– Сейчас узнаем, из чего она сделана, – важно сказал он.
Его чувствительные пальцы могли производить несложный анализ вещества, к которому они прикасались. Он положил ладони на полировку и замер, словно вслушивался в то, что происходило где-то внутри стены.
– Чистый кремний, – наконец, сказал он. – Это похоже на экран связи или увеселения. Твои предки любили видеть перед собой глубокие изображения, переданные издалека. Они могли видеть собеседника и разговаривать с ним так же, как мы сейчас с тобой. Но чаще всего они смотрели всякие придуманные представления… Объёмные, цветные и…
– Да знаю я… – с тоской в голосе откликнулся Свим.
Его захлестнуло ностальгическое чувство навсегда утраченного времени, времени чудес, оставшегося лишь в сказках и легендах. Ему до слёз захотелось увидеть – одним глазком, хоть на секунду – то, что когда-то на этом экране, если торн прав и это экран, могли видеть простые люди. Он с детства слышал об экранах увеселения и даже о том, что они, якобы, где-то сохранились: в Сампатании или в других каких бандеках – неизвестно. Однако до сегодняшнего дня он эти экраны представлял как-то иначе, во всяком случае, не во всю стену и… вообще, не так.
Совсем по-другому. Тогда и стена коридора, по которому его Токан вёл к Индрису – тоже экран?
Торн практически силой вывел его из комнаты, расстроенным и усталым.
– Люди! – не преминул он буркнуть в затылок человеку.
– Ладно тебе, – вяло отмахнулся Свим. – Скоро пройдёт. Это меня липучка доконала. Да и поспать бы не мешало…
В соседней комнате, куда спутники завернули почти машинально, обстановка оказалась точно такой же, как в первой комнате, кроме странного сооружения около самой двери. Оно походило на стойку в рост среднего человека с выпуклой стороной в комнату, словно облитой светло-коричневым стеклом сверху донизу. Сквозь стекло можно было видеть перспективу в зияющей пасти округлого отверстия, уходящего далеко вглубь, хотя за стойкой сразу находилась стена не толще двух человеческих пальцев, а за ней – пространство коридора. Низ отверстия представлял собой лоток, подходящий к кромке стекла. Справа на стойке, чуть выше лотка, с внешней её стороны располагался целый ряд выпуклых кнопок.
Стойка могла представлять собой всё, что угодно, но больше всего она походила на городской распределить пищи – раздаточную. У тех, правда, было не больше четырёх-пяти кнопок и лоток никогда не закрывался, всегда готовый накормить страждущего. А в остальном – всё было одним и тем же.
Торн выслушал предположение Свима о назначении стойки, и оно ему не понравилось.
– Ты слишком примитивно думаешь о древних, – назидательно начал он наставлять человека. – Вспомни, как об этом рассказывают легенды. В те времена надо было только сказать несколько слов и перед человеком или торном появлялся стол, уставленный той едой, которую он соизволил заказать. Никаких кнопок. Они появились потом, когда техника перестала понимать голос разумного. И потом, городской распределитель имеет набор едва ли на три или пять единиц заказа, да и то не всегда выполняет заказанное.
Свим отмахнулся рукой.
– Слушай ты сказки. В жизни древних всё было проще. Они были не дураки. Там, где можно было, не мудрствовали лукаво. А потом, что спорить? Сейчас узнаем. – Он потыкал указательным пальцем в кнопки, они мягко притапливались и возвращались в исходное положение. – Работает! А ты вспомнил про три-четыре слова. Ты ещё скажи, что древние могли произнести такое же количество слов и тут же получали связь с любым человеком, где бы он ни был. Чепуха, я думаю, всё это. Проще устроить… Ох!..
Свим испуганно отскочил от стойки, едва не сбив с ног торна.
В ней что-то засветилось, замурлыкало, как будто стойка получила удовольствие от действий Свима. Передняя прозрачная перегородка, прикрывающая зев с лотком, бесшумно отъехала в сторону, и на лоток выплыла, материализовываясь постепенно, большая тарелка с какой-то жидкостью. Мало того, из чрева стойки раздались негромкие слова на незнакомом языке, хотя Свим мог бы поклясться, что это были слова благодарности.
