Здесь же, в переходе, по которому шли флегии, каждый шорох подхватывался стенами и сводом, крепчал и обрушивался громом. Грохот нескончаемого обвала долженствовал давить волю пришедшего к Верхнему Посланнику. «Дешёвка, конечно», – подумал Невер, однако согласился, что впечатляет – мороз по коже и тупость в голове как после сильного удара сопутствовал ему, пока он шёл по переходу.
Наконец, вышли зал, меньше предыдущего, увешанный оружием, рогами животных и человеческими черепами. Копоть висела на них бахромой. Из узкого высокого окна, прорубленного в стене, задувал холодный ветер. Он играл пламенем единственного костра, разложенного под окном, приминая его к полу, либо давая разгореться высоким снопом, и тогда в зале становилось светлее. Невер смог осмотреть лица спутников. Губы у некоторых после испытания звуком тряслись. Двое обессиленно присели, привалившись спинами к стене.
Плотный приземистый дворецкий с широким изуродованным шрамами лицом встречал флегиев.
Он почти бесшумно хлопнул в ладоши.
Из-за его спины вышли служители Верхнего, крепкие молодые парни. Они подняли под руки присевших и повели назад по переходу, заодно прихватив за собой ещё одного флегия, что стоял у стены, уткнувшись в неё лбом. Невер узнал его.
То был мельник, с которым Невер неоднократно встречался, и между ними возникли намётки дружбы. Во всяком случае, они питали друг к другу приязнь – немало для этого мира. Могучий на вид, да и по натуре своей сильный и выносливый, мельник до того был уязвлён шумом, что, похоже, потерял всякое представление вокруг него и безропотно дал увести себя.
Из прохода раздался грохот шагов. Мельник упал, его поволокли под руки, создавая ещё больший шум.
Безобразная сцена насторожила Невера до предела – впереди можно ожидать новых испытаний. Следовало подготовиться, настроить себя. Иначе… Говорят, вспомнилось Неверу, Верхние неразборчивы ни в средствах, ни по отношению к кому бы то ни было.
Он ощупал ножны кинжала, засомневался в своих страхах и рассуждениях, а, вернее, в воспоминаниях. Если бы что грозило, возникла резонная мысль, то оружие при входе в Верхний Регердо, пожалуй, отобрали бы. С другой стороны, неспроста же кольчуга надета на нём. Невер с удовлетворением отметил – кольчуга теперь нее давила на плечи и не стесняла движения, а напротив, придавала силы и уверенности.
Ладонь непроизвольно ласкала рукоять кинжала. Сделал он его… ну, да… сделал сам. С секретом. Стоит нажать кнопку на эфесе, и кинжал превратиться в меч, потому-то кинжал показался ему вначале неправдоподобно тяжёлым. Невер, думая о мече, понял, вдруг, что владеет искусством боя на мечах, а следом память подсказала слова имярека: «Нет лучше мечника, чем ты Невер, во всех краях, где мне приходилось побывать…Но об этом знаю только я, и теперь ты сам… Мой тебе совет, скрывай своё умение. Тогда друзья не будут тебя бояться, а врагу умрут, не успев удивиться… Я многих учил, и все знают, кто я. Потому-то друзей у меня нет, а враги обходят стороной, но оттого их всё больше…»
Кто же ему это говорил? Невер даже лоб потёр, чтобы вспомнить. Казалось, вот-вот, и он увидит лицо говорящего и узнает, кто он. А вот ещё: «У тебя вид добродушного толстяка, а это вводит противника вы обман».
Так кто же ему это говори? И совсем недавно…
Дворецкий, храня невозмутимость, жестом пригласил флегиев следовать дальше новым переходом. Сам он не пошёл со всеми, а, пропуская мимо себя идущих, напряжённо вглядывался в их лица недобрым взглядом.
Флега всё больше не нравилась Неверу. А Чинко даже поздравлял его, когда узнал о приглашении хозяина на неё. «Надо бы вспомнить о флеге всё», – решил Невер, отворачивая лицо от дворецкого, словно тот мог прочесть его мысли и опознать присутствие чужака в толпе верных Верхнему людей.
