Афган, любовь и все остальное

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Вот так, не зная этих деталей, отбыл на новое место службы. Имея в нычке двести долларов, и на личном счету двух убитых душманов. Кстати, их смерть в суете боя, и в дальнейшей суете службы, прошла как то стороной и меня сильно не задела. По крайней мере я об этом совсем не думаю. Теперь мои шансы остаться в живых уменьшились наверное вдвое. Покидал госпиталь со слезами на глазах. Ведь здесь я соприкоснулся с самой настоящей женщиной. Мне казалось, что жить без нее не смогу. И сердце замирает, когда вспомню, как мы плещемся под дождиком душа. Как она смеется счастливо. А забравшись на маленькую скамейку, становится на голову выше меня. И я взрываюсь от страсти, когда она прижимает мою голову к своим маленьким и упругим шарикам, и они неподатливо плющатся о мое лицо. Гоню эти воспоминания, чтобы не сойти с ума.

Вот и третий этап моей службы. Первые два: учебка и госпиталь проскочили вроде бы как благополучно. И за спиной скоро как год службы останется. Впереди полная неизвестность. Понятно лишь одно, на новом месте, ну ни как лучше не будет. Первые два хоть и были насыщены событиями, но получились довольно короткими. Интересно на сколько следующий затянется. И не сократит ли его пуля. Что-то я все больше становлюсь суеверным. Боюсь, вот от этого и мысли подлые лезут в голову.

В расположение роты артиллерийской разведки добрался только на пятые сутки. И то, благодаря вертолетчикам, которые взяли меня на перегруженный продуктами борт. Лететь надо в горы, и каждый килограмм на вес золота. Но все вроде обошлось, долетели благополучно. Вот и новое мое место службы. Площадка в горах километр на два. Столовая, штаб, два офицерских домика и казарма для солдат. Больше похожая на громадную палатку. Деревянный каркас затянут двухслойным брезентом. Вокруг горы, дико и пустынно. И не видно ни каких пушек. И я вроде бы как уже не десантник, а артиллерист. Вертолет сел прямо у штаба. Идти докладывать о прибытии не надо. На месте два офицера и десяток солдат. Старший по званию майор. Своей чернявостью напоминает первого командира. Обращаюсь к нему:

– Товарищ майор, сержант Боровиков прибыл для дальнейшего прохождения службы. – майор козырнул в ответ, пожал руку.

– Помогай разгружать вертолет, сержант. А потом вот к нему, старшему лейтенанту, начальнику разведки. В его распоряжение. – к старлею так к старлею. И я принялся вместе с солдатами таскать из брюха «вертушки» мешки и ящики. Рис, гречку и тушенку в столовую. Ящики с патронами в штаб. Через час получил койко-место в казарме и должность помкомвзвода у старшего лейтенанта Иванцова. Не понимаю что к чему. Какой на хер взвод, если вся рота чуть больше этого самого взвода. Чувствую, что служба будет еще та. Предыдущая раем вспомнится. Но самое удивительно, здесь знали все что произошло в госпитале. Я можно сказать героем прохожу. Ну по крайней мере за обстрелянного бойца. Вот значит откуда рукопожатие майора и приказ до утра отдыхать, приводить себя в порядок, осваиваться. А что тут осваиваться то, все просто и понятно. На ужин перловка с тушенкой и крепко заваренный сладкий чай. В общем то не плохо. Офицеров двое. Майор Сапожников командир этой дальней точки. А старлей командир раззведвзвода, в котором тридцать семь человек. Экипаж вертолета сам по себе. У них отдельный домик, в котором обитает прапор – радист, и по совместительству он же начпрод. В этом самом домике офицеры устроили крутую пьянку. К застолью допущен прапор, который каждый час мотается за тушенкой в столовую. Он у них видно за гонца. Кто-то в темноте казармы зло выругался:

– Жратву пидоры пропивают. Опять через день на голимую крупу сядем. – и было в этих словах столько ненависти, что сразу подумалось, как с такими солдатами в бой идти. Отношения тут явно натянутые. А как иначе, если офицеры на своем личном примере показывают бойцам как не надо делать. Но я сержант, командир, и потому твердым голосом приказываю:

– Прекратить разговоры. Команды «Отбой» не слышали? – больше комментариев не было, уснул. А в шесть утра меня тронул за плечо дневальный:

– Товарищ сержант, без пятнадцати шесть. – ничего не пойму, таращусь спросонья. Не понимаю почему солдат не орет команду «Подъем».