Пораженные случившимся, разумные с удивлением и подозрением разглядывали наполненную на три четверти тарелку и парок, поднимающийся над нею – то, что было в неё налито, явно находилось в подогретом состоянии.
– Еда? – Голос у Свима моментально сел, и он едва вытолкнул из себя с хрипом звук: – Еда?
– Ты меня спрашиваешь?
Торн благоразумно встал за спину человека и с опаской посматривал на тарелку через его плечо. Сестерций никогда не доверял технике, да ещё такой, которой, быть может, десяток тысяч лет. И как бы утверждая своё недоверие, он проговорил скороговоркой:
– Она не должна работать.
– Ну да… – Дернул плечами Свим. – Не верь глазам своим, так?
– Свим, посуди сам… Такого не может быть. Столько лет. Я даже говорить не хочу об их количестве.
– Не бойся! – Свим нервно хихикнул. – Бесстрашный потомок Акарака. Мы сейчас… Да, именно сейчас узнаем, чем потчевали людей в те времена, о которых ты тут зудишь.
– Не советую! Ты не понимаешь, что хочешь сделать.
– А ты? Мне самому и вправду не следует снимать пробу. Её сделаешь ты. Вы же можете анализировать качество пищи при её потреблении. Попробуй, Сестерций. Немного! Тебя же отравить, надеюсь, просто так нельзя. Давай!
– Ну, если попробовать. – Сестерций постоял над тарелкой в безмолвии. Предупредил: – Только ты не мешай.
Свим приподнял руки, показывая своё терпение и невмешательство.
Торн вышел из-за спины человека, предельно осторожно приблизился к стойке и снял посудину с лотка, постоял, взвешивая ношу в руке.
– Горячая… – Сделал он первое открытие. – В меру. – Поднёс содержимое тарелки к носу, понюхал в затяжном вдохе. – Хм… Пахнет хорошо, заманчиво.
– Дай мне! – Свим тоже придвинул свой нос к содержимому тарелки, вдохнул парок. – Ты прав… Какие-то странные специи… Пахнет не заманчиво, а вкусно. Пробуй!
– Могли бы с ложкой подать, – пробурчал торн, привередничая. – А так… неудобно.
– Через край пробуй, – подсказал Свим.
Сестерций несколько раз подносил тарелки ко рту, но хлебнуть из нее не решался.
Свим вдруг почувствовал приступ зверского голода, и колебания Сестерция возмутили его до злости.
– Смотри, чтобы я тебе это силой не влил. Сколько можно нюхать? Пробуй, несчастный потомок Акарака!
Торн втянул в себя несколько капель жидкости, погонял ее от щеки к щеке. Проглотил.
– Ничего такого, чтобы… – одобрил он пробу. – Во всяком случае, это не вредно для меня…
– Тогда и для меня тоже! – воскликнул радостно Свим, протянул руки и отобрал тарелку у торна. Попробовал еду на язык, облизнулся. – Да, могли бы и ложки подать. Кстати, тут и для одного не слишком много. Так что я поем, а ты набери себе что-нибудь.
Не ожидая возражений или одобрений Сестерция, Свим жадно припал к краю тарелки, не беспокоясь, как это выглядит со стороны. Не до приличий.
– Я не верю! – Торн тупо уставился на кнопочник.
Он не верил. Не верил, даже после снятия пробы. Всё противоречило его представлениям. В его искусственном мозгу пульсировала одна мысль: такого не может быть! Вся его логика разбивалась о действующий распределитель пищи. Для того чтобы подать горячую еду и к тому же годную к употреблению, нужно выполнить, по крайней мере, несколько условий: она должна была быть уже горячей до их прихода, изготовлена тоже загодя и находиться совсем рядом с лотком выдачи. Но как в здравом уме можно предполагать, что, простояв столько времени без использования, система приготовления пищи точно рассчитала, когда появятся перед стойкой страждущие, наберут именно данный код блюда с тем, чтобы тут же получить требуемое?
Да не могло такого быть – и всё!
