А хохобы, как видел Олежка, явно что-то делали на окраине леса по ту сторону речки. До них было далековато, оттого трудно понять – чем именно. Перекатываясь из стороны в сторону, они издавали звуки, значит, как был уверен Олежка, переговаривались между собой.
– Что они говорят? Ты разобрал? – шёпотом спросил мальчик биоробота, а тот громко, несмотря на просьбу отвечать как можно тише, отчеканил:
– Плохо слышно. Мои возможности по акустическим каналам…
– Тише ты!
– …для восприятия недостаточны и…
– У-у!.. – возмутился Олежка. – Двадцать Третий, замолчи!
Нет, не повезло ему с роботом. Для него, чтобы исследовать родную планету, нужен настоящий робот-исследователь. Такой, какой он видел в одном из фильмов: всё, что нужно, сделает сам и даже человеку подскажет. А этот! Был уборщиком, им и остался. Программ в нём много, но раз сто ему надо объяснить, что к чему, прежде чем он правильно поймёт и правильно сделает. Да ещё и воображает из себя невесть что…
Вот ведь просят его говорить тише, а он…
Средняя луна, купаясь в лучах восходящего солнца, быстро, словно на невидимом флаере, полетела низко над горизонтом.
– Пора, наверное, Шенька?
Друг в знак согласия поднял главный ногорог. Его большой, в ладошку, глаз светился синим цветом.
– Так, пчёлочка-иголочка, – залепетал мальчик, привыкший разговаривать с самим собой вслух и с любыми предметами, – полети и посмотри вон за теми кустами, нет ли там хохобов.
Пчела-разведчица, с ноготок величиной, блеснула брюшком и, ведомая подсказками Олежки, полетела, передавая на стекло часов как на экран, что видела.
За ближайшими кустами никого не оказалось, лишь шмыгнула в траву какая-то зверушка.
– Шенька, за мой!
Они поползли. Роса раннего утра холодила руки, вымочила на Олежке одежду, вызвав у него озноб. Но ему сейчас это не мешало.
Впереди протекала тихая речушка. Не та, в которой они по прихоти хохобов искупались, а не широкий её приток. Над ней склонились ветки деревьев, и по ним можно было перебраться на тот берег, не купаясь в воде. А там незаметно проскочить песчаную косу и опять нырнуть в заросли кустов, а от них до окраины леса с хохобами уже рукой подать.
Место подхода к речке Олежка выбрал ещё вчера.
Пчёлка летала. Друзья ползли. Двадцать Третий так и остался за кустами, готовый по зову человека прийти ему на помощь. Во всяком случае, Олежка на него надеялся, если хохобы и вправду по серьёзному надумают напасть на него. Да и на кого ему надеяться?
Сердце мальчика стучало. За поведением хохобов ему чудилась необыкновенная тайна, охраняемая от него, и он вот-вот разгадает. Во что бы то ни стало. Но для этого надо незаметно проникнуть в лес и всё увидеть своими глазами и узнать через Двадцать Третьего, о чём они говорят.
Проникнуть тихо и незаметно.
И он готов уже был к переходу через речку, как через спутник его настиг вызов мамы Ники.
– Олежек, ты где? Ты почему молчишь?
– Потом… Потом, мама Ника! – шепнул он, продолжая ползти.
– Ты чего там шепчешь? – забеспокоилась мама Ника.
– Ну, мама Ника! У меня всё хорошо, всё в порядке…
– А почему шепчешь?.. Где Двадцать Третий?
– Здесь он, здесь, – Олежка был в отчаянии.
Шенька осуждающе шевельнул ногорогами – показал, что Олежка сам виноват, так как надо было давно уже связаться с мамой Никой и сказать, где он находится. Она же волнуется за него.
– Чтобы выходил на связь каждый час! – распорядилась мама Ника. – Ты слышишь?.. Ты слышишь?.. Олежек?
– Ладно, ладно… – Олежка зарылся в траву и по прямому видеоканалу приказал биороботу передать и показать маме Нике, что у них всё идёт хорошо, они в безопасности, и он постарается каждый час сообщать о себе…
Пока он общался с мамой Никой, пчела куда-то залетела. Пришлось её возвращать назад и вновь запускать перед собой. Да и Двадцать Третьего пора уже перевести ближе к месту переправы. Олежка позвал его. Биоробот подчинился всем командам мальчика и скрытно проделал нужный манёвр. Олежка похвалил его.
