Глава 23
Проснулся от звона будильника. Не помнил, когда вернулся. Рядом с кроватью валялась пустая бутылка. Голова трещала, в висках пульсировали песчаные потоки. Упал с кровати и на четвереньках пополз в кухню. Осушил кружку воды. Ни разу не напивался после встречи с Таней. А тут прорвало. Достал сигарету и откинулся на дверцу тумбочки.
Стресс, потоки адреналина, расшатанные нервы чугунной гирей нависли над сознанием. Угрозы Ани, словно ножницы, разрезали удерживающую гирю верёвку. Последовала моментальная потеря сознания. Наутро – головная боль.
К вечеру пришёл в себя. Позвонил Тане. Голос в трубке почему-то дрожал. Договорились о встрече. Тёрся в душе целый час, смывая последствия недавней прогулки. Мягкое всепоглощающее тепло ванны походило на материнскую утробу.
Часы запустили обратный отсчёт. Таня пунктуальна и не опаздывает. Запрыгнул в джинсы и футболку, натянул обувь и выбежал на улицу, по пути расправляя рукава куртки.
В салоне такси успокоился. Смахнул со лба каплеобразные льдинки. Таня не огорчилась опозданию. Подарила поцелуй. Взъерошила сырые застывшие волосы. «Последний вальс» оставил позади предыдущие пьесы. Даже «Алую розу». Таня сыпала комплименты в мой адрес и адрес пьесы, но её глаза говорили красноречивее слов. Они искрились детской радостью, сияли чистотой, а прозрачные струйки на щеках рождали у подбородка крупные капли слёз.
Мы гуляли по городу и разыгрывали сценки из пьесы. Таня произносила реплики с душой, не подвластной ни одной актрисе, включая Аню. Провожая девушку домой, решил для себя ещё одну вещь. Присел на колено и взял хрупкую ладонь в руки.
– Выходи за меня замуж…
Лицо Тани стало красным, как налитое яблоко. Она потянула ладонь из моих рук.
– Я проживу то…
– Никто, кроме бога не знает, сколько мы проживём. Предлагаю руку и сердце не потому, что врачи отвели короткий срок, а потому что ты мне нравишься. Во всём. В характере, в манерах, в поведении. Твоя улыбка снится мне по ночам и, просыпаясь, хочу видеть эту улыбку рядом с собой.
Таня опустилась рядом со мной. Второй раз за вечер пролились слёзы счастья.
На следующие несколько дней мы расстались. Костя приказал отвести три пакета в пригород. Тане сказал, что уезжаю в столицу на дебют «Алой розы».
Сидя в маленькой комнатушке, говорил Тане, что лежу в просторных апартаментах, вид из окна на колокола, а соседи у меня знаменитые люди мира. Таня не просила автографов.
На третий день остановились в санатории. С балкона открывался прекрасный вид на тихий лесок. От улыбчивого персонала и чистоты в комнатах зависит посещаемость пансионата. Наш не отличался богатым оформлением и бесконечным выбором блюд в столовой, но внушал атмосферу домашнего уюта.
Набрал номер Тани. Длинные гудки кроили лоскуты пространства, призывая любимую подойти к телефону. Но Таня не подошла. После двух минут непрерывного гудения повесил трубку. Раньше за ней такого не наблюдалось. В голову полезли мысли о болезни. Образы приступов и припадков терзали воображение.
Пожалел, что не оттянул сроки поставки до конца недели. После результата анализов ситуация прояснилась бы. Но Костя ничего не слышал. Встал в позу, будто дятел перед пнём.
Твой поступок тонким лезвием прошил ткань моей жизни. Прямо или косвенно проблемы возникали из прошлой жизни. Ты как осьминог, тащил меня невидимыми щупальцами ко дну, не отпуская на свет из тёмной пещеры. Стоя на балконе, вновь вспомнил предательство. Гнусный аппендицит мозга, злокачественная опухоль души.