– Ну и что? —

– Вам приказано в шесть утра подъем играть и выводить взвод на зарядку.

– Кто приказал? – глупее вопроса задать не мог.

– Майор. – вскакиваю, натягиваю брюки и сапоги. Дневальный рядом, ждет приказаний. В казарме удивительно тепло. Две небольшие печки, сложенные местными умельцами из обычного камня, дают неплохое тепло.

– А где ваш сержант?

– Месяц назад ранен и отправлен в Кабульский госпиталь. – значит и здесь стреляют.

– Понятно. А как зарядка обычно проводится?

– Последнее время у нас ее не было.

– Последнее время это сколько?

– Месяца три, а то и больше.

– Как месяца три, если сержанта всего месяц как нет?

– Так он с офицерами бухал. И в последнее время очень сильно.

– А подъем всегда в шесть утра?

– Всегда. Все по уставу.

– Устав знаем, а зарядку не делаем. Играй подъем и всех на улицу. – дневальный тонким голосом, и как то не очень солидно прокричал «Подъем», солдаты вяло зашевелились. Думается мне, что устав и в этом плане не соблюдался. Через целых пять минут тридцать два «гаврика», поеживаясь от холодного ветра, зевая, стояли в строю. «Дедов» нет, это уже хорошо. Самые старые отслужили чуть больше года. Я избежал «дедовщины», мне повезло. И не собираюсь ее тут культивировать. Но как командира, заставлю себя уважать. Тридцать два в строю, пять в наряде, боевая работа началась. Прохожу вдоль строя, смотрю каждому в глаза. Они должны увидеть во мне командира. Обыкновенные пацаны, разведчики японо – мама. С первого взгляда они не похожи на людей знакомых со спортом. Может это мне кажется. А на самом деле бойцы орлы – соколы. Вот сейчас и определю кто летает, а кто ползает. Командую:

– Направо. Бегом за мной марш. – первый мой марш-бросок по периметру точки. На износ, кто сколько сможет. Посмотрим в деле артиллерийских разведчиков. А смотреть было не на что. Один круг, а все уже красные и потные. Дышат ртом, просто задыхаются. Ничего, стерпится – слюбится. Второй круг быстрым шагом. И третий снова легким бегом. Хорош, на сегодня, а то весь личный состав взвода будет на ближайшие сутки не боеспособен. Еще десять минут помахали руками, десять раз присели. Приказываю всем разуться. Так и есть, у половины стерты ноги. Вот уроды, не первый же день служат. Так и хочется портянкой по мордасам пройти. Хотя причем тут они. Такие значит у них командиры были. Нас-то в один день этому научили. Когда делали зарядку, краем глаза заметил майора, выглянувшего из домика. Видно удивился шуму на вверенной ему территории. Зарядка закончена. Бойцы занимаются водными процедурами. Четыре ведра воды на весь взвод. Зубной пасты нет. И мыла с таким количеством воды не надо. Вот тебе и желтуха, бич нашего ограниченного контингента. Живут, как в пещере. На завтрак гречневая каша с жиром от тушенки. А чай снова крепкий и сладкий. Это уже плюс. На построении проверяю внешний вид бойцов, который на два с минусом. Все просто элементарно грязные. На построении ни майора, ни старлея. Я было сунулся к последнему на инструктаж и был в упор не понят. Ты сержант, вот и занимайся боевой и политической подготовкой. Тебе с ними на боевые ходить. Все понятно. Спасение утопающих, дело рук самих утопающих.

