Пути Господни

Тысячи харбинцев, вышедших на улицы встречать японских оккупантов, были убеждены в том, что пришла сила, способная помочь им в возврате потерянной Родины. Но Япония в ближайшее время не собиралась нападать на СССР, поскольку совершенно не представляла себе расклад сил. Зато очень боялась, что Россия также изучает их военные возможности, и организовали тотальный контроль за населением Маньчжурии почище, чем ОГПУ.

Основная масса завербованных контрразведкой занималась доносительством на платной основе. Платили мелочь, но за каждое донесение, получалась сдельная оплата труда, стимулирующая доносчиков. Затем шли филеры – «стукачи». Сюда приходили добровольно, решая трудную для себя нравственную задачу: стучать или пухнуть от голода. Не для всех решение было очевидным, но нанимались в филеры из безысходности. В отличие от доносителей, филеры получали конкретное задание проследить за интересующим японцев человеком.

Мартын же занялся известной ему работой: борьба с контрабандой. Первый же случай отличиться произошел через месяц после начала службы.

Нормальный товарный вагон, пришедший ночью на сортировку, был ничем не примечателен. В меру облезлая зеленая краска и четко нанесенные белым стандартные надписи. Слева от раздвижной двери написано «КВжд» под эмблемой дороги и тут же «20т», справа надпись «40 человек или 8 лошадей». Дверь была заперта на большой амбарный замок, а у вагона стояли два гражданских мужика с пистолетами за поясом и ножами в ножнах. Это было нетипично.

– Таможня, ребята. Кто такие, что в вагоне? – Мартын сходу решил, что они понимают русский язык.

– Пошел на … – они не только понимали русский язык, они на нем еще и говорили.

Мартыну стало нехорошо. В голове зашумело, глаза налились кровью, по телу пробежала дрожь. Взятки ему предлагали неоднократно, убить обещали несколько раз, но вот посылали так далеко впервые. Мощный удар в солнечное сплетение вырубил говорившего, а второй, не успев схватиться за рукоятку итальянской беретты, тут же взвыл от боли. Применивший болевой прием к нарушителю Мартын уже вовсю свистел в свою дудку, созывая полицию.

И вдруг из вагона явственно зазвучали женские крики и стук в дверь. В три удара прикладами полицейские сбили замок и застыли: в товарном вагоне оказались 11 девушек в возрасте 15—16 лет, две из которых были мертвы. Увидев людей, девушки заговорили все разом, но в этом гвалте Мартын сумел уловить суть.

Третьего дня в Цицикаре родители сдали девчонок агенту благотворительного фонда для отправки в цивилизованные страны, где им светила работа в качестве гувернанток и горничных в русскоговорящих семьях. Всех явившихся посадили в автобус и отвезли за город, где заперли в неотапливаемом сарае. Вещи отобрали, а ночью было не жарче плюс двух градусов. Девчонки простудились. Вчера их запихали в товарный вагон и продержали в нем сутки, пока не прицепили к паровозу. Из еды давали рисовые лепешки и воду. Две девочки заболели еще в сарае, в вагоне появился сильный жар, а потом они затихли почти одновременно.

– Что это, господин Бампо? Как такое могло случиться? – спросил Мартын у своего начальника, сдавая тому отчет.

– Да ты, Мартын, как вчера родился. Обыкновенная работорговля, существующая тысячелетия. Пришли в Китай беженцы, а с ними пришли нищета и безысходность. Группа твоих соотечественников тут же организовала поставку красивых девушек в бордели. Люди из числа офицеров заводили знакомства со своими бывшими сослуживцами и предлагали безвозмездно помощь. Они обещали переправить их дочерей в Австралию, Канаду, Аргентину, где с большой охотой брали на работу гувернантками русских девушек. Родители отдавали детей в их руки и совали при этом какие-то дешевые ювелирные изделия в качестве оплаты за услугу. Власти всегда боролись с этой напастью, но всякая власть обожала мздоимство. Я сам видел, как расплачивались с крупными чиновниками за свободный транзит. Японцы запретили торговлю людьми и теперь будет расследование и казнь участников данного инцидента.