– Я тоже не верю, – поддержал торна Свим, допивая содержимое тарелки. – Но и что из того? Факты, вот они! И они таковы, что, хочешь, не хочешь, а надо верить. Жаль только, я уже не помню, какие нажимал кнопки. Повторить бы. Давно такого не едал… Вообще такого не ел.
– Ты хотя бы немного подожди, проверь, что после еды у тебя будет, а уж потом повторяй, – охладил пыл человека Сестерций. – Она, конечно, безвредна, но появление её и возраст… составляющих ингредиентов как-то не вселяют надежд на благоприятный исход.
– Успокоил, – приуныл было Свим. – А-а, ничего не будет. Съеденное в охотку, с удовольствием, никогда не приведёт к плохим последствиям. Проверено! Так что ждать ничего не будем. Твоя очередь набирать код. Смелее!
Торн осторожно надавил на ряд кнопок в свободной комбинации и отступил на шаг.
– Запомни, какие нажимал! – подал голос Свим, но Сестерций, похоже, его не слышал совсем, его взгляд был прикован и глубокому провалу зева стойки.
Там, в глубине, словно что-то затуманилось, и в лотке проявился на тонкой плоской подложке нарезанный кусочками какой-то неизвестный плод, зелено-жёлтый снаружи и нежно розовый внутри, с капельками сока на месте разрезов.
Как только лоток раскрылся, Свим первым схватил дольку и затолкал её в рот. Зажмурился от удовольствия.
– Не знаю, что это такое, но скажу одно – наши предки ели неплохо. Понимали в еде получше нашего.
Торн степенно попробовал, кивнул головой в знак согласия.
– Похоже на сливу… – высказал он предположение о съеденном.
– На настоящую грушу. Мне так кажется, – неуверенно поделился Свим о своем вкусовом восприятии плода.
– А ты её когда-нибудь ел?
– Да. Однажды в детстве. Тогда их завезли в Габун откуда-то с юга, якобы из самой Непревации. Каждому жителю досталось отведать. Мой отец как раз был в Габуне и принёс целую грушу, чтобы поделиться со мной и мамой.
– А я не знаю, каков вкус у настоящей груши, выросшей на дереве, но у нас перед каждой постоянной халупой обязательно растёт слива. Правда, она у нас мелкая, с ноготь. А эта, смотри, наверное, не меньше как на два сложенных кулака была.
– Тебе виднее, – согласился Свим с представлениями торна. – Я-то никогда слив не ел, так что спорить с тобой не буду. Ну что, ещё попробуем?
– Почему бы и нет! Мне понравилось.
– Ха, поверил, значит?
– Факты, как ты говорил, диктуют своё.
У распределителя еды они провели много времени, совершенно позабыв о нём. Их охватил азарт, они набирали наперебой всевозможные комбинации и радовались как дети каждому заказу, без конца и разбора поглощали добытые деликатесы. Нашли несколько сочетаний с особо понравившимися блюдами, одно из них выдавало сок – приятный на вкус, не слишком сладкий и утоляющий жажду. Когда они, уже не в силах что-либо есть или пить, уходили из комнаты, у Свима в питьевой фляге вместо выплеснутой воды был налит сок, а вокруг распределителя валялась гора тарелок и подставок. К сожалению, тщательное обследование стойки окончилось неудачей – ничего похожего на мусоросборник не нашлось.
– Могли бы подумать о такой мелочи, – выказал неудовольствие торн.
Ему теперь казалось, что древние могли бы, нет, должны были сделать для них со Свимом всё.
– Как везде, наверное. Мусорное ведро выносили куда-нибудь к поглотителю, а он находится где-то в другом месте, – предположил Свим.
Торн с ним не согласился.
Коридор, в стенах которого они нашли входы не менее чем в три десятка комнат, где стояли распределители еды и ни одного поглотителя мусора, закончился крутой лестницей, ведущей вверх – здесь и свод подземелья тоже устремлялся к поверхности земли.
Лестницей явно пользовались долго, не сейчас, а в былые времена, о чём говорили потертости ступеней. Кроме того, она была идеально чистой – ни пылинки, белой с голубоватым оттенком, но в темноте подземелья она производила отталкивающее впечатление и казалась огромной костью в раскопе.
