Утро любви

7.

Сироту Лизу никто из соседей не ругал за проделки ее младшего брата. Девушку жалели. И лишь иногда советовали: "Ты будь с Митькой построже, он же пацан. "А пацаны они, знаешь, – говорил дед Антон, – как афганцы, разрази их гром. Прижмешь – пищат, отпустишь – наглеют, и все норовят тебя за ухо ущипнуть. Или, хуже того, по лбу ударить. Тут уж не моргай, бей по заднице, не то на шею сядут!" От таких советов Лизе было не по себе. Митя, конечно, отбивался от рук. Она это чувствовала. Но ведь его друзья – соседские мальчишки – тоже не сахар – баловались так же, а то и покруче. Хворостины или палки, которые советовал чаще брать в руки дед Антон, при разговоре с нашкодившими пацанами, она, как инструменты воспитания, не воспринимала, считала средневековой дикостью. Да и как можно было поднимать руку на родного и рано потерявшего родителей, а вместе с ними и их ласку, брата-сироту? Тут нужен был другой метод. Чтобы найти его, она в свободное время стала захаживать в сельскую библиотеку, советоваться с учителями. Но больше всего доверяла не прямым советам, а чужому опыту, описанному в книгах. Перечитала педагогическую поэму Макаренко, книгу "Республика ШКИД", записки и письма Сухомлинского к сыну, книжки современных авторов с советами родителям и по детской педагогике. Кое-что они ей помогли понять и взять, как говорили учителя, на вооружение. Но сухая теория и даже живые и поучительные примеры из жизни других людей были ничто, как ей казалось, в сравнении с ее искренней сестринской любовью к брату. Как и в нем пробудить такое же чувство? – нередко спрашивала себя Лиза. – Ведь наверняка, если он меня сильно полюбит, то никогда не посмеет обидеть своим необдуманным поступком. Уверенности в этом придавал и еще небольшой, но, все же, реальный опыт воспитания младшего брата. В ней был какой-то прирожденный педагогический талант, опиравшийся на ее природное чутье и любовь к ближнему. За задумчивым и нежным взглядом глаз, подернутых поволокой какой-то невидимой, но вполне ощутимой и неподдельной печали по безвременно ушедшим родителям, таились сильные и горячие огни девичьего чувства. Поначалу она с лихвой выплескивала его на младшего брата. Часто перед сном обнимала Митю, гладила легкими и теплыми ладонями по уткнувшейся ей в грудь головке, от которой исходил какой-то неповторимый медовый запах. Прикасалась своей щекой к его щеке, чувствуя ее тепло, и шептала брату самые нежные и ласковые слова, которые приходили ей на ум: "Ты мой светленочек, ты мой козленочек, ты мое солнышко, мой огонек… " и целовала его в макушку нежными, как у мамы, губами. Нередко Митя так и засыпал у нее на груди, обласканный и осыпанный поцелуями, укачиваемый на коленях, как маленький. Она укладывала его на постель, уходила в другую комнату, где включала торшер, забиралась с ногами в мягкое кресло и начинала читать понравившийся и отложенный до свободного часа любовный роман. В этом возрасте ее увлекали книги Ги Де Мопассана, Виктора Гюго, Оноре Де Бальзака и других французских писателей позапрошлого и прошлого веков. Но особенно нравились, лишенные напускного ханжества, рассказывающие о не придуманных, как ей казалось, историях повести и романы Жоржи Амаду о Донне Флор и двух ее мужьях, "Пастыри ночи" и другие, полные натуральной жизни и самых откровенных любовных сцен. Некоторые из них она перечитывала по несколько раз, испытывая в душе и теле еще до конца не осознанное, но уже реально заполнявшее ее наслаждение. Особенно ей нравилась сцена первой брачной ночи доны Флор с ее вторым мужем – доктором Теодоро. "… Теодоро не стал шептать нежных, безумных слов, но попытался стянуть с нее простыню. Он положил свою голову с иссиня-черными волосами к ней на грудь и ласково поцеловал ее в щеку, а затем в губы тем самым поцелуем, какого она ждала. Пораженная дона Флор замерла и почувствовала, как рука мужа скользнула к краю батистовой рубашки. Все произошло быстро и очень целомудренно. Совсем не так, как представляла себе это дона Флор…" – эти слова из книги часто приходили на ум Лизе, погружая ее в мечтательные раздумья. Какого же поцелуя ждала дона Флор? – спрашивала себя девушка и чувствовала, что от такого бесстыдного вопроса самой себе у нее приливает кровь к щекам. Особенно часто такое происходило по весне. А еще чаще стало случаться после того, как на одном из уроков математики их классу был представлен молодой учитель, заменивший ушедшую в декретный отпуск беременную Марию Федоровну. Он понравился Лизе с первого взгляда. Скромно, но модно одетый, красивый, с вольной и развитой речью, полный удивительных знаний, умница, каких еще не было в их селе! К тому же, похоже, спортсмен – ловкий и быстрый в движениях, но не длиннохвостый сипак, как отметила для себя Лиза. С таким не умрешь со скуки, будешь открывать, и открывать для себя новые звезды и плыть по океану жизни, словно в сказочном корабле. Какие у него утонченные, подбитые черным пушком, свежие губы! Какие глаза, похожие на синюю пропасть! Сорвешься в нее и не спасешься!