Флега… Флега! На неё приглашают избранных, поэтому попасть на неё – почётно. Однажды приглашённые, особенно из городских низов, горды были воспоминанием о ней всю жизнь. Они пользуются всеобщим уважением, к их мнению прислушиваются даже знатные граждане города, у них льготы… Однако, бытуют и слухи… Кто им верит!? Верь не верь, а куда, скажите, подевался после приглашения на флегу художник Баккарак, или куда запропастился Топлер – поэт, певец и острослов? Это из его песенки о порядках в городе: «У нас в Горколе на приволье свиньи бродят на приколе».
Сам Верхний Регердо, говорят, смеялся, услышав это озорное и небезобидное утверждение Топлера.
Невер хорошо знал Топлера. Он ходил в жёлтой рубахе. Завидя его, Невер до встречи уже расплывался в улыбке – Топлер нравился ему. В нём он находил то, чем не обладал сам – озорство и честность.
– Не нравиться мне приглашение на флегу, – сказал тогда Топлер.
– Почётно! – не понял его забот в то время Невер.
А потом… Потом он пошёл к Харанде, к человеку, который мог научить не только правильно держать меч, но и дать уроки настоящего боя.
Храбрец Харанда. Ловкач Харанда. Так называли его в городе. И это он, после очередной учебной схватки на прошлой недели сказал Неверу недавно вспомнившиеся слова о его мастерстве…
В темноте перехода Невер едва не упал, споткнувшись на повалившегося перед ним на пол человека. Он нагнулся и поднял обмякшее тело. Бедняга, по-видимому, не выдержал напряжения, потому что в этом переходе на флегиев, похоже, воздействовали инфразвуком. От безотчётной тоски, перехватывающей дыхание, хотелось завыть или покончить с собой.
Занимаясь жертвой проделок Верхнего, Невер сумел отвлечься и свалить с себя груз, привнесённый томящей скорбью по неизвестным делам и людям.
Человек под рукой ожил, полегчал, наверное, твёрже стал на ноги. Его рука несколько раз хлопнула по плечу Невера, либо в знак благодарности за поддержку, либо с просьбой отпустить. Невер ослабил хватку и попытался рассмотреть лицо спутника, что было не просто сделать в темноте перехода.
В это время флегии вышли на неосвещённую площадку под открытым небом. Рука Предержателя тонкой плетью уткнулась в Землю, с минуту на минуту она пронзит её сердце. Земля вздрогнет и флегиям откроется прошлое и будущее, наступят радость и умиротворение, удовлетворение жизнью. Насчёт прошлого Невер не сомневался, не видел в том ничего особенного и откровений не ожидал. А вот будущее – так это сказки! Ну, а о радости и умиротворении, пожалуй, не могло быть и речи. Флега – западня для неугодных, и дешёвый цирк – для остальных.
Человек, застывший на мгновение перед провалом вселенной с ярко горящей Рукой Предержателя, шевельнулся и окончательно высвободился из-под опеки Невера. Он первым узнал его.
– Невер?
– А ты?.. – Невер всмотрелся.
Он знал этого человека со сломанным носом, но не помнил о нём ничего, кроме того, что был он конкеном, а это означало – Невер вспоминал туго, как будто ему что-то мешало извне, – и глашатай, и сборщик налогов, и… многое другое, некая административная должность в Горколе.
– Лимпак, – назвался конкен и добавил со злостью: – Сволочи!
– Крепко сказано! – Невер подумал, потом решительно спросил: – Оружие есть?
Конкен даже всхлипнул от обиды. Невер понял, Лимпак так же как и он увидел во флеге опасность.
– Кто знал!?. – конкен схватил Невера за предплечье и сказал протяжно: – А ты-ы запа-асливый.
