Изнанка матрешки. Сборник рассказов

В ЗАГОНЕ БИОТЕКОВ

В мертвенном свете голубых светильников, что едва рассеивали темноту сферической приёмной Переместителя, возникли две каплевидные тени. Они нерешительно кружили на одном месте.

– Тотл, – произнесла одна тень, – ты уверен, что нас не заметили?

Тотл тяжело глянул на друга из-под массивного века и сказал:

– Уверен!.. Мы просочились удачно. Я не почувствовал ни одной неровности.

– О! Это ничего не значит. Здесь возможны атомарные индикаторы.

Тотл небрежно фыркнул, прикрыл глаз и, переливаясь, двинулся под бирюзовый свод входа в камеру перемещения.

– Нечего тратить время на пустую болтовню, Мотл, – сказал он. – Покатим!

Они довольно быстро перелились в помещение с грубо отёсанными стенами и высоким куполообразным потолком, залитым тёплым зеленоватым светом, и остановились перед простеньким пультом Переместителя.

– Похоже, всё в порядке. Здесь давно никого не было, удовлетворённо произнёс Мотл и быстро сделал несколько пассов над пультом.

Тотл, тяжёлый и настороженный, хмуро следил за ловкими движениями друга. Переместитель для Тотла – лес тёмный и дремучий.

– Занимай место на стартовой площадке, вон, – подтолкнул его Мотл, а сам подвинулся к обратной стороне пульта, новые пассы.

Спустя некоторое время он устроился рядом с Тотлом.

– Как? – с дрожью спросил Тотл.

– Сейчас увидишь и… узнаешь как, – просипел Мотл, судорожно поводя синими боками. – Вот!

Ахнул Тотл. Дрогнула стартовая площадка. Над головой растаяли неровности потолка, обесцветились и распахнулись в бездонный звёздный мир.

Друзья, зачарованные необычным видением, затаили дыхание.

Было тихо. Только где-то в чреве Переместителя отсчитывалось время, оставшееся до старта.

– Адрес? – донеслось из его утробы.

– Наведение… Солнечная система… Планета Земля… – На одном выдохе коротко бросал Мотл слова, мало что говорящие непосвящённому в сложность предстоящего скачка в пространстве и времени Тотлу. – Стабилизация… Тотл, сейчас… Сейчас старт. Спокойнее… Всё!

Под ними провалился пол, исчез мир, кроме далёкой голубой точки – Земли. Они потеряли друг друга визуально, хотя могли общаться. Но всё долгое время перемещения друзья не разговаривали – всё было оговорено заранее…

Нелегальное перемещение на Землю – идея Тотла. Тотл и Мотл – аспиранты филиала Галактического института космических связей, посчитали себя обиженными. Их не взяли в экспедицию на Землю. Поэтому друзья решили на свой страх и риск любыми путями проникнуть в планетарный Переместитель, телепортироваться на Землю, приняв там облик людей. Такое перевоплощение позволял совершить принцип перемещения: обретение внешности и сущности тех существ, в среду которых они попадут.

Итак, появиться на Земле и встретить экспедицию с Ланды, их родной планеты, в образе землян. Вот будет потеха. И друзей заранее разбирал смех, как только речь заходила между ними о предстоящей встрече.

Задумано, сделано… Они несутся к далёкой Земле.

Голубая планета разрасталась в размерах. До неё оставались считанные десятки световых лет, когда Тотл обратил внимание Мотла на серое пятнышко на голубом фоне планеты.

– Чепуха! Это эффект пространственной удалённости. В нормальных условиях Земля оптически ещё не видна. Мы видим её увеличенной в луче Переместителя… Накладка, возможно.

Тотл успокоился, потому что он, вообще-то, был биолог и разными пространственными эффектами не интересовался.

Но вместе с тем как Земля в красивый голубой шар, серое пятно тоже увеличилось в размерах.

Тотл молчал, а Мотл подыскивал оправдательные формулировки для объяснения появления пятна, в центр которого, а это уже можно было видеть, они неслись.

И только тогда, когда голубая Земля спряталась за тёмным провалом впереди, Мотла осенила догадка:

– Спутник! – закричал он. – Спутник Земли! Тотл, осторожнее!..

