Перечисление имён вошедших было бы бессмысленным делом. Тем более что пока все они для Ивана выглядели на одно лицо. Впрочем, их лиц он как раз и не увидел. Все гости были одеты в тёмную, похожую на длинные плащи, униформу, на голову наброшены капюшоны, перекрывающие переносицу.
Он не предполагал, о чём можно говорить с такой ватагой людей, и с недоумением посматривал на Напель. Она кого-то высматривала в тесных рядах приглашённых ею людей – и не видела.
Пришедшие молчали и практически не двигались – тёмная стена; но в пространстве небольшой комнаты стала подниматься температура, и становилось трудно дышать. И, несмотря на молчание всех, в комнате не было тишины, её перекрывал шум неизвестного происхождения – то ли от дыхания, то ли от стука сердец.
– Карос, ты здесь? – наконец властно спросила Напель.
От её изменившегося голоса Иван вздрогнул.
– Я здесь, госпожа, – ответил с приятным придыханием один из пришедших.
Он стоял среди них в третьем ряду.
– Хорошо. Ты останешься, когда все уйдут. – Напель сделала паузу. – Все увидели этого человека? – строго спросила она и повела рукой в сторону Ивана. – Посмотрите ещё раз внимательно и запомните его. Где бы он вам потом ни встретился, вы должны назвать своё имя и подчиниться его приказам, если это ему будет нужно. В случае опасности первыми должны умереть вы, спасая его!
Иван снова вздрогнул от её слов. Рабы и их повелительница!? Умри, подчиняясь… Как будто… в кино.
Точно, в кино. Во всяком случае, Ивану представилось, что всё происходит на сцене. Сейчас они, безумствуя, поговорят о жизни и смерти, поклянутся в вечной покорности госпоже, в лице Напель, потом с кем-нибудь немножко повоюют, и, может быть, кто-то из них, по ходу пьесы, умрёт красивой смертью, спасая главного героя – уже в его лице. А затем актёры – все живые, здоровые и равноправные – благополучно разъедутся по домам, а он снова останется с Напель и до следующего подобного спектакля позабудет всё, что здесь разыгрывалось с такой страстью.
Напель ещё что-то говорила им, они молча слушали её, а Иван отвлёкся и перестал воспринимать её слова.
Он думал о ней и о себе.
Так славно всё у них получилось. Без страхов первой близости и с радостной охотой с её стороны. Вероятно, здесь произошло воплощение его неосознанной мечты и дремлющих желаний. Именно те мгновения в его жизни, которые он будет вспоминать всегда как своеобразную вершину, куда вознёс его случай. Она останется теперь позади, а других таких вершин в будущем может никогда уже не быть…
Гости как пришли, так и ушли – кучно, друг за другом, без толкотни и шума, будто по раз и навсегда заведённому порядку. Остался лишь один из них.
– Ваня… Ва-ня!
Иван словно очнулся от дивного сна и огляделся.
– Я тебя слушаю, – поторопился сказать он и широко улыбнулся.
Она поджала губки.
– С тобой всё время будет Карос.
– Да, да, – кивнул Иван и всмотрелся в лицо предлагаемого напарника. – Ты можешь откинуть капюшон? – спросил он Кароса, но выжидательно посмотрел на Напель, подозревая, что Карос подчинится только её приказу.
Она разрешила коротким взмахом руки снизу вверх.
Карос, будто копируя её, левой рукой махнул над собой, и перед Иваном оказался молодой, с приятным, слегка полноватым овалом лица человек. Превращение его из мрачноватого видения стало для Ивана неожиданным, что навело его на мысль: не снял ли Карос вместе с капюшоном и маску? Его догадку тут же подтвердила Напель.
– Он будет всегда в маске. Чем дольше его не узнают, тем лучше для нас. Он когда-то работал в замке Пекты, и его там хорошо знают.
Её объяснения вполне удовлетворили Ивана, он подтвердил это кивком головы, но ему всё-таки почудилась в словах Напель какая-то недосказанность, царапнувшая его по нервам. Он вскинул на неё настороженный взгляд, увидел точёные линии лица и позабыл о своей тревоге – всё встревожившее его как будто проскользнуло мимо. Вокруг идёт игра… Неважно какая. Главное, чтобы Карос быстрее покинул бы их, сгинул, провалился, оставил бы одних…
Напель думала по иному. Она вылила на его разгорячённую голову холодную воду.