– Так все кончается? Или японцы тоже возьмут деньги?

– Нет, Мартын, не кончается, хотя и денег не возьмут. Организаторы – хитрые люди и имена их никто не знает, так что выдать не смогут.

– Растудыть твою в качель, да что же, на выродков управы нету?

– Есть, Мартын, есть. Да хотя бы и мы с тобой. Вот спасли 2 души – и хорошо.

– Почему две, а не девять, господин Бампо?

– Да потому, что оставшиеся в живых вернутся в нищету и убожество, а там уже и по собственному желанию придут в дом с красным фонарем. Ты в Харбине такие дома знаешь?

– Да уж давно не мальчик, господин…

– Оставь в покое это слово, не нравится мне оно. Зови уж Бампо-кун. Так японцы обращаются к товарищу по работе одного с ними социального уровня.

– Принято, Бампо-кун. – улыбнулся Мартын.

***

Служба потекла своим чередом. Контрабанда, наркотики, нападение хунхузов – все то, с чем Мартын познакомился еще на рубеже прошлого десятилетия. Японская форма ему не мешала, хотя отношения с прежними товарищами разладились. Ну да Бог им судья, каждый в жизни выживает как может. Мартын чести своей не терял и безнравственных поступков не совершал. Ему ни за какие свои поступки не было стыдно перед сыном.

Учился Ваня хорошо. Ему легко давались точные науки, он любил химию, особенно органическую, но были и проблемы. Ваня много читал. Сначала дома, потом ходил в библиотеку, но вот история Ване просто не давалась. Заучивание дат приводило его в смятение, и шестнадцатилетний Иван искал ответы у отца.

– Папа, ну на фига мне знать в каком году правил Василий Третий? Ну, был такой. Ну, сын у него родился. Иван Грозный.

– Сынок, тебе «Королева Марго» нравится?

– Да, папа

– А «Князь Серебряный»?

– Тоже нравится.

– А ты когда-нибудь задумывался о том, что Дюма и Толстой пишут об одном и том же времени? В то время, когда Генрих Наваррский боролся за выживание в Париже, в России беспредельничал Иван Грозный.

– Да ты что! Как-то я и не подумал. Мне казалось, что времена Грозного – это зачатки цивилизации на Руси, а времена Генриха – это расцвет.

– Ты прав, Ваня. Франция здорово обогнала в развитии Русь. Но ведь для того и знание дат нужно, чтобы понять: за довольно короткий срок Россия сумела догнать французов.

– Ну и черт с ними, папа. Мне история Харбина нужна, а Франция далеко отсюда.

– И что ты знаешь об истории Харбина?

– Да только то, что пацаны на улице говорят. В школе как-то не очень растолковывают нам эту историю.

– Это потому, что нынешняя власть никакого отношения к истории Харбина и КВжд не имеет. Все это делалось до них.

– Ну, расскажи.

Мартын подумал, заказал сыну 2 стакана чаю на двоих, отхлебнул из своего, чинно допил до конца и только потом начал:

«История эта началась давным-давно, лет за 20 до твоего рождения. Ты представляешь себе карту Манчжурии? Мощная река Амур, в которую впадает наша Сунгари, служит границей между Россией и Манчжурией, то есть северо-восточной частью Китая. А почти на самом востоке границей служит Уссури, также впадающая в Амур.

Амур делает огромную дугу, сильно вдаваясь в сторону России, – Мартын широко провел рукой, показывая, насколько большая эта дуга – и прокладывать железную дорогу по его берегу к самой дальней точке страны очень невыгодно. Проще было по прямой от Читы до Владивостока. В 1,5 раза ближе, но по территории Китая.

Не знаю, как, но Россия договорилась с Китаем, и тот отдал на своей земле полосу для строительства дороги. Назвали ее Маньчжурской дорогой, какой она и была до 1917 года. Это потом она стала Китайской Восточной железной дорогой, КВжд по-нашему.

Я еще на Маньчжурскую приехал служить. Начали ее строить в 1987 году, в 1903 закончили, в тринадцатом и меня сюда привезли.