– По ней и подниматься страшновато как-то, – высказался Свим.
– Люди, – привычно заявил торн, но добавил: – Похоже на скелет чудовища.
– Ты прав, – вздохнул Свим и ступил на первую ступень.
Лестница вывела на большую площадку с тремя дверями. Все двери были целыми, сделанными из материала, схожим с мелероном, и открывались поворотом рукоятки. Две двери вели в отдельные небольшие помещения с низкими потолками, где вся обстановка, если она там когда-то была, превратилась в пыль. Третья дверь выводила ещё на одну площадку, значительно больше первой. Однако со всех сторон её окружала паутина разнокалиберных балок и стержней. Возможно, в свое время эти конструкции входили в состав стен, перекрытий или каких-нибудь сооружений, но годы и годы очистили их, и только толстый слой праха внизу, затопивший почти в рост человека площадку, мог породить догадку, что так оно и было.
Торн потянул на себя один из торчащих стержней, что потоньше, и согнул его.
– Надо же! – воскликнул он, явно подражая Свиму, так как сам по себе выражать эмоции голосом не умел. – Сплошной металл! Железа много.
– Так уж и металл, – не поверил Свим. – Нет, правда?
– Не сомневайся, – отозвался торн и проанализировал состав квадратной балки. – Металл!
– Значит всё это – металлическое? Ну и ну!..
Человека и торна можно было понять. То, что металлические изделия в руинах дожили до сих дней, следовало считать невероятным событием. Свим благоговейно подержался руками за стержень, согнутый торном, и попытался его разогнуть.
– Упругий, – выдохнул он восхищенно.
Другого ему сказать было нечего. Металл на Земле давно стал редкостью, наверное, со времён падения спутников, после изобретения материалов на мелероновой основе: дешёвый, доступный, легко поддающийся обработке при небольшом нагревании, прочнее стали, многообразие цветов и универсальность – всё это привело к исчезновению металлургии вместе с наукой, технологией и техникой, связанных с ней.
Металлические поделки ещё можно было увидеть в музеях и в частных коллекциях старины при хабулинах многоименных. У Свима дома, в одной из подземных кладовых, имелся увесистый брусок металла. Что это был за металл, Свим никогда не интересовался, достаточным было сознавать о его наличии в семейной кладовой.
Тут же перед ним в забвении громоздились тонны раритетного материала. Было от чего ощутить волнение.
Однако усталость брала своё, притупляла эмоции, а впереди было ещё много дел. Свим сел на пол и привалился к металлической балке, уже не находя такую опору ни странной, ни необычной. Против обыкновения казалась лишь холодной, а так можно сидеть и под деревом, и под стеной…
– Мы поднялись по лестнице высоко. Думаю, достигли поверхности или даже поднялись выше её, – сказал торн.
– Я тоже так считаю, – отозвался со вздохом Свим. – Но сможем ли мы пробиться через такой завал наружу?
Они с сомнением посмотрели перед собой – прутья, уголки, швеллерообразные балки хаотически заполняли проход перед ними. Протиснуться сквозь них, должно быть, было так же трудно, как выбраться из клетки. О возвращении к колодцу они даже не подумали.
– Но только не сейчас, – решительно заявил Свим. – У меня уже в голове шумит, так спать хочу. Что там твой пеленгатор?
– Боюсь что… – Торн достал кубик, прислушался к нему. – Так и есть. Металл экранирует, связи между пеленгаторами нет. Всё-таки легенды о древних несут в себе не только вымышленное, но и кое-что из реальной жизни. Металл экранирует связь между передатчиками и приёмниками, об этом упоминается неоднократно. Например, перечень экранирующих явлений в легенде о радиомолчании на всём земном шаре после падения города-спутника. Или сказание…
Свим полусонно кивнул головой.
– Всё равно, – сказал он, – надо поспать. Иначе от меня никакого толку не будет… Ночью надо спать… – пробубнил он и смолк.