– Сейчас, Ваня, ты переместишь Кароса в замок. Надо там кое-что разведать, прежде чем мы туда сунемся все.
– И кое-что посмотреть и прикинуть, – добавил Карос, вновь надевая, вернее легко накидывая, маску.
Она обезобразила его. Капюшон прикрыл глаза.
– Но-о… Прямо сейчас?
Ивану так не хотелось пускаться в путь, что он непроизвольно сделал умоляющий жест, как если бы на него надвинулась какая-то беда.
– Может быть… – продолжил он, на ходу придумывая какую-нибудь зацепку, дабы остаться здесь хотя бы на час-другой.
Напель всех его ухищрений не захотела замечать.
– Мы не можем медлить, – сказала она, как отрубила. – С минуты на минуту Пояс может начать дрейф в прошлое… Я тебе уже говорила.
– И люди Прибоя…
– Да и да, Ваня. Их сомнут. Они исчезнут. Вот почему следует поторопиться. Надо успеть остановить Пояс. К дрейфу всё уже готово.
– Тогда, конечно. – Иван понял одно: с Напель наедине не остаться, Карос не уйдёт, и вообще, взялся за гуж, так и позабудь обо всё другом, кроме того, что надо тащить воз. – Карос сам пойдёт? Без моей помощи?
– Он человек Прибоя, – сказала Напель и продолжила холодно и официально: – И тебе придётся воспользоваться своей возможностью, чтобы довести его до замка.
– Понятно… Давай руку, Карос, и держись ко мне поближе.
Они крепко ухватились руками. Иван оглянулся на Напель. Она нетерпеливо тряхнула головой.
– Не прощаемся. Идите!
Иван стал на дорогу времени и вывел на неё Кароса. Напарник охнул, рука его мелко задрожала и крепче вцепилась в руку ходока.
– Ты в порядке? – осведомился Иван, ставя себя на место Кароса, для которого выход в поле ходьбы не мог быть рядовым явлением.
– Да, господин.
Иван хотел возмутиться, мол, никакой он не господин, но оставил своё недовольство на будущее.
– Что видишь?
– Н-не знаю… – растерянно сказал Карос. – Зыбь какая-то и… пещера или туннель. Не могу определить…
– Гм… Ладно. Я пойду, а ты следуй за мной. Ну?
– Мы идём прямо на стену.
– Не обращай внимания. Это может быть иллюзией.
– Какая иллюзия? – заволновался Карос. – Она приближается. Скала!
Карос упёрся – и ни с места. Его сил хватило остановить Ивана.
– Вот что, Карос, – сказал ходок неприветливо. – Я хожу во времени куда хочу. И в моих силах протащить за собой любого. Так что, пока ты в эту пресловутую стену не упрёшься лбом и не расшибёшь его, до тех пор иди туда, куда я тебя веду. Понял?
– Да, – не слишком уверенно отозвался Карос. С сомнением и отчаянием разрешил, перестав упираться: – Веди!
Однако через пару шагов Иван вновь стал, так как Карос не пустил его.
– Всё! – натужено произнёс напарник.
– Что опять?
– Я упёрся лбом. Стена!
– Чёрт! – выругался Иван по-русски. – Этого нам ещё не хватало для полного счастья… А ну-ка! Вешайся мне на спину. Давай, давай!.. Ух ты!… Ты что, кирпичи с собой прихватил? Сколько же ты весишь?
– Сто семь килькомов, – отозвался с сапом Карос.
– Кормят, однако, вас здесь… – неопределённо сказал Иван, поскольку никакого понятия о килькомах не имел и, как они соотносятся с килограммами, не знал. – Держись крепко!
Он сориентировался и шагнул вниз по склону прямой дорогой к причудливому, словно вырезанному из цветной бумаги, замку Пекты Великого. И тут же со страшной силой получил толчок назад. Пришлось поспешно отступать, чтобы удержаться на ногах. Карос во весь голос ахнул в самое ухо.