День прошел быстро, в суете. Расписал наряды. Потом проверка и чистка оружия. Разборка и сборка автоматов на время. И опять результат нулевой. Офицеры проводили вертолет и снова засели в домике. Правда майор нашел для меня минутку, сказал по-простому:

– Готовь ребят сержант, тебе с ними служить. Я скоро отбываю, а Иванцов человек пропащий. Так что действуй по своему усмотрению, тебе и карты в руки. Мешать не будем. Пока все правильно делаешь. – это для меня хорошо. А вот то, что прапор таскает тушенку на закуску, это плохо. Но тут не моя компетенция. Еще день – два и перейдем на макароны с крупами. А с таким питанием какие могут быть серьезные нагрузки. А вообще-то не понимаю зачем нужна эта точка. Может повезет и просижу тут тихо и спокойно до конца службы. Хотя в это что-то слабо верится.

Прошла неделя. Службой кроме меня никто не заморачивается. Прапор с таким рвением таскал тушенку на закуску, что наше питание теперь исключительно вегетарианское. Крупа и макароны. Старлея почти не видно. Майор час в день отирается в штабном домике, так сказать службу выправит и тоже залегает. Кажется спирта у них предостаточно. Через неделю, у протрезвевшего майора выяснил стратегическое назначение нашей роты, находящейся вдали от всего и вся. Оказалось, что среди солдат десять человек корректировщики и пятеро радисты. Остальные для обеспечения охраны этих самых специалистов. И когда потребуется, сформируется боевая группа, которую высадят куда следует наводить огонь артиллерии или авиации. В основном авиации. Сейчас пока затишье, а когда закрутится боевая работа, сюда подбросят десантников, спецназовцев вместе с офицерами. А то что в глуши расположены, так это правильно. Ближе к врагу. Вон до пакистанской границы всего сто километров напрямую. Откуда вся нечисть душманская и ползет. Майор зло выругался непонятно по чьему адресу. То ли этих самых душманов, то ли по поводу проклятой службы, в которой снова провал. Спирт закончился.

Прошел месяц. И вот уже конец марта. Все пока тихо, и ни о какой боевой работе речь не идет. И слава Богу. Дни стали длиннее и жарче, и время покатилось еще медленнее. В этом скучном однообразии тянем армейскую лямку. Подъем в шесть утра, и пока не накрыла дневная жара, вместо зарядки, до девяти утра таскаем воду. А это метров триста по узкой и крутой тропинке к небольшому ручейку, вытекающему откуда-то из скал. Емкость – бак почти на тонну, завезенный всего две недели назад вертолетчиками, теперь всегда полный. По крайней мере один раз в день, когда под вечер спадет жара, можно слегка облиться водой и немного постираться. Из боевой подготовки только бег на десять километров и сборка – разборка оружия на время. Две составляющие нашего здесь выживания: бег-ходьба на дальнее расстояние и меткая стрельба. Без этого мы просто ходячие мишени случись боевой выход. А он будет обязательно. Майор со старлеем не вмешиваются. Они даже как то спокойнее стали. А что волноваться то, если служба можно сказать катится почти по уставу.

 

Меня сначала удивляло, что в нашем взводе, именуемом ротой, всего два офицера и один сверхсрочник. А теперь по прошествии двух месяцев понятно, смысла нет сюда больше людей направлять. Тем более командный состав, которого и так не хватает. Боевой работы мало. Точка вдали от начальства, служит больше как склад для керосина. А от скуки и полной бесконтрольности офицеры практически спиваются. Сидеть безвылазно год, а то и больше с видом на голые скалы занятие не для слабонервных. Да к этой скукоте еще и прямая опасность. Не один боевой выход без потерь не обходится. Ведь со стороны Пакистана чуть не строем валят подготовленные террористы. Которым как говорится, палец в рот не клади. Так что умные офицеры избегают нашу точку, как черт ладана.