Поначалу она стыдилась своих мыслей о Валерии Ивановиче. Называла себя в душе форменной дурой. Но постепенно поняла, что первые впечатление и ассоциация от увиденного не только навсегда остаются в памяти, но и, как оказывается, самые точные. Им можно верить не только рассудку, но и сердцу. Ведь это дары, оставленные нам природой и нашими предками в результате многовекового естественного отбора важнейших для нас качеств и ценностей. Зря девичье сердце не екает!.. А у Лизы оно екнуло и после этого заныло какой-то слабой, но постепенно усиливавшейся сладкой болью. Девушка приходила на урок математики, как во сне, ничего, кроме учителя, не замечая более. А когда он поставил ей за такую задумчивость и неспособность хоть что-то вразумительное ответить на заданный вопрос "двойку", она вспыхнула, как пламя, и без спросу выпорхнула из класса, словно птица, которую застали врасплох. Ей вдруг стало страшно стыдно за свое незнание и убожество перед этим молодым преподавателем и одноклассниками. Она сгорала от стыда и неловкости, собираясь на следующий урок математики, хотя и хорошо подготовилась к нему, выучила домашнее задание на "отлично". Когда Валерий Иванович снова появился на пороге класса, лицо ее, как у неврастенички, покрылось розовыми и даже малиновыми пятнами, выдававшими настоящую бурю в душе девушки. А Валерий Иванович ничего и не заметил. Он был погружен в собственные раздумья, и не обратил на Лизу никакого внимания. Ее такое безразличие обидчика даже укололо. И, чтобы привлечь к себе внимание, она первой попросилась к доске.

– Ну с, сударыня, – манерно и старомодно обратился он к Лизе, еще не запомнив ее фамилию по списку и точке в синем в клеточку журнале. – Чем Вы нас порадуете? Как правильно решить задачу?

Лиза взяла в руки мел, и стала, молча решать задачку по алгебре. Спиной она чувствовала взгляд молодого учителя и насмешливые взоры одноклассников. Переступая у доски с ноги на ногу, непроизвольно поиграла ягодицами, на которые, конечно же, обратил внимание молодой учитель. Но он сделал вид, что не заметил ничего и суховатым голосом приказал:

– Вы не молчите, объясняйте, что делаете, чтобы всем было понятно!

И Лиза стала объяснять. Сначала несмело и скованно, затем все вольнее и увереннее.

– Молодец! – подытожил ее пояснение и правильный ответ преподаватель.– Так держать! Глядишь, и отличницей станешь.

Кстати, "двойку" в журнал за прошлую заминку с ответом Валерий Иванович Лизе не поставил. Она осталась лишь в дневнике, который у нее никто не проверял. Валерий Иванович еще не знал, что проверять Лизин дневник совершенно некому.

Первую рабочую неделю он ездил в школу из областного центра – города-миллионника – и обратно. Но, когда понял, что это отнимает массу полезного времени, да к тому, же весьма накладно при его небольшой учительской зарплате, то стал подыскивать себе комнату в селе. Директор школы, знавшая о том, что Лиза с братом живут одни в собственном доме, причем неподалеку от школы, посоветовала снять квартиру у Мордвиновых. Об отдельной квартире для молодого учителя, никак не проявившего себя, говорить с волостным главой она пока не решилась. Да он бы ее и не понял в такой ситуации. Пусть новичок, хоть с годик поработает в школе, проявит себя, а там можно будет и похлопотать! Да и присмотреться к нему лучше не помешает.