Оба почувствовали сладкий привкус от перегрузки и потеряли ориентировку в наступившей темноте.

Мотл хотел что-то сказать другу, подумать, но вдруг почувствовал, как его мыслительный центр куда-то стремительно скатывается, дробится на множество составляющих его частей и все они занимают самые странные положения, создавая свой обособленный узел. Каждый новый центр завопил о чём-то своём, хаотически непонятном и бестолковом.

Валентин Мартыкайнен проснулся от чудовищного рёва. Ему снился какой-то кошмарный сон, и действительность он принял за продолжение сна, хотя и бегал уже в одних трусах и босиком по холодному полу.

Рёв перешёл в могучий поросячий визг, захлебнулся на отчаянно высокой ноте и опять привёл в трепет Валентина своей мощью рёва. В спальне всё дрожало, с переборки упала рамка с видео фотографией подруги – Ванды.

Ошарашенный Валентин, стараясь попасть непослушной ногой в завернувшуюся штанину брюк, поскакал на одной ноге в наблюдательный пункт. Здесь рёв раздавался ещё сильнее и совсем выбивал все мысли из головы.

У обзорного панорамного окна, согнувшись, стоял Нуртай. Он закрыл уши ладонями.

Заметив полураздетого напарника по станции, Нуртай не удивился, хотел что-то сказать, но только сморщился и, не отрывая ладоней от ушей, кивнул на окно – мол, полюбуйся.

Валентин тоже зажал уши, как будто стало тише, и выглянул в окно.

Внизу, под самой скалой, в которой был вырублен и оборудован пункт наблюдения биостанции, дрались два биотека.

Биотеки – многотонные существа (для земных условий притяжения), всегда такие малоподвижные и меланхоличные творили чудеса. Они страшно ревели, подпрыгивали на многометровую высоту и наносили друг другу сильные удары всеми своими конечностями, а их у биотеков целых восемнадцать. Особенно они владели пятидесяти метровым, алмазной твёрдости, клыком.

Остальные биотеки уползли подальше от взбунтовавшихся собратьев и теперь тупо наблюдали за боем с другой стороны загона.

Картина под окном была такой захватывающей, что Валентин на время позабыл обо всём. И то, что Нуртай подаёт ему какие-то знаки, и то, что он остался за старшего на биостанции, так как профессор Тимак улетел на Землю, и то, что надо что-то предпринимать.

Наконец, Нуртай сунул ему под самый нос какую-то бумажку. Валентин несколько раз, читая, пробежал её взглядом, прежде чем понял содержание записки.

«Это не наши биотеки, – написал торопливым, а потому корявым почерком Нуртай. – Все двадцать семь наших биотеков на той стороне загона. Это лишние. Чужие».

Валентин, уяснив написанное, вопросительно глянул на Нуртая. Тот болезненно и виновато улыбнулся неизвестно чему, пожал плечами и раскрыл рот, чтобы рёв дерущихся биотеков меньше действовал на слух.

Валентин пересчитал биотеков. Двадцать девять! Ещё пять часов тому назад, перед отбытием Тимака, их было двадцать семь.

Откуда ещё два?

Двадцать семь биотеков – гордость профессора Тимака и его ученика Мартыкайнена, продукт синтеза, осуществлённый в стенах института экспериментальной биологии внеземных существ.

Двадцать семь!

Двадцать семь, по сути, близнецов, тяжеловесных, медлительных, с элементарной локальной нервной системой во всех частях тела – ноги не знают, что делает голова, и наоборот.

В голове Валентина стоял сплошной гул. Перед глазами маячила туманная, словно магическая цифра 27, а в мозгу тяжело, точно под тяжким прессом ворочалась, обычно очень весёлая, а теперь надоедливая реплика, связанная с особенностями биотеков:

«Голова не знает, что делают ноги».

Теперь он мог думать так и о себе.

Рёв прервался так внезапно, что наступившая тишина была подобна взрыву.

– Уф! – выдохнул Нуртай и встряхнул головой. – Всю душу вывернули.

Скала с биостанцией вздрогнула. Теперь буйные биотеки, поводя разорванными боками, стояли вместе, а один из них своим мощным клыком долбил основание скалы.