Когда строить начали, неспокойно было в Китае. Для защиты была создана Охранная стража. А когда я приехал, это уже был Заамурский округ отдельного корпуса пограничной стражи. В него меня и определили рядовым. – Мартын вздохнул, как будто сожалея о чем-то, сглотнул и продолжил – Харбин находится практически посередине дороги, плюс к этому здесь дорога разветвляется. Одна ветка идет во Владивосток, другая к бывшему Порт-Артуру. Ну, это ты и без меня знаешь. – Заметив удивленный взгляд сына, Мартын уточнил – Порт-Артур был Российским городом намного южнее Владивостока, но в 1905 году была война с Японией, и японцы порт отняли у нас.

А на месте Харбина был пустырь, на нем и поставили первые домики для строителей и назвали его железнодорожный поселок Сунгари. А уж, когда он разросся до уровня солидного города, его назвали городом Харбин. Такое вообще редко в мире встретишь: на территории чужой страны стоит абсолютно русский город с русскими порядками, традициями и русским управлением.

Это потом появились китайцы, потому что они прекрасно умеют быть обслугой. Поселились вокруг города, и у нас появились рикши, дворники, повара-китайцы, торговцы всем на свете на рынке, опиум и кальян, да и сам видишь, чем они занимаются.

До 17-го года вообще все было прекрасно. Китайцы знали свое место и не совались никуда. Говорят, что город наш похож на Хабаровск. Я был там всего 2 дня, город не помню, но знаю, что это большой серьезный город. А железная дорога была полностью во владении Российской империи.

Сразу после революции начался разброд, и дорога стала особым объектом под надзором Китайской республики. Причем, они все больше и больше наглели, лезли в руководители, и Советская власть не справилась с управлением КВжд. В 24-м году подписали договор о совместном управлении дорогой Китайской республикой и СССР.

А вот город наш расцветал и жилось в нем хорошо до середины двадцатых годов. В 22-м сюда с Дальнего Востока эмигрировало полмиллиона людей. Половина осталась, а половина укатила дальше на юг, в Шанхай. Среди оставшихся было много предпринимателей и промышленников. Они и организовали полностью в русских традициях жизнь в Харбине. Толковые люди, они знали, чего хотели и умели добиться своего.

Но как бы там ни было, и по сегодняшний день на КВжд работают десятки тысяч советских граждан. Я не в счет – Мартын грустно улыбнулся. – Вот такая, сын, если коротенько, история нашего края»

Иван обожал эти вечера общения с отцом и, как губка, впитывал в себя информацию. Но с религией у них никак не получалось. Мартын сам был слабоват в теологии, поэтому чаще всего не находил для Ивана контраргументов. Ваня читал Ветхий Заветъ и ставил в тупик отца вопросами.

– Нет, папа, ты объясни мне: на-кой Богу надо было весь Содом сжечь?

– Они, Ваня, жили неправедно.

– А Лот? Вот ты представь себе: город, в нем тысячи людей, все до единого развратники и развратницы – и тут Лот, весь в белом? А как же «Закон толпы»? Толпа сама должна была растоптать и разорвать Лота на части.

– Ну, характер у него был сильный, а от горожан его Бог оберегал.

– Почему только его? А жена не заслужила?

– Она любила Лота, поступала, как он, а, значит, тоже заслужила.

– А тогда за что же убивать его жену?

– Он не убил ее, а превратил в столб.

– Хрен редьки не слаще. Ну теперь стоит себе столбом тыщщи лет. Зачем причинять горе человеку, который чтит тебя и слушается? Чем Лот-то прогневил Бога?

– Его жена не послушалась Бога и оглянулась.

– Так это же ни в какие ворота не лезет. Это чистый деспотизм. Я не пойму: почему жене нельзя было посмотреть, как Бог наказывает грешников? Он что, стеснялся этого, потому что перегибал палку? Или же это просто каприз всесильного: я сказал, а ты не сделала. Скажи, папа.

Мартын замолкал, не находя ответа, а сын не приставал к нему до следующей двойки по Закону Божию.