« Он прав. Я запасливый, потому что предвидел возможные неприятности. Но откуда и от кого я узнал о грозящей опасности?» – Невер наморщил лоб, пытаясь отыскать нужный фрагмент в неподатливой памяти. Догадался сам или кто подсказал? Или пример Топлера надоумил? – «Ох, как бы мне надо было хоть недельку побыть до флегии Невером, а то как слепец стукаюсь о непонятные вещи, и только после набитых шишек узнаю о них кое-что».
– Держись меня, Лимпак, – неожиданно предложил он.
– А ты прости меня, Невер. Я был неправ.
– Неправ?
– Я делал не по своей воле. Ты должен понять меня.
«Ещё одна новость! Мне суждено сегодня каждую минуту узнавать о себе слишком много, как никогда до сих пор. Так и потеряться в обилии информации можно и пропустить самое главное, что может меня ещё ожидать».
– Пойму, если выберемся отсюда живыми и здоровыми, – сказал Невер, чтобы не вдаваться здесь в подробности обиды, нанесённой ему конкеном, которой он не помнил.
Лимпак, стоя с Невером плечо в плечо, собирался ещё что-то поведать, но на площадку вышли люди, с зажжёнными факелами.
Возглавлял их дворецкий. В каждом появлении он чем-то отличался от недавнего своего вида. Сейчас перед флегиями появился маленький, толстенький, со скрытым за опущенными ресницами цепким взглядом умных глаз.
Дворецкий быстрым взглядом скользнул по оставшимся флегиям, и вновь потупил глаза.
Невер огляделся тоже.
Из двух десятков человек, приглашённых на флегу, осталось шестеро. Кроме конкена Невер других флегиев, по всей видимости, не знал или не помнил.
Сверху, как будто с неба, густо и чётко прозвучал Голос Верхнего:
– Хвала Предержателю, флега началась! Несите её смиренно, да посветлеет ваш разум, да останутся ваши недостойные мысли в снах ваших! Несите флегу!.. Несите флегу!
Факельщики сунули в руки флегиям какие-то свёртки. Такой же свёрток оказался и в руках дворецкого. Он развернул его в широкую серую накидку, встряхнул её и накинул себе на плечи, голову покрыл капюшоном. После чего предложил флегиям последовать его примеру.
Исполнялся неизвестный Неверу ритуал, связанный с флегой.
Да, ритуал…
– Ритуал, – проникновенно говорил Николай Сергеевич Гришин, полный, добродушный профессор института времени на лекциях по обычаям и нравам народов, – это обрядовые церемонии демонстративного характера, совершаемые часто в торжественной обстановке, имеющей конечной целью, обратите внимание друзья, на это, целью внушить людям определённые социальные чувства. Какие именно чувства?.. Например, о всемогуществе и величии власти. О нерушимости данных кому-либо обязательств. Или, скажем, о неприкосновенности существующих в данном обществе отношений… И о многом другом. Но особое значение ритуал приобретает в религии. Вот где он применяется чаще всего самым скрупулёзным образом, потому что служит для укрепления религиозных чувств верующих…
Так говорил лектор, отнюдь не уверенный, что они – историки, нейтралы, проникатели во времени и исполнители – с его слов проникнуться всей интригой и таинством действий во время проведения ритуала. Николай Сергеевич порой в непринуждённой беседе с ними о подобных вещах, пытался внушить им всю серьёзность и мощь ритуала. И они – почти выпускники института – старались убедить профессора в полной своей понятливости его забот, искренне считая, что и вправду всё поняли, прочувствовали и в работе всегда будут начеку, коль случится им стать участниками ритуала. Но тут же забывали о данном обещании, считая всё это надуманным.
И только личное участие в ритуалах подтверждало правоту Гришина. Вот и сейчас…
«Религиозные штучки! Примитивные до смеха. А каково! Как действует! О-о!..» – подумал Невер, с удивлением ощущая тесную свою сопричастность к происходящему и даже дрожь в теле – так он был поражён действом слов Верхнего и серых накидок. Они объединили его, конкена, дворецкого и всех присутствующих в одно целое так, что чувствовалась полная завершённость всех предыдущих событий перед лицом чего-то важного и неизбежного. Ибо, прослушав бессмысленную, с нормальной точки зрения, тираду Верхнего, и надев накидки, они все стали неотличимы друг от друга и внешне и, главное, внутренне, так как у каждого ещё гремело в голове: – Несите флегу!