Ночью звонил снова, но результат остался прежним. За стеной храпели лысый и горилла. Если эти двое заночуют в лесу, ни один медведь близко не подойдёт. Не сомкнул глаз до утра. В восемь часов сели в машину и тронулись в путь. Спал до самого приезда.
Проснулся от острой боли в рёбрах. Горилла ткнул кулаком. Чуть ребро не сломал. Мы остановились у богатого, похожего на замок, особняка, окружённого еловым лесом. На верхушке центральной башенки блестела звезда.
– Каждый день натирают, – пробормотал горилла, передавая рюкзак.
Ни звезда, ни заказчик меня не интересовали. Утром звонил Тане. Женский голос сказал, что абонент выключен.
Вдруг злые языки донесли про встречу с Аней. Таня не обидится, но волноваться будет. Импульсивным людям противопоказан резкий поворот событий.
Во дворе ноздри щекотал запах шашлыка. Баранина на свежем воздухе. На задворках чирикали воробьи, а в лесу каркали вороны. Высокий худощавый человек в короткой куртке и болоневых штанах крутил шампура и поливал шипящие куски соусом. Доведя мясо до тёмной корочки, он снял шампура и высыпал куски на тарелку.
Живот издал низкий рёв, будто мартовский кот на гулянках.
– Александр Викторович примет вас через пятнадцать минут, – отрапортовал охранник, не меняя выражения лица.
Охранника в театр на место колонны. Пятнадцать минут. Запретили звонки. В целях безопасности. Они бы ещё курьеров убивали после доставки. В целях безопасности. Горилла и лысый курили возле ворот. Они здесь были три года назад. Воспоминания остались не самые приятные. Разделаться бы с товаром и позвонить Тане. Лоб у меня покраснел, дыхание сбилось.
– Молодой человек, не хотите зайти?..
На пороге стоял пожилой человек. С виду лет пятьдесят. Коротко постриженные седые волосы окаймляли лысину, улыбка оголяла ряд вставных зубов. Протянутая рука оказалась сухой и чёрствой, будто кусок безводной земли. Вошли в особняк. С потолка тянулись каплевидные трёхметровые люстры, на полу лежали мягкие ковры. Шёл за стариком, будто по матам. Александр Викторович провёл меня в кухню, где обедала жена и двое детей. Запах шашлыков теребил ноздри, а живот приказывал взять кусок баранины со стола. Облизывал зубы и глотал слюну. Елена Аркадьевна протянула худую руку. Её кожа испытала шок от всевозможных кремов и увлажнителей, поэтому казалась гладкой и мёртвой, будто поверхность свежевыструганного дерева. Старшая дочь оглядела меня хищническим взглядом. Неестественный загар солярия и полные яркие губы превратили её в куклу с глазами убийцы. Стало неуютно, будто смотрела волчица. Младшая, лет девяти, хлопнула в ладоши.
– Какой подарок ты принёс?
Дети богачей. Каждый день по новому подарку. В рюкзаке ничего нет, кроме трёх пакетов товара. Хочешь понюхать, детка? Бодрит лучше любого энергетика.
– Лиза, ты ещё подарки с Нового года не разобрала, – сказала Елена Аркадьевна.
Голос её дрожал. Хватило единственной фразы, чтобы понять, она не любит курьеров. И не поддерживает деятельность мужа. Очередная семья с натянутыми отношениями внутри и наручниками общественных правил снаружи.
Старик указал на лестницу.
На втором этаже был просторный кабинет с большим окном и стеклянной дверью, ведущей на балкон. Александр Викторович сел за дубовый стол и заполнил некоторые бумаги.
Задал несколько вопросов о поездке и погоде. Кому всё это интересно? Старику, которого стены замка от потопа спасут. В голове крутился образ Тани. Почему молчит телефон. Придумал сотню причин и ни в одну не поверил. Александр Викторович щёлкнул пальцами. Вздрогнул и очнулся. Без репетиций актёрское мастерство притупилось.