– Как-то неудобно снимать учителю у ученицы. – Попытался вслух поразмышлять замявшийся по поводу предложения Марии Ивановны Валерий Иванович.

Но директор, зная, как непросто снять комнату в этом селе, поспешила настоять на своем: "Да что за предрассудки? Люди у нас понимающие, лишнего не скажут. К тому же Мордвиновым лишняя копейка за постой не помешает. Да и Вы за ними, как взрослый человек и педагог, присмотрите. Что же в этом плохого?

– Я даже не знаю, как тут и быть. – Пожал плечами Валерий Иванович. – Захотят ли они сами со мной, учителем, жить? Не хотелось бы ни в чем их притеснять, пользоваться своим положением.

– Да захотят, захотят. – Успокоила директор. – Я могу сама с Лизой поговорить, если Вы не возражаете.

– Нет, я в принципе согласен. Лишь бы детей не стеснить.

– Ну, вот и ладненько. Людочка!– позвала она через приоткрытую дверь свою секретаршу. – Пригласите ко мне после уроков Лизу Мордвинову.

– Хорошо. – Ответила из-за двери Людочка. – как только прозвенит последний звонок, так и позову.

8.

Лиза предложению Марии Ивановны обрадовалась и одновременно испугалась. Надо было принимать квартиранта, да еще такого, как Валерий Иванович, а у нее в доме кавардак. Поэтому, дав согласие на подселение учителя, девушка попросила повременить с этим до завтра. Чтобы немного прибраться и подготовить для постояльца самую лучшую комнату.

– Да ты, Елизавета, сильно хвост перед ним не распускай. – Строго предупредила пышущую здоровьем и красотой старшеклассницу директор школы. – Будь с ним построже, и посуше, чтобы не забывал, что он у тебя в гостях. Помни, он мужчина, тем более, молодой. – Продолжила она многозначительно. Если что не так, заходи ко мне, посоветуемся.– И вот, – протянула Мария Ивановна Лизе несколько сотенных бумажек, – это аванс за съем квартиры.

– Да что Вы, я не возьму со своего учителя.

– А это не с него. Школа за квартиру платит. Так что нечего стесняться, бери. Вам с братом деньги нужны. Купишь продуктов. И впредь ежемесячно будешь заходить ко мне за «квартирными». Не так много, но все – таки, какая, ни какая, а помощь вам будет.

– Да что мы, нищие что ли! – вспыхнула Елизавета.

– Ну, что за глупости! Как тебе такое в голову могло прийти? Я же от чистого сердца хочу помочь. Не перечь, пожалуйста, а то рассержусь. – Сделала строгое лицо Мария Ивановна. – И не дожидаясь, пока Лиза согласится, вложила деньги ей в ладонь правой руки.

По случаю такой "получки" и приема Валерия Ивановича Лиза решила устроить небольшое пиршество. Купила в магазине конфет и пирожных для вечернего торжественного чаепития. Покормила пришедшего из школы Митю вчерашними щами, и на десерт к обеденному чаю дала ему одно пирожное. Он быстро все умял и попросил еще сладкого.

– Хорошего понемногу. – Попыталась успокоить его Лиза.

– Еще хочу, ну что, тебе жалко, что ли?

– Не жалко, но у нас сегодня гость будет. Надо же чем-то его угостить.

– Ага, тебе гость дороже, чем я! – стал хитрить и ныть Митя.

– Ну, что ты такое говоришь? Как у тебя язык поворачивается? Бери уж, только не лопни, сладкоежка! – достала она из холодильника еще одно заварное пирожное.

Валерий Иванович после урока сходил в колхозную столовую пообедать. А потом до вечера засиделся в школьной библиотеке: ознакомился с ее литературным фондом, поиграл в шахматы со старшеклассниками, предложившими ему поучаствовать в импровизированном блиц-турнире. И, похоже, заработал у ребят первые "очки" своими оригинальными и неожиданными, точно просчитанными наперед ходами, сплошными выигрышами.

– Математик! Разве у такого выиграешь! – сказал кто-то из ребят, когда они шли из школы и обменивались впечатлениями.