Ни слова не говоря, биологи, вздрагивая при каждом ударе, одели скафандры – атмосферой загона они дышать не могли – и, вооружившись фотонными бичами, выскочили из биостанции.

Наблюдательная площадка находилась невдалеке, но когда биологи выскочили из лифта и глянули вниз, скалу долбил другой биотек.

– Что делают! Что делают! – сокрушённо повторял Нуртай, расчехляя бич. – Гони правого, а я… этого ударю. Ну!..

А Валентин стоял изваянием, вглядываясь в рисунки, появившиеся на скале от ударов клыков биотеков. Рисунки поразили его.

– Стой! – вскрикнул он. – Они же… смотри!.. что-то пишут!.. Пишут!

– Пишут?!.. Хе! Я им сейчас попишу!.. Пишут? Ломают, я тебе гово… – Нуртай осёкся, виновато посмотрел на Валентина и опустил бич, готовый выплеснуть энергетический луч. – И вправду пишут! Или рисуют?

Тимак до института не успел добраться, как получил сигнал с Луны от Мартыкайнена о появлении в загоне двух лишних, неизвестно откуда взявшихся, биотеках. И, по всему, разумных.

Профессор едва не рассмеялся в усы, вспомнив горячего своего ученика, его неожиданные выходки и бесчисленные научные предположения, порой не имеющие под собой никаких оснований, и решил пока что пропустить утверждение о лишних, к тому же разумных биотеках мимо ушей.

– Что же будем делать?

– Пока не знаю, – с досадой отозвался Валентин. – Профессор молчит.

А чужие биотеки всё долбили скалу. Она уже на половину была покрыта какими-то значками и рисунками.

– Надо…

– Точно! – подхватил Валентин. – Передавай в Луннократерск. Пусть попробуют расшифровать… Если это и… Да, уж…

А у биотеков новая драка. Потом их клыки враз ударили в скалу и обрушили часть её с рисунками.

Снимки приняли в научном центре Луннократеска, выслушали просьбу срочно установить, что хотят сообщить биотеки. В центре посмеялись, над взбунтовавшимися «близнецами Тимака», но обещали сделать всё возможное немедленно.

Уже через час, передавая в центр новые знаки и учитывая предыдущие, Валентин смог читать перевод того, что попеременно писали биотеки.

– Что за шутки? – спрашивал один.

– Спутник Земли оказался по курсу, – отвечал другой.

– А эффект пространства?

– Плюс-минус в одну или другую сторону, а спутник ближе.

– Мне от этого не легче…

Драка

Новые надписи и перевод:

– Надо что-то предпринять.

– Что?

– Пока не знаю.

– Не знаешь?

Опять драка.

– Не будем спорить. Подумаем.

– О чём?

– Безвыходных положений нет.

Драчуны-биотеки не дрались и не долбили скалу, пока Нуртай, соблюдая режим содержания, кормил всё стадо. Эти двое потребляли энергии каждый за десятерых, чем навлёк на себя гнев рачительного Нуртая. Зато раны у них затянулись и они, набравшись сил, снова заспорили, то есть подрались.

Места на скале не осталось, и биотеки стали крошить стену загона.

– Ты почувствовал? Ведь нас кормили.

– Похоже.

– Значит где-то здесь земляне.

– Возможно.

– Надо войти в контакт.

– Как?

Драка

На площадке наблюдения стало тесно. Из Луннократерска прилетело без малого полтора десятка учёных. Они стояли и сидели, используя дешифратор, тут же переводили написанное биотеками. Поскольку никаких глушителей звуков не было предусмотрено, то постоянный рёв многих доводил до изнеможения.

– Мы здесь не одни.

– Я уже их видел.

– Выводы?

– Мы в каком-то каменном мешке.

– Надо искать выход из него.

– Попробуем.

Драка.

Наконец, были составлены первые фразы и с площадки спроецировали на стену короткую надпись:

– Мы люди Земли. Кто вы?

Занятые дракой, биотеки не сразу обратили внимание на вопрос людей. Затем бросились к стене, заревели с удвоенной силой и, мешая друг другу, нанося удары всеми конечностями, они смогли написать:

– Планета Ланда. Звезда 777:42 по космическому каталогу. Самовольное использование планетарного Переместителя. Спасите нас. Галактический институт космических связей. Тотл и Мотл.