А потом опять выяснение: «Папа, вот ты мне скажи: как это мертвые будут хоронить своих мертвых? Ведь они даже не шевелятся. Они же закопать мертвяков не смогут. И за что он мне двойку поставил? Ведь я просто спросил, а он вместо того, чтобы понятно рассказать, вон что вытворяет»

Мартын не был умнее преподавателя Закона Божьего, ответа не знал, поэтому просто вышел из комнаты с видом человека, у которого есть срочные дела.

Баварец

В мае 1935 года Артур Христианович Артузов был освобожден от должности начальника иностранного отдела главного управления госбезопасности НКВД и переселился в разведывательное управление штаба РККА³. При этом он испросил разрешения забрать с собой нескольких сотрудников, наиболее полезных на новом участке работы. В их число попал и Никита Колаев. Колаева срочно отозвали из Германии, и встреча с Артузовым произошла на окраине Москвы, в Кожевенном переулке, в небольшом четырехэтажном домике на конспиративной квартире.

Диван с фигурной спинкой и круглыми откидными валиками, круглый стол и пара венских стульев, закрытые плотными гардинами окна, этажерка с книгами и буфет с посудой, рюмками и бутылками – это то, что видели непосвященные. Особо доверенные знали, что в кухне, за посудным шкафом, есть дверь, соединяющая 2 квартиры. Причем соседняя квартира имела выход не только через другой подъезд, но и через черный ход.

– Ну, здравствуй, Никита, – приветствовал шеф разведчика.

– Здравствуйте, товарищ корпусной комиссар. – вытянувшись, ответил Колаев.

– Да не тянись ты, Никита. Давай поговорим.

– Я готов, Артур Христианович.

– Я теперь служу в армии. Ты продолжаешь работать со мной, но теперь ты не чекист, а военнослужащий. По моим понятиям ты полковник, по армейским законам – рядовой. Это влияет на твою зарплату, но я буду тебя продвигать с максимально возможной скоростью. А теперь внимательно слушай. Отправишься прямо сейчас в Харбин. Место знакомое, – Никита кивнул головой, до Германии он два года работал нелегалом в Харбине – тебе и карты в руки. Цель: сбор информации о белоэмигрантских бандах, ведущих активную работу против СССР. Ты – не разоблаченный своевременно эсер, террорист, руководитель одной из многих подпольных организаций по борьбе с большевиками Денисов Олег Михайлович. Организация провалена, ты ушел случайно. Просто повезло. Билет на Харбин купил за полчаса до отхода поезда. Почему Харбин? Да в расписании тебе на глаза попался именно этот поезд.

В «Правде» будет публикация, где напишут, что ты не уйдешь от наказания. Японские контрразведчики и жандармы – люди умные и осторожные, на слово не верят, им подтверждения нужны. Вот и будет тебе легализация через «Правду». Там займешься знакомством с местными антисоветскими организациями с целью вступить в одну из них и продолжить борьбу. Организаций там много, но они разобщены, работы там тебе – край немеряный. Связники каждый раз будут новые. Они будут знать тебя в лицо и передавать тебе фразу, в которой я буду сообщать об известном только нам двоим событии. Экстренные сообщения отдавай местному начальнику НКВД. Кстати, ему пойдет бумага от Ягоды⁴ о личном, и только личном оказании тебе необходимой помощи. На акклиматизацию, вхождение в доверие и прочее даю тебе время до конца года. Как понимаешь, командировка длительная. Ты у нас только что из Германии, конспиративное имя тебе дадим Баварец. Годится?

– Пойдет. Красивая страна. Что ни город – картинка. Можно отправляться, Артур Христианович?

– Да, конечно. Зайди в отдел, там готовы все документы для тебя и пакет с советскими рублями и американскими долларами.

– До свидания, Артур Христианович.

– Будь здоров, Никита. Удачи тебе.

Когда Никита взялся за дверную ручку, Артур Христианович вдруг подошел сзади, положил руку ему на плечо и сказал: «В стране началась охота на ведьм, и ты на острие. В СССР не возвращайся, погибнешь. Прощай, Никита, я для тебя сделал все, что мог»

***

15 дней пути новоиспеченный Олег Денисов в блаженстве путешествовал. На КВжд уже было неспокойно и поток пассажиров ослабел, а за незначительную мзду проводник не подселил в купе ни одного попутчика на все 2 недели пути.