До хохобов стало ближе, и Двадцать Третий теперь прислушался к звукам, издаваемых ими.
– Давай!.. Ну? – не терпелось Олежке. – Теперь-то слышишь?
– Слышу. Мой акустический канал…
– Знаю, знаю!.. С Мозгом связался?
– Он меня не принимает.
– Как не принимает?.. Шенька, ты что-нибудь понимаешь? – Шенька не понимал. Он молча удивился утверждению биоробота. – Как он может тебя не принимать, если ты с ним связан напрямую?
– Я накапливаю информацию, – невозмутимо прокаркал Двадцать Третий.
– Потише ты!
– Мозг будет обрабатывать полный пакет, – не снижая громкости, докладывал биоробот. – А мой акустический канал…
– Замолчи, Двадцать Третий! – Олежка вздохнул. – Вот, Шенька, – обратился он к другу, – ты теперь понимаешь отличие разумного существа от робота?
Шенька понимал. А Олежка ещё раз обдумал пришедшее на ум сравнение и решил, что, по сути дела, зря ругает Двадцать Третьего. Ведь он всё исполняет только исходя из программ, заложенных в него.
Он посмотрел на стекло часов, на восходящее солнце и сказал ногорогу:
– Пора, Шенька, перебираться на ту сторону.
Недаром Олежка все тринадцать лет прожил на своей планете. Он, а вместе с ним и Шенька, умели бесшумно ходить по лесу, красться, выжидать и быть готовыми ко всему. Так что даже ветки не качнулись, когда друзья по ним переходили речку.
Оставалось под прикрытием прибрежных кустов проскочить узкую песчаную полоску, как ноги Олежки словно приросли к земле.
Всё вокруг закипело от выстреливаемых из-под песка вверх нитями.
– Шенька! Берегись!… Удавчики! – закричал, не таясь, Олежка.
Но слишком поздно. Нити удавчиков оплели ноги мальчика и ногороги Шеньки. Ногорог задёргался, запутываясь в крепких нитях ещё больше, и замер.
После возгласа Олежки, будто эхо раздался довольный, как ему показалось, вопль со стороны леса:
– Хо-хоб-бы-бы!
Как они обманули его! Подкараулили! И пчела не помогла!
На берег выкатилось не менее десятка хохобов. Расположились полукругом и стали словно чего-то ожидать, а, может быть, решили устроить зрелище, повеселиться. И умей смеяться, они, наверное, умирали от смеха, видя, как человек и шестиног-шестирог пытаются освободиться от пут удавчиков.
А Шенька совсем запутался ногорогами, поэтому Олежка решил в первую очередь выручить друга. Сам-то он был оплетён лишь в ногах и у него доставало сил их рвать. Однако трудное это дело: десятки тонких прочных нитей врезались в конечности Шеньки, переплелись.
– Так, Шенечка, так, – приговаривал Олежка, сдвигая с ногорогов друга нитевидные образования удавчиков. Так много этих усатых червяков он видел впервые. – Я тебя брошу в речку. Ты выбирайся на тот берег и жди меня там. А я позову Двадцать Третьего. Ему эти нитки нипочём.
Освобождая друга, Олежка успевал с интересом посматривать и на хохобов, которых так близко видел впервые, если не считать их нападения на него и Шеньку, но тогда рассматривать их не оставалось времени.
Хохобы – обычные для планеты Олежки ногорогие, но не шенькины родичи. У этих и конечностей больше и сами они метра полтора в высоту. И тяжёлые, наверное, так ногороги, служащие им ногами, полностью погрузились в песок. А глаз у них огромный, пожалуй, в них поместится голова Олежки, и светится непонятным для человека бело-голубым светом на фоне кремовых ногорогов. Как будто среди них притаился клубочек летнего облака. Такой у них был глаз.
Наконец, Шенька, шевельнул освобождёнными ногорогами.
– Молодец, Шенечка, – похвалил мальчик его и себя заодно. – Если что, они за тобой не успеют.