Торн разбудил Свима, когда вокруг было совсем светло. Переплетение металлического хлама в свете начинающегося дня показалось не таким уж и непреодолимым. Стали просматриваться прорехи в, казалось бы, сплошной канители линий – прямых и изогнутых. Сквозь них мог протиснуться не только жилистый и предельно гибкий торн, но и более массивный и по-человечески неуклюжий, по сравнению с Сестерцием, человек.
В некоторых местах металл соприкасался с металлом уже так долго, что успел диффундировать и спаять балки и прутья намертво, перед такой преградой пасовал даже торн. В других местах построения естественной конструкции можно было без труда отогнуть или даже выломать кусок прогнившего металла.
Однако продвижение, вернее просачивание оказалось не безопасным делом. Малое, что можно было заработать, так это ушиб о металлическую конструкцию, но стержни норовили попасть в глаз или поцарапать кожу, или, упруго отжавшись, ударить при возвращении в прежнее положение.
С трудом и синяками у Свима они протащили свои тела сквозь решето балок и вышли в большое помещение, часть крыши которого рухнуло вниз, отбросив стену так, что отсюда можно было видеть часть территории перед руинами как раз со стороны дороги.
Торн тут же вызвал ответчик и, послушав свой прибор, буднично доложил:
– Твой мешок движется. Oн уже всего в двух с половиной свиджах от нас. И движется точно сюда.
– Тескомовцы?
Торн по-человечески пожал плечами.
– Наши?
– Свим, ведь я тебе уже говорил, что не могу судить о носителе, – наставительно ответил Сестерций. – Подождём немного. Он скоро должен появиться вон оттуда. Так что мы с тобой задолго увидим и узнаем, кто несёт твой мешок.
– Ждать да догонять – последнее дело! – дернул себя за щетину Свим. – Быстрее бы выяснить, да заняться поиском наших.
– Вон они, – тут же заявил торн и показал Свиму, куда надо смотреть.
Свим долго вглядывался вдаль, подёрнутую дымкой, пока, наконец, не увидел маленькие фигурки, едва бредущие к руинам.
– Наши? Сестерций! Ты же лучше видишь.
– Наши, наши, не беспокойся, – невозмутимо сказал торн и добавил: – Не вижу Ф”ента. А впереди идёт хопперсукс, за ним… Харан и Клоуда. В конце – Малыш.
– Правильно распределились, – похвалил Свим.
Он не мог видеть так хорошо, как Сестерций, но верил ему на слово. Главное, идут Харан и Клоуда. Клоуда идёт – вот что его сейчас беспокоило. Идёт, значит, здорова, и падение с большой высоты не привело к тяжким последствиям. То, что жив Камрат, Свим не сомневался. И К”ньюша жив…
– Пойдём навстречу… – начал он, но его перебил торн.
– Клоуда упала… Им нужна помощь. И смотри!.. Видишь? За ними тескомовцы. Четверо!
– Мутные звезды! К ним!
Глава 41
– Мы выходим из зарослей, – оглянулся и предупредил К”ньец людей, медленно бредущих за ним. – Дальше почти открытое пространство.
Команда остановилась. Камрат посмотрел на взрослых. Харан, борясь с собственной слабостью, поддерживал бледную Клоуду под руку. На вопросительный взгляд мальчика врач приподнял брови – ничего хорошего, но идти надо.
– До руин ещё далеко?
– Свиджа два, малыш, – подумав, ответил К”ньец. – Берметов через двадцать сам увидишь. Они хорошо просматриваются.
– Тогда… идём дальше.
Перед ними открылось почти ровное поле, лишь в нескольких местах поросшее отдельно стоящими деревьями или небольшими купами кустов. Руины увидели сразу все. Они словно парили над раскинувшейся равниной и занимали центральное положение на данной территории.
– Нам бы, малыш, следовало передохнуть, – сказал Харан, прикрывая от усталости глаза.
Камрат обернулся на оставленные кусты.
– Надо будет вернуться, – растерянно сказал он и остановился, чтобы решиться либо на продолжение движения, либо вновь отойти и зарослям и там, в укрытии, отдохнуть.
Он досадовал на себя, что не заметил состояния людей и не смог догадаться сделать этого раньше.