– Костя не рассказывал о прошлом курьере? Ребята повесили наглеца за яйца. Положил глаз на старшую дочь. Дёргался на верёвке, пока всё хозяйство не порвал. До больницы не добежал двести метров. Истёк кровью.
– Не беспокойтесь. У меня есть девушка.
– Зачем мне беспокоиться. Вешать не меня будут.
Единственный диалог, который запомнился. Вытащил из рюкзака три свёртка, обёрнутых в чёрный полиэтилен. Старик взвесил каждый пакет и улыбнулся. Спросил, знаю ли я о содержимом пакета. Ответил, что не знаю. Отработаю долг и… Осёкся. Концентрации не хватает. Лишь бы Таня выздоровела. И плевать на старшую дочь, какой бы красивой она ни была.
– Знаешь, твоё лицо мне знакомо, – старик отложил пакеты в сторону. – «Алая роза» о чём-нибудь говорит?
Откуда он знает об «Алой розе»? Это дом бандитов или ценителей искусства.
– Нет.
Старик напряг глаза. Во время осмотра ни один мускул не дёрнулся. Старик вздохнул. Старая память. Будто камень с груди упал. Ещё одних переговоров не выдержал бы. Писать всю жизнь – участь художников. Почему Таня не перезванивает. Скорее разделаться с товаром и домой.
Старик похвалил за немногословность. То, что надо для хорошего курьера. Заказал через две недели вторую партию.
Мы вышли из кабинета и спустились вниз. Прижал голод внутри живота и не взглянул на стол. Почувствовал на лице обжигающий взгляд старшей дочери.
Попрощался с Александром Викторовичем и вышел за ворота…
Глава 24
Добирались в родной город другой дорогой. Потратили четыре дня. Крикнул лысому, чтобы жал на педаль газа и мчался без оглядки. Не помогло. Только удовольствие горилле доставил.
На одну ночь остановились в борделе. Лучшего места не придумаешь. Здание походило на полуразрушенный склад отработанного материала. Зашёл последним, надвинув козырёк на лоб. Старый лысый ковёр, готовый взорваться от грязи, стены, испачканные не то кровью, не то выделениями. Погнутые лестницы и натёртые до блеска периллы. Несмотря на внешний и внутренний кошмар, посетителей в борделе хватало.
Два маньяка не в первый раз посещали бордель. А мне, как мышонку в логове змей. Попутчики выбрали жертв на ночь и поднялись наверх. Подошёл к полной женщине лет пятидесяти и снял головной убор. Глаза у неё так и выпали. Не потеряла нюх, старая охотница.
– Сколько стоит комната на ночь?
– Милый, у нас бордель, а не гостиница. Хочешь комнату, снимай девочку.
Сжал губы и обернулся. Старые добрые времена. Взгляды, готовые разорвать плоть. Бездушный облик животного желания. Неприкрытая похоть голодных хищниц. Оглядел девиц, не обращая внимания на грязные выкрики и смазливые телодвижения. Актёрская игра. Сколько таланта и мастерства. Выбрал самую робкую. Женщина улыбнулась и взяла деньги.
Взял ключи и поднялся на второй этаж. Завтра девочке достанется. Соперницы ввек не простят. Бордель стоял на дороге и принимал в основном дальнобойщиков. Среди водителей грузовиков красавцы встречаются редко.
Открыл дверь маленькой уютной комнаты. Впустил девушку внутрь. Пока закрывал дверь на ключ, она скинула платье. Женское тело в самом соку. Плоский живот, недавно сформировавшаяся упругая грудь, невинный взгляд. Что станет с девушкой спустя пять лет. Когда пропустит через себя десяток другой дальнобойщиков. Положил ключ на стол и снял куртку. Запыхавшаяся дорожной пылью кожа требовала воды. Снял футболку и расстегнул джинсы. Девушка подошла и обняла меня сзади. Почувствовал, как соски прижимаются к спине. Обхватил её за плечи. Невинное создание, каким ветром занесло тебя на грешный остров. Проницательный взгляд безмолвно желал каждую клеточку моего тела. Поцеловал её чуть выше переносицы и отодвинул от себя. Не в этот раз, дорогая. Принял душ и голышом лёг в кровать. Девушка легла рядом. Провёл рукой по её талии и закрыл глаза.