В Шеньке килограммов пять, но ногороги у него полые, так что Олежке пришлось его взять в обе руки, чтобы поднять. Хохобы криком отметили его успех. Впрочем, может быть, и разочарование.
Надо сделать так, как учил папа Серёжа. Присесть, потом сильно разогнуть спину и ноги и перебросить ногорогого друга через себя, только так его можно добросить до воды.
Шенька в полёте вначале прижал конечности, уменьшая сопротивление воздуха, а перед самым падением выпустил их. Упал в воду, даже брызг не поднял. И поплыл к берегу.
– Быстрее, Шенька!.. Двадцать Третий, ко мне!
Биоробот побежал на зов, не разбирая дороги. Споткнулся перед самой речкой и с маху упал в воду. Забарахтался, захлестнув волной Шеньку. В это время, разгоняя удавчиков, толпа хохобов двинулась на Олежку, выставив перед собой самые большие ногороги.
Они, наверное, могли управлять удавчиками, потому что их нити соскользнули и с ног мальчика, давая возможность двигаться. Но зато и хохобы беспрепятственно приближались к нему и стеной перегородили дорогу к лесу, угрожая, как и в прошлый раз, поднять его ногорогами и сбросить в речку.
Обида
Вот-вот схватят его, но, наконец, Двадцать Третий выполнил команду и, стряхивая с себя воду, стал рядом с Олежкой. Через мгновение мальчик оседлал его, а хохобы с разгона ударили ногорогами в грудь робота, заставив его поспешно попятиться и отступить.
Хохобы кричали вслед.
– Что они говорят? – без надежды спросил Олежка.
Но Двадцать Третий стал с запинками переводить:
– Они говорят… что нечего таким незрелым… таким маленьким… таким… непереводимое слово… как ты и Шенька, мешать им, взрослым… заниматься серьёзным делом… Вы даже не знаете… где поставить… не поддаётся полному переводу… примерно… где поставить куф, а где каф… это звучит, возможно, так… А вам играть ещё… да, играть с… какое-то название… так… с тютями, как будто… вот.
Олежка обиделся.
– Они что, считают меня маленьким? Я должен играть с тютями? – нажимая на каждое слово, проговорил он. – Я ещё маленький… Непереводимое это?.. Куда поставить куфы и кафы не знаю?
Никто и никогда ещё его так не обижал. Ни родители, ни ногороги, ни другие звери, с которыми он встречался и общался на Олежке. А всё, что он делал на своей планете, было, как ему всегда казалось, серьёзным и нужным. И считал себя достаточно уже взрослым и зрелым.
А эти… хохобы! Принимают его за маленького и предлагают играть с ками-то неизвестными тютями…
– Ну и ставьте свои куфы-муфы! – кричал он, сидя на биороботе.
А хохобы как будто уже позабыли о нём, и, отойдя от берега, снова стали перекатываться на окраине леса и что-то делать. К ним из-за деревьев иногда выкатывались другие хохобы и, наверное, замещали тех, кому следовало уйти в лес. Зачем?…
Ну, зачем?..
Так вот и получилось: Олежка сидел на Двадцать Третьем обиженный, забытый и далёкий от цели своих устремлений как прежде.
Спустя некоторое время, когда обида несколько притупилась, он вспомнил о пчеле-разведчице. На стекле часов высвечивались различные скопления хохобов, стоящих кучками, кружочками, парами. По поручению мальчика пчела облетела окраину леса и поляну за крайними деревьями, но как Олежка ни всматривался, он так ничего и не понял: чем всё-таки занимаются хохобы, собравшись здесь в таком количестве?
Пришлось пчелу отозвать. В кустах сверкнуло оранжевым лучиком, и пчела опустилась на руку Олежки.
Хитрость
Совсем успокоившись, Олежка окинул взглядом и оценил свои силы и диспозицию: он сам, Шенька, Двадцать Третий, пчела- разведчица, до хохобов с их тайной недалеко.
Для того, что он сейчас придумал, хватало, кроме одного – не находил место для Шеньки в этой придумке, и сильно расстраивало Олежку Не мог же он сказать своему единственному другу: иди-ка, мол, Шенька домой, а мы тут без тебя… разберёмся с хохобами. Нет, до такого предательства он не мог опуститься.