– Что там ещё? – пыхтя под тяжестью и выходя из себя, крикнул Иван.
– Стена… Нос разбил…
– И-эх… – Иван вышел в реальный мир.
Напель в комнате не было, но остался стойкий запах её духов.
Карос сполз с его спины, снял маску. Из его разбитого носа сочилась кровь, на лбу наливался синяк, от удара зарделся подбородок.
– Умыться можно там, – махнул рукой Иван, сел и устало откинулся в кресле.
Симон предупреждал же его. Не всякого можно взять на дорогу времени и провести по ней. Не верилось до того как-то. Думал, что для него, КЕРГИШЕТА, возможно. Ан, нет! Что, если Карос из тех, кому дорога времени заказана? А ведь он специально, надо думать, подготовлен Напель для выполнения какого-то дела. И если он не пройдёт, то это дело может сорваться. Зря Напель поторопилась уйти. Следовало бы сейчас с ней обговорить возникшую ситуацию и принимать другие решения…
Впрочем, меланхолически рассуждал Иван, был у него в поле ходьбы какой-то туннель. Попробовать через него пробить к замку?
Размышляя о Каросе и неприятностях с ним, Иван невесело усмехнулся: испугался, наверное, бедняга, когда его с маху на стену потащили, предупредив, что никакая это не стена, а иллюзия. Иллюзия же оказалась реальностью…
Появился с виноватой улыбкой на искажённом лице Карос. Нос его распух, синяк над левой бровью обозначился во всей красе, и продолжала кровенить содранная кожа на подбородке.
Иван сокрушённо покачал головой.
– Разукрасил я тебя.
– Я видел вход в пещеру или… А ты ушёл в сторону… Думал, что и руки поломаю, а потом влепился в стену носом, – вполне довольным и весёлым голосом поведал Карос о произошедшем на дороге времени.
Казалось, что случившееся доставило ему удовольствие, как если бы такое он получал ежедневно. Однако Иван не очень-то поверил и в его довольство, и в весёлость. После таких ушибов обычно не веселятся.
Карос сел напротив Ивана, деловито спросил:
– Что будем делать, господин?
– Что делать, скажу честно, не знаю, – Иван вначале пожал плечами, потом поинтересовался: – Но скажи, если у тебя что-нибудь осталось в голове после удара (Карос, понурясь, делано засмеялся), куда вёл виденный тобою туннель?
Карос осторожно ощупал нос, болезненно скривил губы, шумно подышал через ноздри, словно проверяя их способность.
– Запомнил, – коротко сказал он.
По тому, как это было им сказано, Иван понял, что внешняя весёлость его нового напарника ни о чём не говорила, а он, на самом деле, обиделся. Извиняться или оправдываться Иван не собирался. С ним, пожалуй, ему больше не ходить. Пусть Напель ищет кого другого. Или пусть протаскивает его к замку сама. Попал же Карос сюда каким-то образом, значит, и вернуться сможет. Впрочем…
– Так куда ведёт туннель?
– Туда же, куда мы направлялись. Но ты пошёл напролом в двух шагах от входа в него. А надо бы пройтись по нему.
Карос опять ощупал увеличенный нос, шмыгнул им и отвёл в сторону глаза.
«Да он не обиделся, он просто злиться на меня за недогадливость, – подумал Иван, – и даже, наверное, обвиняет меня в случившемся с ним… И правильно считает. Я бы мог к нему прислушаться… Всё-таки сильно я ему испортил физиономию, а он ею, пожалуй, доволен – красивый мужчина, ничего не скажешь».
Размышляя таким образом, Иван даже слегка взбодрился. В произошедшем, несмотря на неприятный для Кароса исход, и мрачные мысли самого ходока, всё-таки была малая частица и смешного. Вот она-то и настроила Ивана на оптимистический лад.
– Пошли, – он встал и взял за руку Кароса. – Ты меня, конечно, извини, что так у нас получилось. А сейчас я попробую пробить тебя по этому каналу.
Карос вздрогнул, услышав, что с ним собирается сделать ходок, а именно «пробить». Так что Ивану пришлось исправлять сказанное:
– Я тебя проведу по этому каналу. Попробую, во всяком случае.