«А кое-кто говорил – формализм, ограниченное воздействие. Прав был профессор. Насколько я сопротивлялся всему этому, и то попал в капкан ловко поставленного представления. Что же тогда говорить о таких, как конкен, приученный с детства повиноваться Верхнему, незнающих атеистических воззрений?»
Невер хмыкнул от досады на себя.
Лимпак тем временем шагнул в сторону и словно исчез – капюшон скрыл его лицо, накидка фигуру, он стушевался с единой серой группой. Теперь конкен не искал у Невера поддержки и, наверное, позабыл уже и об извинении за нанесённую обиду и об оказанной ему только что услуге.
Рука Предержателя нацелилась в сердце Земли. Флега!
– Быстро за мной! – прошипел дворецкий, отвыкший в Замке говорить в полный голос, и шагнул вниз по ступеням, начинающихся прямо от площадки. Неровный кроваво-красный свет факелов был нереален и тревожен. Ступеням, казалось, нет конца. Вниз, вниз… Внезапно – ровное место, по которому флегии сделали ещё несколько десятков шагов… Большой, слабо освещённый зал открылся перед ними с бликами на отполированных за годы плитах камня, выстилающих пол.
Голос Верхнего:
– Остановитесь!
Верхний, замазанный полумраком, восседал на взлобке, сооружённом в небольшой арочной нише. Вдоль стены по обе стороны от возвышения безмолвными изваяниями стояли люди, как будто не вооружённые, со скрещенными на груди руками. На их сумрачных лицах играли тусклые тени от света факелов, расположенных таким образом, чтобы из зала не было возможности рассмотреть ни Верхнего, ни его охрану.
Дворецкий молча подходил к каждому флегию, брал его за руку и, подводя ближе к Верхнему, ставил на определённое, вероятно, заранее продуманное место в зале.
Дошла очередь до Невера.
Пальцы у дворецкого оказались холодными, жёсткими и цепкими. В них таилась сила.
Невер не сопротивлялся, и как пай-мальчик, разрешил вести себя за руку и поставить там, где ему было положено стоять по ритуалу.
В наступившей потом тишине раздалось не совсем понятное бормотание Верхнего. В неразборчивости его речи либо был виновен зал, не обладающий нужной акустикой, либо Верхний преднамеренно произносил так слова. Внятным было лишь неоднократно повторённое:
– Рука Предержателя!
Но вот Верхний встал, маленький, сухонький, и чувством чётко произнёс:
– Время мёртвых и спящих!.. Простёрлась Рука Предержателя и коснулась Земли нашей… Внимайте Премудрость!
«До чего убедительно всё разыграно, – подумал Невер с благоговением к обстановке и речи Верхнего. – Сам поучаствуешь, так прочувствуешь и на всю жизнь вспомнишь флегу… Невероятно, но неужели и вправду коснётся?.. и поколеблет?.. и откроет прошлое и будущее?..»
И вдруг, ещё не веря себе, своим ощущениям, Невер отметил шевеление пола под ногами. Вначале несильное, потом толчками, пришлось переступать, чтобы устоять на месте. Всё случилась так неожиданно, и так совпадало со словами Верхнего и его мыслями и настроем, что он преисполнился поверить и воздать хвалу Предержателю. «Коль скоро, – стал он оправдываться перед собой, – кто-то постарался, и предсказанное как будто свершилось, то с меня не убудет, если я произнесу несколько громких слов в адрес Предержателя и заодно за Верхнего Его Посланника».
И уже готовый произнести панегирик, он успел прикусить язык, видя, как остальные приглашённые на флегу стоят на незыблемой тверди и испуганно следят за его безуспешными потугами сохранить равновесие.
От стены отделились и обрели в полутьме рельефность, а при приближении – и объём двое из стражи Верхнего. Пол под ними не трепетал, а звонко отзывался на их устойчивые шаги.