Всю ночь снились кошмары. Таня, объятая пламенем, падала в бездну, из груди по очереди вылетали сердце, почки, лёгкие. Она улыбалась и не просила помощи. Проснулся в холодном поту. Рядом посапывала девушка. На часах – пять. Выезд в семь. Подошёл к окну. Снег валил, будто вулканический туф. Оделся и умылся. Перед уходом оставил на столе почти всё, что было. Вряд ли когда-нибудь девушка получит больше. За простой сон.
Что ты смеёшься, чёрствая псина. Откуда у тебя силы берутся.
Внизу поблагодарил старую даму и надвинул козырёк.
На крыльце закурил. Свежий воздух чистой стихии. Накинул капюшон и прижался к периллам, чтобы не снесло. Снег стирал образы леса, дорог, соседних зданий. Тусклая лампочка освещала первую ступеньку, две другие скрывала темнота.
Мнимая ночная свобода манила сойти с крыльца и исчезнуть в беспробудной темноте. Держала только Таня. Но её телефон по-прежнему молчал.
Прогулялся до соседнего кафе. Снег под ногами хрустел, порывы ветра свистели в ушах. Дорогу никто не чистил. Внутри кафе пахло жаренными сосисками и блинами. Десяток пластиковых столов пустовали. На стене висели нерабочие часы. В углу, облизывая подушечки лап, развалился серый кот. Его мурлыкание было единственным, что разбавляло гробовую тишину. Полная женщина, не знавшая радости улыбки, смотрела на меня будто на снежного человека. Кто сунется сюда в такую метель ради чашки кофе. Порывы ветра отдавались дребезжанием стекла. Заказал кофе с блинами. Смотреть из окна на бушующую погоду приятнее, нежели стоять на крыльце, высекая огонь для сигареты. Достал мобильник. Нет связи. Сколько ещё в стране мест, где связь только на слуху. Блины оказались вкусными, а кофе крепким. Оплатив завтрак, вышел на улицу. Тропку до автостоянки и борделя замело.
Ближе к семи часам спустились лысый и горилла. Их размякшие довольные лица мозолили взгляд.
– Хорошее кофе в забегаловке, – неизвестно почему пробормотал я.
Лысый с гориллой переглянулись. По их взглядам понял, что ни о какой забегаловке они не знают. Будто и не существовало кафе с её мрачной хозяйкой.
Глава 25
Костя оскалил ряд кривых, покрытых жёлтым налётом, зубов. Сделки проходили вовремя и отовсюду в мой адрес шли положительные отзывы. Костя то ли в шутку, то ли в серьёз предложил «постоянную» работу.
Отказался. Тринадцать пакетов и с долгами покончено. Тринадцать пакетов и жизнь вернётся в привычное русло. Тринадцать пакетов и… Раздался телефонный звонок. Костя не любил, когда при нём разговаривали по мобильнику. Хотя сам при каждом удобном случае трещал, как галка. Сбросил, но звонок повторился. Сбросил ещё раз, но кто-то настойчиво продолжал звонить. Номер был не Танин, но чувство животного беспокойства закралось в душу. Биение сердца резонансом пронеслось по всему телу. Следствие высокого давления. Сдерживая волнение, спросил разрешения выйти. Костя жестом приказал остаться. Глупая привычка, поминутно доказывать важность собственной персоны. В довершении ко всему ему самому позвонили, и он минут пятнадцать тёрся у окна.
Тело моё дёргалось, будто в эпилептическом припадке. В изнеможении плюхнулся на стул и вытер со лба холодный пот. Костя стукнул кулаком по столу, будто вердикт вынес. Положил трубку и обернулся с сияющей улыбкой на лице.