Молодой человек вздохнул. Попытался натянуть на себя маску. Мероприятие доставляло ему боль и неудобство.
– Оставь, – посоветовал ему с улыбкой Иван. – Грешно смеяться, но теперь тебя и так никто не узнает.
Напарник глянул на Ивана снизу вверх из-подо лба. Зла в его глазах не было, вопреки мыслям Ивана. И тоже попытался улыбнуться.
– И то, – спрятал он маску в складках своего монашеского одеяния. – Я готов.
Они стали на дорогу времени.
– Показывай, – сказал Иван, превращаясь в ведомого.
– Смотри левее… Ну да, ты же не видишь моего… Веди левее… Ещё левее. Тебе, похоже, всё равно, а мне по туннелю, наверное, только одному едва-едва протиснуться… Не торопись! Чуть вправо… Так. Вошли в него! – И удовлетворённый вскрик: – Пропускает!
– Хм… Ты меня-то видишь?
– Только рука твоя из стены видна… Смешно.
– Наверное… – Иван попытался представить картинку, которую сейчас созерцает Карос. И правда, смешно: – из стены торчит рука и движется в ней без сопротивления. – Ну, ладно. Командуй беспрерывно. Двинулись!
Туннель, пропускающий Кароса, причудливо изгибался, поэтому Иван, подчиняясь подсказкам напарника, видел замок Пекты то прямо перед собой, то сбоку, а то приходилось идти в противоположную от него сторону. Но, тем не менее, явно было заметно – они приближались к нему. Раз в десять медленнее, чем хотелось бы Ивану, но приближались.
Замок рос на глазах. Весь словно отлитый или ювелирно вытесанный из одной глыбы, он и вблизи виделся лишёным каких-либо ненужных деталей и подробностей. Стены сплошные, башни идеально цилиндрические снизу до верху, лестницы с массивными перилами будто впаяны в тело замка – единый монолит.
Иван вслед за Каросом поднялся по длинной лестнице почти до самого её верха. Оставалось ступени три, когда Карос заявил:
– Всё! Туннель закончился. И стало светло. Всё вижу!
– Что именно ты видишь?
– Ха! Тебя, например. А вон там берег моря… – Карос показал, и в том направлении Иван рассмотрел матово отсвечивающую в поле ходьбы зеркальной поверхностью площадку размером с футбольное поле.
– Море, так море, – согласился он с определением Кароса. – А что у тебя сейчас под ногами?
– Ступени.
– Впереди?
– Дверь как будто…
– Правильно. Перед нами замок, а дверь – вход в него, – подтвердил ходок. – Теперь осмотрись и запомни приметы, ведущие к туннелю. Мы с тобой совершенно по-разному видим поле ходьбы. И если нам придётся возвращаться, то на меня у тебя мало надежд найти обратную дорогу. Опять могут быть ушибы или что – того хуже.
– Видишь ли, – после некоторого времени растерянно произнёс Карос. – Море куда-то исчезло.
Иван оглянулся – зеркало исчезло.
– Ну и… Исчезло, значит, не может служить в качестве ориентира. Ищи другие.
– Эта лестница выходит из туннеля.
– Вот и хорошо. Тогда пошли дальше.
Дверь подалась от несильного толчка. Но прежде чем её толкнуть, Иван долго простоял перед ней в нерешительности. Ему как-то трудно было перебороть в себе чувство, что замок, несмотря на всю видимость его материальности, всё-таки нереален. Он всё ещё казался ему не тем, о котором говорила Напель, а лишь неким виртуальным слепком, довольно хорошо видимым в поле ходьбы. Сам оригинал замка мог быть только в реальном мире…
А дверь – уж очень обыкновенная, без затейливой какой-либо резьбы или следов прикосновения мастера, филёнчатая и потускневшая от старости, как многие двери присутственных мест на улицах родного ему города. К тому же она так легко и так обыденно открылась и беспрепятственно пропустила их в длинный коридор, что можно было сомневаться – а существует ли она вообще? С воротами туннеля Бригса-младшего было не так….