Ответ повеселил людей. Сколько было высказано насмешек, едких реплик и наставительных речений – не счесть.

На Ланду направили сообщение. Тотл и Мотл в образе биотеков ещё дважды успели полакомиться в загоне, совсем потеряв расположение Нуртая, и через пятьдесят два часа своего пребывания на Луне, отправились назад, на Ланду. В загоне остались двадцать семь биотеков.

Хотя Валентин и получил чуть ли не нервное расстройство, но постарался присутствовать при встрече делегации с Ланды на Земле.

К встречающим из отсеков Преобразователей вышли молодые люди, юноши и девушки. Молодые, стройные, красивые.

К Валентину после церемонии знакомства подвели двух юношей.

– Мотл, – представился один.

– А я – Тотл.

– Так это вы? – не удержался и воскликнул Валентин. – Но как вы оказались в экспедиции?

– Мы! – рассмеялись друзья. – Учли наше непреодолимое желание побывать на Земле.

Валентин приглядывался к ним, пока шёл ничего незначащий разговор. Парни как парни. Весёлые, остроумные. И недавние драки в загоне не вязались с их обликом.

– Мы дрались? – удивились они, когда Валентин поведал им о поведении в образе биотеков.

– Ещё как.

– И ревели?

– Да так, что я сейчас любого громкого звука опасаюсь.

– Не может быть.

А когда им показали фрагменты их пребывания в загоне, то друзья даже оторопели от своего там поведения.

– А нам казалось, – говорили они, – что мы просто мысленно обменивались репликами. А тут – дрались.

– Вы не виноваты. Ноги не знают, что делает голова, – процитировал Валентин и тоже рассмеялся. А когда увидел их обличье в домашних условиях на Ланде, он похлопал друзей по плечу и сказал: – В человеческом образе вы мне нравитесь больше.

ТИТУЛ

– Нет, нет! Ты пропустил слово Великий…

Сказавший, моложавый с покровительственной улыбкой на лице человек осуждающе покачал головой.

– Пойми, Алексей, – продолжил он наставительно. – Каждое слово, пауза, интонация, наконец, значат очень многое. Это же титул, а не перечень блюд к меню. Повтори сначала!

– О, царь земных царей и царь богоподобный и солнцеликий… – уныло заговорил крепко скроенный юноша, названный Алексеем. Было заметно, с какой неохотой низает он последовательность слов. – Великий повелитель… Леонид Петрович, ну кто знает, как тогда обращались к этому… Нарам-Суэну?

– Я! – просто, но весомо ответил Леонид Петрович. – И история, конечно. Весь опыт человечества, так сказать. В конце концов, лесть в прошлые века и тысячелетия любили не меньше нашего. Особо власть предержащие. Так что помни, дорогой, спутаешься, пропустишь слово и тут же наживёшь себе врага. Такие, как этот царь царей были скорыми на руку… Ведь говорил я Прохлову. Меня послать надо. Я же в этой эпохе как у себя в кресле… А-а!.. Повтори ещё раз!

– Да выучу я. Ещё две недели осталось.

– Что две недели? Миг? А ты туда первым пойдёшь. Тебе ещё одеваться, ходить да и как смотреть в той эпохе учиться надо… Повторяй!

Прохлов, директор непосредственных исторических исследований, тяжело глянул через широкий стол на Карпова, сказал:

– Алексей Шульга заключён Нарам-Суэном в каменный мешок.

– Я же говорил… Меня надо было послать. Мои познания…

– Знаю, Леонид Петрович. Молодых-то тоже надо учить… Хотя, конечно, пока сам лично и непосредственно не проникнешься временем, все наши знания – чистейшая фантазия… Никаких «но»!

– Но я же лучше!

– Вот и готовься. Пойдёшь ты. Для обеспечения чистоты эксперимента никаких экстравагантных штучек. Знаю тебя… Алексея освободить ненасильственно. И сам поостерегись. Не хотелось бы вас выхватывать и протаскивать через пять тысяч лет и здесь оживлять… Ладно, дерзай!