…и горе тому, кто усомнится и отвергнет Премудрость. Не удержит Земля его…
«Спокойно!» – приказал Невер себе, сжал пальцы в кулаки и ступил на два шага в сторону, на соседнюю плиту, но и она дрогнула и закачалась под ним.
«Хорошенькое дело! – обозлился Невер не на шутку. – До чего подстроено хитро. Кто теперь может усомниться в указующем жесте Предержателя, раз в год проявляющего свою власть на одном из бесчисленных миров, созданных им во благо Верхних Посланников, которые должны исполнять его волю – карать и миловать?»
Нести флегу – быть готовым нести кару или милость. Велика милость, но и кара достойна её!
Стражники стали по обе руки от Невера, безмолвные и внешне безучастные.
…и горе тому…
Невер почувствовал осязаемость грозного предупреждения. До сих пор оно всё-таки оставалось для него лишь словом, воспринимаемое им разумом, а теперь об этом узнали кожа, мускулы и нервы. Тело Невера напряглось, в голове словно посветлело, руки потяжелели от прилива крови, готовые к схватке.
Никогда ещё Костров в своей практике не попадал в такую переделку…
Люди научились проникать в прошлое и экспериментировать в нём. Ход истории, нарушенный тем или иным путём за две-три, а то и за пять тысяч лет до современности, конца двадцать первого столетия, отличался от естественного её развития. Это приводило к новому, обычно совершенно несхожему культурному и общественному развитию человечества. В каждом новом варианте истории рождались новые поколения людей, появлялись иные, отличные от известных, идеи и ценности, которые, порой, уводили цивилизацию далеко в сторону от нормального её течения.
Как известно, естественный ход истории знал не только прогресс, но и застои и даже попятное движение. И, тем не менее, мы можем гордиться совершённым. Но каких бы высот достиг бы человек к нашему времени, постоянно наращивая прогресс? Полёты на другие планеты, как обыденность? Всемирного общества равенства и братства? Победы над всеми болезнями? Бессмертия?..
Сейчас каждый год приносит что-то неожиданное, которое приближает будущее. А ведь были целые века, не давшие человечеству ничего, кроме страданий и страха, и даже последующие поколения от них содрогались и страдали.
Поэтому интересно было поискать ускоренные варианты развития человечества. Институт времени, где учился Невер, как раз и занимался этим и пытался влиять на прошлое. Однако, как показали исследования, пока что ни один из параллельных или возможных миров не достиг тех высот, к которым он пришёл на прямом пути эволюции. Максимум, чего однажды добились, так это начало века пара, да и то с натяжкой на такое определение.
Учёные колдовали над аналогами и закономерностями, но варианты альтернативных миров не поддавались корреляции ни по времени изменения, вносимых в прошлом, ни по месту их проведения – лавина изменений взглядов и интересов людей не управлялась и не подчинялась никакой формализации или логической последовательности.
Трудно предполагать, как бы ставились эксперименты по исследованию новых миров, может быть, только чисто теоретически, если бы не одна особенность, позволившая воочию наблюдать сложившуюся ко времени современности картину новой культуры. И не только наблюдать, но и выносить всё разумное, новое и нужное.
Несмотря на всё отличие миров, в них возникали независимые или, как их чаще называли, нейтральные цепочки или последовательности родственных связей от предков к потомкам – стабильная преемственность поколений. И такой нейтрал, как Костров, как производная этого преемства, оставался всегда самим собой при любом варианте развития параллельного мира. Вообще-то, конечно, это был не он, в буквальном смысле слова. Имена у него значились совершенно другими, а различные предыстории накладывали на него перемены вплоть до внешнего облика, и, естественно, в каждом конкретном случае он оставался во всём сыном своей истории и своего времени.