Уже смеркалось, когда Валерий Иванович появился на пороге мордвиновского дома. Лиза приветливо встретила своего учителя-постояльца. По случаю его вселения она оделась в свое лучшее праздничное платье, подаренное мамой на день рожденья, и переминалась с ноги на ногу, не зная с чего начать разговор с учителем-постояльцем, в которого она влюбилась по уши.

Валерий Иванович сам разрядил неловкое молчание, поздоровался с Лизой и Митей и, как положено, пожелав мира их дому, попросил разрешения войти.

– Ну, конечно же, – спохватилась по праву хозяйки Лиза, – что же это я? Входите, пожалуйста, Валерий Иванович, чувствуйте себя как дома. Мы с Митей рады, что Вы решили поселиться у нас.

С чего это она взяла, что я рад? – подумал настороженный Митя и с недоумением на лице покосился на сестру.

– Вы не подумайте, что я специально к вам напросился. – Как-то неловко пояснил свое появление на пороге мордвиновского дома молодой учитель. – Честно говоря, мне даже неудобно пользоваться гостеприимством своих учеников. Будем считать, что к учебе и школе это не имеет никакого отношения. Я для вас обычный квартирант. Деньги обязуюсь платить аккуратно, можете не сомневаться.

– Нет-нет, не беспокойтесь, за вас нам школа будет платить! – Поторопилась сообщить ему Лиза. – Проходите в дом. Я уже приготовила для Вас комнату…

Попав в типичный для нашего времени крестьянский дом, обставленный ширпотребовской мебелью в стиле восьмидесятых годов прошлого века, Валерий Иванович почувствовал какой-то давнишний, так близко знакомый ему, родной уют. А вот принять жертву – лучшую комнату – от молодой девушки, его ученицы, отказался.

– Да мне бы что-то попроще, небольшой уголок для сна и подготовки к урокам.

– Может, в мою комнату вселитесь? – радушно спросил Митя. – Там письменный стол и настольная лампа, радиоприемник.

– А ты где будешь спать и уроки готовить?

– Я в горнице расположусь, тут телевизор, мне даже лучше. – Схитрил Митя, которому Лиза не разрешала подолгу засиживаться у телеэкрана.

– Нет. Давайте я у вас в правой угловой комнате размещусь, – оглядев дом, предложил Валерий Иванович. – Там кровать и стол, полка для книг есть. Лампу найдем. А больше мне ничего и не надо.

– Ну, как же так? Вы же у нас гость, я старалась, чтобы Вам уютнее у нас было. Вот зал для Вас приготовила. А Вы в угловую хотите. Да там же тесно и мебели почти никакой.

– Ты не беспокойся, я все-таки лучше в угловой комнате расположусь.– Успокоил девушку молодой учитель. Он заметил по ходу дела, что та как-то не по буднему одета, и накрутила на голове прическу, как у взрослых. Наверно, собралась на посиделки или на молодежную дискотеку в клуб.

Но Елизавета никуда не собиралась и предложила по случаю новоселья Валерия Ивановича попить чаю. Выставила свое угощенье на покрытый белоснежной скатертью стол в горнице. Рядом с фарфоровыми чашками из чайного сервиза, которым при живых родителях пользовались редко, разве что по праздникам, стояли вазочки с земляничным, смородиновым и малиновым вареньем (мать Лизы наварила его на пять лет вперед). Посередине стола – большая ваза с пирожными, купленными девушкой. В хрустальной, в виде ладьи, конфетнице – шоколадные конфеты "Мишка на севере" и "Каракумы", карамель – "Птичье молоко", которую учитель любил с детства. Но больше всего в сиротском доме его приятно поразили приборы для чаепития и салфетки рядом с ними, как будто эта сельская девушка всю жизнь только тем и занималась, что изучала правила хорошего тона и, привычный ему городской этикет. В комнате не было ни пылинки, ни соринки. От чистоты и порядка, по которым он скучал в студенческом общежитии и позже в снимаемой им городской комнате, молодой человек всегда чувствовал особый уют и удовлетворение.

– А я вот колбасы на ужин прихватил в магазине. – Протянул он батончик докторской Лизе. – Нарежь, пожалуйста. – А это тебе. – Вытащил из желтой подорожной сумки шоколадку для Мити Валерий Иванович. – Ну, давай попьем чайку да познакомимся поближе.

– Давайте! – важно согласился с квартирантом-учителем Митя.

