Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3

– Вам там делать нечего!

– Вот как? – Рада вздёрнула красиво посаженную голову.

Хелена положила ей руку на плечо.

– Успокойся, сестра. Никуда он от нас не денется, – с меланхолической уверенностью сказала она. – А ведь хорош! – проводила она восхищённым взглядом Ивана.

– Они здесь все подстать. Если бы не эта… змея, – сквозь зубы процедила Рада.

– Перестань, сестра. Эта… Шилема, нам не соперница.

– Да, конечно. Это у неё от зависти к нам. У самой-то ни кожи, ни рожи… – сказала Рада.

– Ещё раз такое услышу о Шилеме… – неожиданно гуднул ей в самое ухо дон Севильяк. Она отшатнулась и даже присела от испуга. – Брошу в озеро и не дам вылезти, пока не утонешь. Впрочем, если Шилема услышит, то сама это сделает легко и с тобой, и с твоей подружкой. Уяснили?

– Ты нам не указчик! – вспылила Хелена. – Катрин!… Ты где, Катрин?

Катрин улыбалась Хиркусу, слегка тесня свою худенькую напарницу. Хиркус же улыбался Джесике. Окрик Хелены вызвал на лице Катрин гримасу раздражения.

– Здесь я! Что тебе?

– Мы долго будем с этими мужланами…

Её возмущённые слова потонули в жизнерадостном хохоте дона Севильяка.

– С чего бы они там? – оглянулся Арно.

– Пусть себе, – без интереса отозвался Иван. Его настроение менялось ежеминутно. Он бы и сам обернулся, чтобы узнать причину смеха, но первым сказал Арно, и желание пропало. Остановился у кромки воды, определил: – Появился целый остров, а вода поднялась не намного. Присмотритесь, там огни как будто?

– Огни. И они двигаются, – Шилема обладала острым зрением.

– Да, – неуверенно подтвердил Иван. – Но у меня сейчас в глазах рябит от недосыпу.

– У меня не рябит, – с вызовом сказала Шилема. – Вижу хорошо.

Арно её выпад не оставил без внимания.

– Тебе из-за твоего характера спать некогда, а нам пора выспаться… Эй! Кто тут?

Арно живо отпрянул в сторону, пропуская мимо массивное тело какого-то животного, без страха перед людьми напролом идущего к озеру на водопой. Оно, словно отвечая на вопрос ходока, выдохнуло утробное: – Их-ха! и надолго припало к воде.

– КЕРГИШЕТ, зови дона Севильяка и Хиркуса. Мясо само пришло в гости! – воскликнул Арно.

– Это мясо?.. Ой! – пискнула Шилема, прижимаясь к Ивану. Мимо неё ещё кто-то прошмыгнул к воде. – Разве это можно есть?

– Ещё как, – весело отозвался Арно. – Поджаренное и с корочкой…

«Жрать захочешь, придёшь, и в пещеру войдёшь, хобот мамонта вместе сжуём…» – вспомнились Ивану слова студенческой песни. Вспомнил, вздохнул: – как давно это было. Там, в другой жизни, в другие времена, среди других людей…

Счастливая пора, где всё понятно, расписано до мелочей и существует неизменная последовательность каждой единицы времени…

– Всё! Оставляем на завтра.

– И мясо?

Иван не ответил на задорный вопрос Арно, повернул назад, к костру. Дон Севильяк постарался, выполняя его просьбу: костёр пылал, освещая далеко округу. От него опять донёсся дружный смех. Там было весело. Хиркус стоял на одной ноге, а другой выделывал невероятные коленца, такое впечатление, что это вовсе не его нога, а чья-то чужая. Нелепые фигуры дополнялись речитативом:

– … и сбежались посмотреть, на ходу теряя шапки!.. Было это или нет, но бежали посмотреть, на ходу теряя… – он вывернулся, поднял ногу выше головы и пошевелил разутой ступнёй. – Правильно! Теряя обувь… Было это или нет…

Ничего, по сути, смешного, а зрители едва не ползали в изнеможении от сотрясающего их хохота. Не все. Дон Севильяк и Джордан лишь ухмылялись, да и то, глядя не на Хиркуса, а на женщин, из которых выплёскивался со смехом и слезами накопившийся страх, мысли о будущем и переживания и неурядицы последних дней.