Костров уже неоднократно принимал участие в превращениях, в совмещениях с теми людьми, кем бы он был, иди развитие мира путём, подобным экспериментальным. Во всех вариантах он оказывался продуктом смирных, неброских и необразованных предков. Оттого такими же скромными и неброскими случались его профессии и занятия в превращениях: пастух, рыбак, землепашец, благодаря чему он мог не спеша вспомнить всё о себе, об общественном строе и о жизни в новом для него мире. Это всегда обеспечивало надёжность и полноту сведений, точных и глубоких, приносимых им в свой мир.
Такие как Костров – средних способностей, невосприимчивые к резким переменам в обществе, без особых фантазий и наклонностей люди – обеспечивали чистоту эксперимента и становились основными, кадровыми его участниками.
Так было. Хотя сам-то Костров в душе всегда жаждал славы, отчаянностей и авантюр, в которых ему никак не получалось побывать.
И он их, кажется, получил. В этом превращении он не был обижен умом, навряд ли был скромен и тих, а профессия – вся на виду…
В зале повисла зловещая тишина.
Верхний встал и поднял горé руки, оголённые по локоть.
Флегии и охранники насторожились.
Перестал качаться пол под Невером.
Несите флегу!
– Невер! – зычно выкрикнул Верхний и опустил руки, словно ослабел, но экспрессии в его голосе не убавилось. – Ты отмечен Предержателем! И он говорит: ты повинен! Ты повинен во многом. В сокрытии дружбы с Топлером!.. В нечестии на руку!.. В мерзком блуде!.. В укрытии Огня Предержателя!.. В измене…
«Ни чего себе списочек!» – удивился Невер, переставая вслушиваться в перечень обвинений, хотя Верхний уже монотонно, явно заученно и неоднократно повторённое, продолжал оглашать всё новые и новые его «прегрешениях». О них он не мог делать даже приблизительно какие-либо предположения. Все они ничего ему не говорили, и он не знал к тому же, соответствуют ли они действительным его проступкам против Предержателя и Верхнего Его Посланника Регердо, и, если да, то насколько. Или Верхний валит всё в кучу, и его и чужие провинности, лишь бы было их как можно больше, а, значит, и обвинение выглядело бы более убедительным.
Но отвечать Верхнему не было смысла. Да и что он мог сказать об укрытии Огня Предержателя?.. Или вот… о снятии гурковой ареки? Странное обвинение даже позабавило Невера, но не оставалось времени и желания вспомнить, что бы это могло означать. Ясным становилось одно – нужна жертва.
Жертва Предержателю!
«Так вот, значит, в чём дело! Я о таком для себя исходе, наверное, подозревал, когда собирался на Флегу. И, возможно, даже знал наверняка, что жертва – это я. Но тогда зачем я пошёл на неё? Зачем?.. Может быть, надеялся, что Верхний всё-таки учтёт помощь, оказанную мной, и всё обойдётся?.. Или у меня подготовлен какой-то ход, чтобы избежать кары?.. Что же мне такое удалось придумать?.. Потому-то на мне и кольчуга и скрытый меч на поясе. Меч я изготовил сам. Выдвижным, чтобы не бросался в глаза. Из лучшей стали. Мой Секрет!»
И словно прочитав его мысли, Верхний как раз упрекнул Невера в сокрытии способа изготовления особой стали.
– …ты повинен! Повинен! Повинен! – услышал Невер последние слова Верхнего. – Не я, а Предержатель через меня, Своего Верхнего Посланника на Земле, требует наказать отступника от законов, установленных свыше!
Голос старца достиг наивысшей точки и прервался. Верхний передохнул в тишине и затем с придыханием, что долженствовало, наверное, показать его искреннее волнение и сожаление случившемуся, устало добавил:
– Его выбор не зависит от смертных. И я, Его Посланник, тоже смертен. Как все люди. У каждого свой конец. И ты должен понять это и смириться… Я не забыл услуг, оказанных тобой мне, но… печалюсь в смирении. Ибо накукует Предержатель, а не я… Иначе… – Голос Верхнего окреп и вновь повысился, – многие и многие несчастья, которые я предвижу, обрушаться на людей. Предвижу… Неурожай!.. Мор!.. Падёж скота!.. Войны!..