Жара, однообразная и не вкусная еда. Каждый день одно и тоже. Вертолета уже нет месяц, и наше командование без спирта просто изнемогает. Чтобы не скиснуть от этого однообразия, делаю упор на физическую подготовку солдат. Так как на огневую у нас просто – напросто нет достаточного количества патронов. Идиотизм полный. Советская армия одним словом. В день понемногу – полегоньку, наматываем до двадцати километров, изучаем окрестности. Три раза уходили группой по двенадцать человек далеко за ручей. Это уже слегка напоминает боевые выходы. Одна радость, чая и сахара много. Чай по крепости, сравнимый разве что с чифиром, катит без ограничения. У многих любителей такого напитка, лица стали почти черными.

Третье апреля. Майор торчит в штабе у рации. Все пытается видно вертушку вызвать. А старлей без «газа» совсем запсиховал. С утра палил из автомата черт знает куда. Потом, ближе к обеду, попытался гонять солдат строевой. Когда он это начал изображать, то у бойцов на лицах отразилась откровенная ненависть. В этот момент он для них наверное хуже душмана. Надо это как то прекращать, а что делать не знаю. К счастью сам Иванцов уловил пару – тройку таких зырканий, усмирил свой пыл и отвалил наконец, предоставив мне сглаживать острые углы. На мои кроссы бойцы пока что не ропщут. Понимают, это для элементарного выживания. Попытался было скрасить однообразие занятиями по рукопашному бою. Но и как в случае с Иванцовым был не понят. Правда от ненависти не зыркали, но выражали полное равнодушие к изучению приемов. Не хотите, не надо. На гражданке это бы лишним не было. А вот перед майором настоял, не поворачивается язык назвать его командиром, что бы два раза в неделю каждый боец отстреливал по десять патронов. На оборудованном стрельбище в сторону гор, стреляем на сто метров одиночными. Двадцать выстрелов в неделю – это преступно мало. Но и эта малость не позволяет солдатом забыть основы стрельбы. Хотя многие и этими азами не владеют.

Двадцать второго апреля прилетел вертолет. Привез мало продуктов, и на удивление много патронов. Кстати, вертолетчики привезли план боевой работы. И в частности задание на выход в горы. Через три дня надо высадить группу из десяти человек далеко на юг. Почти к самой пакистанской границе. Предстоит корректировка целей. Там где то идет караван с оружием. Его надо отследить, и навести на него штурмовики. То, что я пойду старшим, узнал за три часа до вылета. Должен был идти Иванцов, но он ни какой. Пьяный в усмерть. И как он говорит, со слов майора, ему на эту боевую работу насрать, наплевать и растереть. Пусть ему сначала мама – Родина даст отгулять отпуск за год с лишним, а уж потом вякает о каких-то дебильных боевых заданиях. Да и сам майор понимает, что нельзя доверять людей человеку с расшатанными от спирта нервами. А пьяному тем более.

Двадцать пятое апреля. Мой первый боевой выход. В группе из одиннадцати человек два корректировщика и два радиста. Мы обязаны беречь их, как зеницу ока. Ну корректировщики еще так себе, а вот без радистов никуда. Потеряем их, как ту же «вертушку» вызовем. Все в группе, кроме меня, отслужили по полному году. Но по сравнению с ними, я чувствую себя матерым разведчиком. И что самое удивительное, я в душе совсем не против повоевать.

Что можно сделать за два часа до вылета? Многое, если отнестись к делу с полной ответственностью. Задание рассчитано на пять суток максимум. Значит продукты берем на десять. Этому противится конкретно прапор. Ему тушенка здесь нужнее, и хрен ты его переубедишь. Зато он не против дать нам рису без ограничения. И просто звереет, когда я прошу накормить солдат перед вылетом по-человечески. А для этого надо выдать каждому по банке четырехсотграммовой тушенки и банке сгущенки. Говорит ничего не знает, от майора он таких приказов не получал. Вот сука, урод конченый. Легкий тычок в дыхалку. И удар ребром ладони слегка по шее помогли понять прапору, как он не прав. Эти два весомых аргумента решили спор в мою пользу. Сверкает глазами что душман дикий, но продукты выдает. А галетами мы снабжены вообще на месяц. Не могу отказаться от ручного пулемета. ПК с дисковым магазином штука хорошая. На четыреста метров легко достает. Хоть и жрет боезапас, что бык помои. Правда нет пулеметчика стоящего. Но это ничего. Пулять в белый свет, как в копеечку, и дурак сможет. Не даст противнику расслабиться. А чтобы патроны не жалеть, каждому бойцу к его четырем запасным магазинам, еще и по диску к пулемету всучиваю. Для усиления огневой мощи группы беру СВД, обмотав ствол новыми портянками. Снайпера у нас нет. В этой роли я сам лично. Две трети нашей роты до сих пор не освоилась с портянками. Ковыляют с натертыми пятками. Тупят конечно. И сейчас на этих счастливчиков с завистью поглядывают мои бойцы. Майор дает последнее наставление:

– Задание простое. Вас высадят за десять километров до места. За ночь, по темноте выйдете в точку, замаскируетесь и закрепитесь. Наблюдайте и ждите. Когда караван появится, дадите сигнал по рации. Авиация отработает, посмотрите результат. Доложите и ждите вертушку. Вот и все. Карту изучил?

– Так точно. – я все это уже слышал десять раз. И видно этими бесчисленными повторениями майор пытается доказать себе и успокоить нас, что в этом задании нет ничего сложного. Простая обыденность, с которой справится легко и просто сержант вместо офицера.

За два часа до темноты поднялись в воздух и взяли курс на юг. И уже через час были на месте. Командир вертолета, совсем молоденький, белобрысый капитан, обещал нас забрать через трое суток. Трое так трое, а там как получится. Пока совсем не стемнело, делаем рывок в нужном направлении. Осмотримся по ходу движения. Чем скорее уйдем с места высадки, тем лучше. Растянулись, дистанция друг от друга пять метров. Четные смотрят направо, нечетные налево. Я первый, значит смотрю вперед, задаю темп, выбираю дорогу. А она лежит через небольшое ущелье. Это где то километров семь. А потом резко вверх, на высокий, но довольно пологий хребет. На его вершине нам надо найти такое место, откуда должно хорошо просматриваться другое ущелье. Которое не миновать никому, вокруг отвесные скалы. Вошли в ущелье и сразу потемнело. В горах вообще ночь быстро наступает. По теории все было просто и понятно. А вот сейчас, в темноте, все выглядит совсем по-другому. Да и страшно, что там лукавить то. Теперь мы идем плотно. Интуитивно сбились в группу. И у меня почему то не хватает духу отдать команду держать дистанцию. Когда все рядом, вроде и не так боязно. Вокруг черные скалы, которые давят тебя морально своей угрюмостью. Ты кажешься себе таким маленьким и беззащитным на фоне их величия. И если что, они нам не помогут. Ведь это не наши, это чужие горы. Медленно, шаг за шагом, почти за три часа выбрались на склон. Поднялись метров на триста вверх и сделали первый привал. Разрешаю съесть по галете и сделать по глотку воды. Вода в этой стране дефицит. И мы совсем скоро будем рады любой луже. Слава Богу, что у нас есть приспособы – фильтры. Но пока эта самая живительная влага не встретилась.

Если по прямой, то до вершины всего километра три, не больше. Но по прямой не получается. Обходим многочисленные расщелины, выверяя каждый шаг. Не дай Бог кому то ногу подвернуть. А это в кирзовых сапогах раз плюнуть. Только подумал, и оно случилось. Радист Костя Загайнов с рацией за спиной подвернул ногу и тяжело завалился на бок. Говорит что-то в колене хрустнуло. Перекурили двадцать минут, отдышались. Колено у парня распухло, на ногу наступать не может. О дальнейшем движении вперед не может быть и речи. Принимаю решение разделиться на две группы. А для начала уходим как можно дальше вверх. Это легко сказано уходим. Мы просто ползем. Два бойца поддерживают радиста под руки. Только через два часа нашли приемлемое место для стоянки группы. Сверх нависает скала, как бы образуя пещеру. По крайней мере при дожде на голову капать не будет. Укрытие метра на полтора. А если выдвинуться чуть вперед, открывается вид с сектором обзора на двести пятьдесят градусов. Здесь останутся четверо. Оставляю им часть продуктов и снаряжения. Пойдем налегке. Приказ замаскироваться, следить за обстановкой. Надо бы оставить старшим Филлипка, но он в моей группе нужнее. Назначаю старшим Толю Макагона. Боец так себе, ни шатко, ни валко. Но он с Украины. Обещаю, если все пройдет тихо и гладко, представлю его в сержанты. Винтовку и пулемет оставляю. Боезапаса беру по минимуму. Всего по шестьдесят патронов на брата. Продукты на трое суток.