Информацию о политической ситуации в СССР, о жизни и обстановке в советской России Олег получал одностороннюю, то есть из немецких источников. Такова судьба всех разведчиков: видеть Родину глазами врага. Ежедневно Денисов выходил на станции, покупал свежие газеты и читал, читал… Изучал Родину изнутри.

Поезд прибыл в Харбин с трехчасовым опозданием, что совершенно не омрачило настроение пассажиров. Олег попросил проводника прислать ему в вагон носильщика и, взяв в руку коричневый кожаный портфель, указал носильщику на два огромных чемодана. Все-таки ехал в Китай на несколько лет.

Остановился в гостинице «Харбор», в полутора километрах от вокзала. Конечно, далеко не мюнхенские отели, но терпимо. Холодная, горячая вода есть, цепочка на бачке имеется, свет горит, ресторан внизу. Распаковав чемоданы, Олег Денисов принял душ, переоделся и пошел побродить по знакомым местам.

Утром Денисов отправился прямиком к комиссару госбезопасности, возглавлявшему управление НКВД по Китайской Восточной железной дороге, чтобы представиться, узнать из первых рук политический расклад в Харбине. Прикрытие для японцев было железным: вновь прибывший из СССР пошел в местное управление безопасности зарегистрироваться.

Разговор прошел, как говорится, в теплой дружеской обстановке. Во время беседы Олегу подали чай с лимоном, но попить его он не успел. Полнейшей неожиданностью стал резкий удар в левую скулу, от которого Денисов упал вместе со стулом.

«Сволочь, сука, мразь белогвардейская. – два удара сапогом в голову – Провести меня задумали? Не на того напали! – удар сапогом по ребрам – Никифоров!» В комнату вошел мрачный лейтенант двухметрового роста и равнодушно спросил:

– Что надо?

– Вот видишь эту падлу недобитую? – сильный удар сапогом в живот, казалось, должен был устранить несправедливость и добить лежащего на полу.

– Не слепой, вижу. Исправить?

– Сначала попытай: кто таков и кем прислан. А потом к стенке.

Последних слов Олег не слышал. Сознание отключило его от действительности и дало возможность организму побороться за выживание.

– А чё натворил? – меланхолично спросил верзила

– Он тут начал плести что-то про нашего наркома, про политическую обстановку. Совсем за дурака меня держат. Я как фамилию его услышал, тут же вспомнил статью в позавчерашней «Правде». Его заочно приговорили к высшей мере.

– Сделаю, товарищ комиссар госбезопасности. – добавив нотку уважительности произнес лейтенант. – Но теперь уж опосля обеда, больно сильно вы его приложили. Мычать будет – ничего не поймешь.

– Ладно, иди работай.

Расстроенный таким отношением к себе, комиссар уселся на прежнее место за столом и потребовал заменить остывший чай на горячий. Когда вошел порученец с бумагами в руках, комиссар уже несколько остыл.

– Товарищ комиссар, газеты и спецпакет, вчера с курьерской почтой московским поездом прибыл.

– Давай сюда пакет.

Вскрыв пакет и достав из него бумагу, комиссар одеревенел. Присланным специальным курьером письмом комиссару госбезопасности предписывалось лично принять Денисова Олега Михайловича, переговорить на конспиративной квартире, оказывать любую помощь, информацию о нем не разглашать и в его дела не соваться. Подписал самолично Генрих Григорьевич Ягода.

Порученец, на свою голову, продолжал стоять, ожидая команды «свободен».

– Сука, тварь, сгною, вот этой рукой – он попытался поднять руку, но она не слушалась – расссстреляю. Когда пакет получил?

– Вчера со скорым из Москвы приехал.

– Какого же хрена ты мне вчера его не принес?

– Так Вас, товарищ комиссар госбезопасности, после обеда не было, а с утра Вы с этим бандитом в кабинете были. Там написано сов. секретно и адресовано Вам. Я не мог при нем войти в кабинет.