– Замок, – словно очнулся Карос. – Это так называемый Холодный пролёт. Я узнал его, хотя он, конечно, там… в другом… выглядит по иному. Но он далёк от цели нашего посещения.
– Дорогу знаешь?
– Знаю.
– Веди, но руку не отпускай. Мне потом тебя здесь не найти.
Коридор, или Холодный пролёт оказался только началом. Они прошли его, несколько раз свернули в другие коридоры, неоднократно спустились и поднялись по разнокалиберным лестницам. Нигде ни души, ни признаков обитания: одни голые стены, всевозможной конфигурации колонны, переходы, лестницы, пустые площадки, обширные залы, – так и должно всё это было смотреться в поле ходьбы, если бы… это и действительно было полем ходьбы
Но здесь полем ходьбы был сам замок!
Ивана не покидало чувство настороженности и даже какой-то неприятности от посягательств на исконные, как ему представлялось, привилегии ходоков пребывать в поле ходьбы. А тут кто-то сумел построить целый замок. Может быть, тот же самый Бригс-младший, что соорудил туннель под Поясом?
Карос прекрасно ориентировался во всём этом лабиринте, а Иван после первого десятка поворотов и лестниц уже, наверное, не смог бы вернуться к началу пути. Это его тоже смущало.
– Здесь! – наконец остановился Карос. – Нам бы теперь надо выйти… туда…
Не имея понятий, и оттого не зная как объяснить Ивану, необходимость выхода в реальный мир, он почему-то показывал пальцем вверх.
– Ясно, – наконец догадался ходок.
Они покинули поле ходьбы.
Вокруг заиграли краски. Голые грязно-серые стены потеплели приятной для глаза зеленоватой гаммой, между колоннами обозначились тёмно-коричневые статуи в человеческий рост, изображавшие какие-то не то аллегории, не то древних богов, увенчанных разнообразными головными уборами и просто буйными волосами, снабжённые всякими причиндалами, по-видимому, атрибутами, смысла которых Иван не знал. Ярко-красная ковровая дорожка с широкими белыми полями по кромке покрывала пол. Везде чистота и уют. Просторные окна без стёкол пропускали много света и запахи зрелой весны.
– Да, я не ошибся, – Карос огляделся. – Тебе придётся меня подождать. Но не здесь… Идём!
Он крупными шагами покрыл расстояние до неприметной, со стороны, глубокой ниши, больше похожей на небольшой коридорный тупичок, созданный по воле неведомого архитектора для неизвестных целей. По сторонам тупичка имелись в стенах свои западины с удобной для сидения и ожидания мебелью.
Прекрасное место для альковных дел.
– Мне понадобится, самое малое, часа два… Думаю, не больше. – Карос ощупал нос, покачал головой. – Жди меня и поменьше высовывайся. Скоро здесь полюднеет. Не очень-то, но кто-нибудь, возможно, появится. Впрочем, – он опять коснулся носа, – даже если сюда кто и заглянет, не обращай на них внимания, будто ты здесь по своим каким-то делам. Правда… – Он оглянулся, будто их кто подслушивал. – Лишь бы не собаки Маклака. Другим до тебя не будет дела. Всё!
Он быстро, бесшумно переставляя полные, сильные ноги, удалился. Иван прислушался… Тихо. Развернулся, выбирая, где бы на два часа удобнее присесть, как тут же увидел в противоположной западине непонятно откуда взявшегося человека. Тот был здоров и высок, подстать ему, но сутуловат.
Незнакомец тоже с некоторым удивлением заметил Ивана, его до боли знакомое лицо озарила усмешка. Он помахал в приветствии рукой и ушёл следом за Каросом.
Только крайнее изумление и скоротечность произошедшего не позволили Толкачёву сразу узнать этого человека. Только по прошествии нескольких секунд, когда незнакомец скрылся за поворотом, и приглушённый звук его шагов растаял, Иван понял – это же он сам, это он увидел самого себя…
Похоже, в Поясе, где время спрессовано до мига, по свидетельству Напель, один из запретных законов ходоков во времени явно не действовал. Во всяком случае, Иван мог здесь увидеть себя в различные периоды будущей и прошлой своей жизни.