– Та-ак… – сказал Олежка, не зная ещё, что предпринять. – Они ещё узнают, кто из нас взрослый, а кто маленький. Мы их, Шенька, перехитрим, а?
Шенорог выслушал мальчика. Потом выгнул спину так: вверх поднялся самый большой ногорог, а голова и хвост упёрлись в землю, и заскрипел многоцелевыми конечностями. Он не понял высказываний Олежки.
– Ладно, Шенька, поймёшь… Сделаем так… Ты сядешь на Двадцать Третьего один… Знаю, что не любишь без меня. Но вы сейчас опять перейдёте речку и отвлечёте хохобов. Они бросятся на вас, а я в это время проберусь в лес в другом месте. Как?.. Ну и что? Думаю, они все бросятся за вами, а меня никто не заметит. Понятно?
Шенька отозвался не очень уверенно.
– Ну, ну, Шенька!…Жаль только, скоро спутник уйдёт за горизонт, а Двадцать Третий, сам знаешь, прямого канала не любит. Он от него совсем бестолковым становится, так как с Мозгом не связан…. Двадцать Третий, ты слышишь? Связь по прямому каналу!
– Слышу, – покорно отозвался биоробот. – Связь по прямому каналу.
– Вот… Потом приходите мне на помощь. Ладно, Шенька? – говорил Олежка, усаживая друга в седло на биороботе. – Тебя бы лучше привязать к нему, да на Двадцать Третьего надежды нет. Вдруг упадёт где-нибудь. Или в воду начнёт нырять. Ты же его знаешь. Тебе достанется… Ну, подождите немного, а потом переходите на тот берег. А я побегу.
До перехода через речку, где недавно их неожиданно атаковали хохобы, надо пробежать с километр; здесь Олежка решил сделать новую попытку проникнуть в лес.
Он побежал. Правда бег его походил на дикие прыжки: кочки, промоины, кусты, высокая трава – всё это не давало возможности бежать по-настоящему, сбивало с темпа , заставляло петлять, кружить и метаться из стороны в сторону. Но Олежка с рождения не знал иных дорог, кроме звериных троп, а здесь не было и их. Он прыгал, проваливался ногами в мох или бочаги с водой, спотыкался о кочки и корни, искал лазейки в переплетении ветвей.
– Кажется, здесь… Вот тут шёл я, а там – Шенька… А они появились оттуда… – вслух вспоминал Олежка.
Он тогда, завидя восьминогов-восьмирогов, обрадовался. До того он лишь однажды встречался с ними, да и то издали, так что дружбы с ними наладить не смог. Но хотел. Тем более что они отличались от Шенькиных сородичей. Водились далеко от звездолёта, потеснённые владениями шестиногов-шестирогов. Впрочем, года два назад Олежка узнал о существовании четырёхногих-четырёхрогих, названных им тут же ченорами. Для краткости. Так вот ченоры и те подружились с ним, хотя жили в норах, были маленькими и не такими смышлёными как Шенька.
И потому-то он надеялся, что хохобы не уступают шеногам, а, может быть, они выше их в развитии. Но если так, то агрессивное их поведение против него становилось непонятным. А ведь они, и он уже знал, и разговаривали и что-то там, в лесу, делали. Их размеры и скорость передвижения восхищали. Так что Олежка уже твёрдо знал – ему без них не обойтись. Он просто заболел ими, возможностью поговорить с ними. От них можно услышать, может быть, невероятные истории. И даже папа Серёжа тогда поверит, что на его планете есть разумные существа.
А они… они… Без предупреждения напали, обозвали маленьким и, вообще, не обращают на него никакого внимания, если он сам к ним не пристанет…
В месте переправы хохобов не было видно, и Олежка укрепился в успехе своего замысла.
Вначале он всё-таки выпустил пчелу для страховки и повёл её прямо в лес, а для лучшей видимости опустил её ниже. На стекле экране стали видны проплывающие мимо кусты, потом серые стволы деревьев…
А вот и хохоб какой-то идёт навстречу. И важно так перекатывается на своих конечностях. За его ногорогами Олежка увидел поляну хохобов – это пчела вильнула от хохоба в сторону. Она-то вильнула, да хохоб в этот момент раскрыл свою громадную пасть и проглотил разведчицу.