– Пошел вон! Если что, ты у меня во врагах народа окажешься.

Спустив пар, комиссар почувствовал, что мышцы понемногу отходят. Пошевелил ругой, ногой, потянулся, встал, сел. Задумался.

– Никифоров!

– Туточки я – вошел хмурый лейтенант.

– Что там с задержанным? Ты допрашивал его?

– Никак нет, мы же договорились, что после обеда.

– Слава тебе Господи. Немедленно привести в чувство, посадить в коляску и довезти до гостиницы.

– Ну, я пошел.

– Свободен. – Комиссар закурил и глубоко задумался. В общем-то, дураком он не был и думать умел, но очень уж в трудное положение попал. Потихоньку картинка начала складываться.

Гость скорее всего из разведки. Ладно, с этим ясно. А вот кому он будет жаловаться? Вряд ли самому наркому Ягоде. Но от этого не легче. Нарком мужик крутого нрава, на его письмо не наплюешь. Что же делать? Думай голова, думай, придумаешь – шапку куплю. Так, курьер и Денисов прибыли одним поездом, а значит, вчера я ничего не знал о нем. Это плюс. Белогвардейцы и фашисты злобствуют. Разведчик мог не доехать до гостиницы. Есть! Придумал!

– Никифоров!

– Так он задержанного повез – ответил вошедший порученец.

– Появится – немедленно ко мне.

Минут через сорок Никифоров вошел в кабинет и доложился:

– Туточки я.

– Вот что, он сейчас кляузу настрочит. Сделай так, чтобы он не донес ее никуда.

– Я Ермилова отправлю – не задумываясь ответил лейтенант – он мастак на эти штучки. Приезжий-то сегодня точно отлеживаться будет, а ночью Ермилов и наведается к нему.

– Ну и ладно. – Комиссар облегченно вздохнул. Решение созрело правильное.

***

Ничего не понимающий Олег Денисов поднялся к себе в номер и отправился в ванную отмокать. Одежда была в крови, лицо распухло, но багрового оттенка пока не приобрело – это еще впереди. Башка разламывалась, в животе будто крючком зацепили что-то важное и тянут изо всей силы, в глазах двоилось и слегка тошнило. Видимо, пока был без сознания, к голове еще не раз приложились. Да и по корпусу неплохо прошлись сапогами. Придется отлежаться пару дней. Одев чистое белье, Олег отдал горничной рубаху и брюки, взял томик с рассказами запрещенного в СССР Бабеля и лег в постель. До вечера было еще далеко, но шевелиться было больно.

К ночи Олег оклемался, проделал ряд физических упражнений, заказал из ресторана в номер легкий ужин и бутылку итальянского ликера – сахар хорошо восстанавливает силы. Днем удалось выспаться, и сон не шел. Ликер расслабил, но полностью дневное напряжение нервов не снял.

В замке входной двери очень аккуратно начали ковыряться. Который был час, Олег не знал, но еще не рассвело, хотя он чувствовал, что большая часть ночи прошла. Самое бандитское время. Рука сама скользнула в тумбочку и обхватила рукоять финки НКВД⁵. Одеяло было отброшено в сторону, и Олег остался на постели в одних трусах.

Замок, наконец, щелкнул, и дверь, слабо скрипнув, начала открываться. Появилась полоска света из коридора и крадущаяся тень человека. Легкими неслышными шагами размытая тень двинулась в сторону кровати, все более и более приобретая очертания человеческой фигуры. Оружия в руках не было. Значит, душитель, решил Олег. Ничего, главное, не будет стрелять с расстояния.

Но в последний момент Олег чуть не прозевал неуловимое движение, которым фигура выхватила стилет и отвела руку назад для удара. Не будь этого лишнего движения рукой, Олег бы получил удар стилетом, а так он успел сделать полный оборот вокруг своей оси. Стилет вонзился в постель, в то самое место, где только что была грудь Олега. Подогнув колени к груди, Олег с силой выпрямил их и направил удар в сторону убийцы. Человек отлетел в сторону, а Олег вскочил, уселся сверху, обжав коленями его руки и принялся финкой щекотать тому горло.