– Здесь невдалеке есть небольшая ложбинка, невысокий кустарник, – вмешался К”ньец. – Может быть, там…
– Да, – обрадовался мальчик.
Клоуде стало совсем плохо, ноги её не слушались. Так что, едва дойдя до ложбинки, а по сути, приямка, о которой говорил К”ньец, она присела, выпав из рук Харана.
– Голова кружится, – пожаловалась женщина невнятно и вяло.
Харан приложил ладонь к её лбу, нахмурился.
– У неё лихорадка.
– Да, весна, – сказал хопс. – Летом можно было бы найти кое-какую траву, сбить температуру.
– Ей трава не нужна, – возразил Харан, усаживаясь рядом с Клоудой и морщась от собственной боли. – Ей нужен покой. День или два.
– Только не здесь, – насторожился Камрат. – Надо добраться до руин. Там мы сможем укрыться хотя бы от шаров. Да и от дороги подальше. А здесь мы уязвимы.
– Я не думал здесь останавливаться, – стал оправдываться Харан. – Но передохнуть надо. Особенно Клоуде.
Его лицо постепенно очищалось от коросты запёкшейся крови и, как и предупреждали кравели, появлялись едва заметные шрамы, ещё розоватые и свежие. Пройдёт время, они поблекнут и, вероятно, вообще не будут заметны.
– Я пойду, – со стоном сказала Клоуда, – малыш прав. Помоги мне, Харан. Мне самой не подняться.
Врач сам с трудом поднялся, подхватил Клоуду под руку, поставил на ноги и подставил свое плечо.
– Обопрись! И… – Он вымученно улыбнулся. – Не бойся, я выдержу.
– Спасибо!
Не ведающий усталости хопс уже двинулся к руинам. Мальчик привычно огляделся.
Обернувшись назад, он увидел тескомовцев.
– А! – горло у него перехватило.
Тут же Клоуда почти без сознания выскользнула из-под руки Харана, они оба упали на землю. На шум их падения обернулся хопс, но увидел приседающего к земле Камрата и знаки ему руками, чтобы он сделал то же самое.
Хопс вначале ничего не понял. Старшие люди лежат, а малыш делает какие-то странные движения. Камрату ничего не оставалась, как, не таясь, крикнуть ему:
– Тескомовцы!
Хопс рухнул вниз и лишь потом спросил:
– Где?
– Сзади, справа.
К”ньец приподнял голову и увидел четверых тескомовцев, стандартно одетых и вооруженных, только что вышедших на открытую местность. Они внимательно её просматривали, пока что, не видя беглецов, и стояли, обсуждая возможный их путь. Один из них показывал рукой на руины.
Хопс подполз и мальчику.
– Они собираются пойти к руинам. Если сразу повернут к ним, то могут нас не заметить. Надо лежать тихо, – он обернулся на людей. – Клоуда может застонать. Пусть Харан последит.
Камрату до слёз хотелось, чтобы тескомовцы последовали словам К”ньюши, сразу бы направились к руинам и не заметили их. Встреча с четырьмя здоровыми вооруженными мужчинами, привыкшими держать меч, не сулила ни ему, ни его товарищам ничего хорошего. К”ньец, хотя и хорохорится, но ещё не оправился от ран. Клоуда – не воин, она и пальцем пошевелить не сможет, чтобы защитить себя, а Харан измотан до предела и не способен кому-либо противостоять. Не то что тескомовцам, но и смирному кравелю.
О себе Камрат не думал, он за себя не боялся.
Он ещё не умел бояться.
Бабка Калея, наставляя и натаскивая его в хапре, не давала ни намёков, ни даже понимания о чувстве боязни перед кем-то: человеком, разумным или диким. Противника, если он перед тобой, бояться не следует – вот её наставление. Другое дело – нечто незнакомое, неизвестное или ситуация, где сам ты значишь слишком мало, чтобы повлиять на течение событий. В таких случаях Камрат мог переживать чувство страха. К тому же страх мог быть беспричинным, как отголосок атавистического ощущения неблагоприятной среды, окружающей человека, или той же среды, придуманной или представляемой им самим помимо его воли.