Переход в прошлое протекал до банальности неинтересно. Мгновение – и Леонид Петрович, соответствующе одетый и экипированный, очутился в холмистой местности древней сирийской степи. От множества вооружённых людей округа наполнялась суетой и шумом.

Леонид Петрович огляделся, сравнил себя с другими – почти неотличим – и хотел было пройтись, разведать, но тут сильные руки сковали его движения.

Его грубо под локти поволокли по некрутому склону холма и с маху бросили под ноги худому, измождённому годами и болезнями ставрику.

– Кто? – спросил старик слабым безжизненным голосом.

– Появился неожиданно, как и тот… первый. Чистенький. Сразу видно, что из Эбла, – прогудел один из воинов, пленивших Карпова. – Ты уж, Нарам-Суэн, рассуди…

Если это и вправду был легендарный Нарам-Суэн, принесший в двадцать третьем веке до нашей эры могущественным эблаитам, то Леонид Петрович весьма ошибался, представляя его себе совсем не таким, а молодым, суровым, окружённым блестящей свитой.

– Говори! – приказал царь равнодушно.

«Ну, сейчас я ему выдам!» – решительно подумал Карпов, приходя в себя и обретая уверенность.

– О, царь земных царей и царь…

Все три минуты Нарам-Суэн выслушивал свой титул и в так словам кивал маленькой лысой головой, раззадоривая говорящего. А заросшие кудлатыми бородами, покрытые пылью и шрамами многочисленных ран, стояли и, похоже, ничего не понимали, что происходит, воины славного Нарам-Суэна.

– Да-а! – протянул старик через минуты тишины после славословия лазутчика. – Нет ничего страшнее в мире, чем лесть. Но этот превзошёл всех. Первый тоже пытался, но он молод и не так проворен. А этот… – Нарам-Суэн задумался. – Выпустите из ямы юношу. Пусть он вкусит с нами славу победы над развращённым Эблом. А этому вырвите его лживый язык… Я сказал!

ПРОЩЕ УМЕРЕТЬ

Наши заказчики – люди с блажью, так что мне приходилось выполнять разные поручения, но на этот раз задание оказалось совсем прескверным.

Во-первых, работа с людьми, особенно древними, всегда чревата неожиданностями и неприятностями – чаще всего от них проникатели во времени живыми не возвращались. Именно с ними мне и предлагали работать: помирить два враждующих племени в восьмом тысячелетии до нашей эры.

Во-вторых, чем глубже в прошлое, тем жёстче временные рамки командировки, из которых не выскочишь ни минутой раньше или позже, а это усугубляет задачу – мало ли как там повернётся дело, надо будет срочно вернуться, а нельзя.

И, наконец, в-третьих. Как историк-проникатель я понимал неправильность действий заказчика, так как вмешательство в естественный ход истории не имело под собой никакой законной базы. Правда, оговаривались последствия, чтобы я не слишком мучился этим вопросом, но всё-таки за моими размышлениями о законности стояла обида исполнителя, которому вменяется действовать строго нейтрально и при этом выполнять совершенно чудовищное, с точки зрения Кодекса поведения в прошлом, поручения.

– Не мельтеши! – Отреагировал Борис Черне на мои сомнения вслух. – Расчёты подтверждают разумные вековые затухания твоих действий. Ты лучше, дорогой, не забывай о сроках.

Сроки, сроки…

Вы когда-нибудь умирали?.. То-то!.. А я уже трижды!

Отвратительная штука.

Конечно, по окончании срока командировки, после стадии выхватывания, как это принято говорить у нас, у проникателей во времени, ничего такого почти не помнишь, но где-то в клетках тела и в сознании, возможно, на атомарном уровне остаётся осадок, так что порой думаешь обо всём с тобой случившимся с непроизвольным ужасом.

Дела у меня шли хорошо, и я уже мнил себя дипломатом, досконально разбирающегося в тонкостях такого деликатного поручения, как примирение племён. Так что ещё за два дня до срока моего возвращения в своё время мне удалось свести вождей и старейшин обоих племён для окончательного заключения мира «на все времена».

Переговоры начались спокойно и сулили успех.