– Кто послал? Что надо?

– Да пошел ты на …, тебя, гниду, все равно прикончат.

– Ого, это интересно. Знакомые интонации. Да ты, братец, никак из конторы.

– Я с тобой, тварь, говорить не буду, а убить меня ты не посмеешь, за мной сила стоит.

– Мне твоя сила пофигу. Вы не знаете с кем связались. А развязывать языки я умею лучше вас. Меня этому профессионалы учили, а тебя пьянь подзаборная учила только по ребрам бить.

Олег перенес финку к правому глазу убийцы и начал плавно на нее давить. Под нижним веком образовалась капелька крови. Денисов чувствовал, что надолго этого удальца не хватит, так и произошло.

– Стой, стой, не надо. Меня Никифоров послал.

– Кто такой Никифоров?

– Лейтенант госбезопасности, правая рука начальника управления НКВД. Ты понимаешь, что тебе конец? Я помогу тебе бежать, не дави больше на нож.

Олег убрал финку и сказал: «Встал и ушел. Быстро!!!»

Убийца не стал дожидаться повторного предложения, ретировался мигом. Олег закурил и подошел к окну. Сквозь стекло чернела вода Сунгари, становившаяся коричневой при дневном свете. Кое-где горели фонари, одинокий извозчик прокатил в подрессоренной коляске в поисках ранних клиентов. «Так ведь все складывается как нельзя лучше – решил Денисов – Видимо, комиссар уже после моего убытия из застенка получил депешу от Ягоды. Прекрасно, он не знает, кто я, на этом и сыграем. Вот теперь надо идти к комиссару с утра пораньше».

***

В 9 утра Олег Михайлович Денисов вошел в приемную начальника управления НКВД по КВжд. Мрачный лейтенант открыл рот, как будто желал что-то произнести, да так и застыл. Олег про себя усмехнулся и, кивком головы показав на дверь начальника, спросил? «У себя?». Лейтенант икнул и кивнул головой. Денисов, грубым ударом ноги распахнув дверь в кабинет, вошел и рявкнул: «Встать!» Комиссар от неожиданности вскочил и вытянулся – сказалась привычка к грубым окрикам начальства.

– Ты что же, сволочь, зарезать меня хотел и списать на бандитов? Не вышло и не выйдет, не тот у тебя уровень подготовки. Но я тебя, падаль, не трону, и ни твоему ни своему шефу сообщать не буду. Ты внимательно прочитал письмо? Знаешь, что надо делать? Сейчас закрываешь меня в камеру. Через час демонстративно отпускаешь и посылаешь за мной самую неопытную наружку, чтобы везде, где могли – светились. Своим объяснишь, чтобы не смели трогать, мол, надо выявить мои связи. Больше со мной в контакт не вступай, через месяц вообще забудь про меня.

– Слушаюсь – как-то само собой вырвалось у ополоумевшего начальника управления. Олег неизмеримо далеко нарушил свои полномочия, но, верно выбранные интонации привели к нужному результату. Облажавшийся комиссар не стал уточнять вопросы субординации. Главнее по ранжиру был, конечно же, он. Тем не менее проговорил:

– Все сделаю. И вот еще, не держите зла на меня. Те, кто Вас отправлял, не продумали до конца легенду, вот и подставили и Вас и меня.

– Ладно, проехали.

– Спасибо, до свидания – комиссар протянул руку Денисову

– Да уж лучше прощайте, товарищ комиссар госбезопасности. – Денисов ответил на пожатие.

***

Из 12 лет работы в разведке Никита Колаев, он же Олег Денисов, 7 лет пробыл нелегалом. А это значит, что он каждый день, каждый час находился на грани расшифровки и ареста. Олег ни разу не переступил эту грань, но как ему это удавалось, знал только он один. Иногда начальство, иногда и он сам просили главное руководство дать отдых измочаленным нервам разведчика. Родина же в ответ требовала: надо, побудь еще, ты нужен, потерпи. И он терпел. Бесконечные перевоплощения удавались ему блестяще: чопорный немецкий барон, пехотный немецкий офицер, прошедший мировую войну, французский журналист и прочая, и прочая. Он знал манеры и повадки как богемных, так и финансово-промышленных кругов, был своим парнем в ночных кабаках и среди портовых грузчиков. Свободно изъяснялся на немецком, французском, итальянском языках, хуже – на английском и китайском.