Перед лицом реального противника у Камрата не было причин бояться, так как всё было ясным – тескомовцы. Но не только прозрачность положения, в котором он сейчас пребывал, давала ему возможность боязни. Существовала другая причина, коренившаяся в событиях последних дней. Мальчик просто укрепился в благой мысли о своей неуязвимости.
Как часто, особенно в юные годы, после одного-двух успешных или счастливых происшествий, порой даже не зависящих от нас самих, появляется шальная мысль о бессмертии, о способности прожить жизнь без сучка и задоринки, без потерь и утрат, молодым и полным сил…
Камрат был сейчас именно таким.
Но он ещё не знал, что он таков и есть на самом деле…
Тескомовцы не торопились. Шли ли они по следам, оставленным сапогами беглецов, или ориентировались другими соображениями, трудно было предполагать, да и незачем. Так или иначе, но они объявились рядом и, похоже, знали что-то об уходящих от них, если обсуждали маршрут своего дальнейшего движения.
Впрочем, кто знает этих железных, от которых можно ожидать что угодно?
Наконец, они пришли к какому-то решению и, не спеша, двинулись по направлению к руинам. Камрат перевел дыхание – угроза встречи миновала?
Припавший к земле мальчик прижал палец к губам. На него смотрели побелевшие от боли и страха глаза Клоуды, замершей в неудобной позе после падения. Чуть в стороне от неё притаился Харан. Он, как и Камрат, видел тескомовцев. К”ньец распластался так, что стал почти невидим на фоне слегка подбитой зеленью травы.
Ещё несколько шагов и тескомовцы пройдут мимо. Камрат уже облегченно выдохнул и вдохнул воздух и стал подумывать, куда теперь надо будет повернуть, чтобы разминуться навсегда с преследователями, если они таковыми были. Их неспешный, вперевалку, шаг, общее обсуждение каких-то вопросов во время ходьбы плотной группой и не слишком внимательный осмотр местности наводил на мысль, что тескомовцы, пожалуй, просто проверяли территорию: либо искали своих пропавших друзей, залетевших сюда на шаре, либо проводили плановый рейд. Во всяком случае, Камрат готов был поверить, что ищут тескомовцы не обязательно его и его друзей.
Когда, казалось, самое страшное миновало, и тескомовцы стали постепенно удаляться в сторону руин, на них неожиданно набросился рыжеватый клубок, вопящий и лающий. Ни тескомовцы, ни Камрат со спутниками долго не могли разобраться, кто же это осмелился напасть на целое звено – купор – вооруженных мужчин.
Первым уяснил ситуацию К”ньец.
– Ай да, собака! – воскликнул он и, не раздумывая, бросился на подмогу своему другу-неприятелю.
Его пронзительное мяуканье слилось с визгом Ф”ента.
– Неужели стехар? – изумился Харан. – Куда его понесло? Я так и знал, что он нас не бросит.
Упираясь руками в землю, Харан стал вставать с намерением тоже помочь Ф”енту.
Врач был прав, думая о стехаре так, как выразил это словами.
Покинутый на поляне у дороги, Ф”ент некоторое время бесцельно ходил по кругу, переживая случившееся. Он, то гордо думал о себе, как о выходце из знаменитого клана капов, Хранителей Талисмана, обладателе незаурядного, по сравнению с другими, даже людьми, ума, то удрученно вспоминал о своём утреннем дурацком поведении перед людьми, с которыми мыслил связать свою судьбу в течение хотя бы ближайших несколько лет. И это случилось тогда, когда в команде произошла беда со Свимом и Сестерцием. А он – кап и стехар – выступил со своими капризами как раз именно сейчас. Что они теперь о нём думают? И что теперь может о нём говорить эта паршивая кошка, с которой ему иногда удавалось найти общий язык и высказаться по любому поводу? Как много у него нашлось общего с К”ньюшей. А он сам разрушил наладившиеся взаимоотношения со всеми. К тому же, одному, даже капу и стехару, в этом мире не прожить, тем более здесь, вдали от городов, вне клана, без людей. Его может ожидать очередной какой-нибудь Кенеш, только уступающий тому и умом, и сноровкой.