Общее веселье, казалось, не коснулось Жулдаса и Икаты. Они сидели в стороне, взявшись за руки, слегка удивлённые, может быть, безумством спутников. Иката не понимала языка, а кривляние Хиркуса её мало трогали, также как и Жулдаса. Они в целом были заняты собой.

– Веселятся, – неодобрительно буркнул Иван, сам не понимая, что ему не нравится.

– Вот и хорошо, – сказал Арно. – Что вытворяет, а? Всё-таки он великий артист.

Иван искоса посмотрел на него, в свете костра лицо Арно исказила улыбка, было в ней что-то неприятное Ивану.

– Только выступает не там, где следует, – сказал он ворчливо.

При всем при том он ощущал себя лишним среди весёлых и довольных всем и вся спутников. И в то же самое время, чувствовал неудовлетворённость от такого своего суждения. И корил себя в этом. Действительно, нельзя же считать себя ефрейтором, который один в ногу, а все остальные – нет. Надо бы себя пересилить, стать как все беззаботным и плыть по течению событий. Кривая куда-нибудь да выведет. Ходоки его команды, наверное, уже неоднократно побывали в подобных передрягах и вышли из них с чувством юмора и уверенности, что всё происходящее – к лучшему.

– Опять ты, КЕРГИШЕТ, недоволен, – с лёгкой досадой сказал Арно. – Опять что-нибудь не так, как тебе хотелось бы?

Иван глубоко вдохнул. Что сказать Арно?

– Всё так… – и после паузы: – И всё не так. Где мы? Как мы? Куда, в конце концов, мы?

– Это я понимаю. Все вопросы как будто естественны. Но, знаешь, КЕРГИШЕТ, понимаю умом, а не сердцем.

– И что это означает?

– Может быть, мне кажется, да только во всём, произошедшем с нами, как только мы ступили в поле ходьбы Фимана, есть какое-то… Нет, не кажется. Я уверен. Есть знаковое событие. Мы не зря здесь появились.

– Ты видел Нардита? – быстро спросил его Иван.

– Нардита? – вопрос Ивана вызвал на лице Арно недоумение. – Здесь? А-а… Ну и что? Все его видели. Даже женщины. Постоял и пропал.

– Не просто постоял, а… Ты ничего не почувствовал?

– Не-ет, – протянул Арно. – А ты?

– Видел и почувствовал сполна, – нахмурился Иван и посмотрел в сторону, ожидая опять обнаружить рядом с собой сплюснутую блином личину вездесущего Нардита. – А что? Так я уже сказал: надо ожидать стрельбы и взрывов…

– Н-да, КЕРГИШЕТ, – Арно невольно повёл головой в знак неодобрения встречи Ивана с Нардитом. – Я видел, хотя даже не предполагал о его возможности появляться здесь, в таком глубоком прошлом. Он обычно, если учесть мои встречи с ним и других ходоков, обитает на рубеже новой эры. Это у нас… Но ты говорил, что встречался с ним как будто и в пятнадцатом веке?

– Было дело. Сарый сказал, что его появление в будущем не к добру.

– Камен наговорит…

– Нет, нет. Ты же сам говоришь, чаще всего он встречается на рубеже начала первого тысячелетия. Якобы, между Юлием Цезарем и Нероном.

– Они друг друга стоят. Что Нардит, что эти двое. Ты с ними встречался?

– Пока нет.

– Принеприятнейшие личности, скажу. Что один, что другой.

Иван с удивлением посмотрел на Арно. Его безапелляционная оценка известных исторических деятелей покоробила его, воспитанного на уважении к людям прошлого, оставившим след в людской памяти, тем более что некоторые из них не такой уж и негативный. К ним он всегда относил в своих представлениях Юлия Цезаря. Впрочем, подобное мнение об иных персонажах давней поры высказывал и Симон.

Видать, его современникам, не очень-то нравятся поступки и характер людей той поры, стоящих у власти и делающих, по сути, саму историю.

Любопытный предмет для размышлений, но, естественно, не сейчас…

– Я о Нардите, – вернулся Иван к началу разговора с Арно. – Он как будто так далеко в будущее не заходил, как в моей тут встрече. И здесь, в прошлом… Значит, не так уж мы и в далёком прошлом… Не знаю. Если бы не это колесо и напавшие на нас, то я бы поверил в попадание не в слишком далёкое прошлое.

– Нет, КЕРГИШЕТ, нам повезло попасть в очень далёкое прошлое.

– Почему нам повезло, не спрашиваю. Другое дело, как ты определился во времени?

– Просто. Взгляни на небо, КЕРГИШЕТ.

– Смотрел уже, – сказал Иван, но голову поднял, чтобы опять увидеть незнакомый рисунок распростёршимся над ними небосвода. – На нём созвездия не наши.

– Правильно. А это как раз и говорит, что мы…

– Звёзды считаете? – подошёл к ним Хиркус. – А женщины ждут от вас другого…

– Отстань лицедей! – отмахнулся Арно. – Лучше оцени по звёздам, как далеко в прошлое нас забросило?

– Уже оценил, – беззаботно заявил Хиркус. – Миллионов на двадцать пять или тридцать, если не больше. Половины звёзд не нахожу. А ты?

– Как раз больше. Раза в два. Обрати внимание на Линкуру.

– А-а, – Хиркус проследил за указующим жестом Арно. – Ты имеешь в виду Ошукшу?

– Как ни назови. Она у нас, где должна быть?

– Примерно… Ага, вон там, – показал пальцем Хиркус далеко в стороне от недавнего направления.

– Точно. Может быть, чуть левее. Её движение, ты знаешь…

Иван с нарастающим подозрением вслушивался в их рассуждения. Не выдержал, полюбопытствовал:

– Вы уже побывали? В таком далеко во времени? Но как? Или…

– Или, КЕРГИШЕТ, или… – наставительно ответил Хиркус. – Мы ведь тоже чему-то учились. Я когда-то на изучение истории и предыстории движения звёзд, а также изменение картины их размещения в созвездиях потратил немало лет.

– Я занимался этим тоже, – сказал Арно. – Правда, делал не сам, меня заставлял мой Учитель.

– Ну, я также как и ты, по воле Учителя. Потом увлёкся. Так вот, если ты имеешь в виду Ошукшу, то она иногда имеет попятные движения.

– Ты думаешь? – выпятил вперёд нижнюю губу Арно, показывая, что сомневается в сказанном Хиркусом.

– Не думаю, а знаю!

– Откуда же?

– Ну, – замялся Хиркус, – это долгий разговор. Как-нибудь…

– Постойте! – воскликнул Иван. – Но зачем это вам нужно? Ваш кимер таков, что рисунок неба и созвездий на нём практически не изменяется, когда вы уходите в прошлое.

Арно и Хиркус переглянулись. Во всяком случае, так показалось Ивану в мерцающем свете костра. Он даже вздёрнулся, готовый выслушать опять какое-нибудь наставление по поводу того, чего он не знал и даже не догадывался.

Однако Хиркус сказал просто:

– Мы же ходоки во времени. Мало ли что может случиться в поле ходьбы. Мы же даже не знаем, что оно собой представляет.

– Допустим, что ты прав… Но не на миллионы лет.

– Ты, КЕРГИШЕТ, не прав. Мой Учитель говорил так, – Арно сделал паузу, словно вспоминая наставление своего Учителя. А когда заговорил, стало понятно, что он и вправду цитирует кого-то, поскольку сам никогда так витиевато не смог бы сформулировать идею. – В поле ходьбы ходоки во времени попадают в нелинейный поток времени, порой встречный. Поэтому каждая реализация, то есть возвращение в наш мир, чревата неприятностями различного свойства. Оттого всегда надо определиться, куда тебя занесло, и успеть попасть, вернуться опять в обратный поток времени, обратный предыдущему или в нормальный поток…

Арно замолчал. Иван подождал, не добавит ли он чего к сказанному от себя, проще, как обычно, с долей язвительной иронии.

– Мудрено… – задумчиво проговорил Иван, так как Арно, как будто, сказал всё. – Встречный поток… Обратный обратному поток… А тебе, Хиркус, что говорил твой Учитель?

Хиркус был прикрыт тенью Ивана от костра, и как он воспринял вопрос, не было видно, а он молчал.

– Тогда скажу я. Мне мои Учители… Сарый и Симон о подобных потоках не говорили. Потому-то я и спрашиваю вас. Во-первых, насколько это важно знать мне, как ходоку. А во-вторых, интересно же.

– Не знаю, на сколько это интересно, а знать следует, – произнёс Арно и зевнул в ладонь.

– А мне говорил, – глухо сказал Хиркус. – Но я не верил. Но однажды…

Что с ним случилось однажды, Иван в тот раз не узнал. В их тесный, голова к голове, кружок грубо втиснулся дон Севильяк, оттолкнув Хиркуса от Ивана.

– Шепчитесь? – громогласно оповестил он окрестности оазиса. – Не хорошо, а?

На его циганисто-испанском лице появилась улыбка, готовая перерасти в громкий жизнеутверждающий смех.

– Циклоп среди гномов, – недовольно буркнул Хиркус и без успеха надавил плечом на дона Севильяка. – Шептаться тоже надо умеючи, а не так как ты.

– А чего шептаться? Кто нас здесь слышит? Кто понимает, что мы с вами говорим? – дон Севильяк серьёзно и чётко перечислил причины против того, чтобы шептаться. – Ну, на самом деле! Кому кроме нас все эти тайны нужны?

– Какие же тайны нам нужны? – поинтересовался Арно, и склонил голову в ожидании ответа.

– Никаких! – отрезал дон Севильяк. – Вот проведём здесь ночь, отдохнём, как следует…

– Неужели и ты устал? – делано удивился Хиркус.

– Устал, как и вы. Как все. Так вот, отдохнём и… куда?

– Хороший вопрос, не кажется ли вам? – съехидничал Хиркус. – Задаваясь им, не очень-то отдохнёшь с мозгами набекрень. КЕРГИШЕТ, ты-то чего молчишь?

– За вами не успеть, – нашёлся Иван, вызвав одобрительную усмешку у Арно. – Но мне кажется… – он помедлил, прежде чем поделиться с ходоками тем, что ему почудилось при общении с Нардитом. – Мы с вами совсем скоро узнаем не только куда, но и… с кем.

– Говори! – не выдержал и подстегнул его Арно.

– Я и говорю. Но поверьте, всё это пока что и для меня в тумане. Начинаю думать, не сам ли всё это придумал, нафантазировал с устатку. Нам надо выспаться, а то у меня чувство, что вся смазка во мне кончилась, даже шевелиться нет охоты.

– Темнишь, КЕРГИШЕТ, – Арно зевал уже, не скрываясь.

– Понимай, как хочешь. У меня это, может быть, от предчувствия.

– Да уж, предчувствие, – Хиркус вышел из тени. – У меня оно тоже назревает. Что через день-два есть будем?

– Ты эти два дня ещё переживи, – Арно с хрустом в челюсти зевнул и головой тряхнул. – А поспать надо… Хорошо, что похолодало.

Сон

– Какие вы, мужчины, всё-таки не чуткие. Грубые все. Ни себя, ни нас не жалеете.

Хелена ухватила Ивана за руку и почти силой усадила его рядом с собой и Радой. Иван не сопротивлялся. Идти, пусть два-три лишних шага, и искать место, где можно будет поспать, всё его существо отказывалось, в пору вообще упасть и замереть. Давно он так не уставал, пожалуй, со времени вывода аппаратчиков из временной ямы, когда пришлось тащить на себе неимоверную тяжесть блука.

Он едва не застонал, вытягивая усталые ноги.

– Вот так-то! – сказала Хелена, отметив его покорность и делая далеко идущие выводы. – Побегал на стороне, и хватит!

Иван изумлённо посмотрел в её широко раскрытые глаза с отражёнными в них от костра огоньками, и промолчал. Пусть себе думает о нём, что хочет, а он – спать.

Хелена склонила голову к его плечу, с другой стороны припала Рада. А к спине пристроилась Шилема, бесцеремонно убрав руку Хелены, которой она обхватила Ивана. Между ними произошла короткая перепалка, и Хелене пришлось уступить.

– Не знаю, что у тебя было с Хеленой, – с придыханием сказала Рада, – но ты мне нравишься всё больше и больше.

– Да ни чего у меня с ней не было. Я её вижу в первый раз, – слабо огрызнулся Иван.

Он ещё вяло подумал о парадоксе встреч. Всё может быть, и воспоминания Хелены о близкой связи с ним произойдёт, а он о том ещё не знает… А Рада теплее… Нет, мягче…

Плечи его опустились, расслабились, вызвав выдох облегчения, словно с них сняли надоевший груз. Все жизненные токи в нём замедлились, кровь затуманила мозг. Сквозь прищур глаз жёлтое пламя костра растеклось в мерцающее облако.

Успокоенные Хелена и Рада, и всё ещё не нашедшая удобного положения Шилема, создавали уют и иллюзию того, что он сейчас находится в своей постели, в своем доме, а не за тридевять земель, веков и эпох от него.

Истома затопила, отвлекла ото всех забот, обессилила. Иван погрузился в полусон, в полу грёзу. Поплыли, заклубились гаснущие тени…

И внезапно сменились плоским лицом Нардита.

Иван вздрогнул, но из дрёмы не вышел. Облик Нардита исказился, сжался и обесцветился, уступая место огромному пространству поля ходьбы. Оно располагалось где-то под ним, снизу. Оно колебалось, его пронизывали вспышки света, а он висел над ним и мог видеть.

Он видел…

Он видел ожившую карту времени.

Время распростёрлось вдоль и поперёк. Змеились полосы, разделяющие струи и сопредельные миры. В будущем висел белёсый клуб нарождающегося времени. В прошлом темнел провал минувших времён, уплотнённых в монолитный сгусток, угрожающе огромный, пышущий ненавистью ко всему светлому, новому, молодому. Миллиарды лет затаились в надежде ещё когда-нибудь вернуться, неся на своих тяжёлых крыльях собственное настоящее. Но и знали, что такому не дано сбыться, оттого такое яростное отторжение будущего.

Но не только давно умершее прошлое находилось в противостоянии с новым временем, коему насчитывалось не более полумиллиарда лет. Какая-то тёмная масса вторглась в один из параллельных миров и теснила его, пуская лиловые, бледные на фоне жизнерадостной части времени, нитеобразные щупальца, создавала ядовитые наросты, через которые пыталось прокачать свою сущность и захватить плацдармы для наступления на другие миры, сосуществующие на планете. Одна из таких нитей, извилистая до запутанности, тянулась к миру, где обитал Иван.

Глядя на карту, он сразу понял, где располагались и как соотносились все те узкие, порой соприкасающиеся между собой, струи времени, в которых он уже побывал. К будущему они превращались в некое мочало, мерцающее перливыми вариантами, многие из них прямо на глазах изживали себя.

Время, молодое время, не сдавалось, оно вступило в схватку, как с прошлым, так и с наступающим Ничто.

И оно, Время, боялось!

Оно боялось проиграть. Ему нужны были помощники, способные остановить Ничто, отсечь его щупальца и поставить заслоны, пока ещё не поздно.

Нардит – воплощение ищущего времени тех, кто может стать её помощником, наконец, нашёл его в лице Ивана.

Это он понял тоже сразу и испуганно воспротивился.

Он не хотел растворяться во времени, исчезнуть в нём. Однако следом пришло понимание неправильности его представлений, каким образом он станет и помощником, и защитником времен. Он останется в плоти и в своём естестве, в образе человека, но его возможности движения во времени станут практически безграничными, чтобы он мог успевать везде, где Ничто готовит прорыв или уже проникло в какие-нибудь миры. Но и появится дар растворения во времени и мгновенной материализации в любой точке пространства и времени.

Правда, всё это к нему придёт не сразу, и за подобный дар надо будет постоянно защищать Время, стать ему, по своей сути, партнёром.

Процесс приобщения не так-то и сложен, достаточно, чтобы он сам себе сказал: – «Да».

Но с другой стороны, становясь вровень со Временем, то есть его аватарой, он принимает на себя все его заботы, труды и страхи…

И он сказал:

– Да!

Он не мог ответить иначе на просьбу Времени, так как связал свою судьбу с ним, не мог быть равнодушным к посягательству на поле ходьбы кого бы то ни было. А Ничто уничтожало его. Даже там, где только-только намечались едва заметные нити его лучей, поле ходьбы деформировалось, в нём появлялись искажения – «ловушки».

Именно в такой «ловушке», в яме, образованной Ничто, сейчас находился он сам, его команда и женщины. Он видел её на призрачной карте молодого времени в виде небольшой крапинки оранжевого цвета, погружённой в раствор светло-сиреневой кляксы. Она, эта клякса, подпитывалась по едва заметному капилляру, что протянулся через половину ширины карты и соединял кляксу с жирно тёмным пятном Ничто на окраине времени. Враждебное Времени субстанция вокруг местонахождения ходоков пульсировала, то, медленно расширяясь, то мгновенно, словно обжёгшись, опадая и возвращаясь в прежние границы…

Как только Иван мысленно произнёс; – «Да», карта осветилась, стирая подробности, начертанные на ней, взамен опять проступили черты маски Нардита. Нардит улыбался улыбкой рисованного человечка, он кивнул Ивану и сказал:

– Здесь ты не один. Тебе скажут как. Они знают…

Нардит истаивал, но кто-то настойчиво звал:

– КЕРГИШЕТ, проснись! КЕРГИШЕТ!

Иван открыл глаза.

Лучше бы не открывал.

Как окружающее отличалось от недавнего видения. Там он парил легко и тихо, Время посчитало его равным себе, а согласие стать его помощником пока что не накладывало на него каких-то особых обязательств. Здесь же, наяву, он ощутил задубелое от неловкой позы тело, остатки усталости в мышцах, в глаза ударило пламя разгорающегося костра от вороха подброшенных в него веток, всеобщая суматоха и Арно, теребящий его за плечо.

– Дай поспать, – сбросил он его руку. – Темно ещё…

– Какой сон, КЕРГИШЕТ? У нас гости!! – с надрывом произнёс Арно.

Мивакуки

– О чём ты? – капризно спросил Иван.

Спросил, но сам был намерен тут же позабыть всё, что ему скажет Арно. После сновидений о чём-либо говорить и думать не хотелось. Надо бы ещё подремать, а тут какие-то гости…

Гости…

Какие гости?!

Он встрепенулся. Они – продолжение сна? Это те, что знают и скажут?

– Где? – резко поднялся Иван, отчего Хелена едва не упала, а Рада в испуге замерла на коленях, ожидая чего-то страшного.

Зато Шилема уже тоже была на ногах и подозрительно озиралась, готовая отразить нападение, если оно последует.

– Да вот они, – с прежним надрывом в голосе от волнения проговорил Арно и махнул рукой в сумрак уходящей ночи по направлению к озеру.

Его волнение проявлялось не столько от беспокойства, сколько от растерянности

Иван протёр глаза, всмотрелся.

Всего в пяти шагах от себя он увидел в неровном свете костра и занимающегося утра длинные и тонкие, словно стрелы в колчане, фигуры удивительных существ. И как стрелы они лишены были всего, что могло бы помешать им стремительно пронизывать воздух.

Впрочем, Иван тут же сообразил, что это у него такое сравнение со стрелами создалось от первого обманчивого впечатления.

На самом деле они обладали веретенообразными телами, ноги короткие, явно развитые из хвоста водного животного для передвижения по суше или переходящие в хвост сухопутного существа, как это случилось со временем с млекопитающими, ушедшими в водную обитель: китами, дельфинами, моржами… Руки – лопатой – плотно прижаты к туловищу. Голова конусом, на лицевой стороне огромные глаза, двумя жирными точками обозначена носовая часть, и ниже – губастый рот. Тела их то тянулись вверх, то опадали вниз без определённого ритма. Одежда не обременяла незнакомцев. Она состояла из поблекших разноцветных лент, перекрестивших их грудь и спину, а внизу обернутые вокруг ног.

Рассматривая их, Иван неожиданно ни к месту и времени вспомнил, как произошедшее всего несколькими часами раньше, чудаковатого, как тогда ему казалось, доцента, читавшего им на втором или третьем курсе института экологию. Дисциплину, к которой Иван относился без особого почтения и старался не забивать себе голову определениями и законами, правящими окружающим миром. Правда, работая прорабом, а тем более, став ходоком, он убедился, что нет ненужных дисциплин, читаемых в высшей школе, когда-нибудь произойдёт необходимость вспомнить и использовать те или иные положения, будто забытых напрочь, знаний.

По версии этого доцента облик человека – это некое типичное, и более того, стандартное явление. Любое существо, тем более разумное, где бы и когда бы оно ни появилось – в любой эпохе развития Земли или на планетах вне Солнечной системы – должны обладать рядом специфических форм и черт. Вместилище мозга, как самое существенная часть организма, должно иметь амортизатор, роль которого у человека выполняет шея. Рядом с мозгом концентрируются органы чувств, чтобы быстро реагировать на внешние раздражители, – зрение, слух, обоняние, вкус. Чтобы обозревать и воспринимать внешнюю среду, есть необходимость эти органы чувств поместить как можно выше, отсюда вытекает появление эффекта прямохождения и верхнего положения головы над остальными элементами существа, служащими для содержания мозга в рабочем состоянии…

Впрочем, о подобной целесообразности Иван читали и у Ефремова.

Не успел он рассмотреть гостей, как совершенно сбитые с толку женщины, ахнули, а Джордан подпёр его бок. Арно со злостью процедил сквозь зубы:

– И этого опять принесло!

Слева от ходоков появился Нардит со своей полуголой оравой экзотических, не менее чем новоявленных, существ, вооружённых, чем попало, как наспех собранное ополчение. Он сам и его окружение долгое время не могли обрести устойчивого положения. Они то обесцвечивались и превращались в дымчатые образования, то наливались и обретали стабильные контуры вполне реальных объектов этого мира, и тогда можно было не только их видеть, но и осязать. На Ивана даже пахнуло незнакомым духом, заставившим его на мгновение задержать дыхание.

Гыкнул дон Севильяк, прочистил горло Хиркус замысловатой фразой по поводу тех, кому делать нечего, вот они и приходят незваными. Шилема приняла воинственную позу и заняла место перед Иваном.

Появление Нардита, наверное, поразило и «гостей», они быстрее затрясли своими телами. Впрочем, это тоже могло быть первым впечатлением, ибо ни их мимика, ни жесты не были знакомы людям.

Сон продолжался, но уже наяву…

Как когда-то, при первом знакомстве с ходоками, перенесённый Симоном и доном Севильяком из своей квартиры с тем, чтобы ему поведать о его даре, Иван обрёл спокойствие и как всегда в общем переполохе, почувствовал уверенность в себе и своих силах. В нём поднималось чувство осмысленного отношения и к тому, что ему пригрезилось во сне, и к его продолжению.

– Спокойно, друзья! – сказал он и поднял руку, призывая ходоков и женщин к вниманию. – Я о них был предупреждён.

– Кем?.. – заикнулся Хиркус.

Он оказался почти в свите Нардита и ошеломлённо оглядывался на ходоков, бросал и тут же отводил взгляд от Нардита, так же сторожился смотреть и на остроголовых, как он уже окрестил незваных визитёров. Поддержки со стороны других ходоков он не получил, поскольку те находились, так же как и он, в состоянии ступора.

– Неважно кем, – коротко отозвался Иван. – Но, похоже, это не обошлось без Нардита. Вот он и объявился… Потом всё расскажу. А сейчас… – Он запнулся и ощутил нечто холодное, коснувшееся его гортани, языка и губ. Непроизвольно произнёс на незнакомом языке: – Приветствую вас, мивакуки!

Поперхнулся от внутреннего кашля, так как сказанное им потребовало совершенно иных усилий речевого аппарата, отличных от нормальных. Воздух застревал и распирал щёки, язык старался провалиться вовнутрь, а челюсть сводило судорогой. Голосовые связки напрягались, готовые порваться. И всё-таки он продолжал говорить и понимать вымученные фразы:

– Что привело вас к нам?

Сказал и опять стал прокашливаться, не открывая рта.

Повидавшие в своей жизни виды ходоки, постепенно стали понимать невероятность происходящего рядом с ними. Не сговариваясь, они уплотнились вокруг Ивана.

Мивакуки тоже перестроились, выдвинув перед собой одного переговорщика или старшего в их группе. Такой же манёвр свершил и Нардит, сделав два шага вперёд, или, одолев пространство иным образом, после чего Иван и мивакуки оказались как бы соединёнными между собой Нардитом.

– Приветствуем и мы вас, – сказал, а Иван понял смысл сказанного, поставленный вести переговоры мивакук. – Мы не знаем, кто вы, но мы вас ждали, и нам был, наконец, дан знак. Знак того, что у последней грани мы встретим того, кто поможет нам и защитит нас во всех мирах… Это ты?

Его вопрос неприятно резанул слух Ивана. Опять? То он, вдруг, становится Тем, Кто Остановит Время для в"ыгов, то теперь вот, помощником и защитником мивакуков каких-то.

Ответ на притязание мивакука пришёл с неожиданной стороны.

– Это он! – чётко произнёс Нардит, заставив поражённых ходоков слегка податься назад, как от сильного порыва ветра.

– Он говорит! – прошептала Шилема.

– Он заговорил… – вторил ей Арно, нервно потирая руки от внезапно охватившего озноба.

– Нардит! – Иван почувствовал нарастающее раздражение от необходимости вести разговор, уродуя мимику своего лица, от заговорившего Нардита и его вмешательства в качестве своеобразного адвоката в этот разговор, да и, вообще, от нарастающего напряжения в ожидании новых для себя неприятностей. – Кто это?

Спросил он на русском языке.

– Мивакуки. Гонимые, – замогильным голосом ответил Нардит, неотрывно глядя на Ивана.

– Это я почему-то знаю, – растерянно сказал Иван. – Но… Какой им был дан знак и кем? Почему я?.. И всё-таки, кто они?

Ему показалось, что на плоском лице Нардита появилась насмешливая ухмылка, и он нарочито медлит с ответом. И хотя знал, что тот не мог, не смел и, наверное, даже не подозревал о своём умении улыбаться, выступая некой эманацией Времени. А что ему, Времени, человеческие чувства, и всё-таки…

Ухмыляется и тянет!

– Они ждут от тебя помощи.

– От меня?.. Почему от меня? Ведь это они знают. И они должны мне сказать. А я…

– Они знают, да. – Лицо Нардита, следом он сам и его свита на мгновение исчезли, и вновь проявились, но теперь Нардит предстал в другой одежде, укутавшей его с ног до головы, а его стражники тоже успели обрести другие одеяния, хотя и скудные, оставаясь полуголыми. Нардит продолжал говорить, словно ничего не произошло и его переодевание ничего не означает. – Они знают, но помочь им можешь только ты. И ты уже согласился им помогать, сказав: – Да!

Сон продолжался наяву…

Однако в яви он требовал не созерцания и согласия, а действий.

Так как диалог между Иваном и Нардитом вёлся на русском языке, то все, за исключением Джордана и Жулдаса, могли слышать и воспринимать сказанное, но не суть его.

– Ваня, – дон Севильяк придвинулся ближе, стараясь потеснить Джордана, а тот упирался, как мог. – Что он от тебя хочет?

Лицо Нардита, полностью повёрнутое к Ивану, едва заметно дрогнуло, от него отслоилась прозрачная тень, по видимому образ лица в анфас, повернувшийся к дону Севильяку. По крайней мере, так показалось Ивану, хотя Нардит продолжал смотреть всё так же в упор на него самого. Значит, Нардит обладал многоликостью, вот почему ходоки утверждают, что даже стоя перед ним с противоположной стороны, затылка не увидать, а только лицо Нардита.

– Он от меня хочет того же самого, что и вы. Дела! Дела, о котором я не имею никакого представления, – раздосадовано отозвался Иван, не отрывая взгляда от туманящихся глаз Нардита. Со сказанным выпустил воздух, распиравший грудь, оттого следом сказал уже сдержаннее, кивая на трясущихся мивакуков: – Этим нужна помощь. А какая…

– Так спроси у них, – высунулся из-за спины Арно. – Ты же знаешь их язык.

– Знаю, не знаю… Конечно, не знаю, но… говорю вот. Скоро челюсть выверну наизнанку.

Впрочем, Ивану пускаться в объяснения о неожиданном даре непосредственного вступления в общение с мивакуками без предварительной подготовки лингвама не хотелось, да он и не смог бы этого сделать, так как речь его и понимание речи незнакомцев как будто произносилась и понималась им помимо него. Думал по-русски и слова старался произносить по-русски, но выплёскивал из себя звуки, совершенно не похожие на те, которые хотел произвести. Некое мычание с активной артикуляцией.