Ему не удалось надлежащим образом обдумать и привыкнуть к такому повороту событий, как всё это началось…
Он возникал и исчезал сам, или уходил один или с кем-то в масках. Между каждым появлением – доли секунды. Калейдоскоп фигур, поз, движений. Чем дальше, тем более измученным становилось лицо двойника (или двойников?), лихорадочнее блеск глаз. Будущие его ипостаси, замечая его смирно сидящим в позе ожидания, вначале слегка улыбались и кивали ему, но потом улыбки становились раз от разу мимолётнее и болезненнее.
Иван уже сбился со счёта, когда двойник появился с Напель на плечах. Был он небрит, с несуразным синим рюкзаком за плечами. Ивану этот рюкзачок нравился. Купил его когда-то ещё студентом в Москве. Но никогда не думал, что выглядит с ним так вызывающе нелепо и безвкусно. А ведь ради него он отказался от рюкзака, специально приобретённого и подаренного ему Симоном при первом выходе к горам недоступности. Знал бы, так лучше взял тот…
Джинсы на левой ноге его, будущего, оказались разорванными – дыра на всё колено. Иван непроизвольно перевёл взгляд на свою ногу – никаких дыр.
Лицо двойника в пятнах…
Напель, увидев его, испугалась и прижалась к спутнику, он ей что-то сказал, она, по всей видимости, ему всё-таки не поверила, но стала чувствовать себя вольнее. Сердце у Ивана неприятно кольнуло – приревновал её к самому себе, к тому, к будущему.
Показывая на него, двойник что-то пытался ему сказать, но Иван не слышал ни звука. Хоть таким образом, но время стало между ними. Он, тот, будущий, досадливо тряхнул головой, взял Напель под руку и повёл её из тупичка, словно кавалер на танцплощадке.
Иван не выдержал, и вопреки наказу Кароса, вскочил и на цыпочках побежал за ними вслед до поворота в коридор. Осторожно выглянул. Ни справа, ни слева никого не было. Напель и её напарник, вернее он сам, но в будущем, словно провалились.
Он медленно вернулся в облюбованный закуток и сел, погрузился в какое-то странное полусонное состояние, от которого очнулся внезапно с мыслью: Через стены не пройти!
Через стены не пройти, – несколько раз повторил он про себя, уточняя, что бы это значило, пока до него не дошло: точно, отсюда ни в реальном мире, ни в поле ходьбы из замка не выскочить. Здесь он – в двойной мышеловке, или той клетке, в которой уже сидел, будучи Подарком. Или это не так…
И потом…
Вот он сидит здесь уже битых два часа, и за это время увидел все свои будущие появления, связанные с протаскиванием людей Напель. Они уже закончились, а он всё ещё тут сидит, перекрыв все свои будущие действия. И где-то сейчас он вступил уже, может быть, в схватку с Пектой, однако, что там, у Кароса, ещё в первом его разведывательном поиске, не знает. Значит, время здесь течёт параллельно? И он во всех этих параллелях сосуществует сразу?
Представляя всё это себе, Иван стал чувствовать боль в висках и растерянность от приходящих в голову предположений и мыслей. Сейчас он – ещё в начале, но, в то же самое время – он же – сейчас уже… где?
Быстрее бы Карос объявился! У него, наверное, всё в порядке, иначе не было бы перемещений людей Напель. Но всё-таки…
Он не понимал до конца физики явления. Даже не мог придумать, хотя бы для собственного успокоения, хотя бы фантастическую или сказочную гипотезу. Как могут существовать в разных мирах подвижные и неподвижные тела? В реальном и в поле ходьбы?
Взять хотя бы эту мебель. Стоит тут, может быть, годами, но в поле ходьбы её нет, и всяких украшений нет, даже краска на стенах, и та отсутствует…
Он лихорадочно думал и беспричинно, как ему казалось, нервничал, как будто почувствовал за собой охоту не известно с чьей стороны.
Успокоился только с появлением Кароса.
– Всё в порядке, – сказал он. – Нас ждут!
– Надеюсь, – коротко отозвался Иван и не стал вдаваться в подробности найденного Каросом порядка и сведений о тех, кто там и где их ждёт. Может быть, и будет интересно его послушать, но стоит ли пускаться сейчас в объяснения?