Он был достойным учеником своего начальника, ибо по своему оперативному мастерству Артур Христианович Артузов до конца жизни не имел равных среди разведчиков всего мира.

Сейчас Денисову предстояло изобразить пострадавшего от чекистов и ужасно обиженного на них за это. Первым делом он отправился в китайскую больницу в травматологию, где все его болячки обработали, подвесили левую руку на уровне груди, зафиксировали сотрясение мозга и, как положено, известили о произошедшем городское управление полиции.

Вечером Олег Денисов прошелся по Диагональной, заходя в различные забегаловки и съедая где пирожок, где бутерброд с ветчиной, а где и кусочек жирной рыбы, чтобы вечером подольше не пьянеть. К концу прогулки он был сыт и решил, что пора идти в ресторан, разыгрывать спектакль. Там он подсел за столик, где уже молча ужинали трое, заказал бутылку коньяка, легкий овощной салат и изобразил сцену: «напился до посинения». Ему хорошо удавалось симулировать пьяных. К концу вечера по крайней мере семь человек в ресторане, не считая обслуги, знали о беспределе местного управления НКВД. Утром следующего дня Олег отправился в полицию, где написал заявление о побоях в застенках и изъятии у него документов. Оттуда прямым ходом в городскую управу для решения вопроса о предоставлении политического убежища и принятии китайского гражданства. Процесс легализации был запущен.

А через неделю, выйдя из отеля, Денисов услышал за спиной голос, от которого захотелось развернуться и вбить в глотку комиссарские зубы: «Не оборачивайся. Иди в Линейный поселок, это небольшой район за 2-ой Деповской улицей, найдешь двухквартирный дом номер 41. Заселяйся в первую квартиру. Там жил домовладелец Баскаков Павел Павлович, которого мы вчера со всей семьей принудительно отправили в СССР. Представишься родственником Баскакова и живи себе. Китайцы не тронут. Вторую квартиру снимает довольно безобидная семья». Так Олег Денисов стал соседом Мартына Фокина.

***

Ближе к вечеру, когда июньское солнце не так шпарило, группа «соратников» собралась на берегу Сунгари. Расположившись здесь на выброшенных ящиках, компания подростков занялась решением стратегически важной задачи: когда бить стекла в магазине Вилькицкого. Мнения разделились, и начался спор. Часть «соратников» во главе с командиром Севкой Никитиным настаивала на проведении акции днем и в фашистской форме. Евреи должны понимать, что это не хулиганство, а политическая акция. Большинство же не желало «светиться» и настаивало на ночном битье стекол.

Спор зашел в тупик и в возникшей паузе Иван Фокин спросил:

– Ребята, а за что вы евреев не любите?

– Они, Ванечка, Христа распяли. – ответил один из них.

– Сказки это. Ваша Библия все врет. На самом деле человек произошел от обезьяны. Это доказанный факт, нам в школе это четко рассказали.

– Вот ты и будешь у нас Обезьяной. – озорно крикнул Игнат, шестерка Никитина – Парни! Ваньку Фокина теперь зовем Обезьяной. Это его партийная кличка.

Иван побелел от злости, зашел за спину обидчика, положил руку ему на шею и надавил большим и указательным пальцами на нужные точки. Игнат от боли медленно опустился на колени и униженно согнутый застыл, не в силах сопротивляться.

– А теперь слушать сюда! – еще не окрепший голос Ивана звенел от напряжения – Если хоть один при мне скажет слово обезьяна, я этого придурка – Иван глазами повел в сторону Игната – зарежу. Если он кому насолил, тот смело может подойти ко мне и сказать: «Обезьяна». И этому гаду не жить. – Иван упер свободный указательный палец в макушку обидчика.