Да-а, уж! Верхний своё дело знал крепко, а посмотреть на него вблизи – сморчок сморчком, к тому же безмятежно будто бы простоватый на вид. А тут того и гляди уговорит добровольно подставить голову в жертву Предержателю.
Призывает к человеколюбию.
Прикрывается именем Посланника Предержателя.
Выражает благодарность за услуги и печаль по жертве.
Надеется на покорность.
«Чёртова флега! Не могла начаться неделей позже или раньше. Лучше раньше – и знать бы о ней не знал. А позже – было бы время подумать и подготовиться уже сознательно. А теперь, что предпринять? Не ползать же на коленях, вымаливая прощения. Впрочем, вряд ли это поможет… Однако не кролик я, чтобы безропотно расстаться с жизнью. Значит быть драке, в ней буду защищаться до последнего… Ситуация, хуже не придумаешь. Побывать мертвецом, пока в институте поймут, что здесь со мной случилось…»
Как только Верхний смолк, стражники взяли Невера под локти. Он крутнулся и ловко вывернулся из их рук. Отскочил в сторону. Они от него такой прыти явно не ожидали и долго растерянно смотрели на него. Он воспользовался паузой.
– Я никогда не нарушал законов перед Предержателем и Его Верхним Посланником! – предпринял Невер безнадёжную попытку оправдаться, хотя, конечно, понимал всю безнадёжность её, так как его крик подобен гласу вопиющего в пустыне.
Не дождавшись реакции Верхнего, он повторил выкрик.
Верхний словно оглох. Он сидел на возвышении истуканом и ожидал развязки возникшей заминки в осуществлении его планов. Ведь флега ещё не закончилась.
Стражники вдоль стен зашевелились, а те, что стояли рядом с Невером, пришли в себя и намерения их к Неверу читались однозначно – напасть, скрутить, сломать…
Первого бросившегося на него стражника, он поймал за руку и, добавив ему скорости, с размаху ударил им второго, готового напасть с другой стороны. Стражники сшиблись и, давя друг друга, покатились по полу.
– Убейте его! – Призыв Верхнего услышали все.
Топот десятков ног раздался со всех сторон.
Сорвав с себя накидку и бросив её в лицо набегавшим телохранителям Верхнего, Невер цепкой рукой выхватил кинжал, нажал кнопку на рукоятке, и кинжал, удлинившись без малого втрое, превратился в двулезвийный меч.
Сталь блеснула необыкновенным серебристым светом.
Не напрасно он учился у премудрого Харанды и хранил секрет стали: рассёк пополам меч стражника; у другого отрубил руку; отразил выпад копьём; зацепил кого-то за живое – раздался крик…
Но что предпринять? Через всех не переступишь, всех не победить. Везде стража, телохранители, глухие скальные стены, неизвестные лабиринты переходов.
Невер отступил к лестнице, по которой привели сюда флегиев, но по ней – было хорошо слышно – бежали охранники Замка на защиту Верхнего.
Выход отсутствовал. Невер заметался в кругу врагов. Он отрывочно думал, фиксировал ситуацию, искал способ каким-либо способом выкрутиться из всего этого и остаться в живых:
«…Несите флегу!.. Несу!..
…надо бы к стене прижаться спиной…
…теперь долго будут решать, посылать ли меня в новое превращение…
…справа копьё…
…прорваться к Верхнему, этому…
… Убьют же!.. Когда меня ещё хватятся… Через неделю, не раньше…
…не упасть бы…»
Большая группа охранников скатилась вниз по лестнице в зал, приостановилась, захваченная неповторимым зрелищем. Кемик, этот неповоротливый и грузный на вид, любитель пива и песен, непонятных речей и знаний, окружённый стражей творил чудеса, орудуя с невероятным искусством сверкающим мечом. Каменные плиты пола, подсвеченные факелами, тускло блестели от обильно политой крови; стонали раненые Невером и ушибленные своими же в давке и неразберихе нападения.
Верхний с неприличной поспешностью покидал зал за шеренгой телохранителей.