Думал за часик проскочить до места, а не получается. Движение очень медленное по темноте. И мы нагружены прилично. Автомат с одним запасным магазином. Зимний бушлат. Три банки тушенки и десять пачек галет на человека. По килограмму сухого риса. Плюс по две фляжки воды. Это наше питание на трое суток. Навьючились что верблюды. Правду говорят, что десантник один час орел, а все остальное время верблюд. Кстати, мы хоть и артиллерийская разведка, а числимся за десантом. Так что парашютики в петлицах не пришлось менять на пушки. Я по-прежнему в войсках «дяди Васи».

В три ночи делаем привал на двадцать минут. Только за тем, чтобы восстановить дыхание. Доберемся до места, вот тогда и подкрепимся основательно.

На вершину вышли только в пять утра. Прошли по хребту еще километр, пока не нашли укромное место между двух громадных валунов. Они нас отлично прикрывают с двух сторон. А утром между ними можно натянуть плащ-палатки от солнца. Отсидимся здесь оглядимся, а уж потом будем искать место для постоянного лагеря.

С рассветом начали движение. Я впереди, метров за тридцать от основной группы. Так надежней. Не верю я в выучку своих бойцов. Замыкает наш отряд Коля Филипов. Он и посообразительней остальных, и к службе относится вроде бы как не к каторге. По кроссам первый, и стреляет прилично. Сколько еще времени потребуется, чтобы натаскать бойцов хотя бы до его уровня. А это уровень в общем то молодого бойца, и не больше. Он единственный на кого я могу хоть как то положиться. Было бы у солдат желание служить, обучаться, тогда другое дело. Может что-то и быстрее получилось. Не понимают, что хорошая подготовка – это их жизнь. Все время не получится на дурака проскакивать. Столкнувшись с армией, я все больше разочаровываюсь в людях, которые являются ее основой. Сколько уже офицеров повидал за свою короткую службу, и только майор Кречет из ЗАБВО образец воинского долга, эталон офицерства. А большинство как были в школе троечниками, так ими и в армии остались. Вот и этот боевой выход возглавляю я, сержант без году неделя. Веду людей туда, откуда вполне возможно не вернуться. Попутно набираюсь опыта, напрягаю мозги, чтобы предусмотреть все возможные неприятности на нашем пути. Полтора часа в дороге, а прошли чуть больше километра. Много расщелин, которые приходиться обходить. Мы в горах, и никто не имеет представления о горно-альпинистской подготовке. Все правильно. Проще еще прислать новых солдат, чем полгода, а то и больше тратить время на их обучение.

Через два часа первый привал и завтрак. По две галеты на человека и по два глотка воды. Сколько уже прошли, а воды не обнаружили. Это пожалуй станет нашей главной проблемой. Вышли на место только к десяти утра. Выход из ущелья просматривается, но довольно плохо. И по склону дальше не пройти, там такая расщелина, которую обходить день надо. Пришлось спуститься километра на два вниз, оставив за спиной стратегическую высоту. Наконец нашли приемлемое место. Наблюдать можно фактически из лагеря. Участок дороги открылся длинной почти в километр. Обустраиваемся, продукты все на плащ-палат ку, фляжки с водой тоже. Все делю на равные пять частей. Пять суток придется провести на голодном пайке. А по воде через день – другой сделаем дальнюю разведку. По темноте спустимся чутка в долину, к дороге.