Переход
Напель лежала на его руке и, хотя и с улыбкой на милом лице, но серьёзно выслушала Ивана. Он сетовал на неприятности с Каросом – как трудно его вести во времени, о злоключениях с ним.
– Боюсь, Ваня, – сказала она с вздохом, – так будет со всеми. Это лишь ты непостижимым образом не ощущаешь динамику времени даже рядом с Поясом. Ни нелинейности, ни постоянных изменений. И это хорошо, что Карос всё-таки прошёл, иначе нам пришлось бы действовать вслепую.
– Он кто, Карос?
– Неважно, Ваня. Что поменяет, если я скажу, кто он?.. Ты так вздыхаешь, будто тебя это так волнует.
– Да нет, вообще-то, – Иван понял тщетность своих попыток разговорить Напель и узнать хоть что-то о её подручных или, быть может, рабах.
Напель поцеловала его в щёку.
– Боюсь, – продолжила она, – не всем удастся пройти с тобой дорогу до замка. И о себе думаю со страхом. Знаешь, когда мы были с тобою там, меня окружила такая чаща, что даже не знаю, протолкнусь ли я сквозь неё.
– Всё может быть, – уныло согласился Иван. – Но… Подожди, подожди… Но ты же всё-таки следовала за мной и сквозь чащу.
– Не следовала, а продиралась сквозь неё. Ты, Ваня, не внимательный. Посмотри на это.
Она подняла руку, и Иван увидел на её коже следы от царапин.
– Милая моя…
– Если так будет и на пути к замку, я пройду, но другие могут не пройти. И чем их будет больше, тех для нас хуже.
Ему не нравилось предположение Напель. Если она права, то к каждому её человеку при ходьбе во времени придётся приноравливаться уже в дороге, искать способы провести их до заданного места. Придётся попотеть и помыкаться с ними, а потом вернуться опять сюда ни с чем.
– Ладно, – сказал он, – мы с тобой всё-таки прошли, да и остальных я провёл немало. Ты не поверишь, но это я видел сам. И тебя в том числе, Но всех ли, сказать не могу.
Он потянулся и прикрыл глаза. Так бы вот и лежал и лежал, ощущая под рукой упругую нежность Напель…
К сожалению, всё хорошее кончается всегда очень быстро. А то, что приходит на смену, не всегда связано с предшествующим, и потому иногда может быть, в сущности, тоже по-своему хорошим, но уже совершенно иным. По вековому опыту многих людей, а опыт порождает законы, так что, исходя из них, этих законов, обычно идёт чересполосица хорошего и плохого.
У Ивана как раз закончился первый период. Перед законом бесполезны все ухищрения: технические и психофизиологические. Бессильны и те, кто ходит во времени, используя его пассивно, как ходоки, так и те, кто этим временем может активно управлять. События идут своим чередом, хотят или не хотят того Иван Толкачёв или Пекта Великий и его присные.
Иван готовился к трудностям по переводу людей Напель через временной интервал или из одного времени в другое. Он сам придумывал возможные ситуации и пытался загодя решить некоторые из них, чтобы не медлить на дороге времени. Но, как говорят, действительность превзошла все ожидания. Так он потом признался самому себе, когда ему вдруг вспоминались те часы, растянувшиеся, казалось, на многие дни.
Дорога времени для тех, кого ему пришлось протаскивать или, вернее, по истине пробивать представлялась в таких неожиданных ракурсах, что порой головоломка – как вести очередного клиента – становилась почти неразрешимой.
Поле ходьбы изощрялось, ощетинившись всеми своими защитными возможностями против насилия над ним. Чего только оно не подкидывало Ивану. Оно проявлялось для его ведомых той или иной своей, чаще всего негативной, стороной, подвергая каждого из них, а значит, и Ивана, невероятным испытаниям.