А Лиза пошла на кухню, чтобы нарезать колбасы, и торжествовала оттого, что все так ладно получилось. Теперь она сможет часами наблюдать и ухаживать за понравившимся ей молодым учителем. Жить с ним под одной крышей, дышать одним и тем же воздухом. Радость наполнила все ее существо и румянцем вылилась на щеки. Типично русская, статная поволжская красавица – вся в мать, как говорили соседки, – она теперь была особенно хороша, так как светилась вся еще до конца не осознанной, но такой уже ощущаемой внутренней радостью.

Валерий Иванович заметил это ее необыкновенное свечение и возбуждение. С чего бы вдруг? – Подумал он, немного насторожившись. – Неужели мое появление здесь так обрадовало ее? Может, рассчитывает на пятерку по математике за год, она ведь, как говорили другие преподаватели, претендовала на серебряную медаль по окончании школы. Но, ни о какой корысти, как он вскоре понял, не могло быть и речи. Девушка действительно, искренне радовалась тому, что он поселился у нее в доме. Значит… Да ладно, не поверив первой догадке, отмахнулся от несложного вывода молодой учитель. И, между прочим, заметил, что присутствие рядышком с ним этой стройной и такой милой школьницы и ее младшего брата вдруг избавили его, пусть и пока лишь на какие-то минуты, от любовной тоски и мучительных переживаний. Маленькая искорка из Елизаветиных глаз попала ему в душу и немного согрела ее. Почти час они сидели за чаем и разговаривали то об одном, то о другом. Валерий Иванович интересовался тем, какие из школьных предметов больше всего нравятся девушке и ее брату, вспоминал свои школьные годы. При этом он не проявлял ханжества и, словно забыв о том, что он учитель математики, хохотал над смешными историями из своей жизни, и как-то незаметно и быстро расположил к себе своей открытостью и кажущейся простотой не только Лизу, но и ее брата. Когда они нахохотались над особенно смешной историей про то, как Валерий Иванович, будучи мальчишкой, ловил в холодной уже реке раков и, как один из них ухватил своей клешней его за пописун под водой, отчего он чуть не потерял сознание и не захлебнулся. А когда смекнул, что к чему, то, голый, выскочил из омута и во всю прыть помчался к родному дому по заполненной людьми городской улице, им стало легче. Напряжение и скованность от первого знакомства в стенах мордвиновского дома растаяли, как лед. У всех стало теплее на душе. И казалось, что их приятный разговор затянется еще надолго. Однако Валерий Иванович вдруг посмотрел на часы и, словно спохватился:

– Делу время, потехе час. Пора и за учебники. Нужно к завтрашним урокам подготовиться.

– А Вы что, тоже готовитесь? – не поверил ему Митя.

– А как же. Знания знаниями. Но повторение, как говорится, повторение, оно – мать учения. Помнишь Суворова?

– Это, какого? Того, что турков бил что ли?

– Его самого, Александра Васильевича. – Подтвердил учитель. – Впрочем, еще и задолго до него Архимед говорил, примерно, то же самое. Так что не будем пренебрегать советами древних. Давайте уберем посуду со стола и займемся уроками.

– У, – недовольно скривил рожицу Митя, – я хотел телевизор посмотреть, там сейчас футбол начнут показывать. Уроки я еще раньше выучил.

– Ну, если выучил, то хозяин барин. – Не стал возражать против желания мальчика, высказав ему свое доверие, Валерий Иванович. – А я все-таки пойду, почитаю конспекты с лекциями и учебник.

Он встал из-за стола, поблагодарил хозяйку за угощение, и ушел в отведенную ему комнату. Но полистав минут с пять конспекты и книгу, отодвинул их в сторону. Оставшись один, он снова со всей остротой почувствовал тоску по своей возлюбленной и нахлынувшее на него одиночество. Казалось, с этой душевной мукой не будет сладу. Что там в городе? Где и с кем в этот час его подруга? Думает ли она о нем или уже забыла его, подчинившись воле отца? Да нет, в такое трудно было поверить после всего, что у них было. После ее горящих и жаждущих глаз, горячих объятий и поцелуев, восторгов близости, наконец. Такое не забывается. И одним отцовским приказом не вырывается из души, словно куст цветущей черемухи из теплой почвы. Возможно, все еще поправится. Хотя в принципе, надежды на счастье с любимой почти ни какой.