Зелёная лужайка, обрамлённая купами свежеразросшихся кустов на фоне тёмной стены леса, умиротворяла и меня и высоко договаривающиеся стороны. Дурнота от мыслей пройти стадию выхватывания меня уже не посещала, оттого я весело смотрел на всё, что меня окружало и радовало.

Рядышком со мной, рукой достать, вкрадчиво воркуя, чинно восседали вожди. Две живописные толпы, ещё подозрительно посматривающие друг на друга, но готовые брататься, теснились чуть поодаль своих предводителей…

«Моя работа! – хотелось крикнуть мне. – Вот они, голубчики!»

Естественно, что я радовался. Всё идёт к концу. Срок на исходе. Размечтался. «Вот, – думаю, – всего два дня ещё осталось, и я дома. Приму душ… Нет, схожу в баньку. Потом почну бутылочку наедине с самим собой. А там… Телевизор, телефон, шум города, подышу бензиновым воздухом, схожу…»

В результате я пропустил что-то важное в разговоре вождей и не успел даже в этом раскаяться.

Ходех, жирный боров, на которого я потратил две недели чистого времени, заорал громче слона, покровителя его племени – твохов, и опустил тяжёлую палицу, непонятно откуда появившуюся в его руках, на бестолковую голову Мбаты, вождя племени другого племени – тавтамов.

Меня только пронзила мысль – где-то рядом со мной появилась, ходит и куражится старая с косой. Телохранитель Мбаты гориллоподобный Четта, обрызганный первыми каплями крови, нет, чтобы ответить на выпад Ходеха, заурчав, приготовился вцепиться мне, посреднику, в горло.

Тут бы мне и замешкаться, переждать, перетереть, и тогда через секунду-две всё было бы кончено. Умер бы я быстро, даже не поняв, что к чему.

По всем правилам Кодекса мне так и следовало поступить. Я же…

Я же не справился инстинктом самосохранения, опередил Четту и перехватил выпад чудовищной руки, а потом отработанным приёмом бросил его наземь.

Бросил, как учили, чтобы, не дай и не приведи, не повредить этому амбалу чего. Как же! Бросил, лишь бы он отстал, а иначе потом в институте за каждый синяк Четты отвечать придётся, отчитываться, выслушивать официальные и язвительные высказывания в свой адрес.

Как же: не навреди!

Хуже того, на карантин посадят, психологов навяжут, и буду я обивать пороги инстанций, умолять, клясться и бить себя в грудь, лишь бы поверили, что эти синяки случайные, и опять допустили бы к работе проникателя во времени.

– Умирай, где стоишь! – скажет сакраментальную фразу Борис Черне.

Поднимет на лоб очки и из-под них с недобрым прищуром жгуче-чёрных глаз посмотрит на меня, несостоявшуюся жертву неолита.

И будет прав.

Я прекрасно знаю о праве умереть при исполнении обязанностей в прошлых временах. Знал, на что шёл – работа такая. А вот не сдержался, отбил нападение Четты и теперь умирать не хотел, да и сразу не умрёшь, отбиваясь.

Всё во мне восстало против смерти. Умираешь-то по-настоящему. Каждой частицей естества чувствуешь приближение конца и отмечаешь, как жизнь уходит из тебя капля за каплей. Глотаешь непрошенные слёзы обиды и злости на себя, на других, зарекаешься ходить в прошлое и выполнять дурацкие заказы.

Оставались ещё два дня командировки, и у меня напрочь улетучилось благоразумное желание прожить их мёртвым. Ведь умри я, и тело моё расклюют птицы, или им полакомятся звери, солнце выбелит мои кости… Брр!..

А бежать мне было некуда. Для всех я стал источником беды, так что сторонники Ходеха и соплеменники несчастного Мбаты, колотя друг друга почём зря, меня из вида не упускали.

Может быть, кто подумает, что у меня совершенно не было выхода. И будет не прав. Как всякий проникатель во времени я мог перейти на любую, так называемую, ступень перехода в прошлом в рамках срока. Но это не всегда поощрялось, таило некоторые непредсказуемые неприятности и для этого надо иметь хотя бы минуту, чтобы сосредоточиться и поймать шай-волну и по ней скользнуть во времени.