 

Один боец наблюдает за выходом из ущелья и дорогой. Другой смотрит за склоном откуда мы пришли. Безопасней конечно остаться бы там наверху. А для дела надо спуститься еще ниже. Так что пусть будет золотая серединка. Тут и мой первый прокол высветился, взяли мало продуктов. А ведь я об этом думал. Надо бы брать в два раза больше. Грузить на солдат еще килограмм по пять без жалости. Хотя кто бы мне дал консервы то? А для риса воды нет. Разложил продукты в пять рюкзаков, четыре из которых завязал накрепко. И пообещал пристрелить любого, кто попытается съесть лишнее. На день получается банка тушенки на двоих, а это грамм по двести чистого мяса. И пачка галет на одного. А вот воды всего двести грамм на человека в день. В общем то паек вполне приличный. Ведь работать никто не будет. Лежи себе и пялься в бинокль. Этот склон теневой. Вполне возможно что в какой-то расщелине вода и сохранилась. Будет вода, можно сварить рис, которого у нас достаточно. А пока занимаемся обустройством и маскировкой нашего лагеря. Из камней и плащ-палаток делаем что-то наподобие пещеры. Вполне приемлемо от палящего солнца днем, и холодного ветра ночью. Для меня наша безопасность важнее всего. В глубине души мне наплевать на задание. Главное не нарваться на противника, вернуться живыми-здоровыми. На бойцов глянешь, так у них вид страшно замученный. Прямо с ног валятся. Вот уроды, вернемся на базу будете у меня по пятнадцать километров бегать каждый день в полной выкладке. Я этот свой прокол точно ликвидирую.

Расставил посты, всем спать. Смена час через два. Первые сутки прошли спокойно, а к утру начался легкий дождь. Туча накрыла нас, видимость исчезла. Вот это как раз тот случай, которого я боялся. Все, вроде бы дошли. Наблюдай себе спокойно, вызывай огонь на цель. А теперь будем здесь загорать, пока не откроется вид на это проклятое ущелье и кусок дороги перед ним. Когда эта туча сползет с нашей горы, кто ее знает? И дождь такой, что и воды то не наберешь. А вот через какой-то час вся одежда уже на тебе воблая, несмотря па плащ-палатку. И радисту эта туча создает помехи, не может связаться со штабом. Хотя нам туда нечего доложить. Еще один день прошел в томительном ожидании. И дождя толком нет, воды не набрать. И не черта не видно. Тучи постоянно цепляются за этот склон. Надо спускать ниже, что в конце концов и пришлось сделать. Штаб отдал такой приказ. По темноте спустились на километр. Мы совсем недалеко от дороги. Место нашли удобное, за огромным валуном – утесом. Ни с одной стороны нас не видно. Вот только наблюдателям придется выдвигаться на пятьдесят метров в сторону и вверх. И еще одна удача, нашли в расщелине целую лужу воды. И сразу организовали горячее питание. На сухом спирте сварили рис, залили его тушенкой и славно отобедали. Еще три котелка вскипятили и долили фляжки. Теперь новая проблема. Такими темпами сухой спирт быстро кончится. А он дефицит и на базе. Что за служба, одни проблемы. Пить сырую воду категорически запрещаю. Это гарантированная желтуха, и ни какие фильтры не помогут. Бойцы пока не ропщут, за командира меня признают. Еще не было случая, чтобы кто-то не выполнил моего приказа. За это командирство я обречен на полное одиночество. Начни только по нормальному общаться с бойцами, как грань невидимая сотрется мгновенно. И ты станешь для них своим, с которым можно и спорить, и приказ не выполнить. Так что наше общение только на языке приказов и ни как иначе. Ни какого «базара», только короткие и понятные команды, как с собаками. Почувствуют слабину, сразу сядут на шею. А я должен быть для них только командиром, свирепым сержантом, приказы которого закон. Мне в этом вопросе лишний головняк не нужен.