Всё мог ожидать Олежка, но не этого. Он, конечно, знал о пристрастии ногорогих к насекомым, но чтобы вот просто проглотить искусственную пчелу, у него даже в голове не укладывалось.
Ну как же так у него сегодня получается?! Столько готовился, а толку пока никакого. Как владели хохобы своей какой-то «жуткой» тайной, в которой Олежка ничуть не сомневался, так они при ней и остались, а он в неё так и не посвящён. И стоит теперь вот тут за кустами и прячется вместо того, чтобы дружить с хохобами; а они пчелу, запросто живёшь, проглотили, и всё….
– Ну, погодите, куфы и кафы! – произнёс он решительно после недолгих размышлений. Я не такой уж маленький, как вы думаете. Я… я… – Слушателей его категорических высказываний не существовало, и Олежка слегка поостыл. – Двадцать Третий, – позвал он. – Ты меня слышишь?
– Слышу!
– Шенька на месте? На тебе?
– Да.
– Тогда начинай движение за речку.
– А они пустят?
– Если бы пустили, то мы давно бы в лесу были, – назидательно сказал Олежка. – Вперёд!
– А они пустят?
– У-у1.. Двадцать Третий! Ты что, смеёшься? Иди через речку к лесу! Ты понял меня?
– Понял.
– Так иди!
– Иду… Но они…
– Да что же это такое сегодня твориться?.. Ты приказ слышал? – Олежка уже кричал непонятливому роботу. – Слушай мою команду! Двадцать Третий, иди вперёд!
– Иду!
– Вот и иди…
Издали, гулко раздаваясь над водной гладью, послышались возмущённые крики хохобов. Это Двадцать Третий с Шенькой на себе двинулся, наконец, к лесу, бдительно охраняемого ногорогами. Сейчас они заметили его движение и, наверное, перегородили ему дорогу.
Олежка глубоко подышал, прикинул расстояние и стремглав кинулся к речке, по упавшим деревьям и веткам пересёк её, сходу проскочил прибрежные кусты, пробежал по траве и – вот он на окраине желанного леса.
В поле видимости ни одного хохоба.
Хитрость удалась!
«Тайна»
Так быстро выполнив задуманное, Олежка даже растерялся.
Весь его план, построенный на обмане хохобов, предполагал сопротивление с их стороны, ловушек, устроенные на переправе, преодолев которые он надеялся чего-то добиться. Правда, чего, собственно, добиться он представлял смутно: то ли спасать ногорогих от какой-то напасти, то ли посмотреть что-то запретное. Поэтому беспрепятственно добежав до окраины леса, он замедлил шаги и вскоре, озираясь по сторонам, остановился совсем.
Из леса долетал ровный гул множества хохобов, и Олежке входить туда одному расхотелось. Он не испугался, нет. Но нечто такое вдруг осознал, отчего хитрость, которой он только что гордился, показалась ему нечестной по отношению к ногорогам.
Он же человек, а пошёл на их обман!
Да и в гости так не хотят, если хотят, чтобы хозяева принимали тебя в свой круг. А хохобы, в конце концов, хозяева этого леса.
От новых мыслей Олежка заскучал.
Он позвал Двадцать Третьего. Тот не ответил. Спутник находился за горизонтом, так что воздействовать на биоробота можно только по прямому каналу, а по нему тот отзывался неохотно.
Тут из лева вышел хохоб и чуть не сбил Олежку с ног. Ногорог вперил в человека громадную плошку немигающего глаза, презрительно, как показалось Олежке, фыркнул и покатил себе дальше. Ни интереса, ни внимания к человеку.
Олежка, было, обиделся, но потом раздумал это делать, а только в недоумении пожал плечами – то нападают, то, вот, не замечают.
Неожиданно, когда он уже стал терять терпение, отозвался Двадцать Третий.
– Мы плаваем, – буднично сказал он, как будто этим делом и должен был заниматься.
– Как это плаваете? Вам что, делать нечего?
– А! – беспечно отозвался биоробот. – На берег не пускают, а назад возвращаться команды не было.
