– Извините, скоро моя электричка и мне пора идти, всех вам благ…
Пожилой поспешил вон из зала, а узбек растерянно смотрел ему в след. Да, он уходил, убегал от ответа… хотя до его электрички на самом деле оставалось не менее четверти часа и это время куда комфортнее было провести в хоть и плохо но все-таки отапливаемом зале ожидания, чем на промозглом ветру «гуляющим» по платформе. Он не хотел отвечать на этот естественный и весьма важный для южного человека вопрос, но совсем не существенный с позиции реалий русской ментальности. Ведь парой-тройкой предложений на него не ответить, пришлось бы объяснять столько всего, да и вряд ли бы узбек все это понял, и вовсе не от того, что он тупой или непонятливый. Просто, хоть он и родился, наверняка, еще в советские времена, но у его народа совсем иной генетический код, что и объясняет совершенно разные подходы к таким вроде бы простым понятиям как естественные человеческая потребность самосахронения.
Пожилой вышел на платформу и зябко ежась на ветру в полном одиночестве, поставил свою сумку возле столба и стал прохаживаться взад-вперед. Из головы не выходил тот самый вопрос, от которого он предпочел… бежать. «Да, если бы я как он попросил так вот начал бы там выступать типа, люди не сидите на этих железяках, вы рискуете все там себе застудить, в том числе и детородные органы… Да, меня бы в лучшем случае на смех подняли и посоветовали в дурдом обратиться. А то бы и морду набили, за то что людям мешаю отдыхать…». Далее мысли потекли сами собой, пожилой уже не замечал ни ветра, ни холода. «Все это понятно, у нас простой народ привык плохо жить, привык к наплевательскому отношению к себе начальства, чиновников. Так было всегда и в позапрошлом веке и в прошлом и в нынешнем, все эти борцы и революционеры ведь в конце-концов ничего не меняли, только сами на верх вылезали и оттуда так же на нижестоящих плевали, плюют и плевать будут. От отцов-дедов нам все это передалось и досталось, как и от нас нашим детям и внукам достанется. Но ведь они-то, южные, еще хуже нас живут и их начальство их так же, а то и сильнее презирает. Вон, какую жизнь им организовали, что они за тридевять земель вынуждены ехать в чужую холодную страну, чтобы заработать на кусок хлеба. И при всем при том у них сохранился инстинкт национального самосохронения, они прежде всего о потомстве думают, что видно даже из этой мелочи: они лучше лишний раз помучаются, но задницу ни за что студить не будут. Ведь, действительно им это с малых лет всем внушают: как бы ты плохо не жил, но потомство обязан оставить. А мы!? Да, начальники сволочи. Те, кто эти антивандальные скамейки придумал и внедрил, меньше всего думали, каково будет на них сидеть, а сами они не сомневались, что им и их близким на них сидеть никогда не придется, ведь то удел людей теснящихся на нижних ступенях социальной лестницы. Но сами-то люди, почему они о себе совсем не думают, как о своем здоровье, так и о потомстве!?»