В следующее мгновение улыбка сузилась, а затем и вовсе исчезла. Он обхватил большим и указательным пальцами подбородок и долго смотрел на меня. Затем сказал, что даёт недельный отдых. Ему не нужны курьеры с маской смерти на лице.
Вышел на свежий воздух и схватился за перила. Мир вокруг крутился и скакал будто в центрифуге. Набрал номер пропущенного звонка. Затяжные гудки, скрывающие неизвестность, стрелами врезались в ушную раковину. На том конце послышались всхлипывания.
– Алло, Кирилл, – плакала Маша, – Таня умерла. Слышишь, Тани больше нет…
Таня умерла, Тани больше нет… Виски налились свинцом. Худшая степень моего недуга. Сполз на ступеньки и выронил телефон из рук. В следующее мгновение свет перед глазами погас.
Очнулся в больнице. Перебинтованные пальцы, над головой противная капельница.
– Меня сегодня выписывают, – прозвучал знакомый голос дяди Васи. – Жаль не узнаю, что с тобой на этот раз приключилось.
Посмотрел на соседнюю койку. Вадима не было. Выдохнул и закрыл глаза. Свинец превратился в песок. Через пару часов давление придёт в норму.
Проснулся ночью, лёжа на боку. С уголка рта капала слюна. Вытер губы и осмотрел палату. Никого. У входа дремала знакомая сиделка. Вспомнил Таню и скривил губы. Слёзы, куда же вы делись. Как хочется облегчить душу.
Следующий сеанс бодрствования. Кончики пальцев впиваются в ладони. Тёплая кровь струится на простыне, но Таню она не вернёт. Выдергиваю иглу капельницы и подхожу к окну. Жить без цели и без любимого человека. Зачем? Открываю окно и смотрю вниз. Расчищенная, покрытая тонким слоем снега, площадка. Сиделка спит и ничего не слышит. Поднимаюсь на подоконник и смотрю вперёд. От лунного света кожа становится бледной, как у вампира. Делаю шаг вперёд и закрываю глаза. Ветер колышет волосы, готовит к встрече с создателем.
Чья-то крепкая рука хватает за ногу и втаскивает обратно. По палате разносится крепкая мужская брань. Открываю глаза и вижу санитара. В решающий час этот поступок ему зачтётся. Вкалывают снотворное. Будто оно вернёт Таню.
Во сне Таня десятки раз воскрешает и умирает. Она стоит на краю высокого обрыва, чьё подножье лижут холодные волны. Рядом стоит клетка, в которой неистово бьётся серая амёба. Моя душа. Таня перечисляет мои промахи, которые знает и о которых догадывается. Амёба бьётся о прутья. Сказать ей нечего. Таня смиренно улыбается и прыгает в солёную пучину. После сна мир кажется галлюцинацией, а тело моё выброшенной игрушкой.
На следующий день приходит психиатр. Задаёт несколько глупых вопросов. Как меня зовут? Сколько лет? Где родился? Хочет отправить в психбольницу. Лишний пациент не помешает. Лучше сразу на небеса.
Днём приходят знакомые. Интересуются здоровьем. Ни цветов, ни подарков. Сухие улыбки. На дне мироздания люди кажутся безжизненными.
Пролежал в больнице неделю. На отвлечённые темы ни с кем не общался. Сиделка качала головой и молчала.