– Ну до чего же ты бестолковый! – почти с восхищением воскликнул Олежка, не зная плакать ему или смеяться высказыванию биоробота. – Вот что, Двадцать Третий, – отдал он приказ, – возвращайся на берег и по моим следам вместе с Шенькой приходите ко мне. Только очень быстро. Быстро, как можешь. Ты понял?
– Да.
– Выполняй!
Разговор с биороботом придал Олежке уверенности.
Тем временем из плотной завесы деревьев то тут, то там выходили ногороги и шли по окраине. Иногда переговаривались между собой, если это и вправду был разговор, как между людьми. Ведь они могли и про себя что-нибудь бормотать. И все они ничего такого не делали, как предполагалось Олежкой, когда он смотрел на них издали, а просто ходили туда и сюда. И вновь возвращались в заросли.
Постепенно привыкая к обстановке, Олежка осмелел, и шаг за шагом стал углубляться в лес, пока не вышел к большой поляне, виденную им уже от пчелы-разведчицы. Вся поляна словно шевелилась от множества ногорогов.
Ближайшая кучка этих существ топталась вокруг чего-то – они стояли кружком. Не без труда, царапаясь, Олежка протиснулся сквозь расставленные в стороны конечности хохобов и увидел на земле неровно начерченный круг, внутри которого были нанесены и другие линии. В некоторых из геометрических фигур, образованных линиями, показаны какие-то знаки, похожие на точки и галочки.
Всякие невероятные мысли и предположения зароились в голове впечатлительного мальчика.
Первая догадка Олежки – у хохобов здесь религиозный центр и они сейчас поклоняются своим богам, как это делали когда-то люди на Земле.
Чуть позже – это школа хохобов…
Но круг оставался кругом, а стоящие рядом с ним ногороги молчали и не двигались, Будто чем-то насторожённые или чего-то ожидающие: необыкновенного, значительного.
Олежка даже непроизвольно глянул на небо. Может быть, оттуда должно появиться нечто и разрядить неопределённость?
Но вот круг дрогнул. Один из ногорогов, тот, что стоял почти рядом с мальчиком, придвинулся к чертежу на земле, далеко перед собой вытянул большой ногорог и добавил вы одной из пустующих фигур, точку, ковырнув грунт. Все ногороги вокруг ожили, затрещали конечностями, загомонили. Некоторые стали покидать группу и укатывались к другим, как будто здесь всё уже закончилось.
А Олежка, разинув рот, стоял, смотрел и… ничего не понимал.
– Ни-че-го!
Из оцепенения его вывел болезненный толчок ногорогом в бок. Какой-то хохоб проталкивался ближе к кругу…
Он ходил по поляне – везде одно и то же. Его не замечали, потому что усиленно чем-то занимались.
«Что же они делают-то?» – мучительно вспыхивало в голове у мальчика, но никаких догадок у него по этому поводу не появлялось.
Вот она – тайна! Её можно увидеть, потрогать, если захочется…
Он стоял в негустом кружке ногорогов – их тут было не больше пятит. Все они притихли в ожидании. Это значит, как уже представлял Олежка, что один из них вот-вот добавит какой-то значок в круге. Ждал и Олежка, надеясь, что вдруг, наконец, блеснёт какая-то догадка о сути происходящего – этого занятия для взрослых.
К нему подошёл Двадцать Третий Его приход совпал с движением хохоба – он поставил галочку.
Окружающие шумно обсудили его действие.
– Что они говорят? Что они делают? – нетерпеливо спросил Олежка биоробота.
– Наверное, он поставил каф… Не имею связи с Мозгом.
– Он поставил каф?.. Шенька, ты знаешь, что они тут делают?
Шенька, всё ещё сидя на спине биоробота, принял позу, означающую – он знает, но не только не одобряет их дело, а что их надо всех спасать.
– Да отчего же их здесь спасать?!.
Олежке показалось, что он становиться таким же бестолковым, как Двадцать Третий. Поистине. Ему говорят, он видит… Но что всё это означает?
А в это время другой хохоб поставил точку.
– Он поставил куф, – прокомментировал биоробот и добавил, как бы между прочим: – Они играют… Игра такая у них.