Отказавшись умереть, я пытался, но долго не мог нащупать поток волны, так как каждый раз кто-нибудь из моих недавних «друзей», получив перед этим хорошую затрещину от противника, замечал мою расслабленность и прельщался отквитаться лёгкой победой надо мной, и нападал.

Я отражал наскоки, выбиваясь из настройки, и начинал свои попытки сначала.

Солнце восьмого тысячелетия до нашей эры падало к раскалённому горизонту, трава на бывшей живописной лужайке, истоптанная босыми ногами, изукрасилась несколькими поверженными телами. Живые, казалось, двигались в захватывающем танце.

Мне-таки удалось сосредоточиться и почувствовать токи сквозного времени и из-под самого носа очухавшегося Четты ускользнуть в направлении наименьшего сопротивления среды подальше от дикарей, поближе к своему родному времени.

Дзинь!.. Такой или подобный звук слышится мне при переходе со ступени на ступень.

Были полусумрак после яркого солнца, одуряющая вонь и бешенный рык диких зверей.

Мама моя! Мне как-то всегда не везло при случайном перемещении во времени, а в этот раз и подавно. Занесло в самое пекло гладиаторской арены.

Гладиаторы, их в живых остаюсь только четверо, натужено хрипя и слабея на главах, отбивались от наседающих тигров. Множество трупов загромоздили арену цирка. Где-то наверху ревела возбужденная толпа зрителей, под ногами хлюпал песок, пропитанный человеческой и звериной кровью.

Мое появление подстегнуло и ободрило людей и ещё сильнее обозлило оголодавших тигров.

После перехода во времени проникателю необходимо иметь хотя бы минуту, чтобы обрести способность к новому переходу на ступень. Но эту минуту надо ещё прожить, а как её проживешь, если с тобой уже приготовились расправиться?

Вы когда-нибудь видели схватку гладиаторов с голодным зверьем?..

Ещё будучи студентом, я побывал на практике в Древнем Риме и однажды, согласно плану практики, побывал на этом кровавом зрелище. Римлянам нравится, даже очень, а меня после этого мутило с неделю.

И вот я сам на арене!

Не буду описывать ужасы, окружившие меня, потому что слов всё равно не хватит, да и когда описывать, защищаться надо было. Правда. в институте времени меня учили многому, и я мог постоять за себя, даже перед тиграми.

Но, к слову, как постоять? Перебить тигров?.. Не-ет! Да мне за это… В общем, не имею права, поскольку нахожусь слишком близко к нашему времени и могу внести нестабильность в естественный ход истории – гладиаторы тогда, наверняка, выстоят, зрители же, вдруг, расщедрятся и даруют им жизнь… и пойдут по векам расходиться круги – необычные и неучтённые потомки, а среди них ньютоны, галуа, эйнштейны…

Впрочем, всё это теория…

Вначале я решил воспользоваться гипнозом. Звери намного легче поддаются ему, чем люди. Простое дело – я их вижу, а они меня нет, но я один, а их, тигров, много, И не ведают они, что я их гипнотизирую. Помучился я и озлился, поднял с пола лёгкий дротик и некоторое время отражал настойчивые атаки. Вообще-то, они меня почему-то вначале всерьёз не воспринимали, пока я некоторым не надавал по носу. Тут уж они перестали со мной заигрывать и начали бить хвостами и готовиться к прыжку. Можно было в принципе прощаться с жизнью. Минута, крайне мне необходимая для расслабления не прошла.

Но тут…

Что тигры, что гладиаторы и римский плебс. Я о них забыл как о досадной помехе. Произошло нечто страшное в моей практике и в первый момент для меня не совсем понятное – рядом со мной на арене объявился могучий обозлённый Четта.

Надо сказать, люди восьмого тысячелетия были намного крупнее последующих поколений и физически значительно превосходили их.

Моя трусость перед смертью стала приносить неприятные плоды. Вероятно, Четта обладал врождённой проникаемостью во времени и был затянут остаточным эффектом моего перехода. Боюсь теперь даже предсказать последствия моего поступка.

Осталось одно – закрыть глаза и броситься в объятья тигров.

Боевой клич Четты при виде обидчика перепугал не только зверьё и гладиаторов, но и зрители присмирели. Моя было вспыхнувшая мысль, что Четту тигры съедят вместе со мной, пропала. Кто его такого съест?