Ф”ент совсем уже решился догнать ушедших вперёд, повиниться перед Камратом и отдать себя в его распоряжение. И, что бы там ни было, не оставлять людей и хопса. Он уже повернулся к чуть заметной тропе, оставленной за собой его друзьями, как услышал шаги. А потом невдалеке от себя увидел тескомовцев.
Тескомовцы шли, не таясь и громко разговаривая. Стехар припал к земле – его не видно и не слышно. Но те направлялись в ту сторону, куда Камрат увёл команду. Выродок сразу понял, какая угроза нависла над его недавними спутниками. Пригнувшись, как можно ниже, он последовал за тескомовцами, надеясь каким-то образом отвлечь их от группы Камрата.
Каким, он ещё не знал сам.
Он бесшумно крался, не выпуская тескомовцев из виду, пока те не вышли на открытое пространство. Но Ф”ент нигде не видел и ушедших, что могло означать одно – они отдыхают, так как взрослые люди казались слишком изнуренными, когда уходили к замеченным К”ньецем руинам. Отдыхают и не знают, что по их следам идут тескомовцы.
Следовало их предупредить, чтобы они смогли незаметно скрыться, для чего надо дать друзьям знать о себе и преследователях.
И он нашёл способ, как это сделать.
Крича и лая – так будет слышно далеко, он бросился на тескомовцев, показывая их друзьям.
Первые несколько мгновений Ф”ент крутился вьюном под ногами тескомовцев и колол во все стороны своим жалким ножом. Его уколы в ноги людей для тех были неприятными, но не представляли никакой серьезной опасности.
Слегка опешившие люди рассвирепели от такой наглости, посчитав атаку выродка за безумство. Они быстро, крича на собаку и ругаясь, достали свои мечи и пустили их по назначению. Острые клинки засвистели над и сбоку от Ф”ента. Он уворачивался, нападал, подпрыгивал и всё время кричал.
Так долго продолжаться не могло. Как ни был изворотлив Ф”ент, но против четверых мужчин ему долго устоять было невозможно. Вскоре, не достав до наглеца мечом, тескомовец дотянулся до выродка ногой и пнул его под ребра. Ф”ент, скуля от боли, описал в воздухе пологую дугу, пролетая мимо другого тескомовца. Тот решил добавить выродку скорости, однако его пинок не достиг цели, отчего тяжелое тело мужчины занесло и он едва не упал.
Тескомовец ещё балансировал на одной ноге, когда на него сходу набежал К”ньец.
Хопс – не чета Ф”енту – хорошо владел мечом и умел вести бой. Человек в неудобной позе представлял для него подходящую мишень. Хриплый выкрик тескомовца слился с тонким сдавленным звуком, рвущимся из горла К”ньеца, ткнувшего меч под заушину каски тескомовца.
Пролилась первая кровь. Тескомовец упал. К”ньец нанёс ему серьёзную рану, и тому теперь было не до чего, лишь бы выжить.
Оставшиеся в живых тескомовцы, наконец, разобрались в ситуации.
– Выродки! – воскликнули они.
Ф”ент заметил К”ньеца, отступающего от людей по направлению к нему. Крикнул:
– Бегите! Я с ними тут… – И отскочил, едва увернувшись от острого тескомовского клинка.
– Как вы смеете нападать на людей? – громыхнул один из мужчин, пока другие занимались раненым товарищем. – Путры не имеют права этого делать! Вы ответите своей жизнью! И мы доберёмся до ваших кланов и убьём по десятку за нашего товарища!
Угроза тескомовца имела под собой веские основания. Теском уже давно, со времени Войн За Выживание, взял на вооружение правило наказывать кланы и гурты, выходцы из которых поднимали руку на людей.
Поскольку перемещение разумных по земле нигде, кроме отдельных территорий, не ограничивалось, то между бандеками существовала простая, но действенная договорённость. Теском или приравненная и нему организация, в случае нахождения путров за пределами данной страны, передавали сведения тем, на чьей территории в настоящее время располагались разумные-нелюди. Действовал слепой распорядок: убить тех-то столько-то. Договоренность исполнялась неукоснительно.