– И…и… Играют! – После заикания воскликнул Олежка. – Конечно же! Они играют! Да это же… – Он задохнулся от обескураженности своей несообразительности и простой разгадки «тайны» хохобов. – Это же крестики-нолики!
Всё верно, хохобы играют в крестики-нолики, только знаки ставят другие. В те крестики-нолики, в которые он сам охотно играл, когда был и вправду маленький. Он тогда обычно ставил крестики, а Мозг – нолики. Папа Серёжа для этого в доме поставил специальный столик. Потом пришли другие игры – на сообразительность, учебные; заботы узнавания и освоения родной планеты. И крестики-нолики забылись за ними.
А хохобы играли в эту игру и считали её занятием для взрослых.
Вот так тайна!..
Я иду играть
– Я иду играть! – тут же заявил Олежка. – Что тебе не нравиться, Шенька? Ты не умеешь играть?
Шенька показал, что ему не нравиться сама игра. Настоящая игра – это та, в которую играют шестиноги-шестироги, а они играют только в «чёрточки». Вот игра, достойная уважения. И чем быстрее хохобы откажутся от крестиков-ноликов и перейдут на игру в чёрточки, тем им будет лучше. Всем будет лучше.
– Ну, Шенька, – только и нашёлся, что сказать Олежка. – Но разве шенороги играют в эти… чёрточки?
– Конечно. Ты ещё не знаешь. А они для игры собираются в Тенистом лесу, – показал Шенька в ответ.
Вот уже второй раз за короткое время Олежка был поражён удивлением.
– Так почему же ты меня до сих пор не научил этой игре?
– Это занятие для взрослых. Меня ещё в Тенистый лес не пускают. И тебе там ещё рано появляться.
– Но почему?
– Серьёзная игра. Серьёзное дело. Занятие для взрослых.
– Так это… что? И шенороги меня за маленького принимают?
Да-а… Это был день откровения для мальчика, которому уже давно казалось, что он практически всё узнал об окружающем его мире. Не всё, правда, но в основном-то – точно… А тут оказывается под боком, в Тенистом лесу своя «тайна».
Партнёра для игры долго искать не пришлось. Хохоб стоял в характерной позе над готовым к игре кругом, предварительно поставив куф – точку, и теперь, очевидно, поджидал соперника.
Олежка направился к нему и обломком ногорога, подобранным тут же, поставил каф – галочку.
Игра началась. Но быстро закончилась – хохоб проиграл уже на седьмом ходу.
За короткий срок вокруг Олежки образовался тесный круг ногорогов. Они далеко оттеснили Двадцать Третьего и осуждающего игру Шеньку.
Второй противник продержался не больше первого. С таким же успехом сыграли с мальчиком не менее десятка хохобов.
Зрители и жаждущие сразиться всё прибывали. Олежка едва дозвался Двадцать Третьего, чтобы выяснить, о чём говорят хохобы.
– Они… не могут поверить… Твоя игра их победила. Ты большой Куфкаф… Очень большой…
– Надо их пригласить к звездолёту и устроить настоящий турнир, а?
Шенька принял обиженную позу, а биоробот сослался на отсутствие связи с Мозгом.
– Да ладно тебе, Шенька! – сказал примирительно Олежка, загораясь идеей турнира. – Мы и среди шенорогров соревнование устроим по чёрточкам… Вот… Через полчаса спутник взойдёт… Всё прекрасно, Шенька!.. Кто со мной ещё сыграет? Переведи им, Двадцать Третий!
Ряды ногорогов заволновались, пропуская к центру какого-то хохоба. Он подкатил к игровому кругу.
– Это большой… как и ты Куфкаф, – подсказал биоробот. – Он будет с тобой играть.
Большой Куфкаф хохобов поставил куф. Олежка ответил кафом. И… пять раз выиграл Олежка, но и пять – хохоб.
Наступила ночь. Пустела поляна.
Полусонных Олежку и Шеньку Двадцать Третий привёз к дому, когда восток уже порозовел. Матово серебрился близкий бок звездолёта, заросший за годы деревьями и кустарником.
Шенька залёг в любимом месте – у порога дома. Олежка с закрытыми глазами, спотыкаясь, добрался до кровати и, прежде чем окончательно заснуть, вспомнил о договоре с хохобами провести турнир через три дня.