Потом Четта увидел тигров и опешил, а я, подстегнутый его растерянностью… стыдно сказать… воспользовался моментом. Нет мне прощения! И мысль-то опять какая вернулась, мол, пусть им тут тигры закусят, а я от греха подальше. Никто и не узнает ничего…

Мое падение продолжалось....

Тёмный коридор, казалось, тянулся в бесконечность. Мои неуверенные шаги чётко отдавались впереди и сзади, производя сумятицу звуков. А рядом, я чувствовал, кто-то был, затаившийся – его выдавали свистящее дыхание и страх.

Чувствовать меня тоже научали в институте времени.

Я не ошибся. Из темноты выступила фигура невысокого, мне под подбородок, человека.

– Защищайся, собака! – крикнул он по-испански грубым срывающимся голосом.

– Синьор ошибается, – успел я ввернуть, прежде чем отточенный клинок коснулся моей груди.

– Каналья! – прохрипел нападавший. – Это не дон Лоренсо… Тысяча чертей, синьор, что вы здесь делаете?

– Э-э… – сказал я невразумительно, не зная, что ответить, и это не понравилось незнакомцу.

– Так это… он… тебя… подослал!.. Убийца!.. Он!?.

– Э-э… – почти простонал я.

«Ну что же это такое? – думал я. – Что за денек?» Не прошло и десяти минут независимого времени, а я уже в третий раз стою на грани жизни и смерти. «Ты трус и идиот! – говорил я себе. – Упади на его шпагу, и делу конец». А сам тем временем на выпад незнакомца показушно ответил таким каскадом приёмов дротиком, который поднял на арене цирка в Риме, что противник мой позорно и весьма ретиво покинул поле схватки.

«Хе-хе! – успех взбодрил меня, – живём!» Это давало мне возможность, как мне казалось, передохнуть, но болезненный укол в спину не позволил расслабиться. Я резко обернулся и в полумраке различил новое действующее лицо – разъяренного человека, готового к нападению.

– Каналья! – почти радостно прокаркал он. – Так ты подослан доном Спердом?.. Ха-ха!.. Так я проткну твою гнусную глотку!..

Однако, нравы у них тут. Честно говоря, я вконец растерялся от его наглости. Что им всем от меня надо? Дадут они мне спокойно дотянуть последние двое суток командировки или нет?

– Пошёл вон! – сорвался я и сгоряча стукнул противника дона Лоренсо по голове дротиком. Он без звука, как мешок набитый ватой, ткнулся мне в ноги.

Что я опять наделал! Вдруг умрёт?.. Что со мной сегодня?

Бросившись на колени перед противником дона Сперда. я после некоторых усилий привёл его в чувства. Так он, нахал, иначе его и не назовёшь, едва очухавшись, изловчился приставить к моей шее холодное остриё шпаги.

– Умри, собака! – сказал он через чур серьезно и уже совсем было намерился исполнить задуманное, но сверху на нас обоих набросились какие-то люди. Стали нас хватать и связывать,

«Ну, уж, дудки!» – решил я и, разбросав нападавших, кинулся наутёк вдоль длинного, неизвестного для меня назначения, кошмарного как сон, коридора.

Позади меня затопали, заорали непотребные слова. И всё же, оторвавшись от преследователей, мне удалось забиться в какую-то тёмную затхлую нишу, отдышаться, успокоиться, погоревать над невезением, поймать призрачную, пронзающую время, шай-волну и оставить всех донов с носом…

У самого моего уха лопнул гулкий выстрел, море света обрушило на меня сверху; на мгновение я оглох и ослеп, а вокруг меня шла какая-то суматошная возня. Кто-то кого-то бил, кто-то отбивался и вопил. Возможно, я быстро пришел бы в себя и сориентировался, но меня вначале легонько, а потом сильно и больно двинули в бок, а во мне ещё не прошёл воинственный пыл от предыдущих событий, так что я отреагировал взмахом дротика и тут же осознал, что нахожусь, наверное, на съёмочной площадке древней киностудии. Жарко светили юпитеры, надрывался режиссёр, а вокруг шла живописная свалка, необходимая, может быть, по сценарию одного из бесчисленный вестернов давно минувших лет.