Настал день выписки. Психиатр сказал, что пациент здоров. Вышел из больницы, и поплёлся домой. Косте не звонил. Лёгкий мороз пощипывал кожу лица. Указательный палец на левой руке ампутировали. Пролежал на пороге минут сорок, прежде чем горилла вышел на улицу. Человеческая жизнь бесценна лишь в сказках. По дороге купил бутылку водки и банку огурцов. В одиночку пьют лишь алкоголики? Ладно. Спорить не буду. После выписки в мою сторону перестала оборачиваться добрая треть девушек. Дома, не раздеваясь, откупорил бутылку…
Проснулся днём. Приложился к холодному крану. Похмелье спросонья. Страшная штука. Мешки под глазами светятся, словно фингалы. Не узнал человека в зеркале. Заросший, будто Робинзон Крузо, похожий на рок-гитариста прошлого века бомж, с тусклыми, гашенными глазами и крысиным взглядом. На полу банка с недоеденными огурцами. Глотнул раствор из банки. Усы и борода смочились. Рассол придал сил. Облизал губы и достал бритву. Возвращение в пустую жизнь будет тяжёлым. Кого мы обманывали. Таня была обречена с самого начала и знала об этом. И всё равно, её уход стал неожиданностью. Взял в левую руку кисточку, но она выпала. Указательного пальца нет. Как и мыслей в голове. Вспоминать ушедшего человека и ворошить прошлое. Таня бы этого не оценила.
Перед моим отъездом Таня сказала, что оставит рецензию в рукописи. Мы договорились не обсуждать пьесу, пока она её не прочитает. Рукопись повлияла на её самочувствие. Таня такая впечатлительная. Станок в руках дёрнулся и на шее возникла красная полоска. Кровь скопилась у нижнего края ранки и маленькой каплей упала в раковину.
Смыл пену и зачесал волосы в хвост. Залепил ранку лейкопластырем. Вид средневекового горца, только меча не хватает. Доел огурцы и вышел из комнаты.
На улице установилась плюсовая температура. Длинные сосульки сверкали в солнечных лучах, под ногами журчали буйные озорные ручейки. Перепрыгнул через узкую канаву, доверху наполненную водой, и оказался на сухом тротуаре. Отправился на площадь.
Знакомый подъезд. Старушка лет семидесяти затеяла разговор. В наше время молодому и старому не о чём разговаривать. Поздоровался и забежал на лестничную площадку.
Дверь открыла Ксюша. Смерть Тани почти не повлияла на её внешний вид. Улыбающаяся девушка, обречённая всю жизнь ждать принца на белом коне. Ксюша меня не узнала. На пороге стоял мужчина средних лет, потрёпанный, с лейкопластырем на шее. Тусклый взгляд ничего не выражал.
Когда представился, Ксюша охнула и впустила.
Маши дома не было. От приглашения выпить чашечку чая отказался. Квартира напоминала о прошлом, которое испарилось утренней дымкой.
– Таня оставила письмо. Наказала передать, если с ней что-нибудь случится. Будто чувствовала.
Ксюша достала платок и смахнула слезу. Опустил глаза в знак скорби. Девушка сходила в комнату Тани и принесла письмо с рукописью. Обнял её и поцеловал в щёчку. Девушка приняла дружеский поцелуй и улыбнулась. Прекрасный принц, пусть не на белом коне, исчез за дверями квартиры.
Письмо распечатал не сразу. Чтение в угнетённом расположении духа к добру не приведёт. Отправился в университет. Нужна подзарядка труппы. Скинуть часть негатива и зарядиться позитивом. На днях дали академический отпуск. Официально «в связи с плохим здоровьем». Все знали, что с долгами мне не справиться. В корпусе увидел Мишу. Шёл с двумя напомаженными молодыми людьми. Миша прошёл мимо, будто мы незнакомы. Когда-то он гордился нашим знакомством.
На репетиции меня никто не встретил. Молодая женщина руководила постановкой. Её высокий, писклявый голос резал слух. Постоял минут пять, прислонившись к стене, затем покинул репетицию. Жалкое зрелище, племянница директора в главной роли. Прошло золотое время «Алой розы». Театру университета не видать места в тройке призёров городских постановок.