Флегии сбились в жалкую кучку, испуганные, подавленные. Их фигуры под накидками словно обмякли и превратились в бесформенные неподвижные тени на фоне стремительно движущихся вооружённых людей.
Картина схватки менялась каждое мгновение. Прошло всего две-три минуты, а Неверу уже удалось отразить десятки направленных на него выпадов, произвести массу нужных движений, множество раз он ранил противников сам и привёл их к столкновению между собой. Но всё это делалось им без системы – простое перемещение из одного конца зала в другой, тесня тех, на кого наступал, и, увлекая за собой пытающихся поразить его сзади.
Пока он пользовался растерянностью стражников и охранников, не ожидавших от него такой прыти. Но они приходили в себя, сумятица успокаивалась, кольцо вокруг Невера стало сжиматься.
Прошло ещё несколько секунд неравной схватки.
Вначале никто не заметил, как от неподвижной группы отделился один из флегиев. Он подобрал с пола кем-то обронённый меч и, размахивая им направо и налево, прорубил в кольце для себя проход, кинулся на помощь к Неверу, прикрыв его спину – спина к спине. Накидка мешала ему, но он удачно и умело отражал выпады нападавших.
Выбрав момент, он натужено крикнул Неверу:
– Есть выход!
– Где?
– Развернись, когда я скажу, и уходи за мной.
Воспользовавшись недолгим замешательством стражи, часть которых отвлеклась на остававшихся флегиев, они почти беспрепятственно проскочили пространство до возвышения, где восседал Верхний. Обогнули его и за ним с ходу влетели в одну из дверей. Набежавшие стражники услышали сухое клацанье запора. Они закричали, навалились на дубовую створку, застучали по ней мечами…
Предутреннее небо под синевой простынёй зависло над Горколом. Ещё просматривались крупные звёзды и среди них те, что творили образ Руки Предержателя. В провалах зáмковых дворов ещё таилась сырая мгла ночи, заляпанная желтоватыми подвижными пятнами света от факелов – стража разыскивала сбежавших флегиев, чтобы свершить приговор Предержателя. Глухо лаяли собаки, разбуженные шумом в Замке Верхнего, долетали гортанные крики петухов.
– Благодарю тебя! – вытирая пот со лба, с искренней признательностью сказал Невер конкену, так неожиданно и вовремя пришедшего к нему на помощь, когда, казалось, не оставалось никакой надежды остаться в живых. Теперь, остывая, он полностью осознал, чем ему угрожало знакомство с Верхним, и приглашение от его имени на флегу.
Лимпак, перегнувшись через широкий каменный парапет сторожевой башни, где они нашли временное убежище, старался рассмотреть, что делается внизу, в чреве Замка.
– Не стоит благодарностей, – отозвался он добродушно и, как показалось Неверу, безразлично, будто разговор шёл о сущей безделице. – Мне угрожала опасность не меньшая, так что мы с тобой квиты… – Он ещё раз всмотрелся в темноту двора Замка. – Думаю, они до нас доберутся не скоро. – Лимпак помолчал, глянув в упор в глаза Невера, как-то неумело, криво улыбнулся и неожиданно предложил: – Поговорим?
Последнее слово-предложение озадачило Невера, потому что у конкена, сказавшего его, проскользнула в неумелой, будто, улыбке не то насмешка, не то превосходство какое-то, словно он, Невер, в чём-то провинился, а Лимпак требует отчёта и намекает, что покроет его шалость.
– Поговорим, – неуверенно ответил он и внутренне подобрался.
Во взгляде конкена таилось нечто, отчего неприятности с Верхним как-то сразу отошли назад, помельчали, как если бы все они являлись прелюдией к более важному событию.
Конкен прикрыл утомлённые глаза, лицо его от усталости помертвело, резче проступили очертания складок на лбу и от крыльев носа. Вялой рукой он провёл ото лба к подбородку, снимая маску оцепенения, и брезгливо отбросил от себя иззубренный меч, даже носком ноги подцепил его, чтобы он улетел как можно дальше от него.
Безо всякого предисловия или подготовки к тому сказал дословно следующее: