Глава десятая
1
Они столкнулись в воздухе, на лету – центнер стремительно несущейся плоти, одинаково чуждой и человеку, и зверю, алчной к крови и трепещущему, умирающему на клыках мясу, – и тридцать граммов свинца, совсем не жаждущего кого-то убивать, просто пущенного людской волей в еще более стремительный полет.
Казалось, неразличимый глазу бросок массивной твари не сможет остановить ничто, и уж тем более какие-то комочки металла, – но законы физики действуют на всех одинаково. И гласят, что энергия летящего тела, конечно, пропорциональна его массе, но скорости – пропорциональна в квадрате.
Свинец победил – прыжок подломился, тварь с клокочущим воем рухнула на землю почти под самым лабазом – разодранная, окровавленная, бьющаяся в конвульсиях.
Старик с искаженным лицом держался за грудь, словно именно в него попала картечь – и только через несколько секунд медленно, осторожно, чтобы не разбить застрявшую в сердце хрупкую стеклянную иглу, переломил ружье и вставил новый патрон – давняя привычка: что бы ни произошло при охоте за крупным и опасным зверем, каким бы не показался результат выстрела, – оружие должно быть тут же перезаряжено.
Только потом он взглянул вниз, туда, где стихали звуки агонии – старик так и не понял, что за хищника он убил.
Тварь не подергивалась в последних конвульсиях, как в том был уверен старик. Вой стих совершенно по обратной причине. Тварь стояла на четырех лапах – неловко, кособоко, заваливаясь на переднюю левую, но стояла. И, задрав голову, смотрела вверх.
Он не раздумывал ни мгновения о причинах странного факта: дрогнула на старости лет рука или дело в непонятной живучести зверя.
Он снова выстрелил – раз зверь не убит, надо добивать немедленно. Стрелять пришлось из неудобного положения, стоя на коленях у края помоста и вертикально вниз. Старик выстрелил – и в тот же момент, словно сдетонировав от выстрела, игла в его сердце взорвалась, разлетелась на тысячу острейших стеклянных осколков – по всему телу, вспарывая болью нервные окончания.
Он промахнулся. Нет, рука не подвела – просто за короткий миг, что прошел между движением пальца и вылетом снопа картечи – зверя не оказалось там, куда ударила свинцовая струя. Старик захрипел – и от промаха, и от рвущей на части боли. По-прежнему стоя на коленях, он пытался переломить ружье – и от усилия ему казалось, что он переламывает сам себя.
Зверь прыгнул.
Совсем не так, как в первый раз – тяжело, неуклюже, не до конца оправившись от смертельной для кого угодно раны. И сил ему хватило только на то, чтобы зацепиться за край лабаза…
Когда в настил намертво вкогтились две лапы – старик видел их в лунном свете ясно, мог различить чуть не каждую шерстинку – он подумал отрешенно, без тоски и сожаления: конец. Старик умирал, а вид и способ смерти не имел особого значения.
Сил не осталось, пульсирующая холодная боль брала начало в груди и растекалась по рукам, особенно по левой – он просто не мог поднять рук. Не мог поднять до тех пор, пока над помостом не появилась уродливая башка, состоящая, казалось, из одной оскаленной пасти.
И тут старик ударил ее – мгновенно позабыв о боли, круша и разрывая все внутри себя. Страшно ударил прикладом ружья, снова, снова, снова…
Смерти не было. Смерти не существовало в природе. Был лишь бой, последний бой, который кончается только победой. Он бил, не чувствуя уже ничего – так охваченный пламенем танкист давит на гашетку пулемета, не замечая пузырящейся кожи и вспыхнувших волос; так пехотинец не чувствует свинца, разносящего его грудь в клочья на последнем полушаге до амбразуры; так летчик-камикадзе, уже убитый, отдает посмертный приказ своим цепенеющим рукам – и направляет изрешеченный самолет в самое сердце вражеского линкора…
На пятом ударе приклад рвануло из рук, старик едва удержал ружье – но удержал, – и тут же отпустило. Тварь с воем покатилась вниз. Или страшные удары достигли цели, расколов казавшийся несокрушимым череп, или произошло что-то еще… Но зверь катался по земле, не прекращая воя, позабыв и про лабаз, и про стрелка.
Дальше старик действовал как бездушный автомат, запрограммированный на несколько простейших операций – переламывал ружье, вставлял патроны, давил на спуск, снова переламывал, опять вставлял… Левый ствол иногда отвечал выстрелом, иногда сухим щелчком курка, впустую выбрасывая нестрелянные патроны – он не обращал внимания… Старик расстрелял все содержимое патронташа, от жаканов до самой мелкой дроби, ни разу не промахнувшись.
И только когда рука впустую провела по порожним кожаным гнездам, он посмотрел вниз, на затихшую, измочаленную свинцом тушу и стал заваливаться на бок. Тварь издохла.
Он победил.
2
Камень в сотне метров от Александровской церкви походил на могильный – мрачная темная глыба в кладбищенской оградке. Но отмечал он место явления иконы Казанской Богоматери в далеком 1826 году…
Марья, церковная служка, рано утром подливала масло в лампадку у камня – и увидела старика. Увидела и сначала приняла за пьяного. Потом, когда он приблизился нетвердой походкой, разглядела ружье, на которое старик опирался как на палку. Охотничек. Характер у Марьи был тот еще, христианское смирение она толковала весьма своеобразно, никогда не упуская случая наставить заблудших на путь истинный.
– А еще старый человек! – завела она без долгих предисловий. – Шляешься ни свет ни заря, тварей Божьих убиваешь, креста на тебе нету…
– Не все твари – Божьи… – еле слышно прошептал старик онемевшими губами и пошатнулся. – Не все…
Губы его были совершенно белыми, Марья впервые увидела такие на лице еще живого человека – и испугалась. Старик привалился к окружавшей камень оградке и сказал так же беззвучно:
– Я убил ее, а она ушла… Ожила и ушла… Не время умирать… не время… вернется…
Марья не слышала ничего из этого шепота, она уже все поняла, но не знала, что делать, метнулась из оградки: ты присядь, присядь, я сейчас – старик оплыл на серый гравий – побежала к дому батюшки, у того имелся мобильник.
3
– Смотри, штучное… и с дарственной надписью… Приберем? Все равно не жилец ведь…
– Да брось ты… Старье… – Рыжий шофер «скорой» повертел ружье в руках. – Шарнир люфтит… Да и бабка его со стволом видела, и долгогривый этот… Настучат – будет ментовка жилы мотать: куда, мол, дели? Да и приклад, ты глянь только…
Приклад и ложа казались изжеванными, темное ореховое дерево пересекали глубокие трещины и покрывали свежие вмятины, одна даже пробила насквозь пластину со стертой дарственной надписью; накладки ложи из белого металла наполовину содраны.
Фельдшер не желал сдаваться в своих попытках хоть чем-то поживиться и попытался отколупнуть крохотную плоскую фигурку стилизованного оленя. Спросил с надеждой:
– Серебро небось?
– Да откуда… мельхиор, конечно… не старое же время… – ответил шофер с видом знатока. – Садись, поехали…
Фельдшер небрежно швырнул ружье в кабину.
Насчет накладок и таблички всезнайка-шофер ошибся – они действительно были серебряные.
Глава одиннадцатая
1
Дело погибшей под колесами лаборантки Костиковой проскочило мимо их внимания за суетой последних недель.
Капитан, кроме прочего, оказался по горло занят подбором команды.
Седой же, отвечавший за персонал, как раз тогда пропадал в Виварии, подготавливая систему экстренной ликвидации – клетки с уцелевшими ликантропами и кое-какое не предназначенное для посторонних глаз оборудование должны были подняться на воздух при любой попытке не санкционированного Генералом доступа. Причем так, чтобы расследующая причины комиссия могла, не слишком кривя душой, признать все произошедшее бытовым взрывом – и задача оказалась не из легких даже для сугубых профессионалов.
Руслан, временно исполнявший обязанности Седого и одновременно принимавший дела от Капитана, тоже был загружен под завязку.
С банальным случаем поручили разобраться пареньку из новых, из пополнения, ни к каким секретам не допущенному (работают себе мирные ученые, звенят колбами-пробирками, а он их бдительно охраняет).
Паренек все выполнил вдумчиво, в докладной записке изложил вывод: поводов подозревать покойную в техническом или ином шпионаже нет, жила по средствам, подозрительных связей не выявлено, образ жизни резко в последнее время не меняла – ни сучка́, ни задоринки.
И погибла вполне банально, ничего подозрительного. А что сбившая машина скрылась с места происшествия – тоже случай не уникальный, такое сплошь и рядом случается.
Доклад паренька лег на стол Генерала, среди отнюдь не первоочередных документов. Тот прочитал его не скоро, и первым делом сделал то, до чего его старательный, но не владеющий всей информацией подчиненный дойти никак не мог: открыл составленный в свое время Доктором и Капитаном список 2а.
Там, в количестве тридцати семи, перечислялись лица, теоретически не знавшие, что именно находится в пропавшем контейнере, но могущие строить кое-какие догадки. И при определенном стечении обстоятельств имевшие возможность наложить на него руку.
Под номером шестнадцать в списке шла Костикова.
Капитан рычал и скрипел зубами, но проверять давно остывший след пришлось ему. Распутывать дело приходилось урывками, остальной нагрузки никто с него не снимал.
До конца тропинки он дошел через несколько недель, в начале августа.
2
Тут совсем другой лес, подумал Капитан. Не похожий на подкрадывающиеся к городу с юга заросли, по которым столько довелось мотаться нынешним летом. Те он ненавидел и задыхался в них.
Здесь нет болотистых перелесков, заросших противной ольхой, нет непролазных густых кустарников и скрюченных дистрофичных березок. Не чавкает под ногой между кочками ржавая, с разводами вода, не высыхающая даже летом.
Сосны здесь рвутся к небу свободно и смело, и между ними более чем достаточно места для свежего воздуха и солнечного света. Нет, не зря Сталин укладывал в замерзшую землю дивизию за дивизией, отвоевывая у упрямых финнов эти сказочные места. Что бы о нем ни говорили – не зря. Кровь давно высохла, а красота осталась.
Лес вступал в поселок – уверенно и гордо, как армия-победительница. Сосны-великаны словно и не замечали дома и заборы, и копошение людей внизу – стояли прямо и твердо, как сто лет назад, когда на здешних пологих холмах никто и не думал разбивать дачных участков. Под ногами хрустели шишки. По обочинам узких улочек росла черника, и земляника, и спелая лесная малина – Руслан протянул руку и на ходу сорвал с колючего куста несколько ягод, шел, кидая по одной в рот.
Команда была собрана и почти подготовлена, завершались последние тренировки, может и стоило проверить кое-кого в деле – но Капитан взял с собой Руслана.
Кто знает, как тут оно повернется. Если все окажется серьезно, если они купились на хитрую инсценировку, если их сюда аккуратно, исподволь подвели – будет жарко. Будет не до проверок. Придется работать в полную силу, на пределе возможностей. А возможности Руслана он знал хорошо.
Высокий, в полтора роста, забор – доски еще пахнут олифой. Короткая надпись «Злая собака» – никаких там «Острожно!»; и калитка не заперта. Заходите, если охота. Но мы вас предупреждали.
Они зашли.
Из-за угла вымахнул рослый ротвейлер, в глазах неподдельная радость – наконец-то подходящее развлечение, что-то посерьезнее соседских кошек. Капитан, не замедляя шага, сдвинул в кармане рубчатую кнопку. Пес напоролся на повисшую в воздухе невидимую стену, взвизгнул и мгновенно лег на обратный курс, через несколько секунд обиженный скулеж донесся из дальнего угла участка. Пугалка Деточкина действовала безотказно – к сожалению, только на волков и собак.
Новенькие ступени крыльца не скрипнули под ногами, Капитан распахнул дверь, насторожившейся кошкой скользнул внутрь.
– Не ждали?
Действительно, не ждали. Двое. Сидят, пьют пиво. Занимающий половину веранды стол уставлен бутылками, большей частью пустыми. Краснеет кучка раков, раскрошенная скорлупа панцирей небрежно разбросана. Никакого подвоха не видно, но расслабляться рано.
Хозяина Капитан опознал сразу, словесный портрет не врал.
Невысокий, неширокий в кости, стрижка ежиком. Косит под крутого: ручонки бугрятся вполне приличной мышцой и пестрят наколками. Чувствуется, не филонит в тренажерном зале. А картинки, якобы блатные, похоже, колол человек с юмором, и кое-какие ошибки допустил намеренно. Действительно загремит – на зоне наждачкой подправят быстренько. Держится в первые секунды неплохо, но вазомоторика выдает – нервничает парень, боится чего-то, ткни – и поплывет.
Второй – старше, крепче, опасней. На вид – тупой качок, бугай с набитыми костяшками пальцев. Но в глазах что-то такое есть – Капитану некогда было всматриваться и анализировать. Отметил лишь быстрый взгляд бугая на куртку, висящую на стене. Ага… Ничего, с ходу не дотянется.
– Северцев? – спросил Капитан веско и продолжил, не дожидаясь ответа: – Потолковать надо.
Паренек заблеял что-то вопросительное, про что, дескать, им толковать, но бугай насупился и перекрыл его потуги резким вопросом:
– Кто такие?
Капитан демонстративно проигнорировал его выступление и обращался исключительно к хозяину. Руслан молча стоял у дверей, доедая малину; на вид – расслабленный, благодушный и совсем не опасный.
– О многом потолковать надо, Северцев. О джипе твоем, недавно проданном. О том, как ремонтировал его перед продажей. О том, куда катался утречком двадцать третьего июня. Рассказывай все, не стесняйся. Хорошо расскажешь – будет у тебя жизнь спокойная и сны здоровые.
Он намеренно провоцировал – не дешевку-Северцева, а бугая. Подбивал выкинуть какой-нибудь глупый фортель. Все слова Капитана были блефом для слабонервных, никаких доказательств у них не имелось. Ремонт джипа наверняка оказался пустячный – его мощный форкоп мягким человеческим телом не больно повредишь. Капитан блефовал и провоцировал.
Но бугай – недаром в глазах читалось некое подобие интеллекта – на поводу у Капитана не пошел. Сидел спокойно, но напружинено и пытался понять, с кем имеет дело. Северцев, запинаясь, оправдывающимся тоном, бормотал что-то про джип, и его продажу, и необходимость предпродажного ремонта (совершенно не упоминая той своей утренней поездки) – но, казалось, никто этого недоумка не слушает.
Капитану надоело. Некогда и незачем разыгрывать тут финальную сцену из детектива Агаты Кристи, с неопровержимой логикой вынуждая клиента сознаться. И он сказал самым протокольным голосом, на какой был способен:
– Прекратите юлить, гражданин Северцев. А не то разговаривать мы с вами будем совсем в другом месте.
– Прикройся, Колян! – немедленно встрял бугай, определившийся наконец с незваными визитерами. – Это ж козлы легавые! Гони их взашей, или пусть ксивы кажут и санкции… Да тока нет у них ни хрена, никаких санкций – понты гнут!
Бугай говорил с нагло-ленивой уверенностью – все прояснилось, ничего непонятного и опасного нет. Колян тоже приободрился, замолчал, попытался посмотреть сурово.
– Да ты глянь на пидора этого дешевого! – давил бугай. – У него ж цепь на шее – серебряная! Серебряная!!! Да их же Панкрат завтра…
Чпок! Капитан не желал пускаться в разъяснения, зачем он носит на шее серебряную цепь и в кого (или во что) рискует превратиться неведомый Панкрат, сцепившись с их конторой.
Капитан просто вынул из-под летнего плаща пистолет, выстрелил и тут же убрал обратно. Все смотрелось одним слитным и смазанным движением, занявшим доли секунды. Но пистолет с глушителем, при всех прочих достоинствах, имеет и один существенный недостаток – не столь эффектно служит для убеждения клиента. Выстрел не бьет по барабанным перепонкам, вспышка не впечатывается в сетчатку глаза… Можно, конечно, пальнуть в потолок, чтоб – штукатурка посыпалась; но Капитан поступил проще.
Он выстрелил бугаю в голову.
– Нас, кажется, прервали? Продолжай, сынок, продолжай…
Продолжать Северцев не в силах – уставился оторопело на сползающего со стула бугая, на аккуратную дырку в переносице. Еще не проникся, не осознал. Все слишком быстро. Кивок Руслану. Тот – в дом, бесшумной тенью. Капитан молчит. Пусть слизняка проймет до печенок. Пусть сам страстно захочет, чтоб его спрашивали. Чтоб его – спрашивали. В доме тихо, не слышно чпок-чпок-чпок… В доме больше никого.
Руслан выныривает на веранду, коротко кивает. Он еще не сказал здесь ни слова. Снова – к двери. Колян скрючился дрожащим эмбрионом, со стула густо капает. Пиво рвануло наружу. Больше всего его шокирует даже не труп под ногами, нет, – равнодушное спокойствие пришельцев. Легкая скука на лицах.
– Опорожняйся быстрее, – Капитан добавляет в голос легкие нотки раздраженного нетерпения. Совсем легкие, но их достаточно. Парнишка созрел для беседы, но пытается пробекать что-то про гарантии. Голос ломается, голос ползет гнилым кружевом. Глаза бегают, ищут хоть призрак шанса. Нет у тебя шансов, придурок.
– Какие на хрен гарантии? – устало и спокойно говорит Капитан. – Кому ты нужен, недоделанный? Не хватало мне мараться об тебя, зассанца… Полапаешь пальчонками дуру, из которой ты кореша своего завалил, а мы ее приберем к себе подальше. И выкручивайся, как знаешь, пой песни про неизвестных в масках… Ну давай, давай, изливайся быстрее… А то мой друг нервничать начинает. Я-то человек мягкий, а вот он…
Руслан, совсем по виду не нервничая, шагнул вперед, посмотрел на Северцева, на бугая и, не снимая тонких перчаток, вынул из нагрудного кармана серебряную зубочистку. Поковырял в зубах и сплюнул на пол малиновую косточку.
Этот простой и вовсе не угрожающий жест добил Коляна.
…Капитан не соврал. После сорока минут допроса, вывернув наизнанку полудурка и заставив наставить отпечатков на пистолете (и даже на кобуре с пружинным зажимом), он не тронул Северцева.
Все остальное сделал Руслан: коротко рубанул по затылку, разжал зубы ножом, засунул в рот глушитель и надавил спуск. И произнес совершенно нелогичную, по мнению Капитана, фразу:
– Вот тебе за Доктора, падаль!
Нырнул на несколько секунд в дом – спрятать кобуру. Капитан пожал плечами. Все знали, как Руслан уважал Доктора, но при чем тут это? Совершенно ни при чем… Да-а, нервы у них у всех сейчас как струны…
Капитан вообще поначалу не хотел возиться с обставой – землю рыть никто не будет, спишут еще двух жмуров на междусобойные разборки. Но Руслан настоял – так. Ну да ладно, картинка вполне достоверная. И следов удара на затылке не найти – за почти полным отсутствием последнего.
Они вышли, аккуратно прикрыв дверь. Пересекли двор и зашагали к оставленной в двух кварталах машине. Дело сделано, можно докладывать Генералу: никто Костикову не убирал. А сама она выскочила на проезжую часть в неположенном месте, как утверждал покойный недоносок, или, что вероятнее, он гнал на всю катушку с утренним хмельком в крови после веселой ночи – дело по большому счету десятое…
Капитан шел неторопливо, вдыхая полной грудью – словно про запас, не скоро еще придется выбраться сюда, на Карельский перешеек, в Северную нашу Швейцарию.
А леса здесь действительно красивые… Сказочные леса… Добрые…
3
Генерала диктофонная запись допроса Северцева вполне удовлетворила. Но он видал на своем веку самые удивительные совпадения. И распорядился еще раз как можно глубже перетрясти все связи лаборантки.
Найти ничего интересного Генерал не рассчитывал, просто хотел вычеркнуть ее из списка со спокойной душой.
Руслан с Капитаном носом землю не рыли, хотя и не спустили задание на тормозах – просто отрабатывали совершенно бесперспективные ниточки, когда негаданно выпадало свободное время.
На дело Колыванова, исчезнувшего предпринимателя, они вышли только глубокой осенью.
Глава двенадцатая
1
Левая рука до сих пор слушалась с трудом. Странное такое ощущение – словно пересадили чужую, и она приросла, и она прижилась – но как-то не до конца. Не совсем. Не окончательно. Да и все остальное тело – не совсем…
Но старик не жаловался. Он никогда и никому не жаловался. Не дали перекинуться – и на том спасибо. Предупредили настрого – никаких нагрузок. Если спиртным или чем еще увлекались – забудьте. Да нет, какое спиртное… Одно увлечение осталось в последнее время – охота. Тоже забудьте, никаких нагрузок, по крайней мере в ближайшие несколько месяцев… Да, да, конечно, какая охота, какие нагрузки, и хожу-то с трудом. Ходил действительно с трудом, медленно, неуверенно… Вот и сейчас, от метро до нужного магазина – рукой подать, а добирался чуть не сорок минут. Куда уж тут охотиться…
…Капкан предназначался на медведя. Маслянисто-тяжелый, с огромными дугами и двумя мощными пружинами, он даже внешне, даже не взведенный, выглядел опасным, ждуще-опасным – готовым схватить, цапнуть, сжать мертвой хваткой. И удержать кого угодно.
Старик очень надеялся – что удержит кого угодно. Цапнет и удержит. Но цапала и цена – не поражающий великой сложностью агрегат стоил около трети пенсии старика. Попросил посмотреть. Дали – неохотно, вид был для потенциального покупателя не слишком… Вертел в руках, безошибочно запоминая размеры и конструкцию деталей. Руки ощупывали каждое отверстие, каждый изгиб, руки еще не забыли слесарное дело. Да и опять же, какие там нагрузки: напильником вжиг-вжиг, молоточком тюк-тюк… Вместо реабилитационной гимнастики.
Отложил капкан, вышел из охотничьего магазина, с трудом спустившись по невысокой лестнице. По Московскому проспекту катил в сторону Пулкова нескончаемый машинный поток: пятница, вечер, август, грибы-ягоды, дачи, соленья-заготовки… Никто не хотел знать и слышать, что там, совсем рядом за границей города, их ждет и кое-что еще, кроме грибков и ягодок… Что зеленые лесные поляны могут краснеть не только от брусники…
2
Врач, курировавший старика после реанимации, на общем отделении, выглядел толковым парнем – молодой, лет тридцать пять, на лету все схватывает… Казалось – поймет…
Но доктор прослушал осторожный, неполный рассказ – и на обходах стал смотреть в сторону, отчужденно. И подослал другого – специалиста по мозгам…
Едва удалось избавиться от мозговеда, сведя все к стариковской охотничьей байке. Замкнулся, доживать в дурдоме не хотелось.
Ну и бог с ними. Морская гвардия идет уверенно… даже если в строю последний гвардеец. Даже если идти ему осталось совсем немного.
Еще ничего не закончено.
Все продолжается.