И всё же театр был второстепенной причиной. Зашёл в шестой корпус, вымощенный осколочной плиткой. Кафедра математики. Приоткрыл дверь и увидел голую преподавательницу. Она лежала на столе, широко раздвинув ноги. К ней пристроился молодой студент. По характерному гребню узнал сына декана. Очередной парень для факультатива. В каждом человеке есть основополагающий порок. Отправился к декану факультета. Строгий пожилой мужчина, не знавший слова «пощада». Любил театр. Тепло встретил «Алую розу». Однажды, в перерыве между репетициями, дал «серьёзные» наставления по улучшению пьесы. Хороший человек. Если не считать чрезмерной заносчивости.
– Входите, давно вас не видел, – сказал он, пожимая мне руку. – Как проходит театральная жизнь?
– Живём тихонько. Хотел поблагодарить за своевременные замечания. Благодаря им, «Алую розу» собираются ставить в столице.
Директор налился краской. Никто раньше не признавал его театральных способностей. Потому что таковых не было.
– Желаю успеха. Если понадобится помощь, обращайтесь.
На выходе остановился. Будто забыл что-то сказать.
– У вашего сына есть актёрский талант. Поверьте намётанному глазу. Кажется, у него сейчас факультатив на кафедре, спросите, что он думает о главной роли в новой пьесе.
Декан поднялся и хлопнул в ладоши. Несбыточная мечта папаши реализуется в сыне. Родительский недостаток, вызывающий у сына отвращение. Сын откажет. Не любит театр. И способностей у него нет.
– Подождите пять минут. Сейчас спрошу…
Опустился в кресло, наслаждаясь стуком тяжёлых туфель. Закрыл глаза и представил образ знаменитой картины «Не ждали», в пошлом варианте. Сын ритмично дёргается, как заведённая игрушка, поглядывая на папу удивлёнными глазами. Преподавательница вздыхает то ли от удовольствия, то ли от неожиданности сложившегося положения. И отец, с полуоткрытым ртом и капающей на пол слюной.
Сжимаю в руке пакет с рукописью и письмом. Шаги стихают, слышу дверной щелчок. Декан отсутствует минут десять, затем возвращается. Лицо вожака, преданного близкими людьми. Перекошенная в приступе боли фигура. Брови сдвинуты к переносице, губы дрожат в безвыходной злобе. Собирательный образ расстройства. Ничего нового. Плохой из вас актёр, мистер декан.
– Убирайтесь отсюда!
Громкий хлопок дверью и тишина. Зашагал прочь. Радости не было. Только слабое чувство удовлетворения. Через неделю преподавательницу математики уволили. Но эта новость, на фоне новых разочарований, показалась сахарной крупинкой в чашке горя…
Дома сварил суп. Бутерброды и сухую еду желудок не принимал. В холодильнике стояла полупустая бутылка водки. Письмо отложил в сторону и перевернул первую страницу рукописи. Раскрыл вложенный тетрадный листок. Восторженная речь поклонницы. Неровный почерк от заполнившего душу возбуждения. Сам понимал, что пьеса – лучшая в моей треснутой жизни. Недостаток писательского мастерства сглаживался горячностью цитирования лучших мест произведения. Достал из холодильника бутылку. Жизнь поставила нас по разные стороны барьера. Жди, красавица, скоро барьер сотрётся…
Распечатал письмо. Тот же неровный почерк. Тетрадный листок в клеточку…
«Привет, милый…
Жду не дождусь твоего возвращения. Только сейчас осознала, какой холодной может быть зима. Жаль, что в последние моменты жизни ты не рядом со мной. И не сердись, что не беру трубку. Не хочу менять принятого решения. А если возьму, ты обвинишь в нелепости поступка. Может, так оно и есть, но смерть рано или поздно постучится в дверь.
Вечерами сидела в комнате и думала о нашем будущем. Бог не просто так свёл нас вместе. Обречённую молодую девушку и талантливого, готового обнять целый свет, парня. После встречи с тобой, стала думать о предназначении. Оно у каждого человека есть. Когда близок смертный час, подобные мысли разрывают голову. Не могла понять смысла, пока не встретила одну девушку, посетительницу нашего ресторана, – выдохнул и приложился к бутылке. Прошлое не отпускает, а красивым людям приносит горе. – Девушка была в красном, как нутро вулкана, платье, её грациозная походка привлекала взгляды. Ангел во плоти.
