтобы спасти свою игрушку – частичку, напоминавшую о доме и близких? Черт, отдававший елке приказ, изящным движением дирижера указал на одну из тысяч игл, и дерево резко согнуло ветвь, пронеся мальчишку над толпой, и насадило его на саблевидную иглу.
Всюду слышались тревожные возгласы, плач и мольбы о помощи, только мертвые глаза мальчика безразлично смотрели на других, пока ещё живых, детей с высоты беспощадной елки. Как только игла пронзила его трепещущее сердце, черти заликовали, а их главный, уставившись на мужчину, сардонически усмехнулся. Мужчине показалось, что это шоу было организовано специально для него.
Паша нашел плюшевого зайца. Заботливо поднял его и осмотрел. У игрушки отсутствовал один глаз, на клетчатом комбинезоне синим маркером было написано имя «Степа». Плюшевый заяц напомнил Павлу свою любимую игрушку – медвежонка Мишу. Как-то, Муська – кошка, жившая в те далёкие времена в семье охотника, – разыгравшись, напала на игрушку и вырвала глаз медвежонку. Кошка тогда получила по заслугам: Павел отогнал ее, отбил своего друга у хищницы. Плюшевый медведь был не просто игрушкой. Он охранял мальчика от чудовищ, приходивших за ним в темные часы, когда мама уходила доделывать свои домашние дела и, погасив свет в детской, оставляла Пашу с медвежонком в комнате. «Миша, охраняй Пашу до утра! Пока я не позову его завтракать!» – серьёзным тоном обращалась она к плюшевой игрушке и уходила, оставив сына в кромешной тьме. Паша верил, что игрушка – надёжный защитник и ни одно чудовище не сможет затащить его в свое мрачное логово – темноту подкроватной бездны, – пока Миша лежит рядом на подушке и охраняет.
Паша посмотрел на зайца, который, как ему показалось, тоже смотрит на него маленьким пластмассовым глазом. Этот вопрошающий взгляд, казалось, был полон скорби, будто плюшевый заяц пытался проронить слезу по убитому хозяину, но был не способен стенать. «Чего же ты не спас мальчика, Стёпа? Неужели потому что он не попросил?» – мысленно обратился к зайцу Паша.
– Так давай я попрошу? Помоги… Защити остальных детей! Прошу… – отчаявшийся взрослый просил помощи у одноглазого плюшевого зайца, в то время как темные фигуры на ели вновь начали движение. Их главный снова забрался на верхушку дерева и принялся высматривать новую жертву.
Дети, заметив черта на еловой макушке, засуетились, завизжали, забегали. Но суматоха не помешала сделать выбор, и монстр указал пальцем в толпу. Паша посмотрел в центр белого круга, сделанного испуганной толпой. В центре снежного пяточка замер Митя. Он, неподвижный, оцепеневший от страха, стоял, уставившись мокрыми большими глазами на тянущуюся к нему гигантскую лапу. В одном ботинке, в спущенном до середины стопы мокром носке, в школьной испачканной форме, рубашка которой торчала из-под жилетки, он обречённо ждал, когда чудовище расправится с ним. Отбросив в сторону игрушку, Паша бросился к ребенку. Успев добежать до мальчишки, единственное, на что взрослый решился, так это встать между ребенком и стремительно опускавшейся лапой чудовищного дерева. Мужчина инстинктивно вскинул руки, закрывшись от атаки, и зажмурил глаза перед смертью. Мгновение! Но атакующий не настиг людей. Толпа восторженно ахнула, и Паша в недоумении открыл глаза. Черное безоблачное небо закрыла белая шерсть. Невероятно большая рука зайца Степы держала искривленную, иссохшую лапу дерева. На миг повисла пауза. Ель, не ожидав сопротивления, растеряно замерла, черти, раскрыв клыкастые рты, испугано смотрели на исполинского зайца, размеры которого не уступали их елке. Замешательство прошло, и ель начала атаковать плюшевую игрушку, судорожно нанося удары свободной лапой. Дети разбежались в стороны. Началась жестокая схватка. Плюшевый заяц больше не выглядел невинной детской игрушкой, и дело было даже не в его размере. Он приобрел некие демонические черты. Ткань превратилась в шерсть, взгляд наполнился яростью, и теперь он выглядел так, как и всё вокруг – свирепо и безжалостно. Защитник прыгнул на елку, повалив ее. Черти посыпались вниз вместе с телами растерзанных детей. Нерожденные ловко шмыгнули во тьму, пока заяц с хрустом отрывал многочисленные ветви дерева-убийцы. Когда дети разбежались, на снегу остались лежать другие брошенные игрушки. Не мешкая, Паша подбежал к одной из них, схватил ее, не глядя, и, крепко сжав Митину руку, бросился прочь от ристалища.
– Я же говорил, что приду за тобой! Я же говорил!? – не веря в происходящее как-то радостно кричал он ребенку, – Нужно только найти выход – и мы спасены, малыш! – Мужчина бежал, периодически оглядываясь на место, где заяц потрошил елку. Паша пробежал еще несколько метров, а потом перешел на шаг и остановился. Впереди показались силуэты, похожие на детские, однако охотник как-то научился различать похитителей от детей. Семь чертей перегородили путь.
– Мало вам? Еще хотите? – Он поднял вверх припасенную игрушку. Мельком взглянул на нее и опустил вязанную зеленой нитью черепашку с пуговками вместо глаз, – Вам не поздоровится, обещаю! – пригрозил он нерожденным.
– Ребенок может выйти из этого мира только в мешке, взрослый… – мерзким хриплым голосом произнес главный, – Если хочешь выйти – мы не будем держать тебя, выход там, – черт махнул рукой, и в кромешной тьме появился столп оранжевого света, уходивший куда-то ввысь.