Бесконечные лабиринты каналов и путей: подземные щели, длинные анфилады комнат, бесчисленные подъёмы и спуски… Водные преграды: изрезанные береговые линии, всевозможные потоки, водовороты, гиблые болота… Немыслимые атмосферные явления: ураганные ветры, снисходящие и восходящие потоки, снежные бури, дожди и морозы…
Всё это обрушивалось на пробиваемых Иваном людей неожиданно. Они не понимали происходящего с ними, оттого не подчинялись требованиям неистового ходока, не знали, как вести себя в подобных условиях. Они терялись, пытались вырваться из рук Ивана, безумно сопротивлялись его действиям…
Зато в нескольких шагах до замка мир для них озарялся, и путь становился чистым. Они восхищённо ахали и с любопытством осматривали окружающий их новый мир.
Зато для Ивана каждый такой выход к замку приходился в другое, непредсказуемое место, и надо было найти дорогу к известному входу в замок, чтобы оттуда начать путь в тот коридорный тупичок, где можно было выйти в реальный мир. А это – переходы и лестницы, километры и километры…
Течение времени в замке, по-видимому, никаким законам не подчинялось. Иван появлялся и уходил, затрачивая на каждый переход часы и дни. А тот он, пришедший сюда в первый раз с Каросом, сидел и отсиживал свои недолгие пару часов, с удивлением глядя на свою изнурительную работу в будущем.
Так оно и было: проходили часы, они складывались в дни. Иван валился от усталости. Напель, как могла, поощряла его, заставляла есть и пить, но ведомые по дороге времени люди с каждым разом становились тяжелее, а его руки и ноги всё больше наливались чугунной тяжестью.
Двоих, сколько он ни пытался и ни изощрялся, провести к замку не удалось. На них он потратил не менее трети всего времени своих усилий по переводу людей Напель.
Один из них, молодой, смирный парень с открытым полудетским лицом (маска была сброшена по просьбе Ивана), молча вынес всю жёлчь, накопившуюся в ходоке и выплеснутую на него. С виноватой улыбкой он беспрекословно выполнял все команды Ивана, описывал виденную им картину поля ходьбы с такими подробностями, как если бы его заставили разбирать грамматические правила и исключения из них. Но картина эта всегда оставалась одной и той же, на первый взгляд, очень простой: это была монолитная стена. Верхняя её граница терялась, по утверждениям ведомого, в сумеречном небе, а в стороны уходила за горизонт.
Иван водил его взад-вперёд вдоль этой пресловутой стены, заставлял молодого человека искать расщелины, ступени, лазы или карнизы – что-то, где тот смог бы пройти вместе с ходоком. Толкачёв выслушивал его сетования и придумывал что-либо новенькое. Он отступал с ним до Хема, и оттуда снова начинал очередной набег по направлению к замку. И опять человек Напель испуганно вздрагивал и осаживал Ивана, видя его погружающегося в каменную крепость.
Когда очередная несчётная попытка закончилась неудачей, Иван вернулся в убежище, измазанный кровью разбитых рук полностью лишенного возможности протискиваться сквозь время молодого человека. На немой вопрос Напель он отрицательно покачал головой.
– Замок ему недоступен. Закрытие. Я не смог…
– Жаль, – без особой печали сказала Напель.
Иван пошёл умываться, заставил то же сделать и неудачнику.
Затем Напель долго беседовала со своим слугой, или единомышленником, или рабом (Иван пока что не разобрался, почему все эти люди вместе, а Напель руководит ими), после чего тот, к тайному огорчению ходока, поселился в комнате, заняв небольшой закуток недалеко от входа.
– Так надо, – нахмурив брови, строго сказала Напель.
– Надо, так надо, – не стал упрямиться Иван.
Он устал.
Вторым, не прошедшим к замку, как неожиданно выяснил Иван, уже находясь на дороге времени, оказалась женщина.
Выглядела она лет на сорок. Но вначале, взяв её за руку, ходок ощутил мужскую силу. Ему в голову даже не пришло, кого именно он ведёт в очередной раз. Смуглость лица и порывистость движений не говорили ни о чём. Подозрение пришло не ранее чем через полчаса. До тех пор она крепилась, вздыхала и действовала согласно его движениям и просьбам. Но чем дольше они блуждали в непонятном лабиринте, не имеющего выхода к замку, тем чаще он ощущал её несогласие со своими действиями. Она начала недовольно комментировать его подсказки и приказы. Дальше – больше.