Девушка пришла одна. Мы удивились отсутствию ухажёра. Девушка заказала бокал вина, и спросила, не работает ли у нас некая Таня. Будь на месте Макса другой официант, вряд ли мы с ней встретились бы. Пришлось поправить халат и подойти к столику. Ты знаешь, что в рабочей одежде вид у меня не очень, а в сравнении с красавицей вообще казалась болотной жабой. Девушка окинула меня взглядом и предложила сесть. Голос у неё чистый, будто у оперной певицы. А взгляд бездушный и холодный. Ты как-то рассказывал о ТОЙ жизни, где внешний вид основополагающий фундамент порока. Где виновата не красота, а люди, сделавшие её инструментом достижения цели. Ты говорил, что этот мир не отпускает до самой смерти, ибо красота даётся с рождения, и привыкаешь к нему с детства. Говорил неохотно, выдавливая каждое слово. Признаюсь, не понимала. Теперь понимаю. Девушка спросила, знакомы ли мы. Говорила она надменно, будто разговаривала со служанкой. Ответила, что знакомы. Девушка улыбнулась и по её глазам поняла, что ты с ней раньше пересекался. Она всё рассказала. О пьесе, о главной роли, об ужинах в ресторанах… Ты всегда добиваешься цели. И никогда не отступаешь. Не забыла упомянуть и о просмотре в её спальне. Описывала ярко, будто случилось это вчера. А потом ты вдруг потух. Исчез со звёздного небосвода. И однажды, когда сильно перепил, рассказал ей о долге и о шефе, который дал месячный срок на его погашение. Два миллиона сумма не маленькая и на дороге не валяется. Но ты не привык проигрывать. Она рассказала о твоём замысле. Найти обречённую девушку, которой и надо, что немного тепла перед смертью. Знаешь, не мне тебя судить. Каждый выживает, как может. Если наши отношения были игрой, то ты играл отлично. Раньше мне никто не посвящал стихов, а ты сотворил целую пьесу. В банке на твоё имя открыт счёт. Мои органы послужат благим целям. Доноров в стране мало. Живи счастливо, моя первая истинная любовь.
Прощай, навеки твоя, Таня…»
В висках сработали электрические разряды. Свалился на пол и обхватил голову руками. Листы рукописи разлетелись, будто стайка пугливых воробьёв. Разряд прокатился по всему телу. Рядом кто-то кричал. Открыл глаза в надежде увидеть крикливого парня, но комната была пуста. Через мгновение понял, что крик вырывается из моих лёгких. Ладони сползли по щекам и прикрыли рот. Крик не заменит плач и не облегчит душу.
Перечитал письмо заново. На последних строчках отпечатались капли Таниных слёз. Тёмные кляксы с неровными разводами.
Приложился к бутылке. В душе возникла горючая смесь злобы и отчаяния. Месть – не лучшее решение проблем, но скажите это убитому горем человеку и получите плевок в лицо. Бог судит людей на небесах, разделяя на ангелов и сволочей. На земле нет бога. И нет истинной правды.
Лежал в тёмной комнате и смотрел в дальний угол стены. За окном свистел ветер. Возможно, свист разносился лишь в моих ушах. Из банки с рассолом стелился запах огурцов. Во сне образ Тани чудился до самого утра.
Проснулся от боли в левой руке. Ампутированный палец кровоточил, будто фонтан на площади. Добрался до аптечки и перевязал указательный палец бинтом. Надо бы отослать деньги родителям Тани. Но что им сказать? Ваша дочь отдала жизнь во имя моего спасения. Но её смерть была необязательной. Мать не простит и загонит нож по самую рукоять себе в грудь. Отец схватится за ружьё, застрелит меня и застрелится сам. Пусть думают, что болезнь скосила Таню. Когда нет виновных и злоба не такая сильная.