Пошли третьи сутки. Днем время идет побыстрее. В мощный, двенадцатикратный бинокль осматриваю серые скалы, пустую дорогу, уходящую в ущелье. Время подумать много. И совсем не сложно прийти к определенным выводам. Допустим мы увидим караван из нескольких машин, пускай даже с оружием. По такой дороге у него скорость где то километров десять в час. Мы доложили в штаб. Артиллерия сюда не достанет. Значит будет задействована авиация. Штурмовики прилетят через час в лучшем случае. За это время караван выйдет из ущелья и окажется на виду. Но это при отличной видимости, по-светлу. Так почему бы мне завтра под вечер не доложить о появлении этого самого каравана. Не верится мне, что наши разведчики прямо так четко отслеживают цели. И кто их знает этих караванщиков, когда они пойдут. Где, и сколько этих самых караванов будет. Доложу за два часа до наступления темноты. А там пусть сами разбираются. Я видел, вот и все. Вполне возможно, что летчики кинут пару – тройку бомб на дорогу и доложат, что караван уничтожили. Всем хорошо. С другой стороны мы вполне можем проходить за контрольную точку. И появившемуся каравану приготовят сюрприз где то в другом месте десантники или спецназовцы. Это вполне реально. Ведь мы задействованы исключительно в качестве наблюдателей. Но опять же, наши ни за что не станут все усложнять. Несколько групп высадить для начальства проблема. И если бы хотели взять караван десантом, высадили бы вместо нас их для засады. Так что рискну, проверю свою теорию на деле. Ну что мне сделают? В крайнем случае лычки сорвут. А это мне уже не страшно, я не салага какой то. Решено, завтра под вечер доложу что появился караван. Мол двенадцать навьюченных мулов и столько же людей. Проверю, нужна ли штабистам наша информация. По любому какая-то реакция будет. Главное, чтобы меня бойцы не рассекретили, и не сдали по прибытию на базу. Принял решение и сразу на душе стало спокойней хоть от какой-то определенности. Нас-то по любому вывозить отсюда надо, продукты фактически кончились. А в итоге не выполнение задания со всеми суровыми выводами. А так есть шанс всем получить свои плюсы. И летчикам, и штабистам, и конечно нам, голодным воинам России. Днем изнывающим от жары, а ночью дрожащим от холода.

Следующий день почти полностью наблюдаю, прямо сросся с биноклем. Просто отличник боевой и политической подготовки. Кстати, у нас нет замполита. Вполне возможно его обязанности возложены на Иванцова. И тот с успехом их пропивает. Мои солдатики маются от безделья и голода. Пытаются спать, но не получается на голодный желудок. Да и выспались уже. Только радист по-боевому, все возится с рацией, постоянно ее настраивает. Все правильно, цель может появиться в любой момент. Она появилась, как я и планировал, в шестом часу вечера. Сомневаюсь только в одном. Сколько назвать навьюченных мулов, чтобы было похоже на правду. Останавливаюсь на одиннадцати, потому что это моя любимая цифра. На месте скажу, что могло быть и больше. Мол день наблюдал, не доверяя никому. Вымотался, вот и возможно пропустил голову каравана. Тормошу радиста. Четко доложил о предполагаемом противнике. Штаб подтвердил, донесение приято. Снова занимаю позицию с биноклем. Бойцы оживились, все ждем что будет. А солнце уже над горизонтом. Через час, ну чуть больше, резко потемнеет.

Удивительно, но все произошло точно так, как я и предполагал. Пара «Сушек» прилетела почти по сумеркам. Сделали два захода. По второму отбомбили горную дорогу на той стороне ущелья. Две сходящиеся горы отличный для них ориентир. А бомб то они сыпанули мало. Мы слышали всего четыре взрыва. Все отлично. Снова доложил в штаб о произведенной, прицельной бомбардировке. А заодно и о кончившихся продуктах. Через час нам приказали сниматься. Идти в сторону высадки. Как прибудем на место, доложить. Вот суки, какая им разница откуда нас снимать. Ну пролетит вертолет на десять километров больше. В общем это не моего ума дело. Надо готовиться к переходу. На остатках спирта кипятим воду, доливаем фляжки. И варим остатки риса, которого